Выдуманные или правдивые истории

Правильный лауреат "неправильной" Нобелевcкой премии

http://www.morethanonelife.com/1055108810721074108010831100108510991081-1083107210911088107710721090-108510771087108810721074108010831100108510861081-1053108610731077108310771.html

Шма Исраэль. Семен Винокур

В 1996 году я решил уволиться с телевидения.
Это был мой последний рабочий день.
Снимаем мы мужичка, главного повара гостиницы «Дан Панорама», а в соседней комнате кто-то мычит.
Тут повар прерывается и кричит в стену:
– Папа, они тебя все равно снимать не будут!
Мычание прекращается.
Я спрашиваю:
– А зачем ему сниматься, Вашему папе?
– Он хочет рассказать о своей жизни, – говорит повар. – Может, сделаете вид? Так, для блезира поснимайте, чтобы у него давление не поднялось.
– Рабочий день закончился, – отрезает мой оператор Ави и начинает собирать оборудование.
У них на телевидении это было железно – 7 часов работы, два обязательных перерыва. И на все «положить».
Собственно, поэтому я и увольнялся, ничего нового там уже нельзя было сделать.
Стало мне больно, достал я свою камеру-мартышку и сказал сыну-повару:
– Мне торопиться некуда. Показывайте папу.

Заходим в полутемную комнату.
На кресле-качалке сидит старик и смотрит на меня круглыми глазами.
Повар говорит:
– Папа, познакомься, это самый известный режиссер.
– Это было сразу после войны, – начинает старик еще прежде, чем я успеваю сесть.
– А это увидят люди? – подозрительно кивает на камеру.
– Обязательно, – говорю. – Это она выглядит, как мартышка. Но это профессиональная камера, дедушка. Говорите!
– Так вот, – рассказывает старик, – мы ездили по Польше, искали сирот. Мы постановили в нашем киббуцном движении, что должны успеть раньше религиозных. Те ведь тоже искали.
Мы хотели, чтобы не заморочили они детям головы. Я-то знал, что такое религия, я жил и родился в Польше, в религиозной семье. Но вовремя одумался… Так вот, приезжаю я в один монастырь, под Краковом. Проводят меня к настоятелю. Говорю ему, так и так, я из Израиля, ищу детей-сирот, хотим их вернуть на нашу историческую родину. Он мне говорит: «Садитесь, попейте нашего чая травяного».

Сижу, пью чай, а он рассказывает.
– Да, – говорит, – есть у нас еврейские дети… скрывать не буду.
Наш монастырь брал детей. Настоятеля соседнего монастыря повесили, когда узнали… Я тоже боялся… Но когда до дела доходило, не мог отказать. Сами посудите, приходят евреи в монастырь. Тихо, ночью, чтобы никто не видел. Стучат в окно. Открываю. Они заходят, с ними их сынок маленький, еле на ножках стоит. Завернутый в пуховый платок, только глаза видны. Возьмите, говорят, завтра нас увозят. И вижу, как мама ему личико открывает, волосики разглаживает и целует его, целует, чувствую – прощается.
И знаю я… Они не вернутся… Ну, как тут не взять?! Беру.
– Спасибо вам огромное, – говорю настоятелю. – Вы настоящий праведник!
А он мне:
– И так, бывало, по 5-6 за ночь. Идут и идут. Я боюсь. Но беру. И братья в монастыре все про это знали. И молчали. Ни один не проговорился.
– Спасибо вам, спасибо, – повторяю, – вам и всем братьям монастыря… Спасибо, что сохранили наших детей.
– А теперь вы приехали их забрать, – он продолжает.
– Повезу их на родину, – объясняю.
А он мне говорит:
– А как вы их отличите, детей ваших?
– Что значит, как отличу? – спрашиваю. – У вас же списки остались?!
– Нет, – говорит, – нет никаких списков. Мы никаких списков не составляли. А если бы их нашли, не дай Бог?!
– Послушайте, – говорю, – спасибо за спасение детей, конечно, но я без них не уеду. Покажите мне их. Я их заберу. И все.
– Вы что ж, насильно их заберете?
– Почему насильно, я им все объясню…
– Они ничего не помнят, что Вы им объясните?
– Что у них были другие родители, – говорю, – что они наши дети…
– Мы их давно уже считаем нашими(!) детьми, – говорит.
– Но они наши дети!
– Докажите! – говорит.
– Есть у наших детей, – говорю, – одно отличие…
– Это наши дети! – говорит он жестко. – Никакой проверки я делать не позволю.
И встает.
И я встаю.
И чувствую, что за мной встает весь наш многострадальный народ. И говорю веско:
– А ну-ка, ведите меня к детям.
– Хорошо, пойдемте, – отвечает спокойно. – Но на меня не надейтесь. Сами определите, где ваши дети. На глаз.
И приводит он меня в большой зал. В огромную спальню.

И вижу я там много-много детей. Белобрысых, чернявых, рыжих – разных… Время вечернее. Ложатся спать.
Все дети причесаны, сыты, чистые личики, румянец на щечках. Сразу видно, с любовью к ним относятся.
Стоим мы посреди зала, и настоятель говорит мне:
– Ну, как вы определите, где ваши дети, а где нет?..
Молчу. Не знаю, что ему ответить.
А он мне:
– Если ребенок захочет, мы насильно держать не будем. Обещаю вам. – И продолжает… Просит. – Родителей своих они не помнят. Вместо их родителей – мы. Не мучайте их. Оставьте здесь.
Тут проходит мимо чернявенький, я ему на идише говорю: «Как поживаешь, малыш?» А он мне по-польски отвечает: «Здравствуйте, меня зовут Иржи, я вас не понимаю».
– У всех польские имена, – слышу я голос монаха. – Все говорят только по-польски.
Их дом здесь.
И тут я окончательно понимаю, что ничего сделать не смогу.
Насилием будет, если я стану искать их, объяснять, уговаривать… Даже если я определю, кто из них наши дети, они же не согласятся уехать!..
«Надо оставить все, как есть, – думаю. – И уходить».

Вот уже потушили свет. Вот уже все легли.
Поворачиваюсь, чтобы идти…
Смотрю на настоятеля. Он разводит руками.
Думаю: «Ну не в тюрьме же я их оставляю, им здесь хорошо…»

И тут… Откуда только все берется?! Впрочем, знаю, откуда!
Из детства…
Вдруг спрашиваю настоятеля:
– А можно я им только один вопрос задам?..
– Можно, говорит, задавайте.
И тогда я набираю воздуха в легкие.
И громко, чтобы все слышали, говорю:
– Шма Исраэль Адонай Элоэйну Адонай эхад.
До сих пор, мурашки по телу бегут, когда это вспоминаю.
Вспоминаю, как все стихло…
Такая тишина наступила!
Гробовая тишина!
И вдруг у окна приподнялись две головки…
А потом у двери еще две… И у прохода одна…
Приподнялись и смотрят на меня… Смотрят и смотрят…
И вижу я их глаза – такие большущие, удивленные!
И тут спускают они ноги на пол.
И вдруг начинают ко мне бежать!
Как по команде.
Со всех сторон.
Стучат голыми ножками по полу и бегут-бегут.
И так, слету, втыкаются в меня.

А я плачу, не могу сдержать слезы. Обнимаю их, заливаюсь слезами!.. И повторяю все время:
– Дети, мои дорогие, вот я приехал, ваш папа! Приехал я забрать вас домой!..
Смолкает старик.
Вижу, как дрожит у него подбородок.
– Не было дома, чтобы не знали мы этой молитвы, – говорит. – Утром и вечером повторяли: «Слушай Израиль, Бог наш, Бог один…» Жила она в сердце каждого.

Это история случилась в семье одной школьной учительницы. Все случилось, когда, придя домой учительница литературы, открыла очередную тетрадь, чтобы проверить домашнее задание. В какой-то момент, она обхватила голову руками, эмоции переполняли все ее существо, она уже не могла сдержать слезы, не могла произнести ни слова, плач душил ее, это был момент, когда время остановилось. Ее супруг находился рядом и казалось абстрагировался от всего, он пребывал в своем телефоне, ничего, казалось бы, не 

Читать далее: https://isralove.org/load/23-1-0-2773?utm_source=copy

История одной любви или как нашли Эйхмана

Вы думаете любовь губит только героев? Нет, она губит и злодеев, и основной причиной поимки самого крупного нацистского преступника, обнаруженного после войны, Адольфа Эйхмана, стала именно любовь. Его любовь к жене и детям. Ну его и удивительная небрежность, конечно.

     А нашел Эйхмана не Моссад, ни ЦРУ, ни БНД, и вообще никакая ни разведка. И даже не «охотник за нацистами» Симон Визенталь. Эйхмана нашел один скучающий и любопытствующий человек, которые никогда в глаза Эйхмана не видел, хотя бы потому что был слеп на оба глаза.

 

     Ровно 52 года назад, 15 декабря 1961, экс-оберштурмбаннфюреру СС Адольфу Эйхману был зачитан приговор, в котором его уведомили что он признан виновным по всем пунктам обвинения, и приговаривается к смертной казни через повешенье.

     Нет смысла пересказывать сам судебный процесс над Эйхманом и предшествующему ему операцию по его похищению – всё это достаточно широко описано. А вот как именно было обнаружено местонахождение Эйхмана, это мне представляется интересным (информация об этом в Рунете почему-то отсутствует

 

     Жена Эйхмана, Вероника Либль родилась в чешском селе Млада Ческе-Будеевице (которая сейчас является частью Праги) 3 апреля 1909 года в богатой семье чешских немцев. Где и как Вероника познакомилась с Адольфом Эйхманом, история умалчивает. Установлено только, что они начали постоянно встречаться с начала 30-х годов.

 

 

     Вся семья Вероники была убежденными нацистами, и двух её братьев Эйхман устроил работать в тайную полицию – старший Франц дослужился до начальника гестапо в чешском городе Градец Кралове, а младший, Маттиас,  специализировался на обнаружении и конфискации еврейского имущества.

 

     21 октября 1934 года Эйхман обратился к руководству СС с просьбой о получении согласия на вступление в брак. Вопрос был решен положительно, согласие получено, и супруги поженились 21 марта 1935 года в Берлине.

 

     Во второй половине 1935 Эйхман стал работать в только что организованном отделе «евреи» в Главном управлении СД. В этот период перед отделом стояла задача способствовать скорейшей принудительной эмиграции евреев из Германии. Затем в 1938 году Эйхмана перевели в отделение СД в Вене, где он добился создания в Вене центрального учреждения по эмиграции евреев, после чего оформление их выезда из страны превратилась в конвейер.

 

     В апреле 1939 после создания протектората Богемия и Моравия Эйхмана перевели в Прагу, где он продолжил заниматься «решением вопроса по евреям». С начала войны, Вероника с тремя сыновьями: Клаус Эйхман (род. в 1936 г.), Хорст Эйхман (род. в 1940 г.), Дитер Эйхман (род. 1942 г.), почти постоянно проживала в Праге в доме, ранее принадлежавшем эмигрировавшей еврейской семье.

 

     Будучи человеком № 1 по «окончательному решению еврейского вопроса», Эйхман бывал с семьей урывками, посвятив себя строительству концентрационных лагерей и истреблению евреев. Ближе к концу войны опасаясь, что отвечать за свои преступления всё-таки придется, Эйхман перевез семью в дом родителей Вероники, где последний раз появился 29 апреля 1945. Тогда он простился с ними, вручил жене и каждому из трех сыновей капсулу с синильной кислотой, а сам с остатками войск СС двинулся в горы.

