Re: Выдуманные или правдивые истории

автор Borys Вт 2 Авг - 21:26:14

Владимир Жаботинский

Обмен комплиментов. Разговор

Это был именно разговор, беседа, causerie: я в ней не участвовал, а сидел сбоку и слушал, и потому не отвечаю ни за доводы, ни за выводы. Тему беседовавшим лицам дала нашумевшая статья А.Столыпина о «низшей расе». Собеседников двое: один русский, другой еврей: оба мирно сидят за чаем и ласково беседуют о том, чья раса ниже.
– По-моему, – сказал еврей. – вообще нет высших и низших рас. У каждой есть свои особенности, своя физиономия, свой комплекс способностей, но я уверен, что если бы можно было найти абсолютную мерку и точно расценить прирожденные качества каждой расы, то в общем оказалось бы. что все они приблизительно равноценны.
– Как так? Чукчи и эллины равноценны?
– Я думаю. Поселите чукчей в условиях древней Эллады – и они, вероятно, дали бы миру свои ценности. Не те самые, какие дали миру греки, потому что у каждого народа свое, но все же ценности и, быть может, равноценные с эллинскими. Доказать это, конечно, не в нашей власти: я вам только высказываю свое убеждение, но зато уж это – глубокое убеждение. Я не верю в то, будто есть высшие и низшие расы. Все одинаково по-своему хороши.
– Странно слышать это именно из уст еврея. Вы, которые исторически смотрели на себя, как на племя избранное…
– Да, да, знаю этот довод. Я вам и больше скажу: после разрушения второго храма Титом еврейские мудрецы больше всего убивались именно о том, что Бог предал их в руки «умма шефела». «Умма шефела» значит буквально низшее племя. Понимаете, в их глазах римляне, блестящие римляне эпохи принципата, уже впитавшие в себя, кроме собственной культуры, изысканную ценность эллинизма, – были все-таки низшей расой. Но это доказывает только одно: что те мудрецы были ослеплены. И точно так же все новые теории о низших расах – продукт ослепления.
– Нет, я с этим не согласен. Конечно, А.Столыпин пересолил; это объясняется его личным горем, которое именно ослепляет; надо это понять и простить. Но все же и в другую сторону пересаливать нет надобности. Что все расы равноценны, это парадокс. Я мог бы сослаться на негров, которые живут в Америке рядом с белыми и все-таки не равны белым, на турок, которые устроили Стамбул на том самом месте, где арийцы создали Византию, и т.д. Но я считаю ваше общее положение, будто все расы равноценны, настолько парадоксальным, что даже не стану его опровергать. Вы не найдете пяти человек даже среди ваших единоверцев – вернее, особенно среди ваших единоверцев, – которые согласились бы с этим мнением. Оставим поэтому общий вопрос в стороне. Речь у нас шла о еврейской расе. Повторяю. Столыпин пересолил. Я не скажу, чтобы и с Чемберленом был вполне согласен, хотя это очень образованный и очень вдумчивый мыслитель. Я также не во всем согласен с вашим собственным Вейнингером. хотя и он приводит много поражающих, глубоких аргументов в подтверждение того, что еврейская раса, так сказать, неполноценна. Затем я читал кое-что и с вашей стороны – Гертца. который вообще отрицает расу. и нового писателя Цольшана, который считает еврейскую расу превосходной. Главное же. чем я интересуюсь, это жизнь, и вот вам общее впечатление, которое у меня осталось по этому вопросу из книг и из наблюдения жизни. Вы, несомненно, раса с какими-то крупными органическими духовными недочетами. (Вы понимаете, я не говорю об исключениях – есть очень почтенные евреи, я сам знаю идеальных людей из вашей среды: впрочем, и эти исключения можно объяснить случайным смешением крови; но тут не о них идет речь, вы понимаете).
– Понимаю, понимаю, не стесняйтесь, мы привыкли.
– И вот мое общее впечатление: вы раса безусловно неполноценная. Полноценной я называю расу творческую и гармонично разностороннюю. Вы – ни то. ни другое. У вас нет и никогда не было собственного творчества. Доказано, что ваше единобожие и ваша суббота заимствованы; вы по отношению к этим идеям сыграли только роль популяризаторов, если позволите – даже коммивояжеров: к этой роли еврейская раса, действительно, весьма приспособлена. Зато еврейская душа неспособна ко многим восприятиям, ваша гамма ощущений крайне мала и не имеет хроматических оттенков: этим объясняется то. что у вас в лучшие времена вашей независимости не было никогда пластических искусств. Для постройки храма Соломону пришлось вызвать зодчего из-за границы. В вашей Библии – даже в «Песни песней» – нет, говорят, ни одного слова, означающего цвет, окраску. Только про Давида сказано, что он был рыжий, да Суламифь себя называет смуглой: но краски природы, неба, моря, листвы – все это игнорируется, точно не существует, не нужно, не интересно для сухого, расчетливого, монотонного еврейского духа. Сравните с этим Гомера, его rhododactylos Еоs – зарю с розовыми пальчиками!..
– Позвольте, при чем тут раса? Из той же расы произошли потом Израэльс, Левитан… Да чуть ли не вся «русская» скульптура, простите, тоже произошла из этой расы – Антокольский. Гинцбург. Аронсон… Просто в древности не могло развиваться у евреев художество потому, что религия запрещала изображать то, что «на небе вверху и что на земле внизу»…
– Нет-с, это не довод. Религиозные верования не объясняют национального характера, они сами должны иметь свое объяснение в особенностях национального характера. Народ с художественными задатками никогда не принял бы антихудожественной религии. Но вы меня не прерывайте. Я иду дальше: и библейская этика ваша, которой вы так гордитесь, какая-то сухая, расчетливая, – не рыцарская, чтобы не сказать – просто неблагородная. Каждый параграф имеет ясную практическую санкцию, обязательство Господа Бога уплатить наличными: дать землю, текущую млеком и медом, продлить дни твои на земле… Библия не знает высших стимулов морали – ни идеи совершенства, ни приближения к божеству, ни загробной жизни. Вдумайтесь только в этот факт: народ, в священных книгах которого нет ни слова о том, что будет с человеком после смерти!
Сравните это с арийцами, у которых вся религия-то началась с культа «отцов»! Ведь это разительное доказательство полного отсутствия интереса ко всему, что не имеет непосредственной практической пели. За пределами практических надобностей общежития у вас не только воля, но даже мысль не работала. Просто не интересовались. Неужели все это не дает права отрицать многогранность еврейской души? Неужели она равноценна с душой арийца, всестороннего, рыцарственного, мечтательного, гармонического? Поймите, я не хочу обидеть…
– Понимаю, понимаю. Пожалуйста.
– Да я кончил. Хотел только прибавить, что и в жизни не могу не видеть подтверждений этого взгляда. Распространяться на эту тему не хочу. но все-таки согласитесь, что если все, всюду, всегда ненавидят и презирают одну и ту же расу, то ведь нельзя это так просто объяснить одним тем. что все люди, мол, мерзавцы. Меняются предлоги вражды, меняется содержание обвинений, предъявляемых к евреям, но вражда и презрение вечны. Неужели вам самим в голову никогда не приходит, что. верно, есть в вас что-то такое неприемлемое, нестерпимое, раз всегда и повсюду вы наталкиваетесь на одно и то же отношение? Возьмите только список выдающихся людей, которые терпеть не могли евреев: кого вы там только не найдете! Цицерон, Ювенал и Тацит, Джордано Бруно и Лютер; Шекспир, Вагнер, Дюринг, Гартман, в сущности и Ренан; Пушкин, Гоголь, Шевченко, Достоевский, Тургенев… Это даже не десятая доля полного списка. Наконец, вот что я вам скажу. Вы, евреи, вообще мало встречаетесь с русскими. даже с юдофильствующими; а я среди них живу и знаю, как они к вам относятся, когда вас нет поблизости. Вы, господа, сами не знаете, сколько у вас врагов даже среди ваших друзей. Может быть, это не «вражда» в настоящем смысле, даже не презрение:
это именно какое-то непреоборимое ощущение низшего существа, низшей расы. Это ощущение есть у всех, и если какой-нибудь Милюков или даже Плеханов станет меня уверять, будто оно ему не знакомо, я ему не поверю. А когда одно и то же чувство разделяют все, тогда то чувство – правда.
– Вы кончили?
– Кончил. Жду ваших возражений.
– Я не буду возражать.
– Вот как?
– Не буду. Разве укажу вам на две-три мелочи. которые мне больше запомнились. Например, о загробной жизни. В Библии о ней, действительно, не говорится; тем не менее совершенно ясно, что верования о загробной жизни у древних евреев были. Саул в Эн-Доре вызывает тень пророка Самуила: Самуил «подымается» и спрашивает: «зачем ты меня потревожил?» Для всякого, кто привык разбираться в истории культуры, ясно. что такая легенда, такие выражения, вообще самая идея вызывания мертвецов может зародиться только там, где есть вера, что мертвец и за гробом продолжает жить. А другие выражения Библии, вроде того, что «Авраам присоединился к народу своему», иными словами – умер? Или та тщательность, с которой Авраам выбирает место, где похоронить Сарру? Всякий социолог скажет вам, что это явные черты народа, веровавшего в загробную жизнь. Прямого изложения этих верований в Библии не сохранилось, но не забудьте, что почти вся древнейшая литература евреев погибла, и Библия – только осколки ее. В книге Эсфири ни разу не упоминается имя Божие. Если бы уцелела только она, вы бы стали уверять, что евреи не знали идеи Бога… Или вот, тоже о красках и вообще о художестве. Во-первых, кроме русого Давида и смуглой Суламифи, в Библии есть еще и «зеленеющие» деревья, и «красная» чечевичная похлебка, и «синяя» пряжа. Во-вторых, картины природы в «Песне песней», именно по богатству зрительных впечатлений, куда полнее Гомера и его розовоперстой зари. В-третьих – почему вы напираете на отсутствие пластических искусств, а забываете о высоком развитии музыки у древних евреев? Книги Паралипоменон полны музыки даже чересчур – на каждом шагу музыка и пение. Это еще спорно, какое искусство глубже, какое искусство более артистично – пластическое или тоническое. А что касается до иностранных зодчих, то ведь и вам в России долгое время все лучшие храмы строили заморские архитекторы, однако вы себе не отказываете в художественной душе… Но это все мелочи. По существу я с вами спорить не буду.
– Значит, согласны?
