Юмористические рассказы,очерки, стихи

Стекольщик Барух


Эта забавная история приключилась с семьей совсем свежих репатриантов в одну из первых недель их пребывания в стране.
  Семья сняла квартиру в хайфском районе Адар. Одно из окон оказалось треснутым, и хозяин квартиры пообещал его заменить. Он принес целое стекло и с помощью жестов и нескольких слов на русском объяснил новым жильцам, что завтра придет Барух — стекольщик, который и вставит стекло в раму, что завтра пятница, а стекольщик соблюдает традиции, поэтому придет он с утра, чтобы как можно скорее все закончить и успеть до наступления субботы. Оставив сто шекелей для стекольщика за работу, хозяин ушел.
На следующий день жена отправила мужа с детьми в ульпан, а сама осталась ждать мастера. Стекольщик, как это и заведено испокон веков у всех ремонтников, сантехников, настройщиков и других специалистов по бытовым неполадкам, разумеется, никуда не спешил. Дело шло к полудню, а его все не было. Наконец раздался звонок. Открыв дверь, женщина слегка удивилась виду мастера. Вместо рабочего комбинезона, он был одет в строгий черный костюм. Голову бородатого работника украшала стильная шляпа с полями. Стекольщик был молод, улыбался и держал в руке пачку тоненьких брошюрок. «Инструкции», — почему-то подумала женщина и с утвердительной интонацией спросила:
— Барух?
— Барух! — обрадовался стекольщик и залопотал что-то оптимистическое на иврите, указывая на книжечки.
Женщина посторонилась, пропуская стекольщика вперед. Но он продолжал стоять в проходе, изъясняясь на языке, значительно превосходящем недельный курс ульпана, освоенный олимовской семьей.— Барух? — переспросила женщина.

— Барух! Барух! — уже несколько удивленно, словно эхо, повторил гость.
Женщина сообразила, что говорливый стекольщик, видимо, стесняется и потянула его за рукав костюма внутрь квартиры. Тот вдруг заволновался и попытался высвободиться. Однако женщина, вспомнив просьбу хозяина не задерживать мастера, спешащего зачем-то встретить субботу уже вечером пятницы, решительно взяла его за руку и, не обращая внимания на сопротивление, привела в комнату с разбитым окном.
Увидев трещину в окне и прислоненное к стене новое стекло, стекольщик, как видно, вспомнил о цели своего прихода. Он опять произнес длинную и абсолютно непонятную тираду на иврите, снял пиджак, засучил рукава и, наконец, принялся за работу.
У странного мастера даже не было с собой инструментов. Хорошо хоть на антресолях обнаружились и молоток, и маленькие гвозди, и другой инвентарь. Стекольщиком Барух, как выяснилось, был еще совершенно неопытным, но зато довольно старательным. Часа через два, раскрасневшись, вспотев и пару раз чуть не уронив стекло, он все-таки сумел вставить его в раму. Тяжело отдуваясь, он показал работу женщине и снова заговорил что-то вдохновенное.
— Шаббат! — строго пресекла женщина невнятные речи странного работника и протянула ему честно заработанные деньги.
— Шаббат! Шаббат! — закивал стекольщик, кажется, сильно удивившийся гонорару, и быстро ретировался, оставив на журнальном столике одну из своих брошюрок с выгравированной на обложке позолоченной короной.
Чуть позже, когда жена пересказывала мужу и детям странные повадки местных мастеров стекольного дела, позвонил хозяин квартиры.
— Барух сказал, что не сможет сегодня и зайдет на следующей неделе, — сообщил он.
— Как это на следующей? — изумилась жена. — Он же уже был и все починил…
— Странно, а мне он сказал, что никак не успевает до субботы, — удивился хозяин. — Ну да ладно. Вы ему заплатили? Вот и хорошо!
Под вечер проведать семью зашла русскоговорящая соседка, жившая в Израиле уже много лет. Заметив тоненькую книжицу стекольщика, она поинтересовалась, давно ли семья увлеклась учением Брацлавского Ребе.
— Какого еще рыбы? — переспросила женщина.
— Нахмана, Нахмана из Брацлава, — объяснила соседка, — это сборник его цитат, их разносят по квартирам брацлавские хасиды, собирают пожертвования и раздают вот такие книжечки. Один сегодня как раз тут крутился утром…
***
Финал этого рассказа я услышал через много лет во время операции «Облачный столп». В ожидании приказа мы прозябали на базе Цеелим. Беседа бесцельно катилась от одной истории к другой. Вспоминались истории вмешательства Всевышнего в дела земные.
— Вот я вам сейчас расскажу удивительный случай, — начал Давид, один из дивизионных добровольцев, тех, кто по возрасту уже не обязан был посещать военные сборы, крупный пожилой религиозный мужчина в черной кипе и с окладистой бородой на широком лице.— Было это лет двадцать назад. Я тогда только вернулся к традиции. По вечерам учился, а днем собирал пожертвования для синагоги, ходил по квартирам. Жениться хотел, а шидуха все не было. Однажды пришел в один дом. Мне открыла женщина, видимо, совсем недавно приехавшая. На иврите ни слова не знала, но такая праведница — только слова «Благословен» и «Шаббат» умела говорить. Увидела меня и стала в квартиру тянуть. Я даже растерялся. А она привела меня в комнату, показывает на разбитое окно — помоги, мол. Как только я окно увидел, сразу понял: это мне от Всевышнего послание. Я ведь, когда подростком был, много забот доставлял и родителям, и соседям. Как-то раз играли с мячом во дворе. Я как дал ногой, он влетел в окно на первом этаже и разбил стекло. Мы, конечно, разбежались. А там женщина одна жила, старенькая, одинокая. Как она потом кричала, искала, кто это сделал, даже плакала, что денег на новое стекло нет. Я, понятно, не признался. Очень отца боялся, он строгий у меня был. А потом все мучился, жалко мне было ту старушку. И тут как я это окно увидел, сразу понял, что это мой тиккун — исправление. Женщина та, репатриантка, видно, одна жила. Помочь некому… Хорошо, что у нее нашлись какие-то инструменты. Починил ей окно. И с души отлегло. А через неделю и шидух нашелся. Вот скажи же, как бывает, — обратился он ко мне.
— Да уж, — признался я, — а брошюрка твоя у моей мамы, наверное, еще до сих пор лежит…
Давид минуты три пристально смотрел на меня.
— БАРУХ АТА АДО-НАЙ ЭЛО-ЭЙНУ МЭЛЕХ АОЛАМ АТОВ ВЭАМЭЙТИВ, — наконец произнес он.
— Амэн, — ответил я.

Александр Непомнящий

Sem40.ru

Пожилая пара пришла на прием к сексопатологу. 

Им было около 80 лет. 

— Чем я могу вам помочь? – спросил врач. 

— Не могли бы вы посмотреть, как мы занимаемся любовью?

  Доктор был сильно удивлен, но так как пожилая пара сильно настаивала на этом, он не мог им отказать в профессиональном совете.

 Когда пара закончила, доктор сказал: 

— Вы все делаете правильно.

Проблем никаких я не вижу

 Доктор взял за прием 50$ и попрощался с пожилой парой. 

На следующей неделе пара опять пришла на прием.

 Сексопатолог был немного озадачен, но опять согласился.

 Так продолжалось несколько недель. 

Через 3 месяца доктор решил спросить: — Извините меня за нескромный вопрос, но какова цель вашего визита ко мне? 

 

Какую болезнь вы хотите найти?

 — Никакую. 

Просто моя женщина замужем, я тоже женат, поэтому мы не можем ходить друг к другу  домой. 

Отели очень дорогие, например в «Хилтон» нам надо заплатить 139$.

А здесь мы платим всего 50$, при этом 43$ покрывает наша медицинская страховка.

 

Не имею тех кто поумней... Интересная поэтесса - Лидия Заозёрская

http://www.morethanonelife.com/10531077-1080108410771102-109010771093-108210901086-1087108610911084108510771081.html

Записки адвоката

Александр Добровинский 12 апреля 2020

Золотая дубленка

Любая женщина, в каком бы возрасте она ни была, всегда знает, когда на нее смотрят. Тем более если смотрят с интересом.

Именно на эту даму смотрели так всю жизнь. Ее жизнь. По крайней мере, лично я был в этом уверен.

Она сидела, закинув ногу на ногу, в белом брючном костюме и с любопытством разглядывала двух мужиков, которые, несмотря на ушедшую в небытие юношеских лет скромность, застенчиво на нее пялились. Ей было немало лет, сколько — точно определить мы не смогли, но шарм и обаяние, витающие вокруг нее, затмевали все вопросы о возрасте.

