Выдуманные или правдивые истории

AD VALOREM (Всему есть цена (лат.))
/в 3-х частях/

http://www.sphaerez.de/?p=12959

14 Лет На Гербе СССР Была Чудовищная Ошибка, Которую Никто Не Замечал!


http://www.pure-t.ru/2017/02/12/14-%d0%bb%d0%b5%d1%82-%d0%bd%d0%b0-%d0%b3%d0%b5%d1
%80%d0%b1%d0%b5-%d1%81%d1%81%d1%81%d1%80-%d0%b1%d1%8b%d0%bb%d0%b0-%d1%87%d1%83%d0%b4%d0%be%d0%b2%d0%b8%d1%89%d0%bd%d0%b0%d1%8f-%d0%be%d1%88%d0%b8/?utm_medium=referral&utm_source=marketgid&utm_campaign=pure-t.ru&utm_term=23038s325&utm_content=5116095

О доверии и любви

Лоуренс Энтони был южноафриканцем, девелопером по первой профессии. Он вырос в буше (обширные неосвоенные человеком пространства) и к диким зверям привык с детства. Причем привык настолько, что в середине 90-х продал свой бизнес, а на вырученные деньги купил маленький заповедник под названием Тула-Тула (Мир и спокойствие) с целью реабилитации диких слонов, приговоренных к смерти.

В природе у этих животных нет врагов, главный их враг - человек; люди охотятся на них в основном ради бивней, из-за этого варварского промысла африканские слоны на грани вымирания. Для их охраны было создано несколько заповедников, где размножившиеся стада, ограниченные территорией заповедника, стали страдать от нехватки корма и проявлять озлобленность. В этом случае животное полностью выходит из под контроля и нападает на все живые существа в пределах досягаемости. Остановить слона в этом случае может только пуля. Лоуренс сказал пуле - нет, и начал выкупать агрессивных животных у старых хозяев.

Когда в Тула-Тула привезли первые особи слонов, Лоуренс Энтони пришлось приложить немало усилий, чтобы установить с ними доверительные отношения:
"Вообще-то общаться со слонами может каждый. Никакой вселенской тайны тут нет. Достаточно выучить пару простых правил. Первым делом нужно установить доверие - совсем как между людьми. У слонов очень большое личное пространство, внутрь которого они ни за что не допустят чужака. Нужно месяц за месяцем проводить время в буше, рядом с ними, но вне границ этого самого пространства, иначе они на тебя нападут. Не следует предпринимать никаких попыток приблизиться, но, когда слоны привыкнут, они начнут сокращать дистанцию сами. Да, терпения нужно много".

Он думал и делал все правильно. Приговоренные к расстрелу слоны-изгои в его заповеднике возвращались к нормальной жизни. Длилась эта история почти двадцать лет. За эти годы Лоуренс Энтони реабилитировал сотни животных, собирая их по всему миру, творя тем самым живую легенду Южной Африки. А 7 марта 2012 года его не стало.
И тогда вот случилось чудо.

Через два дня после его смерти, дикие слоны появились в его доме во главе с двумя большими слонихами. Стадо прибыло в массовом порядке, чтобы попрощаться с любимым другом. В общей сложности 31 слонов терпеливо шли более двух суток через дикие кустарники, чтобы достичь обители их спасителя. Видя это зрелище, люди были поражены не только наличием у животных высшего разума. Нечто большее и глубокое, чем человеческий интеллект сообщил им, что их герой - человек, который спас их жизни, как и жизни многих других животных по всему миру покинул земной мир. Каким образом, этого не знает никто. Но факт, что медленно и торжественно, они проделали свой длинный путь вереницей, один за другим, из среды своего обитания в дикой природе к его дому. Поразительным было и то, что до этого дня слоны никогда не были в доме Лоуренса Энтони.

Фантастика! Эти живые существа сделали больше того, что мы, люди, может представить себе и осознать. А утром они покинули дом своего спасителя для возвращения домой.

http://mahavam.livejournal.com/502413.html

ЧЕЛОВЕК, ДЛЯ КОТОРОГО ВРЕМЯ ПОВЕРНУЛОСЬ ВСПЯТЬ

До 25 лет он рос как все, затем время для него словно остановилось.
После нескольких лет неустойчивого равновесия оно покатилось назад
– Сосо начал стремительно молодеть.

Молодеющий Сосо Ломидзе

В 25 лет исчезла ранняя седина, щетину на щеках сменил нежный
юношеский пушок, изменился голос. Процесс прогрессировал,
каждые 5 лет Сосо терял в весе и казалось становился меньше
ростом. С годами разница между биологическим и календарным
возрастом все увеличивалась,
30-летнему Сосо на вид давали 20-25 лет, а 40-летний выглядел
уже как 15-летний подросток.

Вряд ли кто из мужчин обрадовался бы перспективе бесконечного
омоложения. Вернуться в молодость – прекрасно, а вот в
детство… ни с женщиной познакомиться, ни водку в магазине купить,
ни в мужской компании потолкаться. Но Сосо своему омоложению
нисколько не огорчался – он был не такой как все, он был вором.

Криминальный талант Сосо Ломи дзе был вором-карманником.
В 15 лет он уже был известен и уважаем в кругу «щипачей» как
специалист экстра-класса. Его ловили и давали срока,
невзирая на «молодость» — в общей сложности 13 лет провел
Сосо за решеткой.

Феномен внешности нисколько не отражался на его умственных
способностях и психологическом развитии – с годами карманник
становился все умнее, хитрее и изворотливее. А в 1983 году
41-летний вор-рецидивист Ломидзе приобрел всесоюзную известность
среди преступников.

Михаил Георгадзе. В 1982 году как писали в газетах
«после продолжительной болезни» ушел из жизни секретарь
Президиума Верховного Совета СССР Михаил Георгадзе. Но в
криминальной среде говаривали, что на самом деле
государственный деятель покончил жизнь самоубийством.
Сменивший Брежнева бывший чекист Андропов возбудил
уголовное дело против Георгадзе по факту получения взяток в
особо крупных размерах.