 

     При этом, организовывая конфискацию еврейских ценностей, Эйхман мог без проблем сколотить себе состояние. Но он был бескорыстным борцом за идею («мать его так!»), поэтому кроме капсул с ядом, оставил семье лишь мешок муки, килограмм на 12.

 

     Опуская все перипетии скитаний Эйхмана по Европе, перескочим сразу в 14 июля 1950 года, когда Адольф Эйхман сошел с борта парохода «Giovanna C» в Буэнос-Айресе. Всё это время Вероника Эйхман, не меняя фамилию, проживала в родительском доме. В 1947 году она обратилась в суд, чтобы официально подтвердить смерть своего мужа, основываясь на показаниях Шарля Либель, который утверждал что своими глазами видел, как Эйхман был убит перестрелке на пражской улице 30 апреля 1945 года. Но когда судья узнал что Шарль Либель является двоюродным братом Вероники Эйхман, то отклонил заявление.

 

     Весной 1951 года Вероника получила письмо из Аргентины, в котором некто Рикардо Клемента утверждал что он «дядя Ваших детей, тот кого Вы считали мертвым, и он Вас любит». Завязалась переписка, и 15 августа 1952 года Вероника с детьми приехала в Аргентину, объявила детям что Рикардо – двоюродный брат их отца, а она выходит за него замуж.

 

     При этом ни Вероника Эйхман, ни их дети фамилию «Эйхман» менять не стали. Более того, когда в 1955 году в Аргентине у них родился четвертый сын Рикардо Франциско (второе имя ребенку было дано в честь францисканских монахов, с помощью которых Эйхман скрылся от преследования), его тоже записали как «Эйхмана». На момент рождения четвертого ребенка Веронике было 45 лет, Адольфу 50.

 

     Семейство жило небогато: то прачечную открывали, то магазин, одно время пробовали разводить кроликов и кур, но ничего у них не вышло. В конце концов Эйхман понял что разбогатеть ему не удасться, и поступил конторщиком на завод Mercedes-Benz в пригороде Буэнос-Айреса. Внешность он не менял.

 

Буэнос-Айресе по соседству с Эйхманами еще с 1938 года проживал эмигрант из Германии Лотар Херманн. Социалист и наполовину еврей, он несколько месяцев провел в концлагере Дахау, после чего быстро все понял и перебрался за океан. Зрение он потерял уже в Аргентине, и это было следствием побоев в гестапо.

 

     Когда в 1956 году дочь Херманна, Сильвия, стала встречаться с молодым немцем по имени Клаус Эйхман, его фамилия показалась Лотару Херманну знакомой. Порасспросив молодого человека (которого, кстати, совсем не смущало, что он встречается с «на четверть еврейкой») о том кто его родители, где они жили в Европе, и как попали в Аргентину, Лотар стал подозревать, что отец бойфренда ее дочери – это и есть тот самый Адольф Эйхман.

 

     Херманн написал о своих подозрениях в ФРГ генеральному прокурору земли Гессен Фрицу Бауэру, получил от него фотографию Эйхмана и с помощью дочери убедился в том, что это один и тот же человек. И тогда Лотар Херманн сообщил немцам новое имя Эйхмана: Рикардо Клемента, и его адрес: Буэнос-Айрес, район Оливос, улица Чакабуко, 4261.

 

 

     19 сентября 1957 года прокурор Бауэр предоставил полученную от Германна информацию о точном местонахождении Эйхмана в Аргентине главе израильской делегации на переговорах о репарациях в ФРГ доктору Шнееру. Мол, если вам нужен Эйхман, то вот он – приезжайте, и забирайте. Шнеер тут же передал эту информацию в Моссад, где ей просто не поверили. «Да не может такого быть, чтобы Эйхмана так просто вычислил какой-то слепой полуеврей – возражали там – и не может такого быть, чтоб Эйхман был таким бедняком». 

 

     Выкрали Эйхмана, напомню, лишь через два с половиной года, 11 мая 1960-го. Теперь Моссад дает какие-то объяснения, почему так долго, но все они какие-то невнятные.

 

     В мае 2007 года в Музей Холокоста в Буэнос-Айресе в качестве экспоната был передан этот паспорт Эйхмана, на имя Рикардо Клемента, который был обнаружен в судебном архиве Буэнос-Айреса. Туда он попал из полиции, куда Вероника Эйхман в мае 1960 года подала заявление об исчезновении своего мужа.

 

     В последующем Вероника Эйхман жила в Аргентине уединенно, всех избегала и умерла в 1997 году. Двух младших сыновей она отправила получать образование в Германию, где они и остались.

 

     Сейчас один профессор археологии университета Тюбингена на юго-западе Германии, каждый свой новый учебный год собирает своих студентов и объявляет им: «Я, Рикардо Эйхман, Адольф Эйхман был моим отцом. Если вы думаете, что означает, что я нацист, то вам лучше уйти прямо сейчас». Но свою фамилию Рикардо Франциско не меняет.

 

     Объявленную Всемирным еврейским конгрессом премию в размере 10 тысяч долларов за информацию о местонахождении Эйхмана, Лотар Херманн получил только через 12 лет после похищения Эйхмана, в 1972 году, перед самой своей смертью. В Израиле долго отказывались признавать, что именно информация Херманна стала причиной обнаружения Эйхмана, приписывая всю заслугу то Моссаду, то Визенталю, но непонятно кому.

 

     Вот такое вот «неизвестное об известном». Что скажете?

КАК ЭТО СЛУЧИЛОСЬ...

https://lechaim.ru/events/kak-eto-sluchilos/

Исаак Бабель. Ограбление в Одессе.

https://www.liveinternet.ru/users/3166127/post280709663/

Aй да Гринштейн



Не обижайте евреев...Нью-Йорк, шел 1938 год, маленький еврейский джентльмен прогуливался по улицам города. Вероятнее всего, он направлялся куда-то по делу, что могло иметь или же, напротив, не иметь ничего общего с его еврейством – в конце концов, мы тут не для
того, чтобы делать какие-то предположения.

И вот, в какой-то момент он замечает вывеску «Вход собакам и евреям воспрещен».
Он весь вскипел от гнева, и наш маленький герой, ростом около 163 см, бросился на поиски лестницы.  По возвращении, он сорвал вывеску со стены и бросил ее на землю, где она упала… прямо к ногам 20, или около того, разгневанных нацистов, наблюдавших за происходящим снизу.

Да, здание это являлось штаб-квартирой нацистов, оно просто кишело жестокой нацистской сволочью.   Они выбили из-под ног этого маленького человека лестницу и окружили его со всех сторон.
В одном не было сомнения:  Кому-то не избежать этой драки.
И этим «кем-то» были те самые 20 нацистов.

И все потому, что наш миниатюрный герой, между тем, был самым сильным человеком в мире.
Джозеф Гринштейн, или как его называли, Могучий Атом, был цирковым тяжелоатлетом, и поэтому его желание выбить дурь из каждого нациста, к которому он только мог приложить свои маленькие ручки, было вполне объяснимо.  Он поколотил более десятка мужчин, ломая им руки, носы и ноги.  После разразившегося скандала, Джо был арестован и предан суду, где ему были предъявлены обвинения в десятках случаев нанесения побоев.
Судья, который с трудом мог представить себе, что один человек в состоянии совершить такое, поинтересовался у арестовавшего его офицера, все ли участвовавшие в драке мужчины находились перед ним.  Конечно, как он полагал, у Джо были сообщники, которые просто скрылись с места происшествия.

И, как и ожидалось, офицер ответил:  «Нет, не все».
Затем, прежде чем судья, самодовольно кивая, вынес свой вердикт, офицер пояснил, что к тому моменту еще полдюжины нацистов находились в больнице и просто были не в состоянии явиться на заседание.  Более того, продолжил офицер, именно мужчины напали на Джо, и не как иначе.  А на вопрос – почему, офицер сделал простое предположение:  «Они нацисты».

Дело было немедленно закрыто и все свидетельства были переданы в специально созданное государственное хранилище, где и по сей день хранятся и другие легендарные документы, которые никогда не увидят свет.

Такими людьми мы можем гордиться!
Недавно мы опубликовали историю о Джо Гринштейне, который в одиночку расправился с двумя десятками нацистов.  Кое-кто из наших читателей посчитал эту историю выдумкой.  Поэтому мы решили рассказать о жизни Джо Гринштейна  подробнее - история его жизни подробно описана в Википедии, а также во множестве иных англоязычных источниках.  Такими людьми мы можем гордиться!

Специально отмечаем, что в момент, когда Гринштейн навешал фашистам, ему было 46 лет.

Джозеф Гринштейн, (1893 – 8 октября 1977), многие знают его как «Могучий атом», был сильнейшим человеком 20 века.
Гринштейн родился в Польше, в городе Сувалки в 1893 году.
> >  В детстве он страдал от респираторных заболеваний, и, когда мальчику было 14 лет, группа врачей вынесла ему вердикт – он умрет от туберкулеза.  Приблизительно в то же время Джозеф познакомился с русским цирковым тяжеловесом, который был известен как «Чемпион Воланко», который и взял юного Гринштейна  под свою опеку.
На протяжении 18 месяцев Джозеф путешествовал с Воланко и Цирком братьев Иссаковых.  Все это время он тщательно изучал режим силовых тренировок.  Впоследствии, он вернулся в Польшу и женился на девушке Лие и стал профессионально заниматься борьбой.  Отчасти, из-за роста антисемитских настроений в Восточной Европе он перебрался в Соединенные Штаты Америки.

Сначала он поселился в городе Галвестон, штат Техас, работал на нефтепромысле и докером.
В то же время Гринштейн продолжал профессионально заниматься борьбой и выступал под именем «Малыш Гринштейн».
В 1914 году одержимый техасский поклонник его жены напал на него и с расстояния 30 футов выстрелил Джозефу в лицо.  Пуля попала между бровей.  Удивительно, но Гринштейн вышел из больницы в тот же день – пуля не то чтобы не пробила его череп, а  расплющилась от удара.

Несмотря на то, что его рост был всего лишь 163 см, а вес около 64 кг,  Гринштейн стал одним из сильнейших тяжеловесов 20 века.  И вот лишь некоторые примеры его силовых достижений:


- он мог голыми руками пробить гвоздями доску толщиной 6 см.
- лежа на гвоздях, он мог удерживать на своей груди 14 музыкантов из джаз-бенда.
 - он мог менять покрышки на машине без применения каких-либо инструментов.
 - он мог разорвать целых три, скрепленных между собой цепи лишь силой своей груди.
- он мог разогнуть железный стержень или подкову, держа один конец зубами и зафиксировав другой в тисках.
- он мог разогнуть арматурный стержень толщиной более 1 см своими волосами.
 - он мог перекусывать зубами пополам гвозди (а также проделывал это с 25-центовой монетой).
-  Гринштейн неоднократно демонстрировал силу своих волос, так однажды на глазах у изумленной публики, привязав волосы к грузовику с пассажирами, тащил его за собой.
Он мог противостоять самолетной тяге силой своих волос!  За эти достижения про него даже говорили – человек, волосы которого могут удерживать ревущие самолеты.  Данное достижение было документально подтверждено 29 сентября 1928 года, действие происходило в аэропорту Буффало, о чем была опубликована статья в газете  «Буффало Ивнин Таймс».