– Нет, это просто значит, что о вкусах не спорят. Из ваших слов ясно только одно: что мы вам не нравимся. Это дело эстетики. Объективного критерия тут быть не может. Вы считаете, что ждать награды в загробной жизни есть этика высшего качества, чем ждать награды в жизни земной, а я считаю, что наоборот. Вы считаете, будто учение о приближении к божеству выше учения о том, что надо время от времени прощать долговые обязательства, и во время жатвы оставлять край поля неубранным – для бедняков; а я полагаю, что в этих простых правилах куда больше правды, и не земной, а божественной правды, правды, приближающей к божеству. Вы считаете, что заимствовать элементы культуры у Вавилона значит быть коммивояжерами; а я считаю, что всякое творчество в мире опирается на заимствованные элементы, и что народ, который сумел, на самой заре своей жизни, собрать эти осколки золота и создать из них такой вечный храм, – что этот народ есть народ творчества par exellence среди всех народов земли. Словом, дело вкуса. Я ведь не отрицатель рас, я не спорю против того, что есть арийское начало и есть еврейское и что они различны по содержанию. Я только считаю нелепостью всякую попытку расценить оба эти начала, установить, какое из них «высшее» и какое «низшее». Думаю, что перед лицом объективности оба равноценны и равно необходимы человечеству. А всякая оценка может исходить только из предвзятой нелюбви. Хотите, я вам покажу опыт?
– Какой?
– Я попробую проанализировать несколько моментов из русской истории. Буду при этом действовать так же, как вы: возьму в руки такую мерку, какая мне нравится, и буду ее прилагать к событиям, изложенным у Иловайского. Посмотрим, что получится. Хотите?
– Пожалуйста. Комплименты за комплименты. – Именно. Начнем с мерки. По-вашему, мерка высшей расы – это творчество и многогранность. Я мог бы поспорить и на ту тему, доказало ли русское племя в чем-нибудь свою творческую многогранность – дало ли оно миру хоть одно великое новое слово в области науки, религии, философии, законодательства, техники, художества… Но оставим это. Дело в том, что я выдвигаю другой критерий высшей расы: самосознание. В существе высшей породы, будь это ученый среди дикарей или аристократ среди плебеев, всегда живет неискоренимое, неподвластное его собственной воле сознание своей ценности. Внешне оно выражается в том, что мы называем разными именами – чаще всего гордостью. Это есть та черта, благодаря которой король Лир и в рубище остается королем: он сознает себя королем, он не может отделаться от этого сознания. Это ощущение своей аристократичности есть первый и главный признак аристократичности. Конечно, иногда parvenu выдает себя за аристократа: с другой стороны, и у бушменов есть поверье, что остальные люди хуже их. Но достаточно выскочке встретиться лицом к лицу с настоящим барином, и трещина в его сознании сразу вскроется: он смутится, он собьется с тона
– и он ощутит свою инфериорность. То же самое происходит с бушменом при столкновениях с белым человеком: в конце концов, белый ему все-таки импонирует. У обоих есть сознание своего превосходства. но у белого оно уцелеет, а у бушмена расшатается и атрофируется, и белый получит над ним не только кулачную, но и моральную власть. Поэтому признаком высшей расы можно считать только такое сознание превосходства, которое оказалось способным выдержать в течение долгого времени сильные конфликты и не пошатнулось.
– А, я понимаю вашу мысль. Так как, мол, евреи три тысячи лет верят в свое превосходство, то они…
– Нет. Речь у нас не о евреях, а о вас, русских. Я только разъяснял, что понимаю под словом «самосознание» и почему считаю наличность такого самосознания главным признаком высшей расы (если, конечно, допустить, что есть высшая и низшая расы). Высшая раса должна обладать прежде всего самосознанием: ей присуща непоборимая гордость, выражающаяся, конечно, не в спеси, но в стойкой выдержке, в уважении к ценностям своего духа. Самая мысль о том, чтобы подчинить себя и свою душу чужому началу, должна быть органически неприемлема для такой расы. Теперь возьмем Иловайского и начнем мерить этой меркой вашу русскую историю.
– Посмотрим.
– На заре этой истории мы встречаемся с призванием варягов. Факт замечательный. Вы скажете мне. что это басня, а не факт. Я знаю. Конечно, на самом-то деле оно произошло не так: вероятно, варяжские викинги просто-напросто захватили когда-то власть силой, и потом смутное воспоминание об этом событии превратилось в легенду. Но ведь легенда есть плод народного творчества, и в ней сказывается народная душа. Поэтому, если за «призвание варягов» русский народ не ответствен, то за легенду о призвании варягов он отвечает. Та идея. которая лежит в основе этой легенды, была, очевидно, вполне приемлема, совершенно естественна для русского народного самосознания, иначе легенда не сохранила бы этой идеи. А в чем эта идея? Что собрались вожди русской земли и решили поставить над собой вождя из-за границы. Не кто-нибудь, не простое мужичье, а воеводы собрались, и не нашлось у них достаточно самолюбия, чтобы додуматься до другого выхода из положения. Очевидно, народу, который создал эту легенду, который так объяснял себе факт воцарения чужеземцев, это казалось естественным: очевидно, его не шокировала мысль о том. что предки его сами управлять не могли и что единственным средством завести порядок было выписать начальника из-за границы. Чтобы понять всю соль этой басни, сравните ее с еврейской легендой о том. что произошло на заре еврейской истории. На заре еврейской истории Израиль уходит из-под власти чужеземного царя и пускается через пустыню – завоевывает себе обетованную отчизну. Вам не кажется, что в этих двух легендах – две народные психологии?
– Нет, не кажется. Впрочем, я ведь не спорю, я слушаю.
– Перелистываем Иловайского дальше. Останавливаю ваше внимание на странице, где рассказывается, как весь народ при Владимире принимал новую веру. Стоят по горло в воде и принимают новую веру. В это же самое время они кричат Перуну. которого по княжьему приказу сбросили в воду: «выдыбай, боже!» То есть Перун для них еще бог, который может выплыть. Я понимаю, народ меняет веру, когда старая расшатана. Но когда старая вера еще целехонька, когда она из глубины души народной кричит «выдыбай, боже!» – в это самое время лезть всем скопом в воду и принимать новую веру – это ясно говорит об одном: не было самосознания, не было гордого уважения к своему внутреннему достоянию, не было ощущения, что мне нельзя ничего навязать такого, чему нет корней в моей совести. Если есть расы высшие и низшие, то т а к не действует высшая.
– Одно замечание: у Иловайского приведена поговорка, объясняющая, почему пришлось лезть в воду. «Добрыня крестил мечом, а Путята огнем».
– Не сомневаюсь. Позвольте вам только напомнить для сравнения, что нас, евреев, крестили и огнем, и мечом; это у нас не поговорка, и вся наша история за 2000 лет этим полна – и, однако, ни Путята, ни Добрыня ничего с нами не поделали. Очевидно, мы такой народ, с которым нельзя разговаривать с палкой в руках… Но я отвлекаюсь: вернемся к Иловайскому. Перед нами татарское иго. Это одно из самых странных политических явлений на свете. Оно почти беспримерно. Когда римляне завоевывали страну, они ставили там гарнизон, выводили туда римские или латинские колонии; это была оккупация, в той или иной форме. Тут было совершенно другое. После страшного разгрома татары отхлынули к себе в орду; они, собственно, эвакуировали Русь, и не фактическим постоем, а одним только угрожающим видом своим, издали, держали ее в повиновении. Вам не кажется, что для этого нужен был ей какой-то особенный… талант повиновения? Конечно, разгром был ужасный, память об этом уроке изгладиться не могла; но, все-таки, есть характеры строптивые, жестоковыйные, которые быстро забывают самый кровавый урок и дерутся, пока не обрубят им рук, – и есть другие характеры, помягче. Сравните опять-таки, ради параллели, отношение евреев к чужеземному владычеству над Палестиной. Пока хоть горсть иудеев оставалась на святой земле, страна не покорилась. Не с ордою кочевников, а с великим Римом воевали Бар-Гиора и Бар-Кохба! Татары оставили удельной Руси полную автономию, и она смирялась и платила дань. Римлянам пришлось провести плуг по Иерусалиму, сравнять с землей цветущие города Галилеи, истребить и разогнать еврейское население чуть ли не до последнего человека, и только тогда Иудея подчинилась. Кровавая баня Тита была тоже страшным «уроком», но через 70 лет Бар-Кохба уже успел его забыть. Очевидно, не все расы обладают счастливой способностью так свято помнить «уроки», чтобы достаточно было хорошенько «проучить» один раз. и повиновение гарантировано на 200 лет. Есть расы неукротимые, и есть поддающиеся укрощению. Какие «выше»?
– Дело вкуса, как вы сами сказали. Но я вас слушаю, продолжайте.
– Нет, признаться, мне уж надоело. Мы ведь не так интересуемся вашей историей, как вы, антисемиты, нашей. Разве еще укажу на одну маленькую деталь, относящуюся к той же странице Иловайского – о татарском иге. Там рассказывается, что ваши князья ездили в орду на поклон и становились на колени перед ханом. Я этого не осуждаю, это было очень благоразумно и патриотично. Но вот вам параллель – из романа «Камо грядеши», сочинение Сенкевича. К Нерону приходят разные лица и становятся на колени: только два раввина не преклоняют колен, и Нерон с этим мирится, ибо, очевидно, понимает, что тут ничего не поделаешь: евреи не станут на колени. Да, словом, есть расы и расы. и какая из них «выше» – трудно разобрать…
– Знаете, что я вам на все это скажу? Вы еще больший руссофоб. чем я антисемит.
– Это я самым решительным образом отрицаю. Для меня все народы равноценны и равно хороши. Конечно, свой народ я люблю больше всех других народов, но не считаю его «выше». Но если начать меряться, то все зависит от мерки, и я тогда буду настаивать между прочим, и на своей мерке: выше тот. который непреклоннее, тот, кого можно истребить, но нельзя «проучить», тот, который никогда, даже в угнетении, не отдает своей внутренней независимости. Наша история начинается со слова «народ жестоковыйный» – и теперь, через столько веков, мы еще боремся, мы еще бунтуем, мы еще не сдались. Мы – раса неукротимая во веки веков: я не знаю высшей аристократичности, чем эта.
– Гм… – сказал русский. – Да, вы правы, это дело вкуса. Я… остаюсь при моем вкусе.
1911