На квартире был произведен обыск, найденные ценности – золото,
бриллианты считали ведрами и политик, не дожидаясь, пока суд
даст ему высшую меру, застрелился.
Воры были уверены, что менты изъяли не все и решили
«потрясти» вдову умершего.

Ограбление вдовы

Татьяна (которую муж ласково называл Манана) жила в Тбилиси, в
квартире с бронированной дверью в сообществе 3-х огромных догов,
дверь незнакомым не открывала.
Вот тут и пригодился «молодой» Сосо. Одетый в школьную форму с
пионерским галстуком на груди он позвонил в дверь. На вопрос
хозяйки «кто там?» пропищал: «У Вас нет макулатуры? Стране нужна
бумага!» Ну кто подумает что-то плохое на пионера? Клацнули
дверные замки.

Сообщики Ломидзе сразу же запустили в дом трех течных сучек-овчарок.
Здоровенные доги забыли о своих прямых обязанностях и предались
утехам любви.
Хозяйку связали, квартиру обчистили.
«Пионер» Сосо получил свою долю и уехал в Москву к своей любовнице
Тамаре Бадридзе. Вслед ему покатилась слава удачливого вора.
Но главное дело Ломидзе был еще впереди.

Обкраденный Шеварднадзе

В 1989 году министр иностранных дел Шеварнадзе посетил Тбилиси.
В прошлом будучи министром внутренних дел, а затем первым
секретарем ЦК КП Грузии, он сильно досаждал криминальным
авторитетам. Решено было отомстить – обокрасть гордого грузина.
Выбор пал на Сосо. Ломидзе, который за прошедшие 7 лет еще более
омолодился, вновь решил прибегнуть к уже однажды использованному
трюку.

Во время посещения министром Тбилисского Дворца пионеров из толпы выскочил юный пионер:
«Батоно Эдуард! Ты – наш мессия!
Мы так долго ждали тебя! Разреши
поцеловать твою руку!»
Коммунист Шеварднадзе
растрогался, взял мальчишку на руки и крепко
расцеловал.

И только в кабинете директора Дворца Седой Лис, обнаружил, что
«пионер» снял с его руки часы «Philip Patek» на массивном золотом
браслете, украшенном россыпью бриллиантов – подарок
Союза промышленников ФРГ.

Преступники постарались, чтобы история стала достоянием общественности,
и объявили, что готовы продать часы, снятые с руки министра
иностранных дел СССР любому, кто предложит самую высокую цену.
Часы купил сам Шеварднадзе. Сосо получил в награду воровскую корону и
кличку Старик.

56-летний пацаненок

К середине 90-х у Сосо начала падать потенция. Только благодаря этой
пикантной детали история Ломидзе и стала известной медикам.
Подруга уговорила его обратиться к Джуне. Та призналась, что помочь не в силах
и направила Сосо к заместителю директора НИИ экспериментальной
морфологии и геронтологии Семену Далакишвил и.

Ученый-геронтолог, обследовав пациента, с сожалением сказал: «Увы, но
помочь я Вам ничем не могу. Не обманывайтесь, организм Ваш
стареет, как и у всех.
Что же касается Вашего внешнего «омоложения», то если оно не
остановится, 60-летний юбилей Вы будете встречать с соской во рту».
Осматривавший Ломидзе вслед за Далакишвили министр здравоохранения
Чазов высказал предположение, что омоложение Ломидзе – это проявление
аномалии на генетическом уровне, природа которой науке неизвестна.

Весной 1998 года на тбилисском кладбище хоронили известного вора в законе.
Лежащий в гробу 56-летний Старик выглядел как ученик начальной школы.

Источник: esoreiter.ru

Немцы - охотники
Автор не известен.
Мой кум Михалыч работает егерем. Весь в шрамах. На руке у него два параллельных шрама, это волк клыками.. На груди четыре параллельных шрама, это медведь когтями. На всю спину 10 параллельных шрамов, это теща граблями. Раньше Михалыч понимал язык зверей, щас не понимает, закодировался. Всё! Не поёт, не пляшет, голым лес не инспектирует. Короче рутина.
На днях к нему в охот хозяйство прибыла группа немцев, охотники-любители, 8 голов. С утра провели инструктаж, взяли ружья, пошли. Охота началась удачно. Для гринписа. После того, как Ганс 30 раз стрелял в зайца, мы поняли, что косой в косого не попадет никогда. Тут из под ног немца взлетел одинокий худой перепел. Немцы, вскинув 8 стволов, открыли стрельбу на поражение. То, что перепел был поражен такой стрельбой, было понятно сразу, потому что, улетая, он обгадил немцев с головы до ног.
Короче, когда мы вернулись в лагерь, из трофея у нас был только погибший от поноса перепел.
Шоб подбодрить немцев, я им рассказал байку о том, как можно охотиться на зайца с кирпичом.
Кладешь на заячью тропу кирпич, посыпаешь его перцем. Заяц бежит по тропе и видит кирпич, думает, что это морковка, подбегает, нюхает кирпич, перец попадает ему в нос, заяц чихает, бьется головой об кирпич и погибает. Немцы выслушали историю с каменными лицами.
На следующий день выдвинулись в лес пешком. Через каждые 5 минут немцы требовали привала. На 7-м привале я потребовал объяснений. Оказалось, что рюкзаки у немцев полны перца и кирпичей. Избавившись от стройматериалов к обеду, мы вышли охотиться на уток. С юмором у немцев оказалось совсем хреново. После трехчасовой бесполезной стрельбы по уткам, я им сказал, что или утки высоко летают или низко подбрасывают собаку. И когда в следующий раз над ними взлетели утки, я увидел как собака Михалыча летит к ним навстречу.  Глаза у собаки были, как блюдца. Утки увидели летящее навстречу животное и стали нестись прямо на лету. Причем неслись утки обоих полов. И собака тоже. Так ничего и не застрелив, мы вернулись в лес и устроили небольшой пикник.
Тут неподалеку на пригорок вышел огромный медведь и стал чесать спину об березу. Ганс сдуру выстрелил в медведя утиной дробью и случилось страшное, он попал! Медведь не вынес такой фамильярности и кинулся в воду в нашу сторону и я понял, что попали мы все. Обычно медведи плавают по- собачьи, оказалось что обиженные медведи склонны к баттерфляю. А перепуганные немцы склонны к галопу. Они перебежали речку , не замочив штанин и растворились на деревьях в близлежащем лесу. Медведь кинулся было на пару деревьев, но немцы шустро перескакивали с ветки на ветку. В глазах косолапого читалось удивление, таких белок он еще не видел. После этого незваный гость распотрошил наши рюкзаки, сел на немецкую губную гармошку и стал пожирать наши припасы. После того, как сгущенка, тушенка, хлеб и мыло были съедены, губная гармошка под медведем вдруг заиграла. Медведь выдувал музыку минут 40. Потом он обильно пометил наши вещи и ушел в чащу. Вещи, которые находились на нас, мы пометили сами.