Гринштейн  продолжал выступать, демонстрируя свои силовые достижения, вплоть до 80 лет, свое последнее представление он дал в первый день рождения своего правнука – 11 мая 1977 года в Мэдисон Сквер Гарден.  Несколько раз он был представлен в телевизионном шоу «Ripley’s Believe It Or Not», а в 1976 году он попал в Книгу Рекордов Гиннеса.

В свои более поздние годы он занимался продажей мыла с кокосовым маслом, а также эликсиров здоровья на различных ярмарках и фермерских рынках.  Он путешествовал на своем грузовичке с открытыми окнами, чтобы продемонстрировать свою обширную коллекцию газетных вырезок и цитат общественных деятелей и организаций.  Мэр Нью-Йорка Фьорелло Ла Гуардиа подписал Гринштейну благодарственное письмо за его участие в подготовке сотрудников городского полицейского управления.

В годы Второй Мировой Войны Гринштейн на добровольных началах преподавал вспомогательным отрядам полиции Нью-Йорка джиу-джитсу.  Это было задолго до того, как этот вид боевого искусства получил популярность в Америке.  В возрасте 81 года Гринштейн продолжал выступать.  Он попрежнему поражал публику на Мэдисон Сквер Гарден, демонстрируя, как он может разгибать подковы и вгонять шипы в металл голыми ладонями.

Спустя пять лет он скончался от рака.
Джозеф Гринштейн умер 8 октября 1977 года. Историю его жизни поведал Эд Спильман  в своей книге «Могучий Атом».




Resume.ru

Георгий Голубенко «Отъезд коммуниста»

Давным-давно, когда никто в Одессе еще и не слышал про эту самую заграницу, а у некоторых еще даже не было вызова, Боря Брант, скромный закройщик одесского ателье «Счастье», сел однажды утром и написал сразу два заявления. Первое — в партком, с просьбой принять его в ряды Коммунистической партии Советского Союза, а второе — в дирекцию, с просьбой уволить его с работы в связи с отъездом на постоянное место жительства в

Читать далее: https://isralove.org/load/1-1-0-2809?utm_source=copy

У Запоріжжі ревнива дружина накрутила чоловіку гайку на статевий член (фото 18+)

https://konkurent.in.ua/publication/51319/u-zaporizhzhi-revniva-druzhina-nakrutila-choloviku-gayku-na-stateviy-chlen-foto-18/

38 дней на шлюпке в океане всей семьей: что помогло выжить после кораблекрушения

https://newrezume.org/news/2020-01-27-34228

Советский антисемитизм шел сверху

http://www.isrageo.com/2020/02/02/sovan342/

Нацист на страже синагоги

04.02.2020

В Хрустальную ночь было сожжено более 1400 синагог. А вот Новая синагога в Берлине осталась цела: её спас Вильгельм Крютцфельд – один из полицейских Гитлера, потушивший огонь в здании.

В берлинском районе Митте на фасаде Новой синагоги висит небольшая бронзовая табличка. Ее текст лаконичен: «В погромную ночь с 9 на 10 ноября 1938 года полицейский Вильгельм Крютцфельд спас эту синагогу от разрушения мужественным и решительным вмешательством».

Нацистская пропаганда называла события тех дней Хрустальной ночью, или Ночью разбитых витрин. Так верхушка НСДАП хотела преуменьшить последствия еврейских погромов, в которых погибли, по разным оценкам, от 90 до 400 человек и было повреждено до 7000 зданий – среди них более 1000 синагог. Но министр пропаганды Йозеф Геббельс предпочитал молчать о жертвах, заявив, что главным пострадавшим в результате погромов стали витрины еврейских магазинов.

На разбитое стекло пришлось около пятой части общего ущерба, который колебался в районе 24–25 миллионов рейхсмарок. Затраты на возмещение ущерба нацистские власти позже возложили на еврейские общины. Сам погром они интерпретировали как «волну народного негодования» в ответ на недавнее убийство немецкого дипломата в Париже, совершенное 17-летним евреем Гершелем Гриншпаном. Так называемый «народ», впрочем, был в большинстве своем штурмовиками СА, переодетыми для погромов в штатское. Военизированную организацию СА с 1930 года персонально возглавлял сам Адольф Гитлер.

В Берлине одной из главных целей погромщиков стала так называемая Новая синагога на Ораниенбургерштрассе. Это роскошное здание в восточном стиле, с позолоченным куполом, способное вмещать до трех тысяч человек одновременно, уже давно раздражало немецких националистов. Синагогу построили еще в 1866 году. Но уже тогда историк-консерватор Генрих фон Трейчке написал: «Показная роскошь Новой синагоги – упрек христианам-немцам и показатель чрезмерного влияния евреев».

В ночь погрома в ноябре 1938 года полиция и пожарные части Берлина получили указание не вмешиваться. Они могли лишь следить за тем, чтобы огонь от горевших еврейских зданий не перекинулся на соседние дома. «Вильгельм Крютцфельд работал начальником полиции района Митте, – объяснял Франц Шмидер, журналист издания Badische Zeitung, который исследовал события тех дней. – Узнав, что штурмовики СА бушуют в здании Новой синагоги, он бросился туда с группой подчиненных. Он вытащил табельное оружие. Возможно, ему пришлось сделать несколько предупредительных выстрелов в воздух. Крютцфельд заявил, что синагога – объект культурного наследия, который охраняет закон. Он потребовал от штурмовиков убраться, а затем вызвал пожарных и вместе с ними тушил огонь». В ночь погромов в Берлине сгорели почти 10 из 12 имевшихся в городе синагог. «Каково же было удивление штурмовиков, когда на следующее утро они увидели, что главный символ еврейской общины – синагога на Ораниенбургерштрассе – все еще стоит на своем месте», – пишет Шмидер.

О подвиге Вильгельма Крютцфельда не было известно вплоть до конца 80-х годов XX века. Восстановить события помогли архивные документы. В том числе – доклад самого Крютцфельда одиозному начальнику полиции Вольфу-Генриху фон Хелльдорфу, который в 30-е годы организовал в Берлине регулярные поборы с еврейского населения, а в 1944 году был казнен за участие в покушении на Гитлера. Интересно, что Крютцфельд, которого вызвали «на ковер» к начальству вскоре после погромов, отделался только устным предупреждением и не был снят со службы.

На основании этого небольшого доклада историки смогли позже проследить весь жизненный путь полицейского, вставшего на защиту иудейского храма. Вильгельм Крютцфельд родился в 1880 году в земле Шлезвиг-Гольштейн на севере Германии. До 1907 года он служил в прусской армии, а затем стал работать в полиции. В начале 30-х годов он пошел на повышение: возглавил полицейский участок в берлинском районе Пренцлауэр-Берг, а затем стал начальником полиции в районе Митте.

Он ушел в отставку в 1943 году. Немецкий писатель Хайнц Кноблох, который одним из первых стал изучать биографию Крютцфельда, предположил, что причиной отставки было несогласие с депортацией евреев из Берлина. «Пользуясь служебным положением, Крютцфельд помогал евреям как мог. Он сообщал о готовящихся арестах и погромах, и это давало людям возможность спастись», – писал Кноблох.

В 1945 году – после падения нацистского режима – Крютцфельд вернулся в полицию. Позже он стал работать в советском секторе – и вновь возглавил участок в Митте. В 1953 году Крютцфельд скончался. Полицейского скромно похоронили на одном из городских кладбищ в Берлине. До конца своей жизни Крютцфельд не упоминал о событиях роковой ночи с 9 на 10 ноября 1938 года. В то же время, писал Хайнц Кноблох, руководству ГДР было вполне удобно не вспоминать о подвиге бывшего прусского офицера, человека, который служил в полиции при нацистах.

Однако в 1993 году полицейская школа земли Шлезвиг-Гольштейн получила имя Вильгельма Крютцфельда. Спустя еще 15 лет памятная бронзовая табличка в его честь появилась на фасаде Новой синагоги в Берлине. Здание, в котором в годы войны располагался склад вермахта, серьезно пострадало от бомбежек британской авиации в 1943 году. Позже оставшиеся части фасада снесли: они грозили обрушением. Вопрос о восстановлении Новой синагоги подняли лишь в 1988 году – это был год 50-летней годовщины еврейских погромов. Тогда же началось строительство, которое завершилось в 1995 году. Сегодня Новая синагога – одна из главных достопримечательностей немецкой столицы. Ее золотой купол хорошо виден из разных точек города. На входе посетителей встречают слова пророка Исайи: «Отворите ворота, да войдет народ праведный, хранящий истину».

Михаил Блоков

ШИРА ГОРШМАН - ТЁЩА СМОКТУНОВСКОГО

Зиновий Бекман

               

      Её знают и помнят не потому,что она была тещей знаменитого зятя, гениального артиста Иннокентия Смоктуновского,а потому что она,как и он,была чистой воды самородком - талантливой писательницей,ставшей явлением в еврейской литературе двадцатого столетия.

   К сожалению, её имя недостаточно знакомо русскоязычному читателю.Она творила на языке идиш и герои ее рассказов и повестей разговаривают на языке своих предков маме – лошн (идиш).

  Её по праву называют способной ученицей Шолом – Алейхема, выдающегося еврейского писателя и драматурга,одного из основоположников литературы на идиш.

   Её произведения лаконичны,отличаются ярким и сочным языком,с добрым юмором и любовью к своим персонажам,простым людям,любящим жизнь и труд. Это гордые, независимые и сильные люди…

   Её жизнь напоминает сюжет романтического авантюрного романа.

     Шира Кушнир родилась в 1906 году в местечке Кроки Шауляйского уезда Ковенской губернии.Когда началась первая мировая война, она вместе с семьёй  переехала в Одессу. Вскоре, лишившись родителей, попадает в еврейский детский дом в г.Ковно(Каунас), затем переходит в молодежный лагерь «Ха-Халуц» («Первопроходец» - иврит). Какое-то время учится в Каунасском еврейском народном университете.

    В 15 лет встречает свою первую любовь Хаима Хацкелевича, который не намного старше её, и выходит за него замуж.

    Через год юные еврейские идеалисты вместе с новорожденной дочерью Рут, под влиянием  сионистских идей, вместе с отрядом колонистов уезжают в Палестину жить в коммуне, строить новую жизнь. Здесь они оказываются в рядах известного в Палестине Рабочего батальона (Гдуд ха-Авода) : Шира работает в кибуце Рамат- Рахели, а Хаим в каменоломнях.

   Вскоре у молодой четы одна за другой рождаются ещё две дочери: Соломея (Шламита) и Эля.

    В это время в движении «Гдуд ха-Авода происходит раскол:часть  «гдудников» во главе с известным деятелем рабочего движения Менделем Элькиндом, увлеченные коммунистической идеей образуют левое крыло.Шира и Хаим оказываются по разные стороны. Шира примыкает к группе Менделя Элькинда, которая принимает решение вернуться в Советский Союз и основать там еврейскую сельскохозяйственную коммуну.

   В 1928 году,расставшись с мужем Хаимом Хацкелевичем, она с тремя малолетними дочерьми в составе группы из 75 человек прибывает в Крым, где по решению Советского правительства в 25 км. от Евпатории для образования коммуны выделен  степной участок земли.

    Так на месте бывшего помещичьего имения появляется еврейская сельхозкоммуна «Войо – Нова»( на эсперанто «Новый быт»). Коммунары молоды и преисполнены трудового энтузиазма. Их привлекают  и вдохновляют условия коллективного труда и коллективного быта. Начав  свою жизнь в коммуне буквально с нуля,коммунары через несколько лет добиваются грандиозных успехов в производстве сельхозпродуктов: зерна, мяса, молока и овощей.

    В коммуне  «Войо – Нова» Шира работает бригадиром молочной фермы.Под её началом доярки и пастухи. Моя мама, работавшая в её бригаде дояркой, вспоминала, как Ширка лихо скакала на лошади,часами не слезая с седла,объезжая пастбища, удобряя их солью.

      Ей всего 23 года и,несмотря на то, что она уже была матерью трёх дочерей,   хороша собой и,даже ватные брюки не скрывали её необыкновенную привлекательность и женственность. Молодые коммунары, глядя на неё,тайно вздыхали… Но она была неприступна,к тому же,остра на язык.

       Любовь,нежданная и судьбоносная, пришла совсем с другой стороны. В 1930 году из Москвы в коммуну «Войо - Нова» приехала в творческую командировку  группа художников.

   Один из них Михаил (Мендл) Горшман, увидев Ширу, влюбился в неё с первого взгляда и она,по собственному признанию,потеряв голову,ответила ему взаимностью.      Мои родители  рассказывали, что их роман развивался стремительно на  виду у всей коммуны. Вот как она сама пишет об этом, в своей, по сути,  автобиографической повести «В созвездии Тельца и Овена»

Когда во время первого свидания в ночной степи он  «…наклонился к ней, обнял её с силой обеими руками и осыпал градом поцелуев,она почувствовала,как сердце её словно вспыхивает и гаснет вновь.И в ту счастливую все предопределившую ночь,она больше не могла сопротивляться судьбе». Впервые в жизни встретившись с такой любовью,она в этой же повести признается: «…Она была оглушена, словно колокольным звоном, желанными чувствами, пронизывающими всё существо».

   Целый год влюбленные переписывались. В 1931 году М. Горшман  повторно приехал в командировку в коммуну. И тогда они зарегистрировали  свой брак в сельсовете и сыграли скромную коммунарскую свадьбу.После чего,  Шира Григорьевна с присущим ей чувством юмора,с улыбкой  рассказывала мне: «Мендл привез меня с тремя детьми в Москву на радость своей а идише (еврейской) маме…».

    В Москве они сняли комнату на окраине города. Шира устроилась работать кастеляншей в пригородном детском доме,а Мендл, как художник – график по договорам работал в книжных издательствах, иллюстрируя книги.

    Именно, как художник-график, Мендл Горшман (1902 –1972 ) снискал большую известность. Он иллюстрировал изданные произведения А. Пушкина, Шолом Алейхема, Мендел- Мойхер-Сфорима, И.Бабеля, И.Уткина,  Н. Помяловского,  И.Переца, Л.Квитко и многих других писателей и поэтов. Значительный вклад  внес художник, как мастер акварели, пейзажной живописи и портретист.      

     В формировании личности Ширы Григорьвны,как человека и будущей писательницы, Мендл Горшман,несмотря на то,что он был против её писательских опытов,сыграл решающую роль.С его помощью Шира выучила русский язык, и начала читать  запоем Толстого и Диккенса.Первое посещение Художественного музея на Волхонке и спектакля «Принцесса Турандот» оставили в её душе неизгладимый след.

    Шира впитывала в себя,как в губку, все новое и неизведанное. Она попала в новую для себя среду выдающихся людей, друзей Мендела. Среди них его учитель, известный художник Николай Куприянов, поэты Лев Квитко, Перец Маркиш, Шмуэль Галкин. Все они были частыми гостями у них дома.

     Лев Квитко первый обратил внимание на  необычайно темпераментные, сочные и смешные устные рассказы Ширы и посоветовал ей их записывать.

…    На календаре начало тридцатых годов. Впервые в жизни Шира держит в руках две еврейские газеты: «Дэр Штерн»(Звезда-Харьков) и «Дэр Эмэс»(Правда-Москва), в которых напечатаны её первые рассказы. Читатели и критики  выражают свою благосклонность. Это вдохновляет.Всё свободное время Шира проводит за письменным столом.

      Рождение в 1937 году в семье Мендела и Ширы Горшман сына Александра совпадает с началом массовых репрессий. Шира узнает об аресте в Москве бывшего председателя коммуны «Войо – Нова» Элькинда Мендела и большинства бывших  коммунаров в Крыму.Больше  двух лет она живет в состоянии страха и томительного ожидания, держа наготове узел с приготовленными вещами.

      Однако, переехав в Москву,Шира избежала трагической  участи большинства  «палестинцев».

   Когда началась война, Шира  с детьми вместе с другими семьями московских художников эвакуировалась в Чувашию. Во время долгой и тяжелой дороги проявилась лучшая черта её характера, ни при каких обстоятельствах не терять присутствия духа. Она становится опорой многим попутчицам. Обосновавшись в одном из колхозов, Шира, используя опыт жизни и работы в сельхозкоммуне, помогает всем адаптироваться в непривычных для большинства условиях.

    В 1942 году после тяжелой болезни умирает её младшая дочь Эля.Тяжело переживая потерю ребёнка,Шира находит в себе силы жить,работать и писать рассказы,которые один за другим публикуются в газете «Эйникайт»(«Единство»- Москва).

    В 1944 под редакцией Переца Маркиша выходит сборник её рассказов «Цук Зиг» («К победе»).Именно в этот период  Еврейский Антифашистский Комитет знакомит зарубежных читателей с её проникновенными  рассказами.

    Вот несколько  строк из рассказа «Наши мадонны»:

«…Дарья, оставшаяся с пятью детьми, полола сорную траву и стонала, как тяжело больная. Однажды она заломила руки и запричитала:

      - Ох, горе нашим хатам, сироты наши дети! Стирала я вчера бельишко, доливала воду из глаз… Что это за стирка без мужчинского белья? Где сложит мой свою бедную головушку? Ой, горе горькое нам!...»

         В этих обжигающих сердце строках выражено безмерное горе, свалившееся на головы  матерей, жен, детей, ради которых их сыновья, мужья и отцы, сражаясь,  кладут свои головы.

    Вернувшись из эвакуации в Москву, Шира Григорьевна много и плодотворно работает,даже в период сталинской реакции (1949 – 53г.г.), когда была полностью разгромлена еврейская культура: закрыты еврейские театры, газеты и журналы. В это время она печатает свои произведения в Биробиджанских издательствах.

     Далеко не полный список изданных ею произведений лишний раз подтверждает  уровень её дарования и работоспособности: Сборник рассказов «Сила жизни»(Москва1948 год), сборник «Тридцать три новеллы» (Варшава1963 год),  сборник переводов на русский язык «Третье поколение» (Москва 1963 год. Издательство «Советский писатель»), Объёмный сборник- рассказы и повесть «Жизнь и свет» в русском переводе (Москва1974 год. Издательство «Советский писатель»),  Рассказы и повести «Свет и тени» (Москва 1977 год), Сборник путевых заметок

«Люблю путешествовать» (Москва 1981 год), Сборник «Праздники в будни» (Москва 1984 год).В этом же году её произведения напечатаны в США.

   Много лет Шира Григорьевна была членом редколлегии журнала «Советиш Геймланд»(Советская Родина, в котором печатала свои рассказы и путевые репортажи.

    В 1989 году уже на склоне лет она снова совершает поступок типичный её неуемной натуре – вторично эмигрирует на Ближний Восток, но теперь уже не в Палестину,а в государство Израиль.Здесь она случайно встречает друга далёкой юности, коммунара Даниэля, отставного офицера Армии Обороны Израиля, участника всех войн Израиля и выходит за него замуж. Но после очень скорой размолвки с мужем, переезжает в дом для престарелых, расположенном в приморском городе Ашкелон.

       Невзирая на возраст, она продолжает много работать. У неё дрожат руки,она не в состоянии держать ручку или карандаш. Свои сочинения она диктует старшей дочери Рут, живущей в этом же Доме для престарелых. Титанический труд венчается изданием сборника повестей  и рассказов «Выживание» (Тель–Авив 1992 год),и повести «Стада и отары Ханы» (Тель–Авив1993 год), нескольких других сборников на идиш, в которые наряду с новыми  вошли ранее написанные рассказы. Ей присуждается престижная литературная премия Израиля имени Давида Гофштейна и о ней снимается документальный фильм.

     Анализируя её творчество, следует отметить, что большое место в нем занимает тема коммуны «Войо – Нова» в Крыму, одной из основательниц которой была сама писательница .Сюда входит цикл рассказов «Коммунары» и повести «В созвездии Тельца и Овена», «Стада и отары Ханы».Лаконичным языком, как художник, одним-двумя мазками, с любовью и с юмором, она воспроизводит целую галерею узнаваемых образов коммунаров,раскрывая их внутренний мир,мысли и чаяния. А как ею выписаны в рассказах образы природы.Я читаю, и во мне пробуждаются знакомые с детства ощущения:это и дыхание крымской степи,безбрежное звёздное небо,аромат полыни и аскетический,но прекрасный облик цветов бессмертника.

    Автору этих строк судьба подарила радость общения с этой удивительной личностью и необыкновенной женщиной. Более сорока лет я не просто был знаком с Широй Григорьевной, а дружил с нею и её семьёй. Её связывали с моими родителями  многолетние добрые чувства и память о совместной жизни и работе в двадцатые – тридцатые  годы в Палестине в «Рабочем батальоне» и еврейской сельхозкоммуне «Войо – Нова» в Крыму.

    Я познакомился с ней в 1958 году,когда она приехала в Крым по заданию журнала «Советиш Геймланд», будучи членом его редколлегии, собирать материал о бывшей коммуне и коммунарах. Моя мама продолжала жить в этом селе, а Шира уехала из него в Москву более четверти века тому назад. Моя мама обладала не просто феноменальной, а скорее фантастической памятью. Она рассказала Шире о судьбе буквально каждого бывшего коммунара.

  Помню, как затаив дыхание ,я слушал их воспоминания о жизни в коммуне. С какой теплотой они вспоминали те годы, и с какой любовью говорили о своих друзьях – коммунарах.

   Шира гостила у нас более недели. Она поразила меня своей эрудицией, начитанностью,своим особым взглядом на литературу, художественным чутьем и любовью к музыке. В то время я был студентом  музыкального училища и, естественно, мы много говорили о музыке. Навсегда самым любимым  музыкальным произведением у неё было несравненное (её слова) «Болеро» Равеля.

 И это неудивительно! Остинатное изложение  главной темы в мощном динамическом развитии гармонировало с её личным характером и неуёмной внутренней энергией.

Шира открыла мне Хемингуэя, Платонова и Булгакова.

   Она пригласила меня посетить Москву, в которой я никогда не был. И с тех пор на протяжении нескольких десятилетий, бывая в Москве, я неизменно останавливался у неё. И каждый раз наши беседы продолжались,но при этом я старался больше слушать.

     Прошло много лет,но я помню её добрую несколько ироничную улыбку, пронизывающий с хитринкой взгляд.Она творила добро и жила ради добра, в любых жизненных ситуациях, готовая прийти на помощь, даже просто добрым советом.

     Однажды, показывая на одну из соседок, пожилую женщину, Шира Григорьевна сказала, что её жизнь заслуживает отдельного рассказа. Женщина относилась к тому поколению тридцатых годов, которому начало войны, помешало ходить в школу. Рано начала работать и в итоге ни писать, ни  читать не могла. Полная безграмотность. Когда, подросшая дочь, пошла в первый класс, Шира Григорьевна посоветовала  молодой женщине регулярно вместе с дочерью делать уроки… Прошли годы. Дочь и мать одновременно получили аттестаты зрелости. Мать сдала экзамены экстерном.

       На протяжении многих лет мы обменивались короткими письмами, чаще поздравительными открытками,преимущественно к Новому году и к 8  Марта. У меня сохранилось не менее 20 её открыток и записок, причем, написанных не на типовых  почтовых открытках, а на открытках с иллюстрациями картин различных художников.

Тексты, как правило, очень теплые, добрые и лаконичные:               

               

     "Дорогой Золя! Да будет Новый год ритмичный,ласковый, отрадный для Вас,

      для Ваших близких. С сердечностью. Ваша тетя Шира."


      " Москва.12 января 1984

      Очень хорошо, что Вы Золя, написали несколько слов. У нас закрытые черепа,

      поэтому любо-дорого услышать слова памяти. Вышлю переизданием "Жизнь и

      свет". Вчера закончила читать верстку моей новой книги на идиш. Очень рада!

        Приветы и сердечность Лене, Дине, Жене.

        P.S. Стариков целуйте."

   

      " 27.X Здорова, работаю, печатают, хвалят. Обещают переиздание книги."


      " 10.XII. (Письмо моей маме) Дорогая Маня,(Золя, Лена)! Очень хочу знать,

        как Вы все? У меня этот год рабочий. Изрядно печаталась у нас и в

        Америке. Была в Биробиджане, там имела встречи с читателями. Хотя евреев

        не густо, но мне хватило... Осенью была в Молдавии. Там помогла сделать 

        выставку Мендла. 12.X уезжаю в Ригу, вернусь в начале января.

              Целую мою Маню, всех! Всегда Ваша Шира".


      "Дорогой Золинька! Я здорова, работаю, не устаю читать.Жажда больше знать

       бодрит!"


       " Москва.III.84(Письмо моей дочери Дине)Рада была открытке, а еще больше

         рада тому, что Вы, Дина, довольны.

         Я тоже довольна, что "Жизнь и свет" в декабре переиздана в

         "Художественной литературе". Книгу на идиш жду в мае-июне.

         Работаю, хожу на выставки, слушаю музыку. Что еще? Бегаю три раза вокруг               

         дома. Сердечность маме, папе, Жене. Целую Вас.Целуйте моих стариков.

                Шира.  P.S. "Калиграфия"- рука болит                               

               

           Несколько скупых, но емких строчек. В них сама Шира. Её доброта и сердечность,её чаяния и её помыслы, её наполненная глубоким смыслом жизнь.

      Она была удивительно остра на язык, причем по–доброму,не злобливо, и никогда, как принято говорить, не лезла за словом в карман. Как–то она приехала в гости к моим родителям, когда мы уже все жили в Симферополе. Однако, мама уходила на целый день присматривать за нашими малолетними детьми,своими внуками. Шира оставалась с моим отцом, который вернулся после реабилитации. У них было о чем поговорить,в том числе о годах совместной жизни в Палестине и коммуне в Крыму. Вечером, когда мы с женой возвращались с работы, она с отцом приходила к  нам на «чай» и, буквально с порога бросала фразу: « Ну, что, Манечка, на сегодня твоя поденщина уже закончилась?» и, подмигнув мне, начинала  тихо смеяться.

     В конце августа 1996 года я  с семьей репатриировался в Израиль. Буквально через месяц я узнал о том, что Шира Григорьевна живет в Ашкелоне в Доме для престарелых и через несколько дней навестил её. Мы очень тепло встретились,и потом  каждый раз бывая в Ашкелоне, я обязательно её навещал со своей семьей и, даже с друзьями. К нашим визитам она проявляла большое радушие, читала нам свои новые рассказы и угощала чаем.  К сожалению,  состояние здоровья Ширы и моей мамы не позволило им встретиться.

Как–то я её спросил, находит ли она разницу между евреями, жившими тогда в Палестине и, живущими сейчас в государстве Израиль(я имел ввиду происшедшие за последнее время демографические изменения в связи с законом о возвращении).  Она,прищурившись,лукаво усмехнулась:

      - Раньше в Палестине жили ЕВРЕИ,а теперь в Израиле – ШЕКЕЛЬМАНЫ.

   В первый свой приезд в Крым в 1958 году,  Шира Григорьевна рассказала нам о своей жизни в Москве, о том, как она стала писательницей, о своей семье. В этот вечер я впервые услышал  фамилию Смоктуновского, провинциального артиста, за которого недавно вышла замуж её дочь Соломея. Я отнесся скептически к её словам 

о том, что он «чертовски талантлив и скоро станет знаменитым». Когда же через  пару лет я приехал в Москву,имя Смоктуновского уже было на слуху: он триумфально играл князя Мышкина в спектакле «Идиот» в Ленинградском БДТ. Театральная критика единодушно называл его  явлением на театральных подмостках.

  Шира Григорьевна не преминула мне напомнить наш разговор в Крыму:

  - Я сразу поняла,как он высок и как низок наш потолок.

   У  тёщи с зятем с самого начала сложились добрые отношения,основанные на взаимном уважении.Он ценил в ней острый природный ум и дорожил её мнением. Она была его самым доброжелательным и вместе с тем самым взыскательным зрителем и критиком.

   Два знаменитых человека. Но поражает простота и естественность их человеческих отношений.После смерти мужа  Шира жила одна в кооперативной квартире. С её слов, она никогда не пользовалась услугами слесарей или сантехников. Все неполадки в её квартире любил устранять сам Иннокентий Смоктуновский, и спорить с ним на эту тему было бесполезно.

    Иннокентий Михайлович приезжал в Израиль. Он с восторгом отзывался о Святой Земле и Святом городе Иерусалиме.В Ашкелоне он навестил в Доме для престарелых

свою любимую тёщу. Что бы не расставаться с ней, даже ночью, Иннокентий не уходил в гостиницу, а устраивался на ночлег в её комнате на топчане. Это была их последняя встреча. Скоро выдающегося артиста не стало.

    А ещё через семь лет, не дожив несколько дней до своего 95 –летия, ушла из жизни Шира Горшман,талантливая еврейская писательница и теща знаменитого зятя.

     На её похоронах кто - то сказал:

   - Погасла «Шаровая молния».

Маленькая история украинского еврейства


Ходить с бабушкой на базар требовало от сопровождающего большого терпения. Трудным было туда просто дойти. Постоянные здоровканья через короткое время становились невыносимы, так как моментально завязывался разговор за жизнь. Ведь моя бабушка знала всех и вся. Однако, как только мы заходили на территорию рынка, она с порога концентрировалась на товаре, а не на лицах знакомых. Бабушка всегда покидала базар с хорошим настроением и с полными кошёлками. Перепадало кое-что и мне.
Моим самым желанным призом за терпение, которое я испытывал по дороге с бабушкой на базар, была покупка горячего бублика с маком и холодные пол-литра. Тогда меня интересовало исключительно молоко, которое продавалось в бумажной пирамидке. Даже сейчас, когда я пишу эти строки, от обильного слюновыделения боюсь поперхнуться. Бублики раскупались моментально, как только они доставались из печи, запах вокруг стоял такой, что проходившие мимо подоляне были вынуждены сглатывать слюну. После регулярного вбрасывания новой партии бубликов скапливалась небольшая очередь.

От бабушки я знал, что здесь бубликами торговали ещё до исторического материализма, и этот магазин носил имя Бейгельмана, по имени его бывшего владельца Хаима. Хаим Бейгельман жил на Подоле в начале 20-ого века. Все его предки были бубличниками. И как Шнайдеры получили фамилию от своей профессии портного, так и Бейгельманы получили фамилию потому, что пекли бублики – по-еврейски бейгелах. Хаим Бейгельман их не только пёк, но и продавал. В результате я получал вожделенный горячий бублик и холодное молоко. И поедая это счастье на ходу, мы с бабушкой возвращались домой на Мирную.

Недавно я узнал, что на улице Мирной до начала 20-х годов жил некто Давыдов. Яков Петрович был человек творческого склада, и он пытался заработать свой кусок хлеба пером. Он писал свободно и легко, и для украинских газет использовал псевдоним Якив Орута. Он работал абсолютно во всех жанрах журналистики, начиная с новостных колонок и заканчивая стихами и фельетонами. Пописывал и коротенькие скетчи для театра миниатюр.
По дороге в редакцию заходил еврей Давыдов к еврею Хаиму Бейгельмыну и покупал себе на завтрак что? Правильно – бейгелах! Но настал 1918 год, и пронеслись по Подолу сначала петлюровские, а затем и польские погромы. Вместо того, чтобы наслаждаться бубликами, бандиты устраивали погромы. Если человек при деньгах, то долго он может выдержать это безобразие? Так, Хаим Бейгельман этого выдержать не мог и, как другие 1,8 миллиона украинских евреев, купил себе и своей семье билет на белоснежный пароход. И сбежал наш бубличник прямо на Манхэттен, где было много евреев и мало бейгельных шопов. Взял себе в жёны Эстер - венскую красавицу. И зажили они дружно и счастливо.

Давыдов, тоже не будь дурак, взял да и удрал из Киева. Но так как он не умел печь бублики, а только писал, то дальше Одессы сбежать он не смог и белый пароход в Америку отчалил без него. Он на всякий случай сменил свой псевдоним ещё раз. Таким образом, объявился в литературной Одессе подольский журналист Яков Ядов, который влился в ряды штатных сотрудников газеты «Одесские известия». Когда ему становилось скучно, то он под именем Яков Боцман пописывал фельетоны в газетёнку «Моряк». Это открыло ему двери в одесские литературные салоны, где он и познакомился с цветом одесских тружеников пера – К. Паустовским, В. Катаевым и неразлучной парочкой, И. Ильфом и Е. Петровым.

Вскоре большевистская власть, трещавшая по швам от голода и холода военного коммунизма, объявила новую экономическую политику, или коротко НЭП. НЭП дал стране воздух, народу еду, а евреям заработок. Дал он заработать и Давыдову-Ядову. Помня своё босяцкое происхождение, подолянин Давыдов стал сочинять песенки, которые мгновенно превращались в хиты, для друзей куплетистов. Достаточно сказать, что к началу 1926 года он был уже автором таких известных песен, как «Гоп со Смыком», «Лимончики», «Фонарики», «Мурка» и одним из символов нэпа – «Цыпленок жареный».

И вот как-то, в 1926 году, к нему пришёл приятель-куплетист Красавин и попросил Якова сочинить для него что-то новенькое, а то публика стала его уже освистывать за старый репертуар. Пока Красавин с друзьями гонял чаи, Ядов сбегал в соседнюю комнату. Когда он вернулся через полчаса за стол, то положил листок с новой песенкой «Бублички». На следующий же день, по свидетельству очевидцев, песню пела уже вся Одесса. Через две недели Красавин получает письмо из Петрограда от своего приятеля Утёсова, где он просит задним числом прощения, что включил красавинские «Бублички» в свой репертуар. Через месяц этот хит уже пела Москва. Так Яков Давыдов с помощью Якова Ядова отблагодарил земляка Бейгельмана за неповторимый вкус его бубликов. «Бублички» стали после «Цыпленка» вторым символом НЭПа. Эти «шедевры» своей залихватской бесшабашностью и «близостью к нуждам масс» ознаменовали вместе с остальными песнями Ядова новое музыкальное направление, который сегодня называют шансон.

Но «Бублички» шагнули далеко за пределы Советской России. Не прошло и года, как Нью-Йорк уже пел переведённую на идиш и английский популярную песню. Однажды маленькая Мина Бейгельман услыхала лёгкую по мелодии и тексту песенку на идиш, которая очень подходила к её фамилии, запомнила её и стала часто напевать. Так песенка «Бублички» попала в дом к Бейгельманам. Голос у неё был прекрасный, и шестилетнюю девочку пригласили спеть популярную уже песенку «Бейгелах» на еврейском радио.
Это первое публичное выступление Мины положило начало её музыкальной карьере и карьере её сестры Клары. Так в 30-х годах родился дуэт под названием «Сестры Бейгельман». Через какое-то время на них обратил внимание джазовый композитор Абрам Эльштейн. Он сделал смелые аранжировки казалось бы забытых мелодий еврейского местечка, джазовое сопровождение воскрешало и ностальгию по еврейским традициям и по языку идиш. Сёстры Бейгельман получили отличную вокальную школу. Научились извлекать из своих по-разному красивых голосов великолепное звуковое сочетание. Благодаря свинговой обработке, казалось, уже забытых песен, ими был создан на эстраде свой собственный стиль. Сегодня трудно найти еврея в мире, который бы не был знаком с их песенным репертуаром, сестры приобрели всемирную любовь и популярность.

Москва, 1959 год, открытие первой американской выставки. На эстраде Зеленого театра в Парке имени Горького американские эстрадные артисты устроили для москвичей концерт. Говорят, что эта популярная в Москве эстрадная площадка ещё никогда не переживала такого наплыва слушателей. На эстраде появились две еврейские красавицы, оркестр заиграл до слёз знакомую мелодию и сестрички запели очаровательными голосами «Бублички, койф майне бейгелах …». Московские евреи узнали родной, но уже почти забытый идиш. Публика рыдала от восторга. Так дочери бубличника Бейгельмана вернули «Бублички» на родину и дали песне второе дыхание, которое уже длится более 55 лет. Второй песней сёстры исполнили «Очи черные», тоже в джазовой обработке Эльштейна. Первый куплет они спели на русском языке, зал Зеленого театра ревел от переполняющих его эмоций! Если американские империалисты, главные по культуре, ставили своей задачей произвести сенсацию, то они свою цель с успехом перевыполнили.

В мире существуют тысячи Бейгельманов. Часть из них – потомки выходцев из Украины. В Америке и Израиле есть и киевские Бейгельманы. Так вот, наши сёстры Мина и Клара – дочери того самого киевского булочника Хаима и венской красавицы Эстер! Но и это ещё не всё… Девочки для простоты подрихтовали свои имена и фамилии на английский манер. В результате Мина стала называться Мерной, Клара превратилась в Клэр, а фамилию Бейгельман они переделали в Берри и дуэт стал называться просто - «Сёстры Берри»!
Если бы в начале 20-х Хаиму Бейгельману кто-то сказал, что у него в Америке родятся две дочери и своим замечательным пением они завоюют весь мир, то он бы в это не поверил. Если бы подольскому журналисту Давыдову в то же время сказали, что он напишет песни, которые будут петь и любить миллионы людей вот уже несколько поколений подряд, и эти песни будут переведены на десятки языков, то и он бы в это тоже не поверил. Дочери подольского бубличника начинали свой путь к музыкальному олимпу с песни «Бублички». Всё новые поколения слушателей продолжает захватывать их замечательное исполнение.

Вместо послесловия.
Яков Петрович Ядов (настоящая фамилия Давыдов, ещё псевдонимы: Жгут, Боцман, Отрута, Пчела; 1873–1940) — поэт, писатель-сатирик, киносценарист, эстрадный драматург, автор слов широко известных песен «Бублички», «Гоп со Смыком», «Лимончики», «Фонарики», «Мурка», «Цыпленок жареный». Умер в нищете в Москве в 1940 году. Так родина отплатила одному из своих самых исполняемых песенников.

Однажды Исаака Дунаевского спросили: «Какая ваша самая любимая песня протеста?» – «Бублички», – ответил композитор. – Лучшей песни про тесто еще никто не написал!»
Практически дословно сказал и сам Леонид Утёсов в своём последнем интервью Зиновию Паперному.

Текст песни
В статье В. Бахтина приводится полный текст «Бубликов» по рукописи, хранящейся в архиве Г. Красавина:
Ночь надвигается,
Фонарь качается,
И свет врывается
В ночную мглу…
А я, немытая,
Тряпьем покрытая,
Стою, забытая,
Здесь — на углу.

Горячи бублики
Для нашей публики,
Гони-ка рублики,
Народ, скорей!
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей.

Здесь, на окраине,
Год при хозяине,
Проклятом Каине,
Я состою.
Всё ругань слушаю,
Трясусь вся грушею,
Помои кушаю,
Под лавкой сплю.

Горячи бублики
Для нашей публики,
Гони мне рублики,
Народ, не зря.
Тружусь я ночкою,
Считаюсь дочкою
И одиночкою
У кустаря.

Отец мой пьяница,
Гудит и чванится.
Мать к гробу тянется
Уж с давних пор.
Совсем пропащая,
Дрянь настоящая —
Сестра гулящая,
А братик — вор!

Горячи бублики
Для нашей публики,
Гоните рублики
Вы мне в момент…
За мной гоняются
И все ругаются,
Что полагается
Мне взять патент.

Здесь трачу силы я
На дни постылые,
А мне ведь, милые,
Шестнадцать лет…
Глаза усталые,
А губки алые,
А щёки впалые,
Что маков цвет.

Горячи бублики
Для нашей публики,
Гоните рублики
Мне кто-нибудь…
Суженый встретится,
И мне пометится…
…Мой честный путь.

Твердит мне Сенечка:
«Не хныкай, Женечка…
Пожди маленечко —
Мы в загс пойдём».
И жду я с мукою,
С безмерной скукою…
Пока ж аукаю
Здесь под дождём.

Гони мне рублики,
Для нашей публики
<Купите бублики>,
Прошу скорей,
И в ночь ненастную
Меня, несчастную,
Торговку частную,
Ты пожалей!

Секреты Старых Скрипок

http://club.berkovich-zametki.com/?p=23034&cpage=1&unapproved=102132&moderation-hash=27851c006b064ead6c6e46f19afd6c2c#comment-102132

Рассказ из жизни «Скрипка со старьевого рынка»

Скрипку Вите мы купили совершенно случайно. Я шла по броканту и увидела потрясающую вещь. Я не искусствовед и не специалист, но вся моя жизнь среди музыкантов, среди которых немало скрипачей. И эта скрипка меня потрясла своей идеальностью. Она была абсолютно неуместна на этом сельском старьевом рынке, у нее был чехол, но смычок был неродной. Но это уже было неважно. За скрипку просили дорого. Но для 17 в

Читать далее: https://isralove.org/load/14-1-0-2865?utm_source=copy

Кровавая суббота

Мария Черноудова (Бейдер) 19 марта 2020

После того как украинские националисты в период «гласности» начали праздновать день рождения Симона Петлюры и возводить его в ранг вождя украинского народа, мне хочется до мельчайших подробностей восстановить события одной трагической субботы 1920 года, о которых мне рассказала моя мать.

Была пятница. На берегу реки Буг, в самом мелком ее месте, называемом крестьянами Ворошиловки «жидивской пристанью», еврейские детишки чистили до блеска огромные самовары, медные и никелированные. Их матери и бабушки пекли хлеб, халы, коржики и струдель, готовили обед, чтобы вовремя, до зажигания субботних свечей, поставить его в печку. Еда в глиняных горшках сохраняла тепло до обеда в субботу. В некоторых домах уже ставили свечи. В дверь дома Хайки Ямпольской осторожно постучала запыхавшаяся от быстрой ходьбы девочка лет восьми-девяти. Это босоногое «гоеше» дитя принесло страшную весть, облетевшую через несколько мгновений все местечко: будет погром.

Брат Хайки, Бузя, служил приказчиком в бывшей панской экономии села Рыжавки, в трех верстах от Ворошиловки. Это он, увидев отряд пьяных петлюровцев, прискакавших на взмыленных конях, и подслушав их разговоры, послал Нюшку к сестре сообщить, что петлюровцы направляются в Ворошиловку «жидив быты», «лавки грабуваты», «жидовочек гвалтуваты».

Мужчины собрались у раввина Изельсона. Здесь находились почитаемые всеми братья‑шойхеты Меир и Хаим Прилуки, глава синагоги Исаак Шульман, богатые и влиятельные «балаботым» Пинька Плитман, Гедале Глейзер, Фройка Штейн— ворц и другие. Совет решил встретить бандитов хлебом‑солью, богатыми дарами на подносах, серебром и золотом, товарами из еврейских лавок. Просили священника батюшку Осмоловского выступить перед конным отрядом в защиту евреев, но тот отказался. Владельцы лавок доставали яркие ткани — красный шелк, сатин и кумач, зеленое и синее сукно, ботинки, сапоги, сбрую для лошадей, бочки с пивом, селедкой, мешки белой муки и крупы. Староста Антон Гуменюк, так и оставшийся в этой должности после октябрьского переворота, задобренный деньгами и товарами, согласился просить «всемилостивейшее панство» не трогать местечко, не устраивать погрома. Но события произошли совсем по‑иному…

Два молодых еврея, обоим едва исполнилось по двадцать, два Аврума — Самец и Глейзер, товарищи и соседи, возвращались с пачками книг от учителя Владимира Оксентьевича, дом которого стоял у рыжавской дороги. Они услышали конский топот, стелившаяся серо‑желтым туманом пыль не оставляла сомнений: едет конный отряд… Когда Аврумы бросились бежать на огороды, растянувшиеся с одной стороны дороги (с другой было польское кладбище), их настигли нагайки первых всадников, ехавших с разухабистой песней про Галю и «чумаченькив»; все они были пьяные, озверевшие от самогона, предвкушающие кровь, разбой и «гарных жидовочек»…

Шашка Андрона Гнатюка отрубила правую руку Аврума Самеца, и он свалился в придорожную траву, истекая кровью. Шашка есаула Лизогуба проткнула грудь Аврума Глейзера.

— Хлопцы, шлеи! — крикнул совсем одуревший от вида крови есаул.

Петлюровцы достали упряжь и, обвязав ею тела двух несчастных, привязали их к лошадям, поволокли по пыльной дороге. Два кровавых следа потянулись по вымощенному шоссе, начавшемуся при въезде в местечко. На конях скакало человек пятьдесят, за ними ехало несколько подвод. Петлюровцы были одеты в синие и красные жупаны, широкие, как море, «червоные» шаровары, на головах у всех были шапки с нависающими до самой шеи «оселедцами». Их носили петлюровцы и гайдамаки. Чубатые, крикливые, страшные в своей пьяной злобе и похоти, они проскакали мимо первых еврейских домов, богатого каменного Пиньки Плитмана и бедного глинобитного — многодетного портного Йоселя Фишера. Нигде не было видно даже тени человеческой, не было слышно ни звука… Местечко словно вымерло. Домка, служанка в доме Рафмана, успела обежать всю Торговицу и Базарную площадь. В каждом доме она скороговоркой повторяла одно и то же, смешивая украинские и еврейские слова:

— Люди добрые, тикайтэ! Антлойфт! Не ждите кровопролыття и насыльства! Тикайтэ на трети вербы, «цым Биг», там богато лозы, а хто блыжче до лэвады, ховайтесь…

И мужчины, и женщины, и дети разбежались по обе стороны Буга, который должен был защитить своим камышом, лозами и мелкими водами насмерть перепуганных евреев. Все бежали по узкой тропе между «рясными» огородами и мирно катящей свои воды рекой. Огороды были отделены один от другого глубокими канавами, заросшими бурьяном, крапивой, кустами ежевики. Перепрыгивая через канавы, люди мчались к зарослям вербы, толкая друг друга, тихонько переговариваясь… В толпе бегущих была и Туба с маленькой девочкой на руках, ребенку не было еще года. Замотанная в одеяльце, девочка, видно, не очень уютно себя чувствовала. Плакать тихо она не умела и громко кричала. Люди, забыв в этот миг о жалости, принялись упрекать бедную женщину:

— Ты со своим ребенком погубишь нас всех! Убирайся отсюда или отнеси куда‑нибудь свою девочку!

И Туба решилась… Выбрала канаву посуше, выстелила ее большими лопухами и, положив дрожащими от волнения руками сверток с ребенком, убежала во всю прыть. Заливаясь слезами, она все оглядывалась на кусты ежевики и дикий мак…

Уже наступила ночь, когда беспокойная Домка, побежав за водой, услышала детский плач. Она подобрала девочку, принесла ее домой, рискуя поплатиться головой за «жидовське дитя», напоила молоком, уложила спать и пробралась к Третьим вербам, где жались от страха евреи, сказать, что ребенок у нее.

А на площади лежали Аврум Самец и Аврум Глейзер. Стоял над убитыми дежурный гайдук, размахивая нагайкой и отгоняя собак.

…«Подарунки» депутации были приняты петлюровцами с пренебрежением. В «благодарность» шойхету Меиру Прилуку и шамесу Райкису срезал бороды саблей подручный Лизогуба — Панько Беренда. Всю ночь и первую половину субботы пьяные бандиты гуляли, сбивали замки с лавок и тащили тюки, бочки, тянули вино из трактира Хаима Кремера. Опустевшие дома, магазины и лавчонки — все было разграблено, порублено… Погром длился до позднего утра. Нагрузив возы еврейским добром, петлюровцы со своим есаулом Лизогубом уехали по той же дороге в Жмеринку.

Спасшиеся жители местечка возвращались к своим разоренным домам и лавчонкам. В домах зияли выбитые окна и двери. Одежда, белье, скатерти, серебряная и медная утварь — все было унесено из домов. Летал и расстилался по земле пух из распоротых шашками подушек и перин. Битые черепки тарелок и горшков с остатками еды, растоптанный на полу хлеб, устоявшийся пьяный угар. В синагоге валялась растоптанная Тора с ободранным плюшевым покрывалом…

В маленькой хатенке недалеко от базара ютилась одинокая слепая женщина по имени Лея. Она попала в Ворошиловку в 1906 году, после погрома в Бердичеве. Потеряв своих детей во время погрома, она поселилась здесь в полуразвалившемся домике с маленькими окошками.

Несчастная Лея, без конца оплакивая своих детей, стала слепнуть. Жила она гаданием на картах и по линиям руки. Многие верили предсказаниям Леи, считали ее ясновидящей. От погромщиков она не пряталась, стояла у окна, а слезы текли из невидящих глаз. Смерть ее не пугала: что могло быть страшнее пережитого ею — смерти детей?!

Когда Сурэлэ Мейлахс, мать Аврума Самеца, рвала на себе волосы, и вся площадь полнилась ее страшным криком и рыданиями Иты Глейзер, Лея подошла к группке оцепеневших от ужаса евреев, протянула сухие руки к плачущим женщинам и сказала:

— Это, не последняя жертва, запомните мои слова.

На Лею зашикали из толпы:

— Ты отдала бандитам своих детей, так хочешь, чтоб и наши умирали. Ты уже выжила из ума, старая, не накликай беду.

А предсказания слепой Леи сбылись…

Были еще погромы, и случилась Катастрофа, унесшая столько еврейских жизней, в том числе и жизнь Фани Самец, девочки, которую Сурэлэ родила уже после гибели Аврума. Сбылись предсказания Леи…

*  *  *

Той маленькой плачущей девочкой, которую спасла Домка, была я. Маня Бейдер, дочь Тубы. Я — единственный человек, который спустя семьдесят с лишним лет может и считает своим долгом во времена разгула антисемитизма на Украине, особенно Западной Украине, рассказать о той кровавой субботе 1920 года.

Это должны знать евреи из диаспоры, не знавшие погромов, и молодые репатрианты, которые, возможно, еще не осознали до конца, почему они приехали на свою родину — в Эрец Исраэль…

(Опубликовано в «Лехаим» № 32, декабрь 1994–январь 1995)

Почему самый титулованный тренер СССР Валерий Лобановский сам штопал свои костюмы?

https://back-in-ussr.com/2020/04/pochemu-samyy-titulovannyy-trener-sssr-valeriy-lobanovskiy-sam-shtopal-svoi-kostyumy.html

Испанка, которую хотели сделать немкой
http://jag-stuttgart.org/?p=2033#more-2033

Мятежный Севела

http://mishpoha.org/redaktsionnyj-podvalchik/128-myatezhnyj-sevela

Проигрыш и выигрыш синьора Паганини

 
Осенью 1800 года в таверну города Ливорно вошел нескладный худощавый молодой человек со скрипичным футляром в руках.

 За одним из столиков играли в карты. Молодой человек присоединился к игре. Ему не везло: деньги быстро таяли, и вскоре молодой человек остался без гроша.

Тогда он поставил на кон скрипку, пояснив, что она довольно дорогая. Картежники согласились, и скрипка тут же была проиграна. Молодой человек просил вернуть ее хотя бы на сутки, ссылаясь на вечерний концерт, но над ним только посмеялись: «Ты же сам ее на кон ставил! Мы тебя не заставляли!»

 Тогда к незадачливому игроку подошел пожилой француз из-за соседнего столика. «Я простой купец из Парижа, – сказал он, – но люблю музыку и бывал на ваших концертах. Вы – синьор Никколо Паганини. Так вот, скрипка ваша не из лучших. Не жалейте о ней. На вечер я дам вам другую. Ее сделал никому не известный мастер Джузеппе Гварнери дель Джезу, но, может быть, ее звук понравится вам».

 Звуком этой скрипки семнадцатилетний Паганини был очарован.

Был потрясен его игрой и парижский купец, имени которого не сохранила история. После концерта он отказался принять скрипку обратно, подарив ее молодому гению. «Не мне, скромному любителю, на ней играть», – сказал он.

 Эта скрипка Гварнери сопровождала Паганини всю жизнь. Только один раз, перед концертом в Париже, она «заболела», и Паганини отнес ее скрипичному мастеру Вильому (к нему мы еще вернемся). Вильом сумел «вылечить» скрипку, и растроганный Паганини обнял его и вручил драгоценную шкатулку.

«У меня было две таких шкатулки, – пояснил он. – Одну я подарил врачу, исцелившему мое тело, вторую дарю вам, исцелившему душу».

 До самой смерти Паганини так и не расстался с этой скрипкой Гварнери. Он завещал ее музею родного города Генуи.

Там ее можно увидеть и сейчас под именем «Вдова Паганини».

Только если в Геную приезжает выдающийся скрипач, ему разрешают сыграть на ней.

13 минут, которые не изменили мир


В 1939-ом году в Германии жил человек, который хотел в одиночку изменить мир. И у него почти получилось. Его звали Иоганн Георг Эльзер. Он решил убить Адольфа Гитлера.


Кто такой Гитлер и почему многие современники желали ему смерти, кажется, до сих пор можно прочитать пару строк в учебниках истории, так что не будем углубляться. Пока толпы восторженно зиговали фюреру - Эльзер видел в Гитлере грядущую трагедию для страны. Эльзер решил остановить это.

В первую очередь следовало решить два вопроса - когда и как?


От первого и самого просто плана - просто застрелить Гитлера из толпы на митинге, Георг отказался. План был слишком рискованный и ненадежный. Он хотел действовать наверняка. Бомба была надежнее. Но чем и где? Второй вопрос решался проще всего. 8-ого ноября 1923-го года Гитлер провел попытку неудачного государственного переворота, которая сейчас известна как "Пивной путч". С приходом Гитлера к власти каждый год в пивной Мюнхена "Бюргербройкеллер" проводился торжественный митинг для бонз нацистского режима.


В ноябре 1938-го Эльзер съездил в Мюнхен и осмотрел пивную. Это было самое подходящее место. На подготовку у него был ровно один год.


Время и место определены. Пора браться за бомбу.


Эльзер был простым плотником и вопросы бомбостроения были от него крайне далеки. И что он сделал? Пошел в библиотеку. Там он набрал кучу полезных книг и нехило апнул теоретический скилл в саперном деле. Если с теорией всё прошло хорошо, то где же взять начинку для бомбы?

Стремительно милитаризующаяся Германия строила множество военных заводов. На одном из них и работал Эльзер уже два года как. Он начал потихоньку прикарманивать порох и выносить его домой. Георг соорудил пару бомб и провел испытания на даче у дядюшки.

И вместо оглушительного БАБАХ услышал разочаровывающий БУХ. Это был фейл. Эльзер-то был взрывником не настоящим. Только на личном опыте он убедился, что порох взрывается не ахти как.


- Херня, не убедительно, - сказал Эльзер.


Нужно было искать варианты помощнее.

Вижу цель - не вижу препятствий, было лозунгом Эльзера. Он демонстративно поссорился с директором завода, где тогда работал и сумел устроиться в каменоломню. Там, разумеется, постоянно проводили взрывные работы и взрывчатки было навалом. Эльзер немного примелькался на новом месте и начал потихоньку вытаскивать со склада взрывпатроны и детонаторы к ним. Как можно украсть столько взрывчатки в педантичной Германии, да ещё и в период сильнейшего тоталитарного контроля? О, это была целая спецоперация, достойная Джеймса Бонда. Следите внимательно: склад не охранялся, учет материалов не велся, а замок Георг сумел открыть одним из своих старых ключей. Всё.

Эльзер провел новые испытания и остался доволен мощностью.


Теперь нужно было решить следующую проблему. Эльзер знал, что бомбу нужно спрятать заранее. Перед выступлением Гитлера гестапо закроет зал и обыщет каждый угол. Значит, нужен часовой механизм. Эльзер снова пустил в ход золотые руки и смастерил таймер. С немецкой дотошностью: механизм имел запасной ход и тройную систему детонации.

Пора было приступать к установке.


Эльзер переехал в Мюнхен. Он пригляделся к пивной и выбрал удачное место - за трибуной, где будет выступать Гитлер, внутри колонны. Но как засунуть туда взрывчатку? Время для стелс-миссии. Каждый вечер Георг приходил в Бюргерброй, выпивал кружечку пива и танцевал с девчонками. Затем шел в туалет и прятался там. Он дожидался, пока пивная закроется и все работники разойдутся.


Георг снял деревянную панель колонны и сделал из неё дверцу, чтобы прикрывать следы своей работы. В полной темноте и тишине, часами стоя на коленях он начал выдалбливать углубление в колонне. Сначала он работал долотом и приходилось ждать, пока не сработает автоматический слив в туалете и не заглушит звуки работы. Потом Эльзер сменил инструмент на ручную дрель и дело пошло быстрее.

Он работал каждый день по нескольку часов, потом снова прятался, дремал, в ожидании пока не придет большее количество посетителей и как ни в чем не бывало уходил. Когда углубление было достаточного размера, он начинал потихоньку заносить туда взрывчатку. Месяц безостановочной работы в ночи подходил к концу. Последний шаг заложить часовой механизм. Эльзер выставил взрыв на 21-20 и обил часы пробкой, чтобы нельзя было услышать тиканье. В ночь с 7-ого на 8-ое ноября, он установил в колонну часы с детонатором и последний раз закрыл дверцу. Все было готово.


Утром Эльзер в последний раз вышел из Бюргербройкеллер. Он собрал чемодан и поехал на границу с Швейцарией. Днем пивную очистили гестаповцы. Они обыскали каждый угол и обстучали каждую стену, но ничего не нашли. Год безостановочной, кропотливой, безошибочной работы завершился. Рухнуло же всё в один час.


Вечером 8-ого ноября 1939-ого года в зале Бюргербройкеллер собралось около двух тысяч человек - почти все старые ветераны нацистской партии. В 20-00 в зал вошел Гитлер. На полчаса раньше, чем было запланировано. Все испортила туманная погода. Гитлер торопившийся вернуться в Берлин перенес и сократил выступление. Он читает с трибуны речь, а за его спиной таймер отсчитывает последние минуты до взрыва. В 21-00 Гитлер заканчивает, прощается со своими верными сторонниками и выходит из зала. Было 21-07.

Ровно через тринадцать минут, в 21-20 взорвалась установленная Эльзером бомба. Рвануло так, что колонну разметало в клочья и рухнула крыша. 8 человек, один гражданский и семь членов нацистской партии были убиты, шестьдесят ранено.


В этот же час, в четырёхстах километрах от Мюнхена, Эльзер с чемоданчиком шел к границе со Швейцарией. Все шло по плану и он был совершенно спокоен. Когда неожиданно его окликнул часовой и потребовал остановиться. За отворотом лацкана у Эльзера нашли значок «красного фронта» и его задержали для обыска. Георг все ещё был уверен, что о взрыве в пивной ничего не слышали. И следовательно нет поводов для повышенной бдительности у охраны. Увы, прокололся он по полной. Во рабочей робе в чемоданчике Эльзера пограничники нашли несколько взрывателей. Которые он просто забыл выкинуть. Георга арестовали.


Гестапо быстро сопоставило одно с другим и Эльзер не стал запираться. Ни на одном допросе он никого не оговорил, и как из него не старались выбить признание, что он действовал по заданию иностранных спецслужб – Эльзер стоял на своем. Он работал один. И опоздал всего на 13 минут.

Иоганн Георг Эльзер был расстрелян в лагере Дахау 9-ого апреля 1945-ого. За двадцать дней до освобождения лагеря и за месяц до окончания войны.


В 39-ом году на допросе в гестапо, на вопрос "зачем вы это сделали?", Эльзер ответил:


- Я всего лишь хотел остановить войну.


Светлая память, герр Эльзер. Спите спокойно, война окончилась.

Жены СВОИХ МУЖЕЙ

Журнал «Партнер» №9 (192) 2013г

...сохранять силу, быть мужественной... поверить

в то, что час настанет и наш долг – дождаться

его – этот героизм выше всякого геройства.

Виктор Клемперер

Свой труд «Записная книжка филолога» немецкий ученый еврейского происхождения Виктор Клемперер посвятил своей арийской жене Еве: «Без тебя этой книги вообще не было бы, а ее автора и подавно». Он пишет: «Я говорю об арийских женах, которые не поддались нажиму и не расстались с мужьями-евреями. Сколько оскорблений, угроз, побоев, плевков вынесли они... сколько самоубийств искушали уйти в обитель вечного покоя, где нет гестапо. Но они знали, что их смерть повлечет смерть мужей...»

Шарлотта Исраэль, Эльзe Хольцер, Хильда Элькасс, Валли Гродка, Ханна Херцберг, Ханна Левенштайн, Анна Ульштайн, Вейгерт, Лёвин, Буковцер. И еще сотни других, чьи имена стерлись за 70 лет, что прошли с конца февраля – начала марта 1943 года, когда они, эти женщины, победили берлинское гестапо. Совершенно разные, незнакомые между собой, не состоящие ни в каких подпольных организациях. Богатые и бедные, аристократки и простолюдинки, протестантки и католички, принявшие гиюр и атеистки. Законопослушные жительницы Берлина, которых объединяло только одно: они, истинные арийки, были замужем за евреями.

Конец февраля 1943 года. «Под снегами холодной России» осталась армия фельдмаршала Паулюса. «Под знойным песком пирамид» дела обстояли тоже не блестяще. Начавшееся было наступление Роммеля утром 22 февраля было остановлено английскими и американскими соединениями. Несмотря на обещания Геринга сменить свою немецкую фамилию на еврейскую Майер, если хоть один вражеский самолет прорвется к Берлину, немецкую столицу бомбила авиация союзников.

Похоже, что доктор Геббельс решил хоть чем-то порадовать своего опечаленного этими событиями друга и начальника. А что могло быть лучшим подарком фюреру, если не «окончательное решение еврейского вопроса» в Берлине. Из Вены был приглашен лучший специалист заплечных дел – мастер Алоиз Бруннер. По рекомендации самого Адольфа Эйхмана! Уничтожение берлинских евреев должно было стать истинно арийским подарком ко дню рождения Адольфа Гитлера. Но эти представители «высшей расы» забыли о женах, немецкиx женax еврейских мужей. Женщинax, не желающих рушить свои семьи по воле преступных политиков.

Итак, в субботу 27 февраля 1943 года гестапо и СС арестовали около 2000 берлинских евреев из смешанных семей. Их поместили в здание еврейской общины на Розенштрассе для последующей депортации в Освенцим.

Рассказывает Эльзe Хольцер:«Я набралась мужества и поехала туда, где работал Руди. Там, на станции, ко мне из будки вышел человек и сказал: «Госпожа Хольцер, я вас жду. Вот, возьмите вещи вашего мужа».

«Где мой муж?»

«Всех евреев забрали. СС прикатили и всех увезли».

Эльзе Хольцер.

Долгое время Эльзе и Руди Хольцер скрывали, что Руди – еврей. Он был родом из Австрии, крещеный католик. О том, что его родители– евреи, известно не было. Но в марте 1938 года гестапо нашло Руди. С этого момента он стал преступником, скрывшим свое еврейское происхождение. Потерял работу, гражданство, имя, был отправлен на принудительные работы. Родители Эльзе, узнав, что Руди еврей, порвали с ней всякие отношения и лишили ее наследства.

Рассказывает Эльзе Хольцер:

«Когда я первый раз отправилась на Розенштрассе, я думала, что я буду там одна. Я хотела выяснить, что происходит. Я предполагала, что, наверное, увижу здание, и может быть, мне удастся заглянуть в окно. Но когда я туда пришла, я увидела толпу – в шесть утра! Улица была заполнена людьми. Толпа колыхалась, как черная волна».

Перед домом на Розенштрассе собрались женщины-немки. Многие пришли с детьми. Они приходили в течение недели. Они сменяли друг друга – уходили и снова возвращались. Они требовали: «Отпустите наших мужей! Верните наших мужей!» Их крик перекрывал шум машин. По некоторым данным, число этих женщин доходило до шести тысяч . А между прочим, еще с 1934 года в Германии были запрещены не только любые демонстрации, но и вообще любые сборища .Эсэсовцы наводили на толпу автоматы и кричали: «Мы будем стрелять!» Женщины в страхе разбегались, но вскоре возвращались. Розенштрассе не умолкала ни на час.

Рассказывает Эльзe Хольцер:

«Двое эсэсовцев сидели впереди, двое сзади, в черной форме, в стальных касках. Те, что на заднем сидении, встали и в руках у них были автоматы. «Очистите улицы, иначе мы будем стрелять!» – проорали они, и автомобиль направился на нас. Со всей скоростью! И я услышала автоматную очередь! Мы разлетелесь, как ветер. Хотели спрятаться во дворах соседних домов, но всё было заперто. Гестапо заперло все ворота. Люди чуть не затоптали друг друга. Никто не хотел быть застреленным – сначала мы должны были освободить наших мужей».

Близилась развязка. Никто из этих женщин не знал, что их ждет.

Рассказывает Шарлотта Исраэль:

«Наступил кризис. Без предупреждения охрана направила на нас автоматы. Они приказали: «Если вы не уйдете сейчас же, мы будем стрелять». Толпа отпрянула назад, но в этот раз никто не испугался.»

Шарлотта Исраэль

Восемнадцатилетняя блондинка Шарлотта Пресс вышла замуж за Юлиуса Исраэль в 1933-м году. Сестра Шарлотты, жена эсэсовца, и ее мать ненавидели Шарлотту за «связь с евреем». Шарлотта работала портнихой в ателье Юлиуса. Она хорошо пела, он играл на рояле. Это был счастливый брак. Шарлотта сблизилась с семьей Юлиуса и полюбила его мать. В 1942 году родителей Юлиуса депортировали. Юлиус перестал играть на рояле, Шарлотта больше не пела.

Рассказывает Шарлотта Исраэль:

«Мы орали во всё горло: «Убийцы! Убийцы! Убийцы! Отпустите наших мужей! Вы убийцы! Убийцы! Убийцы!» Нам было уже на всё плевать. Мы кричали снова и снова, пока не сорвали голос. Потом я увидела офицера в первом ряду – он отдал какую-то команду. И они убрались. Наступила тишина».

6-го марта Геббельс отдал приказ отпустить из-под стражи всех евреев из смешанных семей. Но 25 человек уже успели отправить в Освенцим. Их вернули!

Простые женщины. Рискнувшие жизнью не только своей, но и детей. Потому что любили своих мужей.

Но были еще и другие... Хайнц и Анна Ульштайн. Не жившие вместе уже несколько лет. На грани официального развода. Когда Хайнц попал в лагерь на Розенштрассе, Анна забрала заявление о разводе. Этим она спасла Хайнца.

Хайнц Ульштайн, внук основателя знаменитого немецкого книжного издательства, посвятил ей главу в книге воспоминаний. Глава эта называлась «Германия… Анна, это ты!» Через несколько лет после войны Анна и Хайнц развелись... Так что не только в любви дело. Тихие законопослушные жительницы города Берлин просто оказались порядочными людьми. А это совсем немало! И кровавый режим вынужден был отступить.

P.S. В 1996 году профессор современной истории Европы Флоридского государственного университета Натан Штольцфус издал книгу «Сопротивление сердца: Смешанные браки и протест Rosenstrasse в нацистской Германии». В 2003 году вышел фильм режиссера Маргарете фон Тротта «Розенштрассе». В 2007 году издательство «Астрель» выпустило книгу Марты Шад «Женщины против Гитлера». На бывшей улице Розенштрассе стоит памятник скульптора Ингеборг Хунцингер. Как жаль, что в музее истории Катастрофы «Яд Вашем» не увековечена память женщин с берлинской улицы Роз. Впрочем, это еще не поздно сделать...

Одессит, герой обороны Ленинграда и Кронштадтского сражения
http://odesskiy.com/g/gelfenshtejn-grigorij-ilich.html