Фрагменты истории местечковой семьи Бендиткис.
Часть пятая. Не забыть...

  Днём 4 июля 1941 года мама с двумя детьми, с двумя чемоданами, впопыхах набитыми тем, что под руку попало, в состоянии полной растерянности от невозможности связаться с мужем, без которого до сих не предпринимались никакие серьёзные действия, была посажена другом семьи Кудишем вместе с его семьёй в вагон последнего поезда, увозящего из Бердичева оборудование завода "Прогресс". К этому времени по подсказке Кудиша уже эвакуировались мамины мама, брат и сёстры с детьми и папины сёстры с их семьями, кто как смог, так как об организованной эвакуации евреев и речи не было... Необходимо отметить, что к этому времени у мужа старшей папиной сестры, Бети, после тяжелой болезни были ампутированы обе ноги. Из нескольких мешков Бетя сшила подобие большого рюкзака, и так носила мужа за спиной... Предварительно все договорились вести переписку через московских родственников.

  На полпути до Казатина поезд вдруг остановился, послышался гул самолётов, далёкие взрывы, близкая пулемётная стрельба. Мальчишки прильнули к окнам, а мамы тянули их назад... Стреляли зенитные пулемёты воинского эшелона, стоявшего на соседнем пути. Самолёты улетели, стрельба прекратилась...

   До Харькова добирались почти неделю, с пересадкой. Там, наняв грузчиков с тачками, обе семьи разошлись по своим родственникам в ожидании встреч с мужьями, обменявшись адресами для переписки. Квартира маминой тёти была крохотной, более двух дней ночлега в коридоре выдержать не смогли, и на третий день перебрались в эвакопункт, организованный в одной из школ, сообщив об этом семье Кудиш.

   Это можно назвать чудом, что после фактического прекращения железнодорожного сообщения с Бердичевом, за двумя сотрудниками отдела рабочего снабжения 6 июля был послан паровоз из Казатина... И таким образом мой будущий отец и его друг Кудиш вечером этого дня смогли найти себе место на открытой платформе эшелона,   вскоре отправившегося из Казатина в путь на восток. Не прошло и получаса с начала движения, как начался налёт немецкой авиации, бомбы повредили пути, поезд остановился, пассажиры в страхе бросились в лесопосадку, и теперь уже лётчики переключились на людские цели... Появились первые жертвы, осколком бомбы был тяжело ранен в грудь бердичевский сосед моих родителей. Налёт прекратился, из-за начавшегося ремонта путей на соседнем пути остановился санитарный поезд, в него погрузили пострадавших. Ремонт закончился, и эшелон продолжил свой путь...

  Обогнув Харьков, эшелон доставил эвакуированных в Ставропольский край. Отца и Кудиша распределили в посёлок Благодарное, работать в колхозе. Председатель колхоза завёл их на первое время в дом к одинокой женщине, велел пока отдохнуть... Утром второго дня Кудиш отправил в Харьков телеграмму, на следующий день получил ответ от своей жены с уточнением, где находятся Бендиткисы... С этой телеграммой отец и Кудиш зашли к председателю колхоза с просьбой о разрешении им поехать в Харьков за их семьями. Председатель колхоза выразил им сочувствие и поддержку и написал письмо-отношение начальнику железнодорожного вокзала с просьбой оформить необходимые проездные документы и посадить их на соответствующий поезд.

  В Харькове, встретившись с женой и детьми, отец отметился, как и было положено, в эвакопункте и в управлении железной дороги, и вскоре семью направили в Саратов. Все вместе поехали туда, жили, где придётся, в каких-то пристройках к вокзалу, благо было лето, пока отец не получил направление в село Ахтуба, бухгалтером сельсовета. Пассажирские поезда ходили редко, три дня ждали билеты... В Ахтубе сняли комнату в доме одной старушки. Там прожили почти всю осень, и об этом времени мой брат Ося вспоминал, как о самом приятном за все годы эвакуации... Была приятная погода, еды было вдоволь, несмотря на карточную систему, так как был большой урожай сладких арбузов, на рынке их продавали очень дёшево... Из писем родственников узнали, что мамину мама Ханну, сестру Полю с ребёнком и сестру Цивью эвакуировали в Березняки на Урале, а старшую сестру Риву с дочерью эвакуировали на Северный Кавказ.