В молодости, когда мы куда-то ехали в поход и с нами в купе был борец, вот он и рассказал историю своего тренера.
У меня есть несколько подобных повествований, но если это не подходит для нашего форума, модератор может их не вставлять.
Ангел Лёвушка
Катя с трудом протолкнулась к зарешеченному окошку. Точнее, её случайно придвинули к этому проёму. Всё равно, было душно, но всё же сюда пробивался порыв, хоть и  тёплого, но свежего воздуха. Их уже два дня не кормили, не было никакой надежды на спасение. Эшелон заключённых перегоняли в другой лагерь на ликвидацию. Все это знали, но равнодушие было сильнее страха. Женщины умирали почти каждый день. Благодаря ночному дождю и дырявой крыше, до сегодняшнего утра дожили все.
Особенно тяжко было во время длительных остановок. Дышать было нечем. Был конец июня и в воздухе невесомо плыли пушинки. Некоторые задерживались на арматуре ржавой решётки. Катя ловила губами залетевшие с улицы случайные пушинки и вспоминала, как её раздражал этот тополиный пух до войны.
Война застала  Катю на самом романтическом месте, когда они плыли на прогулочном  пароходе из Одессы. Вернувшись домой, она узнала, что её молодой муж погиб   в первый же  день на границе.
Военкомат направил группу девушек на курсы медсестёр, но не успев пройти курс обучения, пришлось попасть в самое пекло. Они едва выбрались из окружения, благодаря лесистой местности.
Но, ни к какой воинской части они не смогли пробиться и, покружив несколько дней, опять попали под обстрел. Взрывной волной её отбросило в воронку от снаряда, и тут же присыпало землёй от взрыва другого снаряда. Это её и спасло, потому, что оставшихся бойцов уничтожили.
Очнулась Катя, когда уже было темно. Она поплелась, не разбирая дороги, а когда наткнулась на небольшую скирду соломы, зарылась в неё и уснула.
Её разбудил шум приближающееся телеги и голосов. Она вскочила и пошла навстречу. Её радость прошла, когда она увидела сидящих на подводе трёх полицаев. Что-либо выдумывать было бесполезно: на ней была военная форма, хоть и изрядно потрёпанная. Не проехав и несколько километров,  на окраине города они увидели, как гнали колонну военнопленных.
Так её участь была решена. К счастью, попались  нормальные сопровождающие немцы, которые разрешали оказывать помощь раненым.
Про лагерное житие и вспоминать не хочется, не то что рассказывать. Хлебнули по полной программе: тяжелая, изнурительная   работа, побои надсмотрщиц, голод, холод, болезни и все остальные «радости» лагерные.
Правда, когда наши начали   наступление, над ними больше не изощрялись, и даже питание улучшили. Несколько раз пытались девчонки бежать, но всех вылавливали и, после травли овчарками, повесили.
Но, просочилась информация, что их куда-то отправят, не хотели оставлять свидетелей, ведь фронт приближался.  Вот, их и везли  на убой. Обидно было умирать, когда уже столько пережили. Женщин  и так осталось четверть от всех, которые прибыли.
Когда вагон дрогнул и остановился, они слышали чьи-то голоса, потом стрельбу. Девки завыли, – вот и конец нашей жизни.
- Меня била дрожь, когда заскрипели засовы и тяжёлые двери со скрежетом отодвинулись. Яркий свет, а через несколько секунд, когда глаза привыкли, на фоне деревьев посреди дверного проёма стоял красавец лейтенант и странно смотрел на нас. Потом улыбнулся и сказал: «Товарищи, выходите, вы свободны!»
Позади него поднималось солнце, и  в этой подсветке офицер был, как-бы в ореоле – натуральный ангел небесный.
- Этот светящиеся образ стоял перед её глазами все эти годы.
Узники были в таком шоке, что не сразу поняли, что  произошло, ведь все ожидали увидеть немецких автоматчиков и, как всегда,  охрану с собаками.
Первых девушек как-то спустили на землю, но потом притащили какие-то колёса, чтобы было удобнее. Все хотели обязательно, чтобы лейтенант подал им руку. Прикоснуться к нему, это для них было счастьем.
В эшелоне было несколько таких товарных вагонов с нашими доходягами, а в двух других пассажирских, офицеры и охрана. Кого-то убили в перестрелке, остальных увели куда-то.
Хорошо, что в тех нормальных вагонах был запас отличной пищи. Катя посоветовала лейтенанту, которого звали Лев, много не давать есть нашим измождённым и обессиленным людям, иначе поболеют, или будет заворот кишок.
Так оно и вышло: кто тайком успел набрать продукты и сразу съесть, мучились несколько дней и их тоже увезли. Женщины все своего освободителя называли Лёвушкой. Все были в него влюблены, но он был со всеми ровен и особого внимания  никому не оказывал. Да, и на кого там было смотреть? Против него они все были, как выпотрошенные куклы, или дранные кошки.
Катю он назначил старшей. Всех вообще разделились на небольшие группы, и только старшим групп было дозволено обращаться к Лёвушке. Ведь за ним все ходили по пятам табуном и задавали ему тысячу вопросов.
По совместительству Кате пришлось работать санитаркой и помогать врачу по мелочам. Как ни странно, но люди расслабились и стали болеть. Казалось бы, и еда более ни менее хорошая и никто не работал тяжело. Пока были в лагере, организм держался, а вот,  на воле расслабился.
Она тоже чем-то заболела и её в беспамятстве госпитализировали. Пришла в себя она в палатке, рядом находилось ещё несколько женщин. О лейтенанте больше никто не слышал. Катя даже не спросила его фамилию и отчество. Было очень много разных организаторских проблем. Она думала, вот-вот, ещё немного и будет посвободнее, и расспросит его о жизни, кто он, откуда.  
Катя подхватила какую-то инфекционную болезнь. Рядом лежала девушка её лет, Зинка тоже санитарка. Она Катю и перетащила в свою воинскую часть. Её считали без вести пропавшей и родители получили соответствующее письмо.  О лагере Катя не распространялась, как-бы не угодить в наши лагеря.