Сначала мы решили, что она итальянка. Потом мнения разделились, и к Флоренции присоединялись возможная Барселона с Парижем. К десерту мы оба остановились на Израиле.

Принесли кофе, и дама в белом закурила тонкую сигару. Наблюдателям совсем поплохело, но пока мы, как какие‑нибудь школьники, решались на то, кто первый с ней заговорит, дама попросила счет и ушла к себе в комнату.

Приятный ветерок Сардинии вывел нас из ресторана на террасу допить кофе и поболтать под звездами.

Зиновий Златопольский — в миру Зяма Голд, мой клиент и приятель, человек сложной судьбы — регулярно каким‑то известным ему одному способом избегал попадания в список товарища Форбса и тюрьму, хотя, на мой взгляд, должен был занять и там, и там какое‑нибудь почетное место. Конец 1980‑х и 1990‑е были просто его эпохой. Во‑первых, он вышел из казенного дома в 1986‑м и, таким образом, легко находил с регрессивным, но постоянно встречающимся в бизнесе человечеством общий язык на языке, который нормальный человек понимает с трудом. Во‑вторых, быстро сообразив, что перестройка, согласно лагерным принципам, прежде всего опустит слабого, то есть рубль, решил срочно от него избавиться. Практически все, что у него на тот момент было, а было из прошлой жизни, по точным подсчетам современников, «офигеть сколько», вложилось в американский доллар с помощью начинающего белеть черного валютного рынка.

В свою очередь, доллары были вложены куда надо. Там — в спирт, которого почему‑то не хватало нашему народу… и в очаровательные ножки покойных американских кур. А здесь — в нефть, газ и прочую муру. В настоящий момент Зяма плотно сидел «на химии».

Короче говоря, нормальный парень. Вокруг нас торжествовали красивый июль и не менее красивая неделя без подруг и любимых.

Утром на пляже после омлета с помидорами и торжественного пятиминутного захода в бассейн я направился к шезлонгу вчерашней дамы. Просто стало интересно, кто из нас прав: я сегодня или я вчера.

Дама загорала на матрасике, вся в масле, как рижская шпротина на тарелке. Ее наглые глаза на этот раз были плотно закрыты. При ближайшем рассмотрении было видно, что холеное и одновременно тренированное тело все‑таки уже некоторое время ведет жесткую и жестокую борьбу с возрастом. И все равно в этом теле с закрытыми глазами было что‑то интригующе магнитное.

— Бонжорно! — начал я диалог.

Тривиально, но что делать? Как‑то надо было начинать…

— Скузи, кара сеньора! Соно Александр — руссо ди Моско. Пермессо? — и без всякого пермессо сел на соседний шезлонг.

К моему огромному удивлению глаза так и не открылись, хотя сама голова внятно заговорила:

— Александр, зачем вы с этим толстеньким придурком пялились на меня вчера весь вечер? Вы знаете, сколько мне лет? Я помню восстания Пугачева и декабристов. Кстати, вас‑то я сразу узнала, а вот рыжего гиппопотамусика не знаю. Кто этот Мурзик‑тяжеловес?

Мы разговорились. Москвичка Елена Васильевна давно ничего не делает, сдает в Москве три здоровые квартиры в самом центре, дачу на Рублевке и на эти деньги неплохо живет. По экипированным бриллиантами пальцам стало понятно, что жизнь когда‑то удалась и сейчас тоже проходит на хорошо и отлично. Принесли четвертый Bellini и мне вторую Perrier со льдом и лимоном.

Молодой и, надо полагать, очень сексуально выглядящей студенткой Леля вышла замуж за вдовца, ни много ни мало члена всесильного ЦК КПСС, в середине 1980‑х. В начале 1990‑х он скончался, и уже Елена связала свою жизнь с одним из новоиспеченных министров такой же новоиспеченной страны. Но и он в конце концов умер. Если бы не ее трогательное замечание: «И слава Б‑гу!», я бы сделал скорбное лицо, а так — пришлось улыбнуться. Это уже потом Елена Васильевна одарила счастьем в загсе самого прокурора. «Того самого? Да что вы говорите? Не может быть! Так он же тоже…» — «Да, тоже. Что за испуг в глазах? Я же не собираюсь за вас замуж, таким образом, вы не следующий. Вам измерить пульс, Саша?»

Часы показывали половину второго. Я знал, что мой товарищ уже отмассировал себе все, что можно, засосал в себя две‑три «бляди Мэри» и где‑то посапывает под парасолем, слегка наблюдая за простым московским адвокатом. Мы договорились встретиться на ужине и расстались до вечера.

— Ты в камере? — Голду очень нравилось это итальянское слово, обозначающее комнату. Особенно было приятно, что из камеры в камеру можно свободно ходить, не лязгает металлом дверь, ключ всегда в кармане, а вертухаи все в коротких юбочках: застилают шконку (кровать), убирают дубок (обеденный стол) и драят гальюн (чистят туалет). Несколько омрачала мысль о том, что за пребывание в камере надо платить. Но хозяину (начальнику лагеря или тюрьмы) ведь тоже платят.

В баре Зяма заговорил со мной свиристящим шепотом:

— Ты уверен, что это та Ленка, которая вышла замуж за самого этого, того, забыл, как его зовут, из ЦК?

— Похоже, что это она. А что такое?

— Выслушай меня. Она сучка…

— Вполне может быть. Хотя за долгую историю нашего знакомства я это еще не успел заметить и оценить. А в чем, собственно, дело?

— Ты что, не знаешь, за что я сел? Так ты еще и не знаешь, как я вышел? Ты вообще ничего не знаешь?! Сел из‑за баб, а вышел из‑за этой сучки. Как же мне интересно с ней поговорить! Нет, с одной стороны, я ей, конечно, благодарен. Но с другой…

Под предстоящий Зямин рассказ надо было выпить чего‑нибудь крепкого. Я заказал крепкий чай и весь превратился в большое ухо.

— В Советском Союзе в начале восьмидесятых был во всем дефицит. Ты здесь не жил, тебе не понять.

— Я жил во Франции, Америке, Люксембурге, Италии. Там тоже был дефицит. Не было глазированных сырков в шоколаде и зефира.

— Понятно. У нас они были, но кроме этого ничего не было. В то время я был молодой, волосатый, красивый и очень любил девушек. Это сейчас я однолюб: люблю только себя. А тогда… Как ты понимаешь, на одну зарплату я жить не мог. Приходилось заниматься бизнесом, который тогда назывался спекуляцией и за который сажали. Но кто не рискует, не пьет не только шампанское, но даже бормотуху. Киев в ту пору был отдельно взятым городом, который, конечно, был советским, но не до конца. Что‑то там было еще недоделанное в этом плане. Например, футболисты киевского «Динамо», которые ездили по всему миру и привозили разные шмотки для перепродажи. Они были героями страны, и им за это ничего не было. А мне было. Потому что именно у них я и скупал привезенный из‑за границы товар. Пока понятно?

Я кивнул. Зяма выпил свой коньяк, заел моим лимоном и попросил официанта принести еще.

— И вот однажды наступил день, который перевернул все. Нет, выслушай меня, ты еще ничего не понял. Не меня перевернул этот день, он перевернул Советский Союз. И знаешь, почему? Нет, ты не знаешь. Но я скажу, так и быть. Игорь — полузащитник киевского «Динамо» — привез из очередной игры трусы. Вернее, набор трусов. Каково?

— Что «каково»? У него не было трусов до этой поездки?

— Ты откуда свалился? Конечно, были. Он в них играл и пи́сал. Игорек привез женские трусы. Семь штук разных цветов. Так называемая «неделька». Парень хотел за них по десятке. Семьдесят рублей. Живодер. Но меня дома ждала девушка без трусов, и я, почти не торгуясь, купил всю партию за тридцать в подарок любимой. Любимая была абсолютно счастлива от такого подарка. Она купила у меня весь набор за сто и потом перепродала подругам по двадцатке за штуку. И вот тут я позвонил тете Розе. Ты же знаешь тетю Розу с Одессы? Она моя дальняя родственница.

— Она всех дальняя родственница.

— Тетя Роза быстро организовала мне цех. Материал везли из Иванова, резинки были киевские, целлофан из Дзержинска. Швеи‑мотористки с Одессы. Я с Киева. Мы начали делать эти трусы, один к одному как те, которые я подарил Нинке. Кстати, пришлось у ее подруги выкупить за тридцатку поношенные для образца. Все были счастливы. Швейки, которые получали тысячи рублей в месяц, Роза, которая руководила процессом за двадцатку, и я, со сбыта по всей нашей необъятной стране трусов made in France получая по сто пятьдесят кусков каждые две‑три недели.

— Подожди. А какая была средняя зарплата? И студенческая стипендия?

— Средняя зарплата? Ну сто — сто двадцать рублей. Стипендия — сорок. Бутылка кефира — тридцать копеек. Поесть в хорошем ресторане — десятка на двоих. Тебя что еще интересует?

— Но получается, что ты зарабатывал колоссальные деньги!

— А шо, тебе уже жалко, что Зяме было что покушать и с кем поспать за его деньги? В общем, товар шел нарасхват, и я удовлетворял жопную оголенность миллионов. Через какое‑то время я купил квартиру в Москве, дачу под Одессой, начал скупать грины, брюлики и прочую фигню. Подумывал о том, как отвалить в Израиль или Штаты. И тут… Ты не поверишь, ни одно звено не стукнуло на нас, так все были довольны. Но произошло непредвиденное. В Одессу за товаром приехала тетка из Узбекистана. Там на ура шли трусы и фуфловые золотые монетки.

— А это что такое?

— В Урюкии (мы так называли Узбекистан) было очень много и цеховиков, и левых хлопкоробов, и просто очень богатых подпольных людей. Они скупали золотые монетки и закапывали сокровища у себя во дворах. Денег было огромное количество, их надо было как‑то и куда‑то прятать и инвестировать. Вот поэтому мне и пришлось купить станок и начать печатать монетки царской чеканки. Нет, золото там, конечно, было, но не очень много. Однако урюки все скупали и сразу закапывали. Гениально! А даже если бы проверили и нашли в золоте медь, то куда бы они пошли? В прокуратуру? Их самих бы взяли за жопу.

— А где ты брал золото в Киеве?

— Мы с Розой организовали полулегальную скупку драгметаллов.

— А что такое полулегальная скупка?

— В помещении настоящей скупки мы принимали золото и серебро, естественно, платили деньги, просто государству не отдавали ничего. Но вернемся к тому, что произошло. Итак, тетка забрала огромный чемодан с трусами и поехала на вокзал. Ей предстояла долгая дорога в Ташкент через Киев. На одесском вокзале работали серьезные в своей области ребята. Работали ладно, шустро, в коллективе. С коммунистическим огоньком и задором. Некоторые были так известны стране, что находились во всесоюзном розыске. Вот такие два пацана и дернули у тетки из Узбекистана чемодан с товаром. При выходе этих козлов из здания их принял уголовный розыск. Быстро и профессионально. Одновременно менты подошли и к узбекской тетке с вопросом: «Гражданочка, у вас украли чемодан? Воры задержаны. Пройдемте, подпишете протокол». Идиотка из Ташкента струхнула и говорит: «Да не крали у меня ничего». Легавые поняли, что тетка гонит не просто так, и ее сдрындели в ментовскую. Чемодан открыли, а там трусы и золото. Интересное сочетание? Тетка в отказ: «Чемодан, мол, мальчиков. Я не я. Золото не мое». Пацаны — ушлые ребята, пару ходок к этому моменту уже отмотали и хорошо просекли, что за свистнутый чемодан и за золото с трусами сроки разные: «Граждане мусора, мы воры, этой херней никогда не баловались. Мы, кроме “рыжих” зубов, золота вообще никогда не видели. Мы по вокзалам только работаем. На зону за свое пойдем». Хитрожопая тетя Роза с клиентами никогда не встречалась. Она (и то не она, а бомжи какие‑нибудь) оставляла сумки в камерах хранения или в общественных туалетах. И все. Урючка ее сдать не могла, а меня знала, потому что мне бабло вози‑ла. Ну и по полной все выложила. Брали меня на рассвете рядом с красивой девушкой и трусами в бывшей гостинице «Лондонская» с видом на море. Очень романтичный мог бы быть роман, если бы не легавые. До сих пор жалею. В Одессе меня знали, и поэтому «сидел я, как король на именинах»: в достатке я, камера и вся кича, включая хозяина.

— Кого?

— Начальника тюрьмы, деревня необразованная. Роза прислала мне лучшего адвоката города. В Одессе девяносто процентов населения считают себя адвокатами, а оставшиеся десять думают, что они выше этого. Но ко мне действительно пришел самый лучший. Изя Рабинович! Как звучит? Может быть, на тот период он был лучшим в стране. Прямо как ты сейчас. Так вот, выслушай меня, Изя пришел ко мне в гости с лицом, требующим жертв. «Зиновий Израилевич, у вас расстрельная статья. Там ужас что пишет следователь. Достоевский перед ним — мальчик с Привоза. Драгметаллы, спекуляция, контрабанда, валюта, изнасилование, развратные действия с несовершеннолетними. Все в особо крупном размере». — «А кого я насиловал в особо крупном размере? И у кого это такой размер? У меня точно нет. Я могу показать». — «Девушку, на которой вас взяли, долго уговаривали и уговорили». — «Но ей двадцать четыре!» — «Бедной Леночке пришлось сознаться, что когда‑то ей было семнадцать, и вот в этот период вы сделали с ней такое, что даже наш председатель коллегии, адвокат Ицик Шустер обзавидовался. Это в его‑то возрасте! Когда следует уже думать о вечном!» — «Но это неправда! Она отминетила весь морской вокзал, включая Черноморское пароходство, до того, как со мной познакомилась позавчера». — «Зяма, мы живем в стране негодяев. Они что хотят, то и делают. Это расстрел». — «И вы ничего не сможете сделать? Вы?! Сам Рабинович?!» Адвокат потупился. «За вас просила моя старая подруга Роза. Она сказала: “Умри, но сделай. Иначе ты пожалеешь, что живешь, потому что я выйду за тебя замуж насильно”. Я уже почти сделал, но мне трудно выговорить такое…» — «Говорите, Рабинович. Не томите меня — я не гречневая каша». — «Недавно один пожилой член овдовел и быстро женился на очень красивой молодой студентке. С членами это бывает, но он очень серьезный член ЦК КПСС. И по молодой жене он просто сходит с ума. Если уже не сошел в свои юные семьдесят шесть. Девушка живет с ним, безусловно, из‑за его красоты пополам с сексуальным магнетизмом. И не вздумайте мне перечить! Но с ней поговорил один друг. И она сказала, что, если надо, Зиновий выйдет до расстрела. Зиновий, вы хотите выйти до расстрела или как? Но она назвала сумму, от которой мне поплохело. Пять миллионов! Если учесть, что у нас хорошей зарплатой в месяц считается двести рублей, то я до сих пор стесняюсь это выговаривать через свои пломбы». Я долго думал… секунд пятнадцать. Потом все‑таки сказал: «Адвокат Рабинович, уже поезжайте к тете Розе побыстрее. Держите в правой руке лопату, а в левой что хотите. Скажите Розе за зябликов, а точнее: “Зяблики улетают ночью”. Она вынесет вам чемодан. Отдадите его этой проститутке, чтоб она была жива и здорова. И я уже скоро хочу выйти. Исаак Абрамович, вы хорошо меня поняли?» — «А где я возьму лопату?» — «Не делайте мне нервы, Рабинович. Найдете. Я за это прибавлю к вашему гонорару еще пятнадцать рублей мимо кассы официальной коллегии». Ты думаешь, что было потом? Они меня расстреляли? Или ты думаешь, они промахнулись? Они даже не пробовали, и я вышел за отсутствием какого‑то там состава преступления через полгода. Ты такое видел? Конечно, я здорово похудел на деньги, но что делать. И вот теперь она здесь сидит как живая. Ты считаешь, это нормально, если я спрошу за свои пять миллионов? Нет, упаси Всевышний, я не хочу деньги обратно! Просто интересно, помнит ли она это дело?

…Голд ждал, пока нам всем принесут десерт, и только тогда, глядя в красивые глаза напротив себя, тихо сказал:

— У меня к вам интимный вопрос, Елена Васильевна. Дело Зиновия Златопольского и трусы «неделька» вам ни о чем не говорят?

Это была даже не пауза Станиславского. Это было еще более весомо. Глаза почти не моргали, возможно, чуть попытался нахмуриться ботоксный лоб. И только потом губы прорезала легкая улыбка.

— Да, помню. Это было первое подношение из долгой череды всего того, что происходило со мной и с моими мужьями все эти годы. Как хорошо, что мужчины иногда слушают своих жен. Не правда ли, Александр Андреевич? Меня слушали всегда, хотя до определенного времени я была молода и неопытна. Так это были вы? А ведь ваша взятка висела у меня еще лет пятнадцать после этого.

— Я немного потерялся, уважаемая. Что значит «висела»?

— То и значит, Зиновий Израилевич. Вас же освободили подчистую. За дубленку, которую так мило предложил мне наш общий знакомый. Хорошая вещь была. Кажется, французская. Модная. И мне очень шла. По тем временам наверняка была очень дорогой. Тысячи три стоила?