автор **Kim** Пт 5 Авг - 7:39:49

Подвиг Гитлера

https://docs.google.com/document/pub?id=1ZoZ5aeVpJDtCGjWUjGBwTNm5vaEv7ZZdWgpEo7OUhD8

автор **Kim** Вс 7 Авг - 8:04:58

В феврале исполнилось 130 лет со дня рождения выдающегося русского певца — Федора Шаляпина...

ШАЛЯПИН ПЕЛ НА ИВРИТЕ И НА ИДИШ...
Михаль Арье, журналист

Мы не будем здесь вторить профессионально поставленным голосам музыковедов — в попытке спеть дифирамбы всемирно прославленному певцу. Не будем пересказывать его биографию — эта нива до сантиметра пропахана и обильно засеяна исследователями шаляпинского таланта.
Поставим перед собой более скромную цель и сообщим лишь один-единственный, но, по вполне понятным причинам, малоизвестный факт. Это — короткая история о том, как знаменитый певец Федор Шаляпин не только морально, но и на практике поддержал идею создания первого еврейского оперного театра в «подмандатной» в те времена Эрец Исраэль.
Автор этой идеи, дирижер Мордехай Галинкин (родился в 1875-м в Херсонской губернии, закончил Варшавскую консерваторию; до отъезда в Эрец Исраэль жил и работал дирижером в Петербурге), был дружен с Шаляпиным. Они познакомились в 1912 году. Шаляпин тогда подписал контракт, обязавший его некоторое время участвовать в гастрольных спектаклях оперы петербургского Народного Дома. Директор театра нервничал — знаменитый Шаляпин предъявлял «непомерные» требования к партнерам: музыкантам, дирижерам и певцам.
Самые большие трудности возникли с дирижерами. Ни одна из предлагаемых кандидатур Шаляпина не устраивала. И директор театра обратился к Мордехаю Галинкину. Тот, наслышанный о бесконечных «капризах» оперной «звезды», испугался и хотел отказаться от такого, весьма лестного, надо признать, предложения. Но директор так упрашивал, что делать было нечего — с трепетом в душе Галинкин отправился на первую репетицию...
Оба — Шаляпин и Галинкин — были буквально одержимы музыкой. Это и стало основой их завязавшейся дружбы, которая продолжалась долгие годы.
Шаляпин так высоко ценил профессионализм и музыкальный дар этого дирижера, что и потом, когда срок контракта с Народным Домом истек, нередко настаивал, чтобы для работы с ним пригласили именно Мордехая Галинкина.
«Сердить» Шаляпина не отваживались. И они много работали вместе.
Перед Шаляпиным открывались двери лучших театров. В какой-то момент он «посоветовал» администрации царского Мариинского оперного театра взять Галинкина дирижером их оркестра. И наткнулся на решительный и бесповоротный отказ. Ему в вежливой форме объяснили, что евреям работать в императорских театрах запрещено законом. А тут уж никакое заступничество, никакие рекомендации не помогают. Шаляпин испытал горькое чувство обиды за друга и посоветовал ему уехать за границу, где он, несомненно, сумеет занять подобающее его дарованию место.
О мечтах и планах Галинкина Шаляпин еще не догадывался.
Идею создания оперного театра в Эрец Исраэль Мордехай Галинкин вынашивал с 1911 года. В своих воспоминаниях в то время он писал: «В процессе культурного возрождения Эрец Исраэль, наряду с Торой и наукой, займет почетное место и искусство, и в первую очередь — театр. Я имею в виду такой театр, который явится образцом и примером для подражания для всех еврейских театров... Это тот институт, который еврейство галута в его тяжелых условиях жизни не могло создать никоим образом; все попытки, предпринятые в этом направлении, все без исключения, наталкивались на проблему языка, места для театра и отсутствие чисто еврейской среды — почвы для творчества на иврите».
Когда Шаляпин пересказал ему разговор с директором Мариинского театра, Галинкин принял окончательное решение ехать в Эрец Исраэль.
Но реализация этого решения, а главное — давней мечты о театре, требовала немалых усилий. Чтобы открыть оперный театр, надо построить для него здание. Чтобы построить здание, нужно было иметь средства.
В 1917 году Мордехай Галинкин создал инструментальный квинтет «Зимра». Вскоре этот небольшой коллектив уже гастролировал по всей России, а выручка от концертов скапливалась на строительство театра в Эрец Исраэль.
Галинкин хорошо понимал, что сумму ему предстоит собрать немалую. И решил обратиться к Шаляпину с просьбой, чтобы тот в пользу будущего еврейского театра дал благотворительный концерт.
Шаляпин не был горячим сторонником благотворительности — «Бесплатно лишь птички поют». И, как правило, в такого рода концертах не участвовал. Но тут сделал исключение...
Концерт состоялся в апреле 1918 года. Большой зал Петроградского Народного Дома (две с половиной тысячи мест) был переполнен, несмотря на то, что билеты на этот концерт стоили весьма недешево. Желающих послушать Шаляпина оказалось столько, что пришлось пустить в ход добавочные места. Да что там места! Люди стояли в проходах между рядами партера...
На сцену вышел Шаляпин. Легкий поклон — публике, едва заметный знак — аккомпаниатору, и вот уже полетела над рядами, взмывая вверх, незнакомая большинству слушателей песня... Зал замер, затаил дыхание, пытаясь разобрать слова. Но тщетно — язык, на котором она исполнялась, был знаком здесь, быть может, лишь единицам. Шаляпин пел на иврите «Атикву», которая стала потом гимном государства Израиль.
Ни до этого, ни после Шаляпин не выступал с такой необычной программой. В ней прозвучали и еврейские песни на идиш.
«Шаляпин дал в этом концерте право гражданства еврейской песне и обоим еврейским языкам на русской эстраде», — писал в своих воспоминаниях Мордехай Галинкин.
Собрать нужную для строительства оперного театра сумму Галинкину так и не удалось. Но он все же уехал в Эрец Исраэль и создал в Тель-Авиве оперную труппу. Но это уже — другая история...
* * *
Мордехай Галинкин похоронен в Израиле, на старом кладбище города Ришон ле-Цион. На скромном надгробии начертаны слова на иврите:
Мордехай Галинкин, сын Мордехая
Основатель и дирижер израильской оперы...
Иерусалим
По материалам публикации Аарона Оримиана в сборнике «Евреи в культуре русского зарубежья»
[А. Оримиан (Израиль).
"Храм искусств" Мордехая Голинкина и Федор Шаляпин.
(К истории израильской оперы)]

автор Lubov Krepis Вт 9 Авг - 21:57:46

Учащийся одной из ультраортодоксальных ешив сообщил днем в Фонд наследия Стены плача, будто бы во время утренней молитвы он нашел вложенный среди камней чек на 100 тысяч долларов. Чек этот, по его словам, был предназначен Стене плача и подписан известным американским бизнесменом.

Раввин Шмуэль Рабинович сообщил вчера днем религиозному сайту «Кикар шабат», что информация проверяется. «Это звучит странно, но чека мы пока не видели и потому не можем выразить определенного отношения к этому, - сказал Раввин Рабинович. - В ближайшие часы мы решим, как быть с этой особой историей».

Однако уже к вечеру, выяснилось, что речь идет о странном розыгрыше. «Пока неясно, что побудило ешиботника так пошутить», - сказал корреспонденту сайта «Кикар шабат» представитель Фонд наследия Стены плача.

автор Anna Чт 18 Авг - 8:05:14

Фантастическая история о красоте российского обмана
Рассказанная ст. следователем Ленинского РОВД г. Ярославля
Валерией Зозуля

Лет пятнадцать назад в родном моем городке рыночные отношения бурлили
не так как сейчас -- по всему городу. На все про все существовал у нас
один рынок, но зато большой. Мы звали его бесхитростно барахолкой, а
располагался он у черта на куличках и работал только по выходным. Но
уж доложу я вам, работал! На сравнительно небольшой огороженной
территории единовременно покупали, продавали, орали, ругались и
толкались тысяч семьдесят -- из расчета один квадратный метр на 5
человек. Купить здесь можно было все: от беговых, породистых тараканов
до иномарки.