   А затем вдруг в один из выходных дней за отцом приходит грузовик, шофёр вручает ему предписание немедленно отправиться с ним в город Чкалов для участия в комиссии по оформлению ликвидационного баланса Винницкой железной дороги. Написав заявление на увольнение, отец отдал его жене с портфелем, в котором были все бухгалтерские документы с просьбой всё на следующий день отдать председателю сельсовета. Проверив, нет ли в портфеле чего лишнего, мама с двумя детьми утром передала его председателю. Внимательно всё изучив, тот вытаскивает на стол журнал учёта карточек на продукты питания, и говорит: " Женщина, вы мне отдали все ещё не распределённые карточки до единой. Неужели вы думали, что я бы вам хоть слово сказал, если бы там чего-то не хватило..." Но мама ответила, что по другому не может...

  А в Чкалов из шести вызванных туда бывших сотрудников Винницкой железной дороги (Казатинское и Бердичевское отделения относились к ней же) приехал только отец. Пришлось ему самому составлять требуемый баланс... И теперь его из Чкалова направили на работу на железной дороге в пригороде города Орска. Вернулся в Ахтубу за женой и детьми, и все вместе поехали к новому месту работы отца. Всё в снегу, очень холодно... Первую неделю пришлось провести на вокзале Орска, старшему брату запомнился какой-то хруст под ногами. Оказалось, что так хрустят ... вши... Наконец, им выделили большую комнату в длинном бараке. Познакомились с соседями, большинство из них работало на большом заводе "Южуралмашстрой". Ося и Миля быстро сдружились с другими детьми.

   Еды было немного, карточная система выделения продуктов сказывалась, снова семью стала выручать работа отца на железной дороге. Почти весь получаемый им там обед он складывал в прихваченную из дома кастрюльку, и дома это делилось на всех. Ося пошёл в школу, учёба позволяла как то отвлечься о мыслей об еде. Когда школьникам давали пирожки с ливером, это поглощалось немедленно, несмотря на иногда просто жуткий запах...

  В феврале 1942 года отца призвали на службу в армию. Снова отдал он жене своё обручальное кольцо, ушёл в военкомат, и вместе с другими призывниками попал в город Соль-Илецк. В его военном билете было записано "Непригоден к строевой службе из-за неоперабельной двусторонней грыжи"... В Соль-Илецке его первым делом прооперировали (мало ли что "на гражданке" врачи пишут...). После двух недель пребывания в госпитале направили в учебный полк формирующейся 196-й стрелковой дивизии. Помимо общих для всех новобранцев процедур (марш-броски в любую погоду, стрельбы, рытьё окопов) на всю жизнь запомнил, как им утром давали по большой селёдке, а пить почти до вечера не давали... Старшина мотивировал это необходимостью приучать свой организм к нехватке воды. "Это война, а на войне всё может случиться"...

   После призыва отца на военную службу мама устроилась на работу в подсобное хозяйство завода. Там были большие поля, на которых выращивались овощи, огромные склады для хранения, и немалого размера теплицы. Милю перед работой отводила в подобие детского сада, откуда он всё норовил сбежать домой. Сообщения от родственников становились всё тревожнее. В ответ на многочисленные запросы о судьбах мужей Ривы и Поли пришли ответы, что они "без вести пропавшие"... Из-за какой-то эпидемии и полуголодного существования заболели мамина мама и все, кто был с ней. Поля и Цивья справились с болезнью, а Ханны и Кима, сына Поли, не стало. Узнав об этом, мама сразу позвала сестёр к себе, и в конце зимы сёстры переехали в Орск и стали все вместе жить в одной комнате. Поля и Цивья тоже устроились на работу в подсобном хозяйстве. Рассчитывались там с работниками овощами, это помогало как-то выживать... С середины лета 1942 года перестали приходить письма от старшей маминой сестры Ривы.

   В составе 62-й армии 196-ю дивизию отправили на сталинградский фронт. И 24-25 июля дивизия вступила в бой... Отца назначили подносчиком патронов. С винтовкой за спиной и 12-икилограммовым ящиком в руках многократно, в основном ползком, под вражеским огнём, на передовую и назад, за новым ящиком... Эти ощущения в памяти отца были настолько чудовищны, что отец практически никогда не хотел вспоминать войну...

  Полтора месяца дивизия держала оборону в большой излучине Дона. Попала в окружение, и 7-го сентября была практически полностью уничтожена - из почти 12 тысяч личного состава после панической переправы остатков дивизии через реку осталось в живых менее 500 человек... Их всех, кроме офицеров, передали в одну из мотострелковых бригад, а отца направили на месячные курсы подготовки санинструкторов. Хорошо научился делать уколы и любые перевязки. После окончания курсов был повышен в звании до старшего сержанта и направлен в отдельный медико-санитарный батальон, в составе которого и служил до окончания сражения под Сталинградом.