Дальше всё уже было, как нельзя лучше. После войны закончила медицинский, она и сейчас врач на пол ставки. Была замужем, но вот уже три года как вдова. Дети, внуки, пришлось уйти с основной работы, чтобы помочь дочке с внучкой, пока не пойдёт в детсад.
С Зинкой они остались подругами и вот, приехала на свадьбу её сына. Она давно собиралась с ней повидаться, и подвернулся удобный случай.
Когда она пришла, гости уже расселись за столы. Поздравив молодых, Катя почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Заняв, предложенное ей место, она невольно разглядывала гостей. Разумеется, никого, кроме Зинкиной семьи она не знала.
Какая-то сила заставила её всмотреться в седовласого крепыша. Катю, как током пронзило – Лёвушка. Несколько минут они не сводили взгляд друг с друга. Лев извиняясь, поменялся местами и оказался рядом с Катей.
- Катя, когда я тебя увидел, то что-то ёкнуло в подсознании, я чувствовал, что где-то мы встречались, да и ты на меня пристально смотрела. Но, как я не перебирал в памяти всех, кого знал, припомнить не удалось. Кроме глаз ничего схожего с той Катей  в полосатой робе не осталось.
Они пересели на свободный диван и Катя рассказала о себе то. Что написано выше.
- А как ты попал на эту свадьбу?
- Я тренирую команду борцов, а жених, сын Зины, и есть мой любимый ученик.
- Лев, расскажи о себе, о чём я тогда не успела тебя спросить.
- История самая что ни есть банальная, и удивительно схожая с твоей. Была одна маленькая деталь, что ты Катя Павлова, а я Лев Бронштейн. Еврейский мальчик пожелал стать военным и поступил в военное училище. Успел проучиться год и тоже помешала война. Тот же котёл (окружение) и плен.
Повезло мне в отличие от тебя тем, что «курорты», в которых я побывал были не лагерями смерти, а рабочие из одних военнопленных. Я довольно прилично знал немецкий; в школе немецкий читал натуральный немец и прекрасный человек, поэтому не учить или не знать этот предмет было просто неприлично. Да, и дома бабушка с дедушкой говорили не идиш.
Вторым везением было то, что я, как видишь, совершенно не похож на еврея. Ну, а третье везение, которое спасло мне жизнь – я был не обрезан. Мне рассказывали, что старики негодовали по этому поводу, но родители мои были коммунистами и только посмеивались над ними.
Единственное, что я изменил имя и фамилию. Я успел зарыть в песок своё удостоверение и назвался Александром Котовым. Когда подъезжало начальство я прислушивался о чём шла речь, и если отбирали на работу в другое место, я тёрся поблизости, чтобы попасть в первую группу людей, которых отсчитывали по головам.
Как правило, лагеря быстро расформировывали и люди рассасывались. Мне это было необходимо, чтобы попасть туда, кто меня не знал и не выдал бы. Таким образом,  я поменял три лагеря и ни у кого не вызывал подозрений.
Ко мне тянулся некий Валентин. Парень он был неплохой и довольно эрудированный. Но когда он стал сетовать, что евреи, дескать, во всём виноваты, я дёрнулся, но вскоре понял, что это относится не ко мне. Был виноват Троцкий в своём учении, Юровский в расстреле царя, и далее остальные, кто позанимал все тёплые места в торговле.
Валентин рос в семье, где царил антисемитизм, в их дворе жила еврейская семья, которые ни с кем не общались и были в центре всех насмешек. В классе тоже был Абраша скрипач. Этого близорукого юношу интересовала только игра не скрипке. Ни в каких лихих играх он не принимал участия и слыл чудаком.  
Не было дня, чтобы Валик не цедил негодования по еврейскому вопросу, а моё молчание он расценивал, как полное согласие со своей точкой зрения.
Однако, человек он был весёлый и отчаянный. Он быстро сориентировался где слабое место в охране и поведал мне, как «лучшему другу» план побега. Я и сам думал об этом, но Валентин  просчитал нашу тактику побега удачнее.
Нам часто приходилось заниматься спешным захоронением, кто из наших умирал, да и немецких солдат тоже и, когда никто не наблюдал за нами, мы снимали то ботинки, то китель и всё остальное с покойников и закапывали в своём тайнике за кустарником. Там же мы приготовили подкоп и прикрыли его выкорчеванными кустами.
Валик строил из себя этакого русского Иванушку-дурачка, что немцам очень импонировало. Эта игра и усыпила бдительность охраны.
После очередного захоронения начался дождь, остался только один  охранник и он торопил нас скорее заканчивать, чтобы идти за следующим покойником. Когда он удобнее натягивал свою плащ-накидку, мы несколькими ударами лопат обезвредили его, зарыли в наш подкоп, и переодевшись, бросились к лесной речке.
Речка была узенькая, и только изредка разливалась до 20 метров в ширину. Мы быстро шлёпали по мелководью, чтобы меньше следить. Валентин предложил идти не к нашему тылу,  а в сторону немецких соединений. Это нас спасло от преследования. Мы слышали лай собак и стрельбу, но далеко в противоположной стороне.
Почувствовав некую безопасность от преследования, мы углубились в лес. Наткнулись на   берлогу,  или воронку и свалились от усталости.
Проснулся я, когда уже начало светать и не обнаружил соседа. Не успел я прокрутить варианты его исчезновения, как Валька свалился на дно. Он раздобыл несколько лягушек и ящерицу. У нас была зажигалка немца, но мы не решались зажечь костёр. Пришлось есть скудные кусочки мясо сырыми. Валик нарвал какую-то зелень, то ли щавель, или что другое, но с ней есть лягушачьи ножки и ящерицу было не так противно. Главное, что была вода и довольно вкусная.
Теперь мы осторожно пробирались по лесу в обратном направлении. На нас была немецкая форма, но нужно было подальше уйти от этого места. О партизанах мы не слышали, чтобы обитали в этих краях, но подумывали, как бы форма не помешала нам  быть подстреленными своими же.