Я в то время работал в РОВД, который обслуживал знаменитую барахолку.
И вот дежурю... Слышу, в коридоре трудноописуемый шум, гам и ор. Такой
гвалт в России могут поднять только народные депутаты и цыгане.
Поскольку трудно было предположить, что к нам в отдел нагрянули слуги
народа, то я решил, что это все-таки представители кочевого племени.
Выглянув коридор я убедился-- так оно и есть. Неказистое наше помещение
превратилось в филиал цыганского табора во время пожара. В центре
живописной картины я углядел цыганку, очень похожую на знаменитую
Венеру Пуговкину из кукольного <<Необыкновенного концерта>> -- ту самую,
которая пела густым басом. Цыганка поражала габаритами и явно
нерастраченной мощью. Своей ручищей, сделавшей бы честь чемпиону мира
по перетягиванию каната, она крепко держала тщедушного интеллигента,
который, как и положено, робко поблескивал очками. При этом весь РОВД
полнился её голосом. Прислушавшись, я понял, что цыганка обвиняет
очкарика -- интеллигента в том, что он ее кинул...

Сие представлялось невероятным. Ибо даже ясельный младенец знает:
кинуть цыганку невозможно по определению. А вот цыганка может кинуть
каждого. И уж как мог кинуть такую, судя по всему прошедшую большую
жизненную школу мастадониху в цветастых пыльных юбках, занюханный
среднероссийский интеллигент? Я бы скорее поверил в прилет на
Ярославщину заплутавших в космических просторах инопланетян. С этой
убежденностью я закрыл дверь и продолжал нести вахту. Однако через
полчаса ко мне, дежурному следователю, пришел не менее дежурный опер и
попросил выписать <<сотку>> на эту самую цыганку>> -- то бишь
постановление о ее трехсуточном задержании (<<сотка>> -- постановление о
задержании подозреваемого на основании ст. 122 УПК РСФСР на срок до 72
часов). Я, естественно, удивился: Погоди ты ничего не путаешь? Она ж
орала, что ее кинули... Она же вроде как потерпевшая>>. <<Именно, --
согласился опер, и раздумчиво добавил: -- Н -- да, первый раз
потерпевшую сажаю>>. Я потребовал объяснений. И опер на них не
поскупился.

Интеллигент -- очкарик Волков, оказывается, был давно знаком нашим
оперативникам. Чуть ли не каждый выходной он появлялся на барахолке.
Представьте: толчея, гвалт, Сатана не успевает править бал... И
посредине этого бедлама -- он. Тихий такой, милый. В скромном,
застиранном плащике, в очечках, взгляд добрый, доверчивый. И вот
набредает он на наглую, орущую цыганку, которая продает с рук коданную
куртку. <<Простите пожалуйста, можно посмотреть?>> -- робко спрашивает
Волков у цыганки. Цыганка сует ему в руки вещь. Безбоязненно сует.
Вокруг все свои. Да и разве способен на подвох этот заморыш в
штопанном плаще, это же лох. Классический, типичнейший российский лох.
Волков мнет куртку, щупает, на лице у него надежда сменяется
сомнением, сомнение надеждой. Он зреет для покупки прямо -- таки на
глазах. Цыганка поддает жару: <<Маладой, красивый, яхонтовый ... бери, не
пожалеешь>>. <<А сколько стоит?>> -- все также робко спрашивает Волков.
<<Тыбе, дарагой, за пятьсот отдам>>. <<За пятьсот?! -- удивляется очкарик.
-- Да как же так... У меня таких денег может и не быть. Извините, я
сейчас>>. На глазах презрительно сощурившейся цыганки он лезет в карман
плаща и достает пачку денег. Тут же начинает пересчитывать. И
облегченно вздыхает: <<Слава Богу, жена меня, оказывается целой тысячью
снабдила>>. Цыганка окончательно убеждается, что лох ей попался
первостатейный. Он прямо -- таки взывает: ну обмани меня, обмишурь!
Пересчитав заветную тысячу, Волков кладет ее обратно в карман плаща. И
просит дать ему померить куртку... Снимает плащ с деньгами. Отдает его
подержать цыганке. Начинает возиться с обновкой... Отворачивается ...
Цыганка скрывается в толпе. Вместе с ней исчезает скромный,
потрепанный плащ.

Но это еще не развязка. Развязка наступит чуть позже, когда цыганка
лезет в плащ, дабы изъять столь легко доставшуюся тысячу. Да не тут то
было! Нет в плаще очкарика никаких денег. И даже карманов нет.
Отрезаны карманы... Через эту дырку и просунул интеллигент
продемонстрированные цыганке деньги в другой карман -- на брюках. Вот
так они и расходятся: лох Волков с новой кожаной курткой, хотя и без
плаща, но с заветной пачкой не потраченных денег, и цыганка, укравшая
никому не нужный дырявый плащ -- без денег и без куртки.

До наших оперов доходила информация, что некий интеллигент раз за
разом кидает на барахолке алчных цыганок. И таких случаев набралось
около двух десятков. Ловить его не было никакого резону: никто никаких
заявлений в милицию не делал. Но в тот день Волкову не повезло.
Цыганки ему попались чуть более бдительные -- не дали уйти с рынка в
куртке. Схватили и привели в милицию. Но наш интеллигент случившимся
обломом не тяготился. На вопрос опера, что, собственно, случилось,
ответил просто, без затей: <<Пришел, стал примерять куртку, а эта дама
сбежала с моим плащом и тысячью рублями. Плащ оцениваю в триста
рублей>>. Мастодонистая цыганка от такой наглости подпрыгнула. И,
видать, в этот момент у нее затуманились мозги. И вместо того. чтобы
сказать, что негодяй Волков сам сдернул от нее с курткой, заявила, что
да, сбежала, с плащом, но денег в нем не было, к тому же плащик-то --
тьфу -- и рубля не стоит, на помойке его подобрали, на помойку его и
снести надо. Волков пожал плечами и высказал недюжинные юридические
знания: <<Раз денег не было, то сядешь за покушение на хищение тысячи
рублей>>.

И что вы думаете! Цыганке пришлось инкриминировать открытое похищение
плаща и не менее открытое похищение денег. То есть, грабеж. Можно
сказать, средь бела дня. И дали ей три года. Так она еще должна
сказать спасибо суду, который проникся анекдотичностью ситуации и не
стал ее карать по всей строгости тогдашних законов. Правда, ее
родственникам пришлось-таки выплатить Волкову триста рублей за
<<похищенный>> (хотя здесь можно вполне обойтись и без кавычек) плащ...

Это был тот невероятный случай, когда мошенник ушел целехоньким от
закона, он еще сделал так, чтобы на нары отправилась потерпевшая. Ни
до этого, ни после мне с такими казусами сталкиваться не приходилось.
Высший пилотаж, суперкласс. Честно признаюсь: цыганку мне не жаль, а
Волкову хочется аплодировать. Хотя и мысленно...

sunduk.ru

автор Лилия Чт 18 Авг - 18:09:06

Интересно-интересно... Может эта идея кому-то понравится и... короче, будте бдительны! ;)

автор **Kim** Чт 18 Авг - 18:59:21

Мне понравилось! Развести цыганку её же оружием?! Класс! hjuuyjuy

автор Lubov Krepis Чт 18 Авг - 19:24:09

Здорово. И на старуху бывает проруха.

автор Borys Чт 25 Авг - 9:55:55

Я был совсем маленьким когда у нас в доме появился телефон - один из первых телефонов в нашем городе.
Помните такие большие громоздкие ящики-аппараты?
Я был еще слишком мал ростом чтобы дотянуться до блестящей трубки, висевшей на стене, и всегда зачарованно смотрел как мои родители разговаривали по телефону.
Позже я догадался, что внутри этой удивительной трубки сидит человечек, которого зовут: Оператор, Будьте Добры.
И не было на свете такой вещи, которой бы человечек не знал.
Оператор, Будьте Добры знал все - от телефонных номеров соседей до расписания поездов.
Мой первый опыт общения с этим джином в бутылке произошел когда я был один дома и ударил палец молотком. Плакать не имело смысла, потому что дома никого не было, чтобы меня пожалеть.Но боль была сильной. И тогда я приставил стул к телефонной трубке, висящей стене.
-Оператор, Будьте Добры.
-Слушаю.
-Знаете, я ударил палец... молотком.....
И тогда я заплакал, потому что у меня появился слушатель.-Мама дома? -спросила Оператор, Будьте Добры.-Нет никого, - пробормотал я.-Кровь идет?- спросил голос.-Нет, просто болит очень.-Есть лед в доме?-Да.-Сможешь открыть ящик со льдом?-Да.-Приложи кусочек льда к пальцу, -посоветовал голос.После этого случая я звонил Оператору, Будьте Добры по любому случаю. Я просил помочь сделать уроки и узнавал у нее чем кормить хомячка.

Однажды, наша канарейка умерла. Я сразу позвонил Оператору, Будьте Добры и сообщил ей эту печальную новость. Она пыталась успокоить меня,но я был неутешен и спросил:
- Почему так должно быть, что красивая птичка, которая приносила столько радости нашей семье своим пением- должна была умереть и превратиться в маленький комок, покрытый перьями, лежащий на дне клетки?
-Пол, -сказала она тихо, - Всегда помни: есть другие миры где можно петь.
И я как то сразу успокоился.На следующий день я позвонил как ни в чем не бывало и спросил как пишется слово "fix".Когда мне исполнилось девять, мы переехали в другой город. Я скучал по Оператору, Будьте Добры и часто вспоминал о ней, но этот голос принадлежал старому громоздкому телефонному аппарату в моем прежнем доме и никак не ассоциировался с новеньким блестящим телефоном на столике в холле.
Подростком, я тоже не забывал о ней: память о защищенности, которую давали мне эти диалоги, помогали в моменты недоумения и растерянности.
Но только став взрослым, я смог оценить сколько терпения и такта она проявляла, беседуя с малышом.Через несколько лет после окончания колледжа, я был проездом в своем родном городе.
У меня было всего пол-часа до пересадки на самолет.
Не думая, я подошел к телефону-автомату и набрал номер:Удивительно, ее голос, такой знакомый, ответил. И тогда я спросил:-Не подскажете ли как пишется слово "fix"?Сначала - длинная пауза. Затем последовал ответ, спокойный и мягкий, как всегда:- Думаю, что твой палец уже зажил к этому времени.Я засмеялся:- О, это действительно вы!
Интересно, догадывались ли вы как много значили для меня наши разговоры!
-А мне интересно,- она сказала,- знал ли ты как много твои звонки значили для меня. У меня никогда не было детей и твои звонки были для меня такой радостью.
И тогда я рассказал ей как часто вспоминал о ней все эти годы и спросил можно ли нам будет повидаться, когда я приеду в город опять.
-Конечно, -ответила она,- Просто позвони и позови Салли.

Через три месяца я опять был проездом в этом городе.Мне ответил другой, незнакомый голос:-Оператор.Я попросил позвать Салли.-Вы ее друг? -спросил голос.-Да, очень старый друг, - ответил я.-Мне очень жаль, но Салли умерла несколько недель назад.Прежде чем я успел повесить трубку, она сказала:-Подождите минутку. Вас зовут Пол?-Да-Если так, то Салли оставила записку для вас, на тот случай если вы позвоните...
Разрешите мне прочитать ее вам? Так... в записке сказано: " Напомни ему, что есть другие миры, в которых можно петь. Он поймет."Я поблагодарил ее и повесил трубку.

автор Лилия Пт 26 Авг - 5:03:37

Как хорошо...

автор Lubov Krepis Вс 28 Авг - 21:00:07

Собор Василия Блаженого. Развенчание легенды. Искатели

автор **Kim** Пн 29 Авг - 21:29:47

Любопытно... Жаль, обрывается на середине...
Нужна вторая часть для полной картины, иначе
не стоило начинать... kill

автор **Kim** Ср 31 Авг - 10:58:28

Невыдуманные рассказы о невероятном

РАСПЛАТА
Ион Деген

Телеграмму вручили Ярону во время ужина. Для солдат телеграмма - явление необычное. Но и Ярон отличался от всех остальных во взводе. Самый старый - ему уже двадцать два года, обладатель первой степени по физике, да еще из Гарвардского университета, и вообще не израильтянин, а американец.

Солдаты с интересом смотрели, как Ярон достает из конверта бланк. Возможно, это от его подружки, и перед отбоем появится занятная тема для беседы? Должны ведь происходить какие-нибудь события, способные скрасить тяжелую армейскую рутину. Но сдвинутые брови Ярона и недоуменно полуоткрытый рот сразу же лишили солдат надежды на развлечение.

Ярон медленно сложил бланк, спрятал его в карман и, не проронив и слова, покинул столовую.

Звезды щедро украсили небо. Далеко внизу, в прибрежном кибуце лаяли собаки. В нескольких километрах к югу от их базы место, где восемнадцать лет назад погиб отец. Он командовал ротой в этом полку. Ярон здесь не случайно.

Он нащупал в кармане телеграмму. Он не мог понять, что произошло. "Йоси подох устрою дела возвращаюсь Израиль мама". Мама не могла написать "Йоси подох". Мама, вероятно, любит своего Джозефа. Возможно, не так, как Джозеф любит ее, но любит. Без этого они не могли бы прожить в согласии шестнадцать лет. Текст телеграммы не мог быть таким, если бы Джозеф действительно умер. "Подох"! Немыслимо, чтобы мама написала такое. Но кто, кроме нее, называет Джозефа "Йоси"? Кому еще известно это имя?

Ярон не любил Джозефа. Но терпел. Что это? Ревность, эдипов комплекс и прочие психоаналитические штучки? Но ведь и Далия не любила Джозефа и в отличие от него не терпела отчима. Когда мама вышла замуж за Джозефа, Далия уже была четырехлетним разумным человеком. У нее-то не было эдипова комплекса. И не воспоминания об отце, погибшем за два года до этого, были причиной неприятия Джозефа. Его почему-то недолюбливали все дети, которые приходили к Ярору и к Далии, хотя Джозеф всегда был добродушный, приветливый, ровный и изо всех сил старался быть приятным. Ярон не мог вспомнить случая, чтобы Джозеф повысил голос даже тогда, когда Далия или он заслуживали наказания.

Еще днем сломался хамсин, и, хотя был всего лишь октябрь, здесь, на высотах, ощущалась прохлада. А может быть, Ярона передернуло от воспоминания о постоянном беспричинном страхе, который ему, ребенку, внушал Джозеф? Этот страх подстегивал его в школе. Ему неприятно было сознавать, что он существует на деньги отчима.

Недюжинные способности в математике и физике, умноженные на желание побыстрее вырваться из капкана опеки, привели семнадцатилетнего Ярона в Гарвард на престижную университетскую стипендию. Он не брал у отчима ни гроша. Более того, подрабатывая репетиторством, он помог Далии поступить и учиться в Южно-Калифорнийском университете.

Ярону пророчили блестящую научную карьеру. Он не отвергал ее. Но решил прийти к ней путем необычным для американского юноши.

Он никогда не забывал, что родился в Израиле, и будущее связывал со страной, которую всегда ощущал своей. В прошлом году он вернулся в Израиль, сразу же пошел в армию, категорически отказался от службы, связанной с его специальностью, потому что в полку, и котором служил и погиб его отец, нужны не физики, не математики, а воины. После армии он продолжит учение в университете, вероятнее всего - в Тель-авивском. Хорошо бы убедить Далию вернуться в свою страну. Он знал, что мама недоступна его убеждениям из-за Джозефа, который, всегда горячо поддерживая Израиль, почему-то ни разу не поехал туда даже туристом.

И вдруг "...устрою дела возвращаюсь Израиль мама"

Безответные вопросы, такие же многочисленные, как эти звезды, продырявившие черный бархат неба, вихрились в отяжелевшей голове Ярона. Он знал историю их женитьбы. Возможно, не все детали. В памяти его осталось то, что услышал шестилетний ребенок. Потом, словно в детской книжечке, уже существующий контур надо было только закрасить цветными карандашами.

Два года после гибели мужа Мирьям находилась в сомнамбулическом состоянии. Она была лишь частицей мира, в котором жили ее дети. За рамками существования детей зияла черная пустота. Родные опасались за ее рассудок, хотя внешне она вела себя вполне благоразумно. Тетка, сестра Мирьям, несколько раз приглашала ее приехать в Лос-Анжелес. Не могло быть и речи о том, чтобы оставить маленькую Далию с бабушкой, а взять ее с собой Мирьям не решалась. Они полетели в Лос-Анжелес, когда Далии исполнилось четыре года.

Ярон вспомнил, как на него низвергнулась лавина новых впечатлений. Перелет в Нью-Йорк. Потом - из Нью-Йорка в Лос-Анжелес. Встреча с ватагой троюродных братьев и сестер. Отсутствие общего языка и общность интересов. Новый, непривычно огромный мир. Даже океан отличался от такого знакомого моря, хотя и там и здесь вода в одинаковой мере была ограничена горизонтом. И Диснейленд, который заворожил его и при следующих посещениях оставался таким же чудом, как и тогда, увиденный впервые. Они прилетели в Лос-Анжелес незадолго до Йом-Кипур. Только в семье Ярон узнал, что наступил этот день. Дома, в Израиле, он чувствовал его приближение повсюду. А когда наступал Йом-Кипур, еще на вчера оживленных улицах замирало движение транспорта и мостовые переходили в полное владение детей на велосипедах, роликах, педальных автомобилях, детей даже таких маленьких, как Далия.

Мирьям ушла в синагогу. В Израиле она тоже посещала синагогу только раз в году, в Йом-Кипур. Даже после гибели мужа она не стала молиться чаще. Вопросы веры никогда не занимали ее. В день замужества, восемь лет назад, впервые за двадцать два года своей жизни она соблюла ритуал иудейской веры. Потом была "брит-мила" Ярона. Но Мирьям как-то не осознала, что "брит-мила" - это символ веры.

Синагога в Лос-Анжелесе не была похожа на израильские синагоги. Нет, не архитектура. Богослужение шло на английском языке и почему-то больше походило на театральное представление, чем па молитву. Женщины в бриллиантах и жемчугах сидели рядом с мужчинами. Почти у всех мужчин головы не покрыты. Даже лысина раввина отражала свет канделябра, напоминая ореол вокруг лика христианского святого. Поэтому так отличался от других мужчина, сидевший рядом с Мирьям. На его начавшей седеть голове была красивая вязаная кипа. Может быть, именно эта кипа в чужой отталкивающей обстановке непривычной синагоги оказалась проводником, по которому внезапно прошел ток симпатии к незнакомому мужчине.

В течение двух лет, прошедших после гибели мужа, Мирьям вообще не замечала мужчин. Тем более невероятным оказалось то, что пожилой человек привлек ее внимание. От остальных в синагоге его отличало еще то, что он был единственным, кто серьезно относился к богослужению в этой ярмарке тщеславия. Он не разговаривал с окружающими, не реагировал на шутки и анекдоты, сыпавшиеся вокруг. Он молился, внимательно вчитываясь в текст и перелистывая страницы молитвенника.