 Затем всю часть отправили в Саратов на переформирование. Встреча была торжественной, был праздничный обед. Навсегда запомнились выданные каждому к обеду четвертинка водки и два апельсина!..

   После призыва на военную службу отец регулярно посылал в Орск письма, которые вся семья с огромным нетерпением ждала. Перебой случился, когда дивизия, к которой служил отец, попала в окружение, мама не находила себе места, каждый вечер истово молилась за жизнь мужа, целуя свадебное кольцо с его именем...

  Из-за вновь проявившейся двусторонней грыжи (ящики с патронами дали о себе знать...) отец в Саратове на целый месяц снова попал в госпиталь. Долго готовили операцию, но за несколько дней до неё большая врачебная комиссия постановила, что операция даст лишь временное улучшение. И снова запись в военном билете: " Не пригоден к строевой службе из-за неоперабельной двусторонней грыжи". Отправили в распоряжение саратовского военкомата. Почти целый день ждал во дворе, пока не услышал свою фамилию. Порядком подуставший военком сказал, что на основании хорошей характеристики с мест службы и записи в военном билете, с учётом его довоенной работы решено отправить его на службу в саратовский РЭП в качестве санитара с выполнением дополнительно функций бухгалтера.  (РЭП - орган руководства эвакуацией раненых и больных из действующей армии в местные эвакопункты, а также орган оперативного руководства местными госпитальными базами). Учёт в этом РЭПе оказался не на достаточно высоком уровне, нередкая нехватка необходимых средств вызывала обоснованное недовольство медицинского персонала. Достаточно быстро отец наладил учёт, жалоб стало намного меньше, что выразилось в благодарностях от руководства и в повышении воинского звания до старшины. При этом отец по прежнему продолжал обслуживать пациентов уколами и перевязками.

  А в Орске тем временем дети росли полуголодными, еды откровенно не хватало. Ради еды мама распродала практически всё, что было впопыхах брошено ею в чемоданы в Бердичеве при отъезде. Ося вспоминал, как мама отрез крепдешина обменяла на полмешка мёрзлой картошки. От картошки зря ничего не пропадало. Очищенная была главным компонентом супов, тщательно промытые очистки (у нас говорили "лушпайки") перетирались на тёрке, смешивались с мукой, и из этого мама жарила оладушки - любимую и самую тогда желанную еду детей. Очень рискуя, сёстры стали, уходя после работы домой, "прихватывать" и прятать в нижнем белье небольшие клубни картофеля или свеклы. Нередко свеклу дети просто сгрызали в сыром виде...

  А война всё продолжалась, и в тылу нелёгкая жизнь продолжалась без особых надежд на улучшение. В постоянной борьбе с голодом прошли зима, весна и лето 1943 года, дети росли худыми и болезненными. Мамина сестра Поля, утратившая сына и потерявшая надежду на встречу с пропавшим без вести мужем, всю свою любовь отдавала Осе и Миле, делясь с ними почти всеми продуктами, полученными по её карточкам. Осенью 1943 года и Миля пошёл в первый класс... В ноябре РЭП, в котором служил отец, после освобождения Киева был переведён на запад в распоряжение Белорусского фронта. Брянск - Брест - Варшава - таким был путь отца...

 Когда весной 1944 года учебный год в школе близился к завершению, к маме обратился один из соседей по бараку.  Он сказал, что несколько раз беседовал с Осей, восхитился его знаниями, и, понимая, как тяжело матери в это время вдоволь накормить детей, предложил на время школьных каникул устроить Осю на работу на его завод, в транспортный цех, которым он руководил. Заниматься Осе нужно будет учётом движения железнодорожного транспорта для обеспечения непрерывной работы цеха (заказ, контроль за своевременным приходом, погрузкой и отправкой вагонов). Причём он оформит Осю не учётчиком, а сцепщиком вагонов, что позволит ему получать продукты питания по рабочей шкале (хлеба, например, 1200 грамм в день, против 400 грамм, получаемых им как учащемуся...). Услышав такое предложение, Ося немедленно согласился. Работа была трёхсменной, приходилось работать и ночью, для ускорения отправки приходилось и вагоны сцеплять - всё освоил Ося очень быстро.

   Хлеб был тогда одним из главных продуктов питания. Мамина сестра Поля однажды сказала, что мечтает дожить до такого времени, когда перед каждым ребёнком будет лежать буханка свежего хлеба, и он сможет есть его, сколько захочет... Увы, дожить ей до такого не удалось. После потери малолетнего сына и своей матери, исчезновения надежды на возвращение с войны мужа живым, её организм очень ослабел. К тому же она постоянно старалась подкармливать племянников, ограничивая себя во всём. В итоге она стала чувствовать себя всё хуже и хуже, стала страдать от сильных болей из-за камней в желчном пузыре. Операцию сделали неудачно, весь организм воспалился, и через несколько дней Поли не стало. Во время их последней встречи Поля сказала Осе: "Йосэлэ, выучись на врача! Ты очень умный мальчик, ты будешь хорошим врачом!" И Ося, мечтая о карьере математика, пообещал тёте стать медиком...

  После ухода Поли мама резко сдала, буквально почернела. В страхе Ося написал отцу письмо с подробностями последних событий, испрашивая советов, что ему делать? Отец зашёл к начальнику РЭП, и тот сразу решил предоставить отцу краткосрочный отпуск.  Пришла от отца телеграмма: "Получил отпуск на неделю. В воскресенье приеду на станцию "Никель". В воскресенье Ося с Милей пошли на эту станцию. На полпути Ося заметил какого-то военного в шинели с огромным заплечным мешком и какими-то непонятными вещами в руках. Военных в то время было много, поэтому встречный особого интереса у детей не вызвал. Когда же они поравнялись, Ося вдруг вскрикнул: "Папа!", и бросился обнимать остановившегося в недоумении военного. Отец не сразу узнал своих родных детей, ведь он не видел их более двух лет.

  Неделя пролетела, как один день... Отец вернулся на службу, а мама словно ожила. Продукты, привезённые отцом (десяток банок тушенки, килограмм сахара-рафинада и мешочек сухарей) дети были готовы съесть даже глазами, но мама спрятала всё в ящик, закрывающийся на ключ, и, понемногу доставая оттуда каждый вечер, ей удалось таким образом на несколько недель как то "скрасить" их жизнь... Всем что - нибудь привёз отец, но главные подарки достались Осе - армейский бушлат и немецкий авиационный шлем, да не простой, а утеплённый бараньим мехом. (Отец рассказал, что однажды к ним попал раненый лётчик, и именно отцу довелось делать ему многочисленные перевязки и уколы. Когда состояние этого пациента значительно улучшилось, и его выписали, он неожиданно для отца подошёл к нему попрощаться с каким-то солидным пакетом в руках. Отметив, что до сих пор ему ещё никто так аккуратно уколы и перевязки не делал, он в знак благодарности передал отцу этот пакет. Там оказался бушлат этого лётчика и трофейный шлем)... Очень жалко было Миле, что на него он оказался уж очень большим, ведь полученную им пилотку не сравнить со шлемом... Ну, а радость Оси, которому это досталось, трудно описать словами. Работать ему приходилось и ночью, и хоть днём погода в Орске была даже жаркой, но ночью бывало весьма холодно. И бушлат, привезённый отцом, оказался весьма кстати. Стал Ося в нём ходить на работу. Работал он сутками. Из-за клопов ночевал он в бушлате в огромного размера бетонной трубе, а днём в тёплую погоду оставлял его в дежурной комнате. Начальник транспортного цеха, сосед по бараку, был очень доволен работой Оси, всегда его хвалил. Но однажды всем сотрудникам представили другого начальника, заявив, что бывший в чём то провинился, его уволили, и отправили в штрафбат...

  Новый начальник быстро переоформил Осю со сцепщика на учётчика, что сразу сказалось уменьшением карточной нормы хлеба с 1200 грамм до 800 грамм. Однажды, когда Ося в конце смены зашёл в дежурку за бушлатом, он его не обнаружил! Бушлат исчез. Одна из уборщиц тихо рассказала Осе, что его бушлат вынес новый начальник, обменял его на выпивку, и напился... Горе юноши трудно описать словами, он не смог сдержаться, и громко разрыдался. Это услышал бухгалтер, пожалел юношу, и выписал ему фуфайку в счёт зарплаты. Это было хоть что-то, но сравнить эти две вещи было просто невозможно... Юноша впал в депрессию, вдруг ему стало очень плохо, появились очень сильные боли, температура стала зашкаливать за 40 градусов... Соседи по бараку нашли опытного фельдшера, тот поставил диагноз "дизентерия", дал какой-то порошок, Ося выздоровел.

   Лето заканчивалось, для Мили и Оси должен был начаться новый учебный год. Ося написал заявление на увольнение, но не тут-то было, новый начальник увольнять его отказался. Чтобы не терять время, Ося решил поступить в техникум, в этом случае его обязательно уволят. Так и произошло. Техникум находился в 15 километрах от их барака, домой приезжал только вечером в субботу, залезая на ходу в кузов попутных грузовиков. Пока не началась зима, фуфайка и тёплый шлем выручали, особенно шлем, когда сидел в кузове грузовика. Но однажды, во время перемены перед последней парой, шлем с осиного стола исчез. Подсказали, что его забрал "главный заводила" группы, сын полковника, давно на этот шлем "глаз положивший"... Вконец расстроенный Ося пошёл к ним домой, постучал в дверь. Вышел полковник, велел убираться вон...

  Начало холодать. Переживая за здоровье детей, мама решила расстаться с одной из двух последних главных оберегаемых ею ценностей - свадебным кольцом с выгравированным её именем (кольцо с именем отца сохранилось на всю их с отцом совместную жизнь...). Продала (покупателей хватало...), купила еды и обоим сыновьям утеплённые пальто на ватной подкладке и примитивные шапки - ушанки, так холодное время года и пережили...

  Наконец, война с Германией закончилась победой. К этому времени РЭП, в котором служил отец, был преобразован в огромный госпиталь, обосновавшийся в Варшаве, столице Польши. С огромным нетерпением ждали мама с сыновьями возвращения главы семейства, но отца демобилизовали лишь в октябре 1945 года. С проездным документом "Варшава - Орск - Бердичев" отец приехал в Орск и первым делом направился в горисполком за разрешением на отъезд из Орска членов своей семьи. Получив нужное разрешение, всё семейство за две недели, со многими пересадками, из Орска через Саратов и Жмеринку добралось до родного города. Очень помог продовольственный аттестат на имя отца, по нему на вокзалах он получал некоторое количество еды.

  Приехали в родной город - старая квартира занята... Пока добивались её возвращения, ночевали на полу в крохотной квартире старшей папиной сестры. Наконец, жильё освободили от нелегальных жителей. Квартиру застали в совершенно запущенном состоянии, без всякой мебели. Пришлось всему семейству заняться срочным ремонтом. Отец устроился на работу на старом месте, в ОРСе, дети пошли в школу, причём Ося - в выпускной класс.

   Достаточно быстро стало очевидно, что мама не может найти себе места, пока не узнает, что случилось с Ривой, с её мужем и их дочерью. В Казатине отец нашёл людей, которые смогли ему кое что рассказать. Лазарь Бромфельман, муж Ривы, до войны работал в Казатине заместителем директора птицефабрики, ему была выделена хорошая двухкомнатная квартира в доме с большим садом на окраине Казатина, недалеко от леса. Учитывая его опыт подпольщика в годы гражданской войны, ему было поручено организовать снабжение одного из партизанских отрядов. Он договорился с несколькими бывшими сотрудницами, чьи дома стояли близко к опушке леса, что они будут выпекать хлеб, а он в оговоренное время ночью будет приходить, забирать хлеб и тут же уходить. Кто-то донёс в полицию. Прямо на опушке леса Лазаря застрелили и где - то закопали...

  Взяв отпуск, отец поехал на северный Кавказ, в район Минвод, откуда маме приходили последние письма от Ривы. А там отца просто подвели к огромному рву, в котором покоились останки многих тысяч расстрелянных евреев...

  Так как же сказалась война на родственниках моих родителей?

Со стороны отца - в 1941 году сгорел в танке Макс Бендиткис, сын старшей сестры Бети, в 1941 году при обороне Москвы погиб Израиль Сиротовский, муж младшей сестры Раи, вступивший в ряды волонтёров - защитников столицы СССР. В 1942 году от голода и болезней умер Берель Бендиткис, папин отец. Берель, глубоко верующий человек, отдавал почти всю еду, получаемую по его карточке, жене, дочери и внучке, ссылаясь на то, что эта еда не соответствует религиозным нормам...

Со стороны матери - в 1941 году погибли Лазарь Бромфельман, муж старшей сестры Ривы, и Лев Шамис, муж младшей сестры Поли. Также в 1941 году при эвакуации в тяжелых условиях заболели и умерли две трёхлетние племянницы-близняшки, Алла и Женя Штромберг, дочери брата Вольфа. В 1942 году были убиты сестра Рива с дочерью Идой, и от голода и болезней умерли мама Ханна и Ким, сын сестры Поли. В 1944 году от неудачно проведённой операции ушла из жизни сестра Поля...

  До конца своей жизни мама зажигала свечи в память ушедших...