Мы часто выходили на живописные поляны. Было неправдоподобно видеть среди буйного цветения свежую воронку от бомбы. На одной из полянок мы увидели два подбитых советских танка. К  огромному своему счастью, мы внутри обнаружили немного сухарей и даже пару банок тушёнки. Это было объедение. Под сытый желудок Валентин продолжал развивать мысль о вреде евреев, но я, к счастью, уснул.
Лес закончился и мы слегка опешили. В направлении, куда нам идти раскинулось огромное поле. Теперь мы были совершенно уязвимы и оглядывались, как суслики.  Через час опять показался лес и мы ускорили шаг.
Сначала мы услышали странный звук и поняли, что это самолёт, только когда его увидели.  Самолёт был советский и мы на радостях замахали руками и что-то кричали. Мы ещё были в радостном возбуждении, когда самолёт, сделав бочку (круг), на бреющем полёте приближался к нам. Даже когда впереди на траве запрыгали фонтанчики пуль, мы ничего не поняли. В боку что-то обожгло, а Валентин закричал. Мы просто упустили, что на нас была немецкая форма.
Китель намок от крови, но боли я не чувствовал. Может это так перед смертью, а может я уже умер? Рана не болела, пока я не шевелился. Позвал Вальку, но тот не отозвался, наверное, убит. Кое- как разделся и увидел, что весь правый бок в крови. Превозмогая боль и, подступающую тошноту, я из фляги смыл кровь. Оказалось сквозное ранение, но, видать по ребрам царапнуло, если не хуже, болело даже при вздохе.
Пакеты мы взяли в танке и я как-то перевязался. Валик лежал в метрах десяти. Крови на нём я не видел, но он стонал в беспамятстве. Может контузило, ран я тоже не видел. Только когда я его перевернул на живот, увидел, что ноги у него в крови.
Разрезав брюки и смыв кровь, я спешно стал бинтовать раны. На одной ноге задело мякоть, как у меня, а вторая была похуже.  Хорошо, хоть пуля навылет, но кость явно повреждена.  Нога опухла, хоть бы не началась гангрена.
Валик очнулся. Он не кричал и не стонал. Я понимал о чём он думает, вернее, чего опасается.
- Пора двигаться, а то мы на этом поле, как мишень.
- На чём, на руках?
- Что-нибудь придумаем.
У нас была та плащ-накидка и я с трудом втащил товарища на неё. У меня тоже всё болело. Но по-настоящему я боль почувствовал, когда потащил накидку.
До леса было, рукой подать, но не в нашем случае. Я менял руки и не мог приспособиться. Каждая кочка доставляла и Валику страшную боль.  До леса было метров 200. Я пошёл к еловому лесу, нашёл несколько лапников, чтобы подстелить под раненные ноги Валика. Ему стало, может, лучше, но не мне.
Наконец начался лес и я рухнул наземь. Лежал на спине, смотрел, как из колодца на вершины елей. Мирно проплывали облака и только канонада напоминала о войне.  Немного отдышавшись, я решил продвинуться немного глубже в лес. Стало легче тянуть накидку, ведь она скользила по опавшим иголкам сосен.
Теперь обеспечение продовольствием легло на меня одного. Зверья никакого я не видел, наверное, они ушли подальше от разрывов, но несколько птиц подстрелил. Мы уже не опасались разводить огонь. Вода тоже была недалеко. Из плащ-накидки я соорудил навес и мы уснули.
Утром Валик опять стал стонать. Сняв бинт, я нашёл левую ногу в норме, а когда развязал правую, то невооружённым глазом увидел, что плохи дела. Мои познания в медицине были никакие, но я вспомнил, что мы к порезам прикладывали листья подорожника. На поляне я нарвал целый букет, прополоскав листья, я в несколько слоёв  приложил их к ранам и аккуратно забинтовал.
Валентин больше не клял евреев, видать плохи его дела. Свою рану я не трогал. Там всё присохло, и если не тащить накидку, можно было терпеть.
Найдя два куска коры, я наложил Валику на ногу подобие шин. Потом нашёл несколько больших еловых веток и как-то приспособил на этом зелёном ложе раненного. Плащ-накидка здорово потрепалась, а её следует беречь.
Продвигались мы очень медленно, моя рана очень мешала, да и Валентину было худо. Часто мы просто отдыхали. Я наблюдал трудовые будни насекомых. В мирное время мне почему-то и в голову не приходило просто лежать и смотреть на их возню. При малейшем подозрительном шуме мы замирали. Где-то недалеко была дорога, слышен был шум проезжающих машин, но мы не решались приближаться. Несколько раз я подбирался и видел только немецкий транспорт.
Прошла неделя и Валик вспомнил о благополучии евреев. Впервые я обрадовался: значит больной пошёл на поправку. У меня рана зажила, но повязку я не снимал. Несколько раз одежда срывала корочку на ране и кровило.
Валик начал вставать, но шага ступить не решался. Я соорудил ему из молодых деревьев костыли. Они выглядели уродливо, но опираясь на них,  он мог стоять.
Так прошло ещё две недели. На развилке лесных дорог мы увидели убитых лошадь и трое мужиков. Трупы ещё не успели разложиться и мы использовали штатскую одежду, чтобы переодеться.
Валентин уже передвигался самостоятельно, но мы практически не двигались. Канонада была совсем рядом и мы всё чаще заворачивали к дороге, в надежде встретить своих.
Вышли к реке, в метрах 300-х был небольшой мост и за ним виднелись домики. Мы долго наблюдали, но немцев не было видно. Не сговариваясь, мы одновременно поняли, что пришло время расставаться.  Я хотел выйти на любую воинскую часть, а Валентин был пока не вояка и без костыля передвигаться не мог.
Видок у нас был, скажем бандитский: заросшие,  в оборванной одежде с чужого плеча. Было неловкое странное прощание. Мы пожали друг другу руки, Валик потянулся и обнял меня.
- Дай мне свой домашний адрес. Ведь я тебе жизнью обязан, ты для меня теперь брат. Я тебя обязательно найду, если жив буду.