Когда закончилось богослужение, и посетители стали расходиться, пожимая друг другу руки, он тоже, почтительно поклонившись, протянул Мирьям свою длинную холеную кисть. В поклоне, в рукопожатии, во взгляде ощущалась такая деликатность, такая утонченность, что, когда он представился - Джозеф Кляйн, - всегда настороженная Мирьям, с озлоблением воспринимавшая любую попытку ухаживания, сейчас улыбнулась и назвала свое имя. Джозеф заметил, что у нее не американский акцент. Мирьям объяснила, что она израильтянка, что она в гостях. Кстати, его английский тоже отличается от привычного для ее уха. Да, действительно, он эмигрант из Европы. В Америке он уже двадцать два года, но не может отделаться от немецкого акцента, и, поскольку ему уже сорок девять лет, он, по-видимому, уйдет в лучший мир с этим акцентом.

Оказалось, что в отличие от большинства, забывших о том, что в Судный день нельзя пользоваться транспортом, он пришел в синагогу пешком, хотя до его дома около трех километров. Выяснилось, что им по пути, - Мирьям жила недалеко от синагоги, - и она не отказалась от того, чтобы Джозеф проводил ее.

Он расспрашивал об Израиле. В его вопросах ощущалась любовь к этой стране, что немедленно нашло отклик в сердце Мирьям. Он выразил ей искреннее соболезнование, узнав, что два года назад в бою погиб ее муж.

Удивительно, но Мирьям не возразила, когда, прощаясь у входа в дом, он попросил разрешения навестить ее в ближайшее время.

Ближайшим временем оказался следующий вечер. Семья тети собралась за праздничным столом. Огромный букет красных роз, естественная утонченность, а главное - скупо рассказанная трагедия его жизни снискали ему симпатию всей семьи. Впрочем, не всей. Дети почему-то предпочли оставить стол и вернуться к играм, хотя обычно с интересом прислушивались к беседам взрослых.

Джозеф сперва неохотно отвечал на вопросы, но, потом, словно прорвало плотину, загораживавшую русло повествования, коротко, но очень эмоционально рассказал о себе. Родился он в 1923 году в Кобленце. Это был, можно сказать, еврейский город, один из красивейших в Германии. Счастливое детство в состоятельной семье. Красивый дом на берегу Мозеля, в полукилометре от впадения реки в Рейн. Но день его пятнадцатилетия ознаменовался еврейским погромом.

Родители, которые даже после этого отказались покинуть любимую Германию, погибли в Треблинке вместе со всей многочисленной семьей. Он чудом уцелел, пройдя семь кругов ада. Вероятно, потому, что, работая на военных заводах, проявил себя хорошим механиком. После войны он вернулся в Кобленц. Он и здесь оказался нужным. Но не мог оставаться в родном городе, где все будило в нем болезненные воспоминания. И вообще в Германии ему нечего было делать. Вся Европа огромное еврейское кладбище. Он хотел уехать в Израиль, но его пугало то, что у власти там социалисты. Может быть, это звучит смешно, его отец всегда твердил, что социалисты приведут Германию к гибели. Социалисты, национал-социалисты... Подальше от этого.

В пятидесятом году он приехал в Америку. Вот уже двадцать два года он тут. Преуспел. Его образ мышления и руки механика оказались нужными и доходными. Нет, у него не было семьи. Может быть, это симптомы травмированной психики, но после всего пережитого он боялся будущего и не хотел больше терять близких. А может быть, Всемогущий сделал так, чтобы он оставался свободным до вчерашнего вечера. И ведь как знаменательно! Судный день! Именно в этот день на небесах решаются наши судьбы. Мирьям почему-то густо покраснела при этих словах.

Тетка и ее муж буквально влюбились в Джозефа, Он стал желанным гостем в их доме. Мирьям тоже неудержимо тянуло к нему. Необыкновенный мужчина! А много ли она видела мужчин на своем веку? С будущим мужем она познакомилась во время службы в армии, когда ей едва исполнилось девятнадцать лет. Он был у нее первым и единственным. Два года горечи и пустоты. И вдруг здесь, в чужом для нее мире, встреча с человеком, таким необычным не только для израильской девушки, но даже для ее повидавших мир родственников. Правда, разница в возрасте. Но постепенно Мирьям перестала замечать эту разницу. Вот только Ярон и Далия никак не приближались к нему, хотя Джозеф окутывал детей своей добротой.

Через полтора месяца после приезда Мирьям стала собираться домой. Джозеф отговаривал ее, предлагая немедленно пожениться. Мирьям объяснила, что не может совершить такой важный поступок, не познакомив Джозефа с мамой. Дела не позволяли Джозефу даже на несколько дней покинуть Калифорнию. В конце концов, тетка настояла на приезде сестры.

Джозеф был еще более очаровательным и утонченным, чем обычно. Но, в отличие от сестры и шурина, мама не раскрыла Джозефу своих объятий. Впрочем, она не стала возражать против женитьбы, только благословение ее было холодноватым. "Не я выхожу замуж, - сказала она, - а ты. Тебе и решать".

Свадьбу отпраздновали скромно. Джозеф все же сумел освободиться от дел, и они провели медовый месяц на Гаваях. Вскоре они поселились в Санта-Барбаре, в красивом доме с ухоженным субтропическим садом, с захватывающим дыхание видом на океан. А дальше пошли будни. Джозеф оказался образцовым семьянином. Его устраивала система двух детей, и он не собирался обзавестись собственным ребенком. За шестнадцать лет у них не было серьезных разногласий. Только с поездками в Израиль никак не ладилось. Ну, просто необъяснимые невезения. Всегда в последнюю минуту оказывалось, что дела не позволяют Джозефу отлучиться, и Мирьям летела одна или с детьми.

Правда, через год после женитьбы, когда Египет и Сирия напали на Израиль, Джозеф хотел поехать воевать. Но Израиль не был заинтересован в добровольцах.

Вопреки опасениям бабушки, Йоси, как называла его Мирьям, оказался идеальным мужем, и не его вина, что он не стал таким же отцом.

И вдруг "Йоси подох...".

В пятницу, получив отпуск, Ярон приехал к бабушке в Нетанию. Бабушка говорила с Мирьям по телефону. Мирьям отказалась что-нибудь объяснить. Подробно расскажет обо всем, возвратившись в Израиль.

Из писем дочери мать знала, что зять тяжело болен. Она позвонила сестре. Но кроме причитаний и раскаяния по поводу того, что они повинны в знакомстве племянницы с этой мерзостью, сестра почти ничего не сообщила.

Еще бабушка узнала, что после смерти Джозефа осталось огромное наследство, но Мирьям отказывается прикасаться к проклятым, как она выразилась, деньгам. Все родственники и друзья посоветовали ей не быть дурой и не отказываться от наследства. И еще Ярон узнал, что Далия тоже вернется в Израиль после окончания семестра.

Мирьям приехала в начале декабря. В свои сорок шесть лет она еще была красивой женщиной. Но несвойственный ей налет жестокости преобразил лицо, покорявшее всех своей добротой. Вместе с бабушкой и старшим дядей Ярон встретил ее в аэропорту.

До самой Нетании она почти не проронила ни слова. Бесконечные вопросы мамы и брата оставались без ответа. Ярон не спрашивал. Он знал, что мама сама расскажет, когда сочтет нужным. А потом уже молчали они, подавленные рассказом Мирьям.

Летом у Джозефа обнаружили рак прямой кишки. Его прооперировали. Больше, чем от болей, Джозеф страдал от противоестественного отверстия в животе, через которое он оправлялся. В начале августа он уже не мог подняться с постели из-за невыносимых болей в позвоночнике. Врачи диагностировали патологические переломы позвонков, пораженных метастазами рака.

То ли ему сказали, то ли он сам узнал, что дни его сочтены. Однажды ночью, когда боли слегка успокоились после большой дозы морфина, Джозеф сказал, что не хочет уходить из жизни безымянным. Никакой он не Джозеф Кляйн. Он Вернер фон Лаукен, аристократ, родившийся в 1923 году в родовом поместье в Восточной Пруссии.

Яркая фигура в гитлерюгенд, он получил отличное военное воспитание. В1940 году его приняли в национал-социалистическую партию. Непросто семнадцатилетнему юноше попасть в партию. Но как было не принять отважного добровольца, с триумфом прошедшего всю Голландию, Бельгию и Францию? Вернер фон Лаукен стал офицером СС.

Это именно он возглавил акции уничтожения евреев Украины летом и осенью 1941 года. Это именно он организовывал фабрики смерти в Майданеке, Освенциме и Треблинке. Не было ни единого лагеря уничтожения, к которому не имел бы отношения штурмбанфюрер Вернер фон Лаукен. Шутка ли штурмбанфюрер в двадцать два года! Много ли подобных было в Третьем райхе?

После войны он попал в лапы к американцам. Даже видя благосклонное отношение к себе, он не открыл им своего имени. Он стал квалифицированным механиком.

В 1950 году симпатичный янки, тоже майор, помог ему избавиться от прошлого. Вот этот рубец под мышкой - след удаленного клейма СС. По совету и при помощи майора он стал евреем Джозефом Кляйном с уже известной ей биографией и приехал в США.

Не его золотые руки составили ему состояние. Несколько раз он побывал в Южной Америке и встречался с Эйхманом и Менгеле, которые всегда относились к нему, как к младшему брату. С их помощью он занялся промышленным шпионажем, что и сделало его очень состоятельным человеком.