— Стоила… — теперь паузу народного артиста Ливанова держал сам Зяма. — Я бы сказал, чуть больше, чем три тысячи.

Часа полтора после этого диалога мы сидели с Голдом на террасе гостиницы под ласковыми звездами очаровательной Италии. Зяма давал кому‑то указания по телефону.

— И найдите мне немедленно телефон этой старой гниды Рабиновича в Израиле. Чем быстрее, тем лучше, пока он не умер.

Не знаю, кто получал указивки, но со скоростью исполнения у него было все в порядке. В преддверии порки‑разборки Зяма включил громкую связь.

— Это бывший адвокат Рабинович?

— Зиновий Израилевич! Сколько лет! Какими судьбами? У вас закончились трусы‑недельки, и вы теперь выпускаете кальсоны‑годовалки? Вы у нас в Израиле? Буду рад вас видеть!

— Это я буду рад вас видеть, а вы меня не очень. И знаете, почему я буду рад вас видеть? Потому что я познакомился с одной милой тетей, которая вместо пяти миллионов рублей за мое освобождение взяла у вас вашу вшивую дубленку. Верните бабло, Рабинович. Немедленно.

— Молодой человек, я по‑прежнему рад вас слышать, но перестаньте визжать, я же не ваша покойная теща. Если у вас есть претензия к мине, как у палестинцев к евреям, приезжайте вместе со своими мальчиками, и мы проведем обратную реституцию. Вы меня ферштейн?

— Какую еще проституцию мы проведем, адвокат Гнидалович? Это что такое? Отдайте деньги — это вопрос принципа. Я лучше вырву их из души и передам бедным детям. Своим, например. Или, на худой конец, бедным детям адвоката Добровинского.

— Зиновий Израилевич, не волнуйтесь так, или вас хватит удар прямо с телефоном. Мы все сделаем мирным путем. Обратная реституция — это возврат сделки на прежние позиции. Помните, что у вас была статья с высшей мерой? Так что вы прилетаете с завещанием, мы вас расстреливаем, и я возвращаю пять миллионов рублей кому положено в вашем завете. Жду, дорогой.

Сказав это, адвокат Рабинович ушел из эфира. Голд какое‑то время молчал. Но не очень долго.

— «Между дрочим», как говорит министр культуры Гватемалы, а сколько ты с меня взял за последний развод? По‑моему, очень дорого?

— Ты знаешь, идея коллеги просто прекрасна. Тебе же понравился термин про «обратную проституцию»? Я верну тебе жену в зад или взад. Правописание выбери сам. Хочешь?

Через час Златопольский очень мило танцевал с «бывшей дубленкой». В воздухе витал неожиданный романтик. Мне показалось, что Зиновию Израилевичу очень хотелось самортизировать потерянную пятерку довольно оригинальным способом. Или неоригинальным способом. В зависимости от того, кто как смотрит на секс.

…Утром за завтраком Зяма рассказывал возлюбленной всю историю с самого начала. Она внимательно слушала про то, что в то время курс доллара на черном рынке был один к четырем, мило улыбалась и очаровательно, тонкими пальцами снимала крошки от круассана с майки уже своего мужчины.

Я не стал напоминать Голду, что Елена Васильевна довольно удачно похоронила всех своих мужей и, вероятно, на этом не остановится.

Когда приходит любовь, ни о чем другом думать не хочется.

  О форме и содержании».

   8 марта 1914 года в Минске родился Яков Зельдович (8 марта 1914 - 2 декабря 1987) — Самый засекреченный академик СССР! Один из создателей атомной бомбы (1949 года) и водородной бомбы (1953) в СССР. Трижды Герой Социалистического Труда (1949, 1954, 1956). Лауреат Ленинской (1956) и четырёх сталинских премий (1943, 1949, 1951, 1953). Парадокс, но факт, гениальный физик никогда не имел диплома о высшем образовании! Но стал Академиком АН СССР (1958). Иностранный член Германской, Американской, Лондонской академий наук...

Лев Ландау отмечал: «Ни один физик, исключая Ферми, не обладал таким, богатством новых идей, как Зельдович». Курчатов восклицал: «А всё-таки Яшка гений!» До конца войны гитлеровцам так и не удалось разгадать тайну снаряда, придуманного Зельдовичем. Виталий Лазаревич Гинзбург шутливо вспоминал, как некий партийный чиновник с досадой говорил: "Среди великих советских физиков одни евреи: Иоффе, Ландау, Зельдович, Харитон, Лифшиц, Кикоин, Франк, Бронштейн, Альтшуллер, Мигдал, Гинзбург...Хорошо, что есть ХОТЬ ОДИН русский - Халатников!" На что ему ответили: "Да, только Исаак Маркович и остался"))
       Когда Якова Зельдовича избрали академиком, в Арзамасе-16 на банкете по случаю этого события ему подарили чёрную академическую шапочку (носили такие до 1960-х гг.) и плавки. На шапочке была надпись «Академия Наук СССР», а на плавках — «Действительный член».
       Когда ему разрешили публиковать свои научные статьи в академических журналах, многие учёные на Западе считали, что Яков Зельдович - это псевдоним большой группы советских учёных. И как только узнали, что это не псевдоним, а человек, его провозгласили гениальным астрономом!
       Он никогда не ездил за границу, но владел несколькими европейскими языками. У великого физика было как минимум пять детей, от разных женщин. На одном из собраний Зельдовича попросили высказаться на философскую тему «О форме и содержании». Зельдович ограничился одной фразой: «Формы должны быть такими, чтобы их хотелось взять на содержание».

Альберт Левин

ЭКЗАМЕН НА ГРАЖДАНСТВО США

Фрагмент беседы ветерана из украинского городка Бердичев, что на Житомирщине, и чиновника миграционной службы США:

— Мистер Гонтмахер, учитывая ваш преклонный возраст, экзамен на гражданство мы проведём на русском языке. Мистер Гонтмахер, вы слышите меня? Что вы смотрите наверх?

— Что-то сказали по радио...

— Это — не радио, это я разговариваю с вами. Я!

— У меня правое ухо не слышит.

— Хорошо, я скажу слева.

— А слева я не вижу.

— Как же вам задавать вопросы?

— Лучше через мою жену Фиру, она всё знает.

— Нельзя. Интервью — с вами. Вопросы будут по анкете и истории США.

— Вот! Если я из России, так всё на одну голову!

— Мистер Гонтмахер, как ваша фамилия?

— Джордж Вашингтон.

— Ваша фамилия. Ваша!

— Джефферсон. Мне сказали, если не Вашингтон, то Джефферсон.

— Мистер Гонтмахер, вы не поняли вопроса.

— Что вы придираетесь, мне 98 лет! Я что помню, то помню.

— Сколько вам лет?

— 112.

— Вы же сказали — 98.

— Я округлил.

— В вашей анкете в графе «First name» вы написали шесть имён. Вы разве аргентинец или бразилец?

— Нет, я — евреец. Но я написал всё, как было. Когда я родился, меня называли Мотя, в школе — Митя, на работе – Дмитрий Иванович, хотя по паспорту я — Абрам Исаакович. В разведку, в войну, я ходил под кличкой Ганс, а мои позывные были «Сокол». «Я —Сокол! Я — Сокол!» Я же не мог кричать в эфир: «Я — Абрам», таких позывных не было. А здесь, в Америке, я — Дэвид. Ковбой из Бердичева.

— Мистер Гонтмахер, вопрос по истории. Кто победил в войне Севера с Югом?

— Вы что-то спросили?

— Была война Севера с Югом...

— Какая война, на севере был Челюскин. Его еле сняли с льдины.

— В Америке! Когда президентом был Абрахам Линкольн...

— А мне сказали, Буш!

— Не сейчас, в 1865-м. Кто победил в войне Севера с Югом?

— Слушайте, вы меня запутали. Фашисты меня пытали, я ничего не сказал, коммунисты пытали, я ничего не сказал, жена 53 года... Я – молчаливый человек. Но если вас интересует, кто победил, то я скажу — НАШИ.

— Какие «наши»?

— А кто был на юге? Белогвардейцы, Махно, Петлюра. А Красная Армия – на севере...

— Мистер Гонтмахер, мы говорим об Америке. Аме-ри-ке!

— А что Америка? Антанту помните, ей тоже досталось!

— Скажите, какой праздник «4-го Июля».

— Это я знаю!

— Слава Богу.

— «4 Июля» я запомнил на всю жизнь!

— Ну?

— Такой простой вопрос: как я могу забыть «4 Июля»?

— Ну, так скажите!

— «4 Июля» мы с Фирочкой расписались!

— «4 Июля» — День Независимости.

— Вот независимость я как раз потерял, но я не жалею.

— Мистер Гонтмахер...

— Называйте меня просто Аба, вы мне так симпатичны. Вы, случайно, не еврей?

— Нет.

— Это так, к слову пришлось.

— Мистер Гонтмахер, ещё вопрос: Кто открыл Америку?

— Фима Розенблат. Он уехал раньше всех, а потом уже вызвал остальных.

— А имя Христофор Колумб вам знакомо?

— Конечно. Он тоже открыл, но я не помню, до Фимы или после.

— В 1492 году! Вашего Фимы и духу не было.

— Это вы зря. Вы поговорите с Фимой, он помнит Царя Соломона. И он сказал, что Колумб был не совсем еврей и здесь находился нелегально, без статуса «беженец», не имел ни Медикейда, ни фудстемпов, поэтому вернулся в Испанию. Он у вас проходил интервью на гражданство?

— Нет.

— Какой же он американец?

— Мистер Гонтмахер, вы изучали Историю США?

— А как же, 3 месяца!

— Хорошо, расскажите, что вы запомнили.

— Что я запомнил? Один гешефт.

— Какой гешефт?

— Манхэттэн купили у индейцев за 24 доллара! Представляете, 24 доллара! Где я был в это время? Я бы дал на один доллар больше и сейчас имел бы весь Манхэттэн, а не эту однобедрумную нишу. Как хороший гешефт, так меня там нет.

— Мистер Гонтмахер, последний вопрос: зачем вы хотите стать Гражданином Соединённых Штатов Америки?

— Честно?

— Честно.

— Для Зямы, моего приятеля, он остался в Бердичеве. Я приеду к нему, покажу АМЕРИКАНСКИЙ ПАСПОРТ, он посмотрит и воскликнет: «Этот шлимазл таки стал американцем!?»



Источник: https://www.moshiach.ru/books/humor/892_7_6.html
www.moshiach.ru

Борис Бунич (Киш Миренович Тухес)
https://stihi.ru/2011/05/18/428

Подарок сына -

Сеня, а что тебе вчера подарил Венечка? Что-то к машине? — Ой, Манечка! Он мне сделал такой подарок, что я рад уже вторые сутки и не устал! — А что это? — Давай поедем куда-нибудь и я тебе покажу, а то ты так не поймешь! — Куда нам ехать? К Рабиновичам если только? Давай сделаем ей сурприз, она хвалилась, что посолила огурцы, как делала ее мама, так мы приедем на огурцы! — Манечка, ты уже пристегнулась? Ну, поеха

Читать далее: https://isralove.org/load/1-1-0-1524?utm_source=copy

Александр Гутин - Русский поэт

Я в душе ненужное отсеяв,
И прогнав сомнения во мрак,
Знал, что был рождён на свет евреем,
Принимая этот ясный факт.


И куда судьба бы не бросала,
Я с предназначеньи видел связь,
И хотя и ел порою сало,
Но при этом чуточку стыдясь.


От Москвы до самых до окраин,
От пустынь до северных морей,
Знал, что не совсем я тут хозяин,
Потому что я, таки, еврей.


Дождь весенний лил на окна слёзы,
Хоть совсем и не был от сохи,
Рифмовал про русские березы,
Про луга и реку я стихи.


И про то, как трепетно и вольно
В небе клин тянулся журавлей,
И меня хвалили, мол, прикольно
Про Россию пишешь ты, еврей.


Среди львов и тигров полусвета,
Среди спутниц их, прекрасных дам,
Я прослыл лирическим поэтом,
Русским, словно Осип Мандельштам.


Русским, как поэт Иосиф Бродский,
Русским, как великий Пастернак!
Курским, новгородским, вологодским,
Как рязанец, брянец, как туляк!


Говорили мне, давай про зиму!
Чтобы тройка санками шурша,
Проносилась по сугробам мимо,
Чтоб страдала русская душа!


И давай про прорубь и Крещенье,
Чтобы радость, чтоб любовь и грусть,
Чтобы, петь и пить! Чтоб, как Есенин!
Чтобы гой, еси, Святая Русь!


Я давал. Писал про снег и ветер,
Про бескрайний лес и хоровод…
И про то, как чист и добр, и светел
Наш российский праведный народ.


И меня хвалили вновь и снова,
Называли «русский соловей «.
Говорили, мол, что парень клёвый,
Хоть и жаль, конечно, что еврей.


Не жалейте! Помню, я об этом,
Вам в ответ лишь тихо улыбнусь,
Напишу про рощу и про лето,
И про мне известную лишь грусть.


Оторвавшись от питья с закуской,
С вилки сняв губами холодец,
Кто-то скажет: -Это, брат, по-русски,
Охрененно! Круто! Молодец!


Не скажу о том, что это было,
Приложив холодное к виску.
Я вам рифмовал Хава Нагилу,
Песах и еврейскую тоску.


Вам казалось, стих мой про берёзы,
Про метель наотмашь по лицу…
Но на самом деле он про слёзы,
Стену Плача, фрейлахс и мацу.

АЛЕКСАНДР ГУТИН

Импровизация

Когда Ольга купила себе однокомнатную квартиру, её счастью не было предела. Это была маленькая мечта. Ремонт, хлопоты, красивые вазоны с цветами на лестничной клетке, миниатюрные картинки возле лифта. Она обожала свою квартиру, всё возле квартиры, всех людей вокруг. Она мыла полы на этаже, вытирала стены и радовалась своему маленькому уюту. Ольга очень тихая и интеллигентная, а вообще, с моей точки зрения, даже мямля, но как есть, так и есть.

Неприятности начались через месяц после новоселья. В вазонах с цветами регулярно появлялся пепел и бычки от сигарет. Ольга поставила пепельницу. Пепельница исчезла, как исчезли и две гравюры возле лифта. Вазоны кто-то разбил и комки земли с цветами валялись на полу.

Ольга вычислила своего соседа, испекла яблочный пирог и позвонила к нему в дверь. Сосед дверь открыл, забрал яблочный пирог и сказал, что воспитывать его не надо, потому что за свои деньги, он будет курить там, где ему хочется, а цветы его раздражают. Ольга попыталась поговорить с консьержкой. Та, по совместительству, оказалась мамой хамовитого соседа и грудью встала на защиту сына. Разговоры с другими соседями ни к чему не привели. Одним было наплевать, вторые дружили с консьержкой, третьих постоянно не было дома.

Через два месяца вообще начались чудеса. Ольге звонили в двери, выключали свет в квартире, вскрывали её щитки и перекусывали провода.

Ольга тихонько плакала и молча терпела, пока к ней не подошла консьержка и очень любезно предложила купить у Ольги квартиру, ведь ей здесь всё равно не комфортно, а сынок-сосед собрался жениться...

Естественно, за квартиру была предложена очень низкая цена...

Всё это Ольга рассказывала у меня на кухне с отрешённым взглядом, периодически всхлипывая. Работающий телевизор, как специально, в противовес происходящему, взрывался смехом - была передача памяти Аркадия Райкина. Ольга плакала - телевизор аплодировал .... Ольга смотрела в одну точку - телевизор хохотал... Райкин показывал миниатюру «... Воооот с таким ножичком...»....- Ольга очнулась и мы обе поняли, что будем делать.

Ольга выставила квартиру на продажу. Консьержке объяснила, что может найдётся покупатель, который купит за нормальную цену, а не за те копейки, которые предлагали консьержка и её сын. Две недели приходили потенциальные покупатели. Но некоторые из них даже не поднимались на этаж! Консьержка, встречая их внизу, рассказывала, что дом плохой, звукоизоляции никакой, трубы, хоть и новые, но постоянно текут, с электричеством перебои, а соседи, так вообще одни алкоголики и наркоманы... Оставался последний потенциальный покупатель...

В воскресенье, в девять утра, когда все жильцы были дома, дверь консьержки резко распахнулась и в маленькую комнатку ввалилась очень крупная колоритная цыганка с золотыми зубами, курящая что-то очень вонючее, без фильтра и сбрасывающая пепел на пол, на стол и на всё, что было на траектории её постоянно движущейся руки. Рядом стояла беременная цыганка помоложе и двое детей. Очень громко переговариваясь, они стали требовать, чтобы консьержка... «Пакажи, дарагая, где наша квартира, быстро, быстро, гей! Кай ёнэ, кай ёнэ, Мирэ лава нэ? Джидэ яваса. Ямэ на мэраяса И куч, ромалэ... Я Мария, она Любаша, хочешь пагадаю, гей, гей, гей, правду скажу!»

Их было четверо, но шум стоял такой, как будто пришёл весь табор. Грязная одежда, грязные руки, чумазые дети. Разворачиваясь, один шустрый мальчонка опрокинул чашку с чаем на пол, туда же посыпались бумаги и журналы, второй - наступил на осколки, упал и потянул за собой матрац и простынь с кушетки. Высморкавшись в простынь, малыш начал плакать... Не обращая никакого внимания на детей, схватив очумевшую консьержку под руки, женщины поволокли её к лифту.

На этаже их ждала Ольга. Забрав одного ребёнка в квартиру, второго поручили консьержке - «Эй, сматри мамаша, следи, мы пять минут Кай ёнэ, кай ёнэ, Мирэ лава нэ!»

За пять минут цыганское дитё успело позвонить во все квартиры, попроситься пописать, покакать, покушать, вытащило туалетную бумагу из квартиры консьержкиного сына, порвало её на мелкие кусочки и разбросало по этажу, укусило консьержку за руку и стало выть, как сирена... Не обращая на это никакого внимания, из квартиры Ольги вышли цыганки и продолжили разговор - « Ай спасибо дарагая, сто лет жить будешь! Жених хароший будет, хочешь в таборе подберём? Цена харошая! Квартира харошая! Мы тут жить будем, Любка, как родит, жить будет. Отца из табора заберём. Детям тут нравится. Давай Любка, подпевай - Ай... Да най, да най, да най, ай... да най, да най. Живы будем. Мы не умрем, И хорошо, ромалэ, да заживем!!!....».

И закружилось по этажу цыганское многолосие, цветные юбки, платки, браслеты, дети, кони, люди...

Вечером Ольге опять долго звонили в дверь. Она решила не открывать, но после пяти минут непрерывного звона...

На пороге стояло очень много людей - консьержка, её сын, соседи и сверху и снизу. Консьержка держала в руках торт и бутылку шампанского, за спиной сына виднелась пальма в красивом вазоне...

Театр «Ромен» встретил нас пустым уютным холлом. Сегодня спектаклей не было. Директор театра Мария, очень красивая и харизматичная, но уже без золотых зубов, светилась от радости. Её внук Данко что-то рисовал в альбоме.

Предложив нам кофе, она сразу заявила - «Я с Вас денег не возьму. Вашего задатка достаточно. Для нас, актёров, что важно?... Сценарий и осёл выучит. А вот импровизация... Её сейчас нет... А как хочется!!! И внучок у меня - талантище какое! Шесть лет всего, а как сыграл, как сыграл! Ай маладец!

Решено - беру его в труппу... Ах какое я получила удовольствие! Мммм. Импровизация! Это прекрасно!

А вам, девочки, две контрамарки на наш спектакль, хотя... самый лучший Вы уже видели.

Кай ёнэ, кай ёнэ, Мирэ лава нэ...

 

/Наталья Яремчук/

Rezume.ru

Минздрав Израиля выпустил новую редакцию десяти заповедей, полученных на горе Синай


1. Не поминай всуе Министра здравоохранения твоего.
2. Не выходи из дома твоего без маски, теудат зеута и бутылочки санитайзера для рук.
3. Не навещай отца твоего и мать твою, дабы продлились дни их на земле.
4. Не убий сидящего с тобой в карантине.
5. Не сотвори себе продовольственного и туалетной бумаги склада.
6. Не укради без резиновых перчаток.
7. Не прелюбодействуй на расстоянии более 500 метров от дома твоего. 
8. Не приближайся ближе, чем на 2 метра к жене ближнего своего.
9. Не зарекайся от аппарата ИВЛ.
10. Не свидетельствуй ложно о нарушении карантина соседом твоим. 

Вышли из Египта, вышли из СССР, выйдем и из коронавирусной пандемии!
Амен!

Дай руку, внучек!

Для А. Райкина

Юзик, Юзик, дедушка не может быстро, дедушка устал. У дедушки ноги старенькие. Давай посидим. Ты же хороший мальчик. Сядь, Юзе-нька, сядь, дорогой. Я сказал сядь! Я стенке сказал или кому я сказал?! Или стенке, или кому?! Дедуля что сказал?… Что надо дедуле сказать?… А, бандит, чтоб ты был здоров, арестант. Если бы у меня было такое детство! Ну-ну…

Наша мама всегда стирала, а мы всегда ходили грязные… И какой гвалт… Пятеро хотят писать, один хочет селедку. Какие книжки, какие тетрадки?… Я еще получил очень удачное образование, я чинил примуса. Ты слышишь, Юзик, головки, пистоны, насосы, я знаю, главное – это керосин, чтоб он горел… Моя вся жена пропахла керосином. Нас нельзя было позвать в гости: они от нас имели аромат… Собаки падали в обморок. Ты не знаешь, что такое примус. Вся Одесса качала по утрам и вечерам, и ревела, и взрывалась.

Я тоже был отчаянным, я имел троих, и они выросли. Старший стал военным, утонул в Керченском проливе в первые дни войны. Младший окончил политехнический, уехал в Новосибирск, твоя тетя закончила консерваторию, сидит в Москве… Все разъехались, все ищут счастья. Только мы остались на месте… Ты знаешь, Юзик, я так смотрю и думаю, что я такого сделал особенного?… Так я тебе скажу что. Ничего… Все вложил в детей. Стакан молока – дети. Кусочек яблочка – дети. Ложка сахара – дети. Твой папа был слабый мальчик, ему нужны были витамины. А твоей тете нужен был приличный инструмент – она в консерватории. Так всю жизнь. Вы маленькие – мы переживаем, что вы болеете. Вы старше – мы переживаем, что вы плохо кушаете. Потом вы устраиваете нам попадание в институт – мы ночи не спим. Потом вы женитесь – с нами такое творится, моим врагам!

Что надо сказать дяде? Ну!… Здра… Ну!… Здра… Ох, я ему напомню, так он всю жизнь будет помнить. Ну!… Здра… Такой буц здоровый, четыре года скоро.

Отдай девочке мячик. Отдай, солнышко. Ухаживай за ними. Все равно они отдают нам больше, если они хорошие. Все равно они отдают нам все, если они золотые. Твоя бабушка была и ударник, и застрельщик, и я знаю кто… А дети на ней, весь дом на ней. Я ей говорю: «Соня, перестань уже… Перестань! Дети все устроены, мы на пенсии. Перестань, Соня, поспи до восьми. Поедем к детям. Дети за нами будут ухаживать».

И мы сели на колеса и поехали в Новосибирск, где твой папа кандидат, а мама аспирант. Все математики, все в очках, а кто будет варить обед?… И я вижу, моя Соня стирает, а я выкручиваю. Она моет полы, я стою в очередях.

Кое-как поставили этих кандидатов на ноги. Поехали к дочке. Уже Москва, уже скрипачка, уже все удобства. И что я вижу?… Соня стирает, я выкручиваю. Соня варит, я стою в очередях.

Поставили на ноги скрипачей, сняли у них с шеи детей, вернулись домой. Дома отдохнем. Летом у моря. Мы на пенсии. Дети съедутся, будут ухаживать. Съехались дети… Что я вижу, Юзик?… Соня стирает, я выкручиваю. Она варит, я тяну с базара кошелки – лошади оборачиваются. Дети должны отдохнуть. У детей один только месяц – так мы не пойдем на море. Я не помню, когда я был на пляже. Лет десять назад. Случайно. Неважно. Мы отпляжили свое.

Что нам надо, Юзик?… Чтоб у детей наших было немножко больше счастья, чем у нас. Чтоб ты уже попал в институт и удачно женился: есть такие жены – моим врагам, ты же знаешь. И чтобы у тебя были хорошие дети, и чтобы они попали в институт и удачно женились, и чтобы у них были свои дети, тоже хорошие и тоже способные. А мы будем ездить и не будем говорить о болячках. Потому что у кого их нет, и еще не хватает об это говорить.

И будем смотреть на наших внуков, и радоваться, и потихоньку уходить… А все это называется очень просто – хорошая старость.

Правда, Юзик?… Ты же все понимаешь. Ну, дай ручку дедушке, дай, золотко. Мы уже идем. Бабушка нас ждет. Дай ручку. Чтоб ты не знал, что я видел… Чтоб ты был здоров! Юзик, дедушка не может быстро, не забывай…

http://rulibs.com/ru_zar/humor/jvanetskiy/0/j15.html

Икра по 40 копеек

Москва. Зима. Время дефицита. Приезжает иностранная делегация, и нужно показать, что в СССР всё хорошо. На Верху решают, что нужно устроить распродажу черной икры. Выбирают магазин поближе к центру, и объявляют акцию, обвешивают магазин плакатами: Чёрная икра по 40 копеек! В день распродажи, с 5 утра начинает собираться толпа, несмотря на мороз. Ещё бы - икра по 40 копеек. К открытию магазина очередь становиться уже довольно большой. 9.00 - Открываются двери магазина, выходит директор и

Читать далее: https://isralove.org/load/1-1-0-1260?utm_source=copy

СЧИТАЛКА

Ты проснулся? Это - раз!
Огонь жизни  Не погас!
За окошком  Есть трава?
Значит, зрячий! Это - два!


Вспомнил  Трудности свои?
Нет склероза!  Это - три!
Денег нет  В твоей квартире?
Не своруют их! -  Четыре!


Насморк сильный?  Не вопрос! 

Пять -  Пока имеешь нос!


Нет зубов  И трудно есть?
Похудеешь -  Это шесть!
Дети  Довели совсем?
Дети есть!  И это - семь!


Ноги  Еле-еле носят?
Ноги есть!  И это - восемь!
Оскорбленья  Тяжко слушать?
Девять -  Слышат твои уши!


Сердце колет  И болит?
Десять! -  Всё ещё стучит!

Каждый день Живи и смейся!
Только на Себя надейся!
Улыбайся Всем в ответ!

И живи Сто двадцать лет

ЖИЛИ В ГОРОДЕ РОСТОВЕ

http://a.kras.cc/2021/05/blog-post_594.html

ВОПРОС К БОГУ

За размер ушей и носа, За форшмак и за мацу Нету никаких вопросов К Б-гу, нашему Отцу. Мы согласны с сводом правил, И обрезаны по ним, И спасибо за Израиль, Хайфу и Иерусалим. И за море, и за пальмы, За покрытие дорог, Только есть оригинальный К Вам вопрос, Товарищ Б-г. Хоть зимы здесь не бывает — Зреет манго, ананас, Нефть никто не добывает, И не водится здесь газ. Плюсы есть. К примеру, бабы И тоска еврейских глаз, А из минусов — арабы*, Хизбалла, ИГИЛ, Хамас. Вот скажи нам, Б-г, серьёзно

Читать далее: https://isralove.org/load/1-1-0-2086?utm_source=copy

10 рассказов о евреях

1.Доподлинно известно, что знаменитый физик-ядерщик академик Зельдович в 5-й графе писал просто: "ДА".

2 Известна история про одного из «отцов» советской психиатрии М.О. Гуревича.

На лекции о болезни Альцгеймера демонстрировалась больная этим тяжёлым заболеванием. Она не могла назвать ни своего имени, ни числа, ни времени года, но на вопрос, кто её привёз в больницу, с неожиданно осознанной злобностью ответила: «Жиды». Профессор повернулся к аудитории и заметил: «Вот видите, как мало нужно ума, чтобы быть антисемитом».

3.Песня остается с человеком

Петербургский композитор Вениамин Баснер, автор многих популярных песен, поздно ночью возвращался на машине из гостей домой. Стояла белая ночь. К нему подошли трое подвыпивших моряков и попросили подбросить их на Васильевский остров. Баснеру было не по пути, и он отказался.

— У, жидовская морда! — сказал один из них.

Они повернулись, обнялись и, уходя, загорланили: «Нас оставалось только трое на безымянной высоте...» — запели именно его песню.

4. Когда в Москве на площади Свердлова установили памятник Карлу Марксу работы Кербеля, Фаина Раневская прокомментировала это так:

— А потом они удивляются, откуда берется антисемитизм! Ведь это тройная наглость. В великорусской столице один еврей на площади имени другого еврея ставит памятник третьему еврею.

5. Главное в фильме — название

Кинооператор Соломон Коган ездил из Одессы с китобойной флотилией «Слава». Фильм понравился начальству, предложили его назвать «Советские китобои». Когда мы с Коганом остались одни, он недовольно сказал:

— Ну, кто пойдет смотреть фильм с таким названием?

— У меня есть другое название, — сказал я, — но его едва ли утвердят.

— Какое? — заинтересованно спросил Коган.

— Бей китов, спасай Россию!

6. Все говорят, что швед

Говорят, суровая Вера Пашенная, бывшая в силу своего положения, по существу, хозяйкой Малого театра, недолюбливала артиста Кенигсона. И однажды, отвернувшись от него, в сердцах брякнула: «Набрали в Малый театр евреев, когда такое было!» «Вера Николаевна, — вспыхнул Кенигсон, — я швед!» «Швед, швед, — пробурчала своим басом Пашенная, — швед пархатый!»

7. Рассказывает Марк Розовский:

«Самую популярную фразу Жириновского мама — русская, папа — юрист первым придумал я. А ведь я задолго до него произнес подобную фразу. Во мне три крови. Папа — еврей. Мама — полу-русская-полугречанка. Родиться меня угораздило в незабываемом 1937 году. Паспорт я получал в не менее памятном 1953 году. Папа в это время мотал в ГУЛАГе 18-летний срок. Когда встал вопрос, кем меня записывать в паспорте, мама сказала: „Только не евреем. Сам видишь, что делается. Будешь греком“. Так и записали. Один мой товарищ сказал, что я проделал путь из евреев в греки. По окончании журфака я поступал на работу на радио. Начальник отдела кадров полистал мои документы, посмотрел внимательно на меня и спросил:

— А почему это вы грек?

— Мать — гречанка, — говорю.

— А отец?

И тут я совершенно непроизвольно говорю: инженер.

Об этой фразе знали многие мои друзья. Жванецкий с моего разрешения вставил эту фразу в миниатюру Райкина „Автобиография“. Райкин так и говорил: „Мама у меня гречанка, папа — инженер“. И зал хохотал. Потом Войнович использовал эти слова в своем романе „2042“. Так что Владимир Вольфович тут плагиатор.

А недоразумения с моим „пятым пунктом“ продолжались. Поступаю на Высшие сценарные курсы. В первый же день вызывает меня к себе директор курсов, бывший кегебешник, ныне писатель.

— Что это вы написали в своей анкете? Какой вы грек! Думаете, мы не знаем?

Я молча достаю паспорт и показываю. Он чуть со стула не упал.

— Извините, — говорю, — жизнь заставила быть греком».

8. Неслыханная наглость

Успокойся, ты не еврей

Жена поэта Михаила Светлова Радам была грузинка. Когда их сыну пришло время выбирать национальность, он сообщил отцу, что решил вписать в паспорт «еврей». Светлов, улыбнувшись своей грустной улыбкой, погладил сына по голове и сказал: «Успокойся, мальчик: ты никакой не еврей!» «Почему?» — вспылил сын. «А потому, что никакой настоящий еврей не откажется от возможности написать себе: „грузин“!» — ответил мудрый папа Светлов.

9. Псевдоним

В 1967 году, к пятидесятилетию Советской власти, Олег Николаевич Ефремов поставил в театре трилогию «Декабристы», «Народовольцы», «Большевики». Авторами трилогии были известные драматурги Михаил Шатров, Александр Свободин и Леонид Зорин. В это же время Ефремов много работал с драматургом Михаилом Рощиным и ставил пьесу Александра Володина «Назначение».

Как раз в честь юбилейных торжеств Олега Николаевича вместе с группой авторов «Современника» пригласили на прием в Большой Кремлевский дворец. Тогда попасть на прием в Кремль было так же невероятно, как сейчас — к президенту Соединенных Штатов или на день рождения к английской королеве. Ефремов отправился в Кремль.

Естественно, перед тем как туда попасть, нужно было пройти через несколько кордонов охраны и везде предъявлять документы. На одном из постов стоял молодой солдатик из Кремлевского полка , для которого увидеть живого Ефремова — это огромное событие в жизни, тем более что в то время Олег Николаевич был безумно популярен благодаря фильму «Три тополя на Плющихе».

Впереди Ефремова шла группа авторов. Охранник берет в руки паспорт Михаила Шатрова и читает в нем фамилию: «Маршак». Фамилия не совпадает с указанной в списке гостей. После длительной проверки Шатров проходит.

Дальше солдат берет паспорт Володина и читает: «Лившиц». Снова проверка. В некотором недоумении охранник пропускает Володина.

Следом идет Михаил Рощин. Уже совсем удивленный солдат читает в его паспорте: «Гибельман».

За Рощиным проходит Свободин. В его паспорте указана фамилия Либерте.

И когда, наконец, подходит Олег Николаевич Ефремов, солдатик дрожащей рукой берет его паспорт и, глядя не в документ, а в глаза Ефремову, говорит: «Олег Николаевич, ну Ефремов — это хотя бы не псевдоним?»

10. Неграм повезло больше

В разгар борьбы с «космополитизмом» Поль Робсон привез в Москву свой концерт, в который включил английские, негритянские и еврейские песни. В соответствующих органах ему сказали, что еврейских песен петь не стоит, так как евреев у нас мало.

— А негров много? — поинтересовался Робсон.

 

Красная книга

Далеко, средь приволжских бескрайних полей,

Где роса и другие осадки,

Гнёзда вьют заповедный российский еврей,

Глухари, журавли, куропатки.

Было время - еврей был в избытке везде,

Ворковал на цветущих опушках,

И откладывал яйца в уютном гнезде,

На деревьев высоких макушках.

Жил в России еврей не один уже век,

Время прошлое кануло в бездну,

И российский его приручил человек,

Находя, что евреи полезны.

И никто не предвидел печальный финал,

Уважаем еврей был по праву.

Ойстрах что-то играл, Левитан рисовал,

Брали Нобеля Гинзбург с Ландау

К перелёту на юг ещё не дан сигнал,

Не трубила труба к перемене,

Бродский что-то писал, Пастернак сочинял,

Гердт с Раневской играли на сцене.

И хотя браконьеры твердили о том,

Что еврей очень вредная птица,

Пережив по привычке войну и погром,

Продолжал он в России гнездиться.

Он летал над страной, расправляя крыло,

Не чиня беспредел с беспокойством,

Каждый знал, у него есть меж многих одно

Очень нужное, важное свойство.

Как ни вилась судьбины кручёная нить,

В дни лихой и жестокой непрухи,

На евреев ужасно удобно свалить

Непогоду, войну и разруху.

Кто-то рожь из амбара коварно украл,

И из крана водица не льётся,

Сразу ясно: еврей вновь зерно поклевал

И испортил в деревне колодцы.

Каждый знает, что честен российский народ,

И храним небесами и богом,

А пернатый еврей нефть в Тюмени крадёт,

Поит водкой людей в Таганроге.

Но в последнее время, с течением дней,

Стал значительно редким пернатый,

И, сбиваясь в косяк, наш российский еврей

Улетает в Израиль и Штаты.

Словно ветром в туманную даль унесло,

Как торнадо, батонные крохи...

Но в России по прежнему п - дят бабло,

И дороги по прежнему плохи.

Я еврей, я сижу на сучке у ручья,

Я не сею ни зла, ни интригу,

Предо мною большая Отчизна моя,

Я записан в ней в Красную Книгу.

Не подвластен я пуле, штыку и мечу,

Я здесь буду и присно, и ныне,

Из России в Израиль пока не лечу

По вполне объяснимой причине.

Пусть пред кем-то мои безграничны грехи,

Я шипы не меняю на розы,

Кто ещё, как не я, вам напишет стихи,

Как шумят под Самарой берёзы.

Леонид Агутин

Подарок. Неопубликованный рассказ

Молодой человек, желающий сделать подарок своей невесте, после долгого раздумья решил купить пару лайковых перчаток.

Он отправился вместе со своей сестрой в магазин женских принадлежностей и купил одну пару лайковых перчаток. В тоже время его сестра купила дамские рейтузы. При доставке домой пакеты были перепутаны, и пакет с рейтузами был доставлен невесте вместе со следующим письмом:

"Милая моя! Посылаю Вам мой маленький подарок, чтобы доказать, что я не забываю Вашего Дня рождения. Выбирал их, полагая что Вы в них нуждаетесь! Продавщица, у которой я их купил, показала такие же, которые она носит уже три недели, и они даже не запачкались.
Как бы я хотел надеть их лично на Вас! Конечно, многие будут дотрагиваться до них раньше, чем я увижу Вас. Я просил продавщицу примерить их на себя - они на ней выглядят изящно!

Не знаю Вашего размера, но со временем я буду в состоянии судить о нем лучше, чем кто-либо другой. После того, как Вы их разносите, они будут легче сниматься, но когда Вы их будете снимать, не забудьте их продувать, т.к. от носки они могут быть влажными. Мойте их чаще, не снимая с себя, а то они могут сесть. Надеюсь, Вы примете подарок с таким чувством, с каким я его дарю. Наденьте их в пятницу на танцы. Как я желаю страстно видеть Вас в них! Число поцелуев, которые я запечатлел на них с задней стороны, неисчислимо.

Продавщица напомнила мне, что последний крик моды - носить их не застегивая, полуспущенными, чтобы они немного болтались.
Крепко целую то, что находится в них.
 

Москва. Зима. Время дефицита. Приезжает иностранная делегация, и нужно показать, что в СССР всё хорошо. На Верху решают, что нужно устроить распродажу черной икры. Выбирают магазин поближе к центру, и объявляют акцию, обвешивают магазин плакатами: Чёрная икра по 40 копеек! В день распродажи, с 5 утра начинает собираться толпа, несмотря на мороз. Ещё бы - икра по 40 копеек. К открытию магазина очередь становиться уже довольно большой. 9.00 - Открываются двери магазина, выходит директор и

Читать далее: https://isralove.org/load/1-1-0-1260?utm_source=copy

Илья пришёл с работы грустный.
Он обнял выбежавших ему навстречу мальчишек, поцеловал их, не стал переодеваться в домашнее, прошёл на кухню и сказал Аиде:
— Идуся, нам нужно поговорить.
Идуся обтерла руки о передник (как раз лепила пельмешки с уткой на Шабат), села на краешек стула и приготовилась выслушать любимого мужа.
— В общем, тут дело такое… Аида. Я ухожу. Я давно люблю другую женщину. Я полюбил так сильно, я уверен, это моя судьба. Кристина моя судьба. Прости меня. Мне тяжело это говорить, но я больше не люблю тебя. Аида вскинула на мужа изумленный взгляд.
— Как это не любишь меня. А сыновей Йосика и Марика тоже не любишь?
— Люблю! Люблю Йосика и Марика! Буду приходить и забирать их на все выходные и на все праздники! — горячо сказал Илья.
— Почему на выходные и праздники? Сейчас забирай. Мальчики — это не девочки, должны в полной семье расти. Отец, мать. А я одинокая сейчас буду, это неправильно. Вот устрою свою жизнь, потом заберу их. Чтоб сыновья росли и с отцом, и с матерью.
— Илья заметно занервничал. Что ты за мать такая? Какая мать отдаст детей? Тем более, что Кристиночка живет в однокомнатной квартире с матерью, и там собака огромная.
— Если Кристиночка любит тебя, она любит и твоих детей, — безапелляционно заявила Ида. — Вот спрей для носа, у Марика сопли, а вот лак от грибка, у Йоси на большом пальце левой ноги кажется грибок, скажи Кристине, пусть мажет каждый вечер. Не забывайте, три раза в неделю у мальчиков рисование, по вторникам у Йоси скрипочка, у Марика баян, в среду шахматы, по понедельникам математика, пропускать нельзя, по воскресеньям обязательно в кружок английского.
Илья резко поднялся и вышел на балкон.
С балкона стали доносится обрывки фраз:
— Дети… Аида… подождать… грибок и шахматы.
Когда Илья зашёл в комнату, у порога стояли два объёмных баула, баян в чехле, две пары лыж и его чемодан.
Аида стояла переодетая в праздничное платье и с ярко-красной помадой. С тех пор прошло два года.
Стоит ли говорить, что все вокруг считают их образцовой семьей.
И только Аида иногда подмигивает Илье на общих дружеских праздниках.
Лара Хамзина 2

Утка, конечно, кошенаяь птица, но про пельмени с уткой на
Шабат слышу впервые....

]Стихи выдающегося шотландского поэта XVIII века Роберта Бернса в переводе Александра  Дольского
 

В красавицу Мэри всем сердцем влюблён

К отцу с этой вестью направился Джон.

"Отец, раздели мою радость со мной,

Назвать собираюсь я Мэри женой",

У юноши взор нежной страстью горит,

Но сыну со вздохом отец говорит:

"За матерью Мэри лет двадцать назад

Ухаживал я, признаюсь, виноват


Ты свадебных планов, сыночек, не строй

Тебе ведь приходится Мэри сестрой".

Ужасным известьем таким поражён,

Два месяца был в огорчении Джон.


Но Клару увидел, и так полюбил,

Что все огорченья свои позабыл.

С весёлым лицом он приходит к отцу:

"С любимою Кларой иду я к венцу".


"Опять неудача, - ответствует тот, -

Пошёл уж с тех пор девятнадцатый год,

Короче, открыть мою тайну пора:

И Клара увы, тебе тоже сестра",

Ужасным известьем таким поражён,

Полгода от девушек прятался Джон,

Но Кэт он увидел и так полюбил,

Что все огорченья свои позабыл.


Одна лишь забота тревожит его:

Вдруг снова отыщет папаша родство,

И матери всё рассказав про отца,

"Так что же мне делать?" - вскричал он в сердцах.


Ужели бежать из родного села?

Сыночек расстроен, а мать весела:

"Женись на ком хочешь, сынок, ничего,

Не слушай отца, ты ведь сын не его!"

Александр МАТЛИН | ЭМ-БИ-И
https://kontinentusa.com/aleksandr-matlin-em-bi-i/