Я смотрел на  его открытое доброжелательное лицо.
- Да, нет, не стоит.
- Саня, объясни, если я тебя чем-то обидел, - извини. Да, я доставил тебе немало хлопот, но…
- Дело не в этом, я не Саша, а звать меня точно, как  тобою ненавистного  Троцкого,  Лев Давидович Бронштейн.
Если бы спустился инопланетянин, Валик бы меньше удивился. Он всё ещё улыбался, но на глазах тускнел. Такого виноватого и растерянного лица я у него никогда не наблюдал. Он как-то сник и тяжело упёрся в свой, или мой костыль.
Я прошагал метров сто, оглянулся и помахал ему рукой. Он оставался  стоять, как вкопанный. Я был уверен, что больше его никогда не увижу.
- Неужели, встретились? - спросила Катя.
- Через восемь лет. Но, об этом позже.  
- Вышел я на наших сапёров. Мне, конечно, не поверили и привели в расположение. Пока приехал майор из смерша, меня держали на гауптвахте.
Наверняка, он запросил и проверял обо мне сведения. Их смущало, что с одной стороны я не мог быть немецким шпионом из-за национальности. Но, я знал немецкий и мог быть им полезен. Майор-особист был не сволочной, но ничем  мне  помочь не мог, как бы самому не сдобровать.
Определили меня в штрафбат и дали командовать взводом. Скажу я тебе, что ребятки там правильные. И полковники, и генералы, которые по совести не послали солдат на верную бессмысленную смерть. Кроме уголовников, всех осудили зря.
При второй атаке один боец подорвался на мине и меня зацепило. Стыдно сказать куда, в общем, сесть не мог. Кровью из этого места я и смыл свою вину перед родиной.
- Лёва, а с Валентином ты встретился?
- Был в газете спортивный репортаж, на фотографии со спортсменами Валентин узнал  меня. Навёл справки и позвонил мне. Приглашал в гости, однако,  ехать я  не рассчитывал. Но, он, как бы, почувствовал это и сказал, что он и его жена Дора Мильман будут очень рады меня видеть. У нас замечательный сынок Лёвушка.
Эта новость меня заинтриговала.  Ушам своим не верю. Как же я мог не поехать? Он остался таким же весёлым балагуром, как и был. Едва заметная хромота всколыхнула воспоминания военных лет. Врачи брались было что-то подправить, но Валентин не хотел ложиться на долгосрочное лечение.
Дора оказалась очень скромной и застенчивой женщиной тургеневского типа. Разумеется, его родители восприняли поначалу невестку – еврейку в штыки.
Евгений, старший брат – полная противоположность Валентина, серьёзный инженер-ядерщик был женат на Марине. Это была типичная русская женщина та, которая коня на скаку остановит. Марина с Дорой очень даже поладили.
Когда старшая невестка узнала о недовольстве родителей мужа еврейской невестушкой, тут же всех построила и заявила, что для всех присутствующих  будет большой честью, если Дорка согласиться с ними сесть на одном поле…
Правда, вскоре родители поняли, кем оказалась Дора и для сына, и для них, теперь они не знали куда её посадить.
- Посидели мы с Валиком   пару вечеров и он рассказал, как дошёл до жизни такой.
- Как ни странно, но дисбат я миновал благодаря СС.  Задержался в посёлке, очень уж нога беспокоила. Бабка чем-то натирала, поила отварами  и немного полегчало. А тут повадился какой-то снайпер и убил уже троих. Просидел я в засаде пару деньков и вычислил его по той самой простой схеме – оптический прицел в 10 утра солнечные зайчики отражал. Сам-то я не мог, не ходок, прислали  подмогу и завалили стрелка. Недобитый эсесовец скрывался в лесу. Он меня от дисбата и спас.
А ты меня спас от другой беды. Долго я думал об этом. Я ведь относился к евреям, как Апостол Павел, хотя, он гнал своих же, разве только я никого не убивал. И прозрел я тоже, как тот Апостол. Наверное не  случайно ты такой один на моём пути повстречался?
В подтверждение моего заблуждения меня судьба постоянно сталкивала с евреями.  Или я  на них смотрел совершенно с другой стороны, или попадались славные люди. А когда встретил Дору, понял, что это  и есть та, моя половинка. Я о таких только в книжках читал. Это мне Маринка на неё показала.
- Присмотрись, Валька, вон черноволосая девушка в синем платье, упустишь - дураком будешь.
Конечно же, я ей рассказал о тебе, а когда предложил назвать сына Лёвой, я слышал, как она  ночью всплакнула. Мы с Валькой чаще перезваниваемся чем видимся.
А я восстановился в училище и закончил его. Отслужил свои 25 лет до подполковника, но на кого-то переучиваться не стал и пошёл на тренерскую работу. В гарнизоне  я тоже занимался борьбой.  У  меня было две жены. От одной я ушёл: она больше всего на свете любила себя и бриллианты. Её родители были довольно зажиточные и она знала толк в драгоценностях.  А вторая сама меня оставила – ревновала к моим воспитанникам.
- Лёва, а в гости ко мне приедешь?
- Спрашиваешь! Я просто теперь от тебя не отстану.
- Но, Катюша,  нужно ещё два месяца, чтобы ребят подготовить к республиканским сборам. Мне уже намекали, что пора на заслуженный отдых.
- Что, старость почувствовал?
- Нет, я в самом расцвете сил, как сказал Карлсон, ведь мне нет и 60-десяти. Но, я не хочу бросать ребят на пол пути и обещал довести до республиканских.
Дело не во мне. У меня был ученик и довольно способный. Он о себе возомнил и пару раз подрался, будучи под шафе. У нас было правило, - на улице не драться, и пришлось с ним распрощаться.
Он тренировался в другом клубе в другом городе и даже выступил победителем в области. На допингконтроле что-то обнаружили в его крови и его дисквалифицировали.
Но он оказался племянником местного губернатора и тот пробивает ему место тренера. В вашем городке тоже есть команда и я с ними с удовольствием поработаю.
Лев с Катей не стали расписываться, но жили вместе в любви и согласии.

Героизм. ...неожиданно...

Нетаниягу, обращаясь к аудитории, где находился и Берлускони: Я хотел бы поделиться с вами и членами Кнессета удивительной историей, которая глубоко поразила меня Это
рассказ об одной итальянской женщине во время второй мировой войны. На поезде, по пути на свою работу эта женщина заметила немецкого полицейского, который собрался арестовать еврейскую девочку.


Эта итальянская женщина, которая была на восьмом месяце беременности, приблизилась к немецкому полицейскому и встала
между ним и еврейкой. Не испытывая никакого страха, она повернулась к немецкому
полицейскому и сказала ему: "Вы можете убить меня, но посмотрите на лица пассажиров
в поезде. Уверяю вас, они не позволят Вам уйти отсюда живым. Благодаря эти решительным словам итальянская женщина спасла жизнь еврейской девочки.


Тем самым
она зажгла, пусть на секунду, маяк человеколюбия и мужества в полном мраке, который
покрывал всю землю Европы в то время. Эту мужественную женщину звали Роза, и одним из ее детей является Сильвио Берлускони, итальянский премьер-министр.

Rezume.ru

Так как меня не забросали камнями, предложу читателям ещё один рассказ.
Электрик

Эту историю я услышал от приятеля, который  одно время был одновременно шофёром, адъютантом,  или охранником, не помню, у губернатора на  Севере.
Молодой паренёк Коля после детдома окончил курсы электриков и получил направление на завод. После полугодовой обязательной работы в качестве стажёра сдал на разряд и началась его трудовая деятельность.
Родителей своих он не знал. Как все дети, выросшие с ним рядом, глотал слёзы и мечтал о маме. К счастью, коллектив воспитателей состоял из порядочных, чутких  людей и они, как могли, обласкивали детей  и, чем могли, скрашивали жизнь своих питомцев.
Коля особых мытарств не испытывал. Ему дали место в общежитии и, отработав несколько лет, он стал вполне квалифицированным электриком.
На новогоднем вечере, за праздничным столом, Николай оказался рядом с девушкой Наташей, которая работала с ним в одном цеху. Они  и раньше виделись, но кроме приветствия их ничего не связывало. Он даже толком не знал, кем она работала: то ли нарядчицей, то ли учётчицей.
И Коля, и Наташа пришли без пары, поэтому всю новогоднюю ночь были вместе. Они довольно легко сошлись в общении, у них оказались общие интересы в музыке, поэзии и в других увлечениях.
Родители Наташи были довольно состоятельные  люди, в семье царил полный достаток. Дочь родители не баловали, в отличие от старшего разбалованного сына, которого малость проморгали. Сын был проблемный: рано стал курить, выпивать, и даже был на учёте в милиции.
Делами Наташи особо не интересовались, доверяли ей и за неё были вполне спокойны.
Дружбу Наташа и Коля не скрывали, хотя он редко появлялся у них в доме. С Наташиным братом у Коли не сложились отношения, да  и чувствовал он себя неловко в богатом доме.
Родители сразу не придавали значения скромному пареньку.  Спустя год отношения между молодыми людьми стали заметны. Родители взяли дочь в оборот, но было поздно. Нет, Наташа не была беременна, и дальше поцелуев у них не заходило.
У родителей была единственная претензия – парень был без роду и племени. Они мечтали, чтобы партия для дочери была под стать их высокому положению. О женитьбе родители и слышать не желали.
Во время всех разговоров мать и отец Колю по имени не называли,  обращались как по кличке: «электрик». Коля старался не появляться в этом богатом доме и избегал конфликтов.
Атмосфера накалялась: угрожали, что не станут помогать молодым материально, обрисовывали живописную картину их будущего нищенского существования.
Коля предложил подать заявление в ЗАГС без родительского благословления. Разумеется, свадьбы никакой не стали делать. Посидели с друзьями в ресторане без помпезных торжеств.
Предвидя реакцию родителей, Коля с Наташей решили тайно уехать. Это было не спонтанное решение. Коля задолго договорился с руководством, обменялся перепиской с  администрацией  одного из северных районов, и ехали они не на пустое место.
Пустым это место действительно не было, но о комфорте  ничего даже не напоминало. Поселились в вагончике, каких стояло ещё с десяток. Быт описывать нет смысла, т.к. такового вообще не было.
Все жильцы этих вагончиков обслуживали электростанцию. Коля через короткое время блеснул своим профессионализмом. На фоне пьющей братии он вообще выделялся. Руководство  заметило этот немаловажный факт, и Николай вскоре возглавил эту электростанцию.
Наведался сюда и краевой губернатор, тот, который и пригласил Николая на работу. Коля не знал, что прежде чем прислать ему вызов в эти суровые края, о нём предварительно навели справки.
Семён Семёнович, или как его называли,  Сим-сим, проговорил с Николаем и Наташей допоздна. Он был рад, что не ошибся в человеке, а Наташа только дополняла  достоинства своего cупруга.
Губернатор объективно обрисовал проблемы и трудности жития в этих краях и обнадёжил. Разрабатывается документация проекта для большого строительств сети электростанций. Ради этой перспективы стоит немного потерпеть. Николаю необходимо заочно учиться, чтобы возглавить это строительство века. А если и Наташа разделит с ним обучение, они только выиграют.
Наташа позвонила родителям, но мать в сердцах ответила, что у них больше нет дочери. Не забыла ещё раз проклясть «электрика».
Прошло 10 лет. Семёнович  ничего не приукрасил и не обманул, всё произошло, как он и предполагал. У Наташи и Николая родились девочка и мальчик. Попытки примириться с родителями ни к чему не привели. Правда, проклятия в адрес «электрика» прекратились. Его имени родители не упоминали, как некое табу.
После рождения второго внука сердце матери несколько смягчилось. Когда родители вышли к пенсионному возрасту, мышление у них изменилось. А если учесть, что старший сын был уже в третьем браке, и ни в одном жизнь у него не складывалась, родители начали ощущать пустоту. Предыдущие невестки были из богатых (равных) семей, но отношения со свекровью были никакими.
Наташа регулярно приглашала родителей в гости познакомиться с внуками. На эти уговоры ушло несколько лет.
Наконец, родители сдались и сообщили день прилёта. Так как в те края «только вертолётом можно долететь», их встретили и доставили к месту жительства.
Изначально родители приняли воинственный вид. И первый вопрос был: «А, где же электрик?»
- Какой электрик?
Мать не удостоила продолжать и поджала губы. Вдруг Наташа расхохоталась и это разрядило обстановку.
Квартира была большая, но шикарной обстановки не было. Дети ещё были в школе и детсаду. В доме были какие-то люди, все чем-то занимались и суетились. Было видно, что шли приготовления: из кухни доносились пряные запахи. Родители восприняли это, как должное в свою честь.
Пришли внуки. Да, как и писала дочь, они были очаровательные. В объятия бабушки они не бросились, но вели себя очень вежливо.
Постепенно родители увидели и почувствовали в доме очень дружелюбную обстановку. Все были просты в общении и, если бы всё это было наиграно, мамаша уловила бы с удовольствием.
Ближе к вечеру стали собираться гости. Родители были польщены такими почестями. С ними все здоровались, как с очень близкими людьми и все благодарили их за прекрасную дочь.
Какой то мужчина, которого называли дядя Сим, на четвереньках катал детей, которые пришли с родителями. Из кухни Наташа прогнала мужчину, стянувшего там горбушку пирога: «А ну, брысь, Серёжка, не стыдно, а ещё и генерал!»
Наконец, появился зять в сопровождении нескольких мужчин. Он с родителями жены  поздоровался, как будто они только вчера расстались.
Невооружённым глазом было видно, что это не просто гости или друзья. Для родителей это был другой мир и незнакомое ощущение, что они чем-то ниже присутствующих, но не могли понять, чем.
Было несколько гостей пожилого возраста,  с одной из женщин мать Наташи нашла общие темы. Мать попросила рассказать, что за люди эти гости. Там были генерал, губернатор края, замминистра, один из космонавтов, который привёз внукам обещанный снегоход,   известный поэт и композитор.
Родители были ошарашены, но виду не подавали, что несколько растерялись. Они продолжали держаться с достоинством.
Наконец, стол был накрыт и гостей рассадили.
Когда появился Николай, гости почему-то запротестовали, что собрались по поводу и попросили, чтобы Николай явился по всей форме. Через несколько минут его привели и явили гостям.
На его пиджаке золотилось несколько высоких наград, значок депутата  и золотая звезда соцтруда, которую ему позавчера вручили.
Оказалось, что гости собрались именно по  поводу награды, а родители приехали к юбилею совершенно случайно.
Из поздравительных тостов было понятно, что Николай возглавляет всю сеть электростанций, являясь генеральным директором. Каждый оратор упоминал имя Наташи, как ангела хранителя всех успехов юбиляра. Она была экономистом с юридическим уклоном и хвалили её совсем не зря. В карьере Николая были и чёрные полосы, и Наташа, чем могла, помогла ему.
Родители не смотрели друг на друга, мать часто подносила платок к глазам. Отец немного выпил и расслабился, а мать так и сидела в позе зомби.
Гостили они недолго, всего несколько дней. Тесть с зятем по вечерам что-то обсуждали за шахматной доской, а мать в основном сидела с дочерью.
- Наташа, откуда такой отбор гостей: генерал, космонавт, поэт, композитор?
- Они все в одной депутатской комиссии, так и сдружились.
- Ваши дети, понятно, а кто это ещё за мальчик с девочкой у вас живут?
- Это трагедия: их отец - Колин детдомовский друг, а жена его армянка, они  погибли, метеостанция, где они работали, провалилась под лёд. Их вёз пьяный тракторист и поехал не той дорогой. Родители жены были против их брака и не пожелали   забрать детей, вот мы и решили… Что такое детдом, даже самый золотой,  Коля хорошо знает. Мать смотрела на дочь – это было выше её понимания.
- И как они вас называют?
- Пока по имени. Всего год прошёл.
- И как так стремительно Николай взлетел?
- Всё происходило не так быстро, и гладко; основной контингент приехал за длинным рублём, были и покушения, и диверсии, и анонимки, и угрозы. Ангел хранитель не я, как говорили гости, а Семён Семёнович. Он и крёстный нашим детям.
Мать сказала мужу, что ей нужно время переварить всё увиденное и услышанное. А главное – ей очень неловко Николаю смотреть в глаза.
Прощаясь, мать выдавила: «Коля, прости меня».
- Да, ну что Вы, мама, кто прошлое помянет… сами знаете…
У неё на глаза навернулись слёзы: ни одна невесточка её мамой не называла.