После похищения Эйхмана израильтянами ему пришлось прервать связь с Менгеле. Он боялся, что израильтяне выйдут и на его след.

Да, это правда. Он жил в постоянном страхе. Слово "Израиль" преследовало его в кошмарных снах. Он был вынужден посещать презираемую им синагогу. Он надевал ненавидимую им кипу. Себя, арийца, аристократа, он должен был причислить к племени недочеловеков.

Женитьба на Мирьям, вдове израильского героя, тоже была пластом маскировки. Но тут прибавился еще один, если можно так выразиться, психологический аспект.

Осенью 1941 года в Киеве, в Бабьем яре, они проводили акцию. На исходе того дня ему захотелось самому взять пулемет. И вдруг в толпе голых евреев, стоявших перед рвом, он увидел девушку, красота которой обожгла его. Никогда прежде в нем, уже имевшем трехлетний опыт общения с женщинами, не пробуждалось такого дикого желания.

Восемнадцатилетний офицер СС имел возможность извлечь девушку из пригнанного на убой стада. Но истинный ариец не мог опуститься до сожительства с еврейкой. Это было равносильно скотоложству. Нет, он не смел. Он жал на спусковой крючок с остервенением, пока пулемет не умолк. А он лежал на брезенте опустошенный. И опустошение было таким же сладостным, как после полового удовлетворения. А потом, наваждение какое-то, его неудержимо тянуло к еврейским женщинам, и он все время должен был противостоять этой отвратной патологии. Но когда в синагоге рядом с ним появилась Мирьям, в первую минуту он решил, что Сатана, которому он поклоняется, сейчас, через тридцать один год, вернул ему из Бабьего яра ту обнаженную девушку. Подобие было невероятным. И наверно, тот же Сатана подсказал ему, что эта женщина может оказаться для него не только маскировкой, но и средством разрешения патологических инстинктов.

К концу этой исповеди Мирьям окаменела. Никакая дополнительная боль не могла бы подействовать на нее, впавшую в каталепсию. Шестнадцать лет прожить с этим чудовищем! Зачем она пошла в ту странную синагогу? Зачем она уехала из Израиля? Там не могло случиться ничего подобного.

Она вернулась к действительности, когда медицинская сестра вошла в спальню со шприцем в руке. В тот ничтожный промежуток времени, пока жидкость из шприца перелилась в атрофированное от истощения бедро, Мирьям поняла, что она должна предпринять.

После операции Джозефа выписали домой умирать. Морфин только слегка притуплял невыносимую боль. Каждый проезжавший автомобиль ударял бампером по позвонкам, хотя их дом стоял довольно далеко от дороги. Джозеф молил дать ему яд, чтобы прекратить страдания.

А Мирьям знала, как он умеет переносить боль... Ее сорокалетие они отпраздновали на озере Тахо. На лыжах они забрались в дикую глушь. В лесу на относительно пологом спуске они провалились в занесенный снегом овраг. Мирьям подвернула ногу в колене, и около двух километров Джозеф нес ее на спине. Он часто останавливался передохнуть. Еще бы - она не перышко, да еще две пары лыж. И только на базе, когда с его распухшей ноги с трудом стащили ботинок, она узнала, что два километра по глубокому снегу он нес ее со сломанной лодыжкой. Он умел терпеть боль. Но сейчас он беспрерывно требовал морфин, а еще лучше - яд...

Мирьям уплатила сестре за неделю вперед и попросила ее больше не приходить. Мирьям уволила работавшую у нее мексиканку, щедро вознаградила ее за два года работы и написала ей отличную рекомендацию. Затем она унесла из спальни телефон.

Джозеф лежал пластом на плоском матраце, покрывавшем деревянный щит. Раз в четыре-пять дней он оправлялся через отверстие в животе. Он кричал. Он требовал уколов морфина. Но Мирьям вводила ему только сердечные средства и витамины.

Однажды он попытался встать с постели. Мирьям узнала об этом, услышав душераздирающий крик. Не спеша, она поднялась в спальню. Правая нога Вернера-Джозефа свисала с постели безжизненной плетью. Он продолжал кричать, потому что его постоянная невыносимая боль была ничем в сравнении с тем, что он испытывал сейчас, пытаясь поднять ногу. Мирьям села на мягкую табуретку у трельяжа и молча наблюдала, как он страдает.

Она очень устала. Порой ей хотелось, чтобы это прекратилось как можно быстрее. Но в такие минуты она упрекала себя в недопустимой слабости. С какой стати? Господь наказывает его за все, что он совершил. Не надо прерывать отмерянной ему кары. Он отказался от еды и питья. Мирьям предложила ему укол за каждый прием пищи. Плата была ничтожной - укол действовал не более получаса.

Как-то утром на улице Мирьям столкнулась с соседом. Он участливо осведомился о состоянии здоровья Джозефа. Крики несчастного доносились до них, хотя расстояние между участками около ста метров.

После той исповеди Мирьям ни разу не говорила с ним, если не считать скупых фраз, связанных с уходом за больным. Он осыпал ее бранью. Он сожалел о том, что не может убить ее в одном из лагерей уничтожения или во время многочисленных акций, участником которых он был. Мирьям в ответ только улыбалась, и эта улыбка сводила его с ума. Ни разу она не произнесла его имени - ни истинного, ни вымышленного, ни того, которым она его называла.

И только когда он наконец умолк после трех месяцев отмерянной ему муки, Мирьям отправила телеграмму Ярону и Далии: "Йоси подох устрою дела возвращаюсь Израиль мама".

1989 г.

автор Lubov Krepis Ср 31 Авг - 22:35:03

Ким, не все сразу.
Если ты считаешь, что и помещать не надо. Мне показался этот материал интересным

автор **Kim** Ср 31 Авг - 23:02:07

Люба, материал интересный, и я об этом сказал.
Просто 1-ая часть, если ты смотрела, резко обрывается
буквально на полуслове. Поэтому я сказал, что если
нет 2-ой части, нет смысла ставить первую.
Ещё мы договаривались о правиле 24 часов.
Ты уже, наверное, забыла...
Я терпеливо ждал сутки пока ты поставишь 2-ую часть,
не перекрывал твоё сообщение, а ты об этом забыла.

автор **Kim** Пт 2 Сен - 15:05:38

Дьяволица Магда Геббельс и еврейские мужчины в ее жизни

Тайна рождения.
Она не знала своего отца. Ее мать — Августа Берендт. Она уверяла свою дочь, что забеременела ею от инженера Оскара Ритшеля, когда служила горничной в его доме. Тогда ей было 20 лет, и она не сомневалась, что инженер обязательно женится на ней, если увидит, какую милашку она дарит ему.

Оскар Ритшель действительно женился на ней, но сразу же об этом горько пожалел. Он почему-то пугался немигающего взгляда новорожденной. Инженер отказался признать девочку своей дочерью и вскоре развелся с Августой. Позже он говорил, что она произвела на свет дьяволицу.

Полное имя, данное дьяволице при рождении — Йоханна Мария Магдалена Берендт. Она родилась в Берлине 11 ноября 1901 года. Девочке повезло, когда ей исполнилось 6 лет. Тогда ее мать вновь вышла замуж. На сей раз ее законным супругом оказался владелец кожевенной фабрики Рихард Фридлендер, еврей по национальности. Он удочерил Магду и относился к ней как к родной дочери. Отчим уделял ей много внимания, не жалел средств на ее занятия музыкой и иностранными языками. Магда искренне привязалась к отчиму, и когда через 10 лет ее мать решила с ним расстаться, приняла фамилию Фридлендер.

Роман гимназистки. В берлинской гимназии у фройляйн Фридлендер произошла встреча, которая могла так изменить ее жизнь, что она никогда бы не стала женой нацистского бонзы. Гимназистке Магде было 13 лет, когда она по уши влюбилась в гимназиста Виктора Арлозорова, ответившего ей тем же чувством. В 1903 году в возрасте 4 лет Виктор вместе с родителями, опасавшимися еврейских погромов, покинул Россию. И для Виктора, и для Магды охватившее их чувство было первой любовью с восторгами и бурными объяснениями, с надеждами и планами на будущее.

Юный Арлозоров, мечтавший о создании еврейского государства в Палестине, очень хотел, чтобы и Магда разделила его идеи. Виктор подарил ей кулон в виде звезды Давида, который она хранила многие годы. Магда Фридлендер и Виктор Арлозоров верили, что никогда не расстанутся, но будущей первой даме Третьего рейха, кроме любви, хотелось еще богатства и славы. А в те годы ее возлюбленный был лишь студентом университета... Правда, подававшим большие надежды. Однако ждать Магде не хотелось.

Первый брак.
Окончив гимназию, Магда продолжила образование в престижном пансионе, расположенном в живописной гористой местности на востоке Германии. Учиться ей было скучновато. И вот однажды...

Она возвращалась поездом из пансиона домой, когда в ее купе вошел импозантный мужчина средних лет. Он не мог не обратить внимания на красивую блондинку с проницательным взглядом, которая без особых церемоний приняла его ухаживания. Да и о каких церемониях могла идти речь, если Магда узнала в вошедшем пассажире Гюнтера Квандта, одного из богатейших людей тогдашней Германии. Он сколотил свое состояние на поставках мундиров войскам кайзера в Первую мировую войну. За несколько месяцев до встречи с Магдой Фридлендер богач овдовел и уже подумывал о новом браке. Свадьбу сыграли в январе 1921 года. Вскоре в семье Квандтов родился сын, которого назвали Харальдом.

Тяготиться браком фрау Квандт стала сразу же после замужества. Богач Квандт на поверку оказался скрягой и домоседом. Единственным светлым пятном в своем первом замужестве будущая первая дама Третьего рейха считала путешествие с супругом по Латинской Америке и поездку в США.

За океаном она успела вскружить голову Герберту Гуверу, племяннику президента США, который предложил Магде немедленно развестись и выйти замуж за него. Но фрау Квандт не пожелала становиться миссис Гувер. Племянник президента ей показался таким же скупердяем и занудой, как и ее муж. Она решила возобновить отношения с Арлозоровым, который к тому времени, блестяще окончив факультет права и экономики Берлинского университета и получив докторскую степень, активно занялся созданием сионистских организаций в европейских странах. Теперь он постоянно жил в Тель-Авиве и звали его уже еврейским именем Хаим, а иногда, припоминая и старое имя, — Виктор-Хаим. Арлозоров нередко наезжал в европейские столицы. Одна из активнейших сионистских деятельниц, долгие годы занимавшая пост премьер-министра страны, знаменитая Голда Меир в своих воспоминаниях называла Арлозорова "восходящей звездой еврейской политики 20-х — начала 30-х годов XX века".

Магде трудно было забыть широкую натуру Хаима Арлозорова, который для нее всегда оставался просто Виктором. Она помнила его трепетное отношение к ней и стремление исполнить любые ее капризы. Еще будучи фрау Квандт, она раздобыла его адрес в Палестине и написала письмо. Ответ пришел незамедлительно. Начавшуюся было переписку прервал Квандт, имевший привычку вскрывать все письма, приходящие на имя жены. Разгневанный муж, почувствовав себя обманутым, уже готов был подать на развод, но ответный ход сделала Магда. Проявив дьявольскую хитрость, она выкрала многочисленные письма любовниц Квандта, и представив их на судебном процессе, довольно легко выиграла дело. За ней осталась не только роскошная квартира в Берлине и кругленькая сумма в банке, но и право пользования огромным имением бывшего мужа. Квандт понял, что и в самом деле противостоит дьяволице. Решив быть от греха подальше, он передал бывшей жене право распоряжаться значительными средствами.

Магда решила не торопиться с переездом в Палестину. Об этом она и написала Арлозорову, которого для конспирации именовала в письмах "студент Ганс". Оценивая ситуацию, складывающуюся в Германии на рубеже 20 — 30-х годов прошлого века, Магда решает, что именно на ее родине, в Германии, открываются замечательные перспективы.

Знакомство с Геббельсом. В начале 1930 года принц Август Вильгельм, сын свергнутого кайзера Вильгельма II, привел Магду Квандт в Берлинский дворец спорта на митинг национал-социалистов. Магда еще только входила во дворец, а по окрестностям уже разносился голос партайгеноссе Йозефа Геббельса, вещавшего об опасности еврейского засилья, о варварах славянах, о плутократах американцах, о кознях французов и англичан, "только и мечтающих еще больше унизить Германию и немецкий народ".

Нельзя сказать, что риторика нацистского "златоуста" мгновенно покорила Магду Квандт. Но она видела, с каким одобрением и энтузиазмом воспринимала толпа разглагольствования Геббельса, занимавшего в то время пост столичного главаря, городского партийного бонзы нацистов. Она решила во что бы то ни стало познакомиться с Геббельсом.

Тем не менее первая встреча ее очень разочаровала. При ближайшем рассмотрении доктор филологии Геббельс оказался хромоногим уродцем небольшого роста, с огромной головой, узкой грудью и немигающим взглядом. Он не шел ни в какое сравнение с красавцем Арлозоровым. Кроме того, Геббельс сразу же принял позу самца, с которым готова переспать любая женщина. Магда знала о многочисленных любовницах берлинского нацистского бонзы, тем не менее вскоре попала в гипнотическую зависимость от него и призналась матери, что от слов Геббельса ее бросает то в жар, то в холод. "Дьяволица нашла своего дьявола", — позже скажут о ней злые языки.

Что же касается "черного златоуста", то Магда его очаровала. После знакомства с ней он сказал своему секретарю только одну фразу: "Потрясающая женщина!". Геббельс взял Магду к себе на работу. Вначале она трудилась в информационном отделе берлинского горкома партии, затем занялась личным архивом своего шефа. 15 февраля 1931 года Геббельс пригласил Магду к себе домой. На следующий день он написал в дневнике: "Вчера приходила Магда Квандт и осталась... Сегодня я живу как во сне".

Влюбившийся Геббельс решает познакомить Магду с Гитлером. Ее первая встреча с этим человеком состоялась в октябре 1931 года. Она сразу же понравилась нацистскому лидеру. Он называл ее "образцом немецкой женщины, арийская кровь которой высвечивает не только душу, но и тело".

Две невесты.
Неожиданно для Магды Гитлер пожелал с ней встретиться снова. Встречи с Гитлером ее будоражили. Она призналась в этом Геббельсу и была удивлена его реакцией — никаких признаков ревности он не проявил. Скорее наоборот, чтобы усилить впечатление от встреч с Гитлером, он дал прочитать Магде свою речь, с которой выступил в городе Цвиккау еще в 1926 году. Эта речь была озаглавлена весьма примечательно — "Ленин или Гитлер?". Магде запомнилась такая мысль своего будущего мужа: "Политики, люди, которые делают историю, не появляются случайно. Человек и время связаны сложным образом. Время определяет человека, а человек придает времени его полное значение и важность". Геббельс убедил Магду, что идеи гитлеризма восторжествуют в Германии.

Магда надеялась, что Гитлер сделает ее своей женой. Дьяволица мечтала стать спутницей жизни дьявола, равного которому не было в истории. И действительно, он сказал своему советнику по экономике Отто Вагенеру: "Эта женщина могла бы играть огромную роль в моей жизни". Однажды, расчувствовавшись, нацистский вождь признался в любви к ней, но с пафосом заявил, что его невеста — Германия и он обязан служить немецкому народу.

Магда не поняла, почему служение немецкому народу нельзя соединить с браком, но четко уяснила себе, что брак с Геббельсом после прихода к власти нацистов сделает ее первой дамой государства. И когда Геббельс, прозванный за свое физическое уродство "сморщенным германцем", предложил ей руку и сердце, она ему не отказала. Свадьбу решили сыграть в декабре.

Магда знала, что Геббельс получил степень доктора филологии в 25 лет за исследования по истории немецкой драмы. Она читала его стихи и прозу. Но ей стало не по себе, когда в минуту откровения он сознался, что его любимым профессором в Гейдельбергском университете был доктор Фридрих Гундольф, еврей по национальности. Магда поняла, что ее жених не безгрешен и отъявленным антисемитом стал далеко не сразу.

Однажды Магда осмелилась поинтересоваться у будущего мужа судьбой профессора Гундольфа. Геббельс посмотрел на нее своим немигающим взглядом и, взяв менторский тон, сообщил, что доктора Гундольфа выбросили с шестого этажа его квартиры молодчики-штурмовики Грегора Штрассера. А с просьбой об этой услуге к Штрассеру обратился лично он, Йозеф Геббельс…

Расплата за любовь.
Любовь любовью, а о своей будущей жене гауляйтер, то есть хозяин Берлина, собрал подробную информацию. Когда ему доложили об отношениях Магды Квандт и Хаима-Виктора Арлозорова, он только усмехнулся. Доктор Геббельс не скрыл от Магды, что знает о ее связи со "студентом Гансом", которым на самом деле является доктор Арлозоров, видный сионистский деятель.

Ошарашенная Магда не успела сказать и слова, когда Геббельс решил ее "пощадить" и неожиданно сам стал виниться. Он счел полезным рассказать невесте об одном из грешков своей молодости. Оказывается, в те годы нацист Геббельс был влюблен в еврейскую девушку Анку Штальхерм. Ему долго пришлось бороться со своим чувством, но опять-таки на помощь пришел старина Штрассер...

Магда все поняла. Ее могущественный покровитель и будущий муж сделал очень прозрачный намек. Он желал избавиться от Арлозорова навсегда. Магде совсем не хотелось, чтобы другие решали ее личные проблемы. Тем более такого деликатного свойства — одновременно любовного и расового. Будущая фрау Геббельс принялась за дело сама. Перво-наперво написала письмо по известному ей тель-авивскому адресу и пригласила "студента Ганса" в Берлин. Не подозревая о подвохе, доктор Арлозоров примчался в Берлин и угодил в ловушку...

Последняя встреча пока еще Магды Квандт и Хаима-Виктора Арлозорова состоялась 12 августа 1931 года. Специально для этой встречи Магда сняла квартиру на одной из тихих берлинских улочек. Она решила покончить с прошлой жизнью одним махом.

Когда Арлозоров вошел в квартиру, то сразу же увидел наведенный на него пистолет. Не произнося ни слова, Магда выстрелила. Арлозоров в последнее мгновение успел среагировать и отпрянул к стене. Невеста Геббельса выстрелила еще раз и опять промахнулась.

Третий выстрел ей сделать не удалось. Первая любовь Магды, придя в себя, выбил пистолет из ее рук. Затем Хаим-Виктор поднял пистолет с пола и положил его в карман. Магда стояла как вкопанная и смотрела на бывшего возлюбленного таким же немигающим взглядом, каким еще недавно смотрел на нее доктор Геббельс…

Побег.
Магда была уверена, что Арлозорову уйти не удастся. Она предупредила гауляйтера Берлина о часе и месте своей встречи со "студентом Гансом". И агенты Геббельса действительно поджидали Арлозорова на выходе из подъезда. Но, услышав выстрелы, эти люди расслабились, ибо решили, что со "студентом Гансом" покончено. Арлозоров же, наоборот, только теперь понял, в какую передрягу угодил. Покинув квартиру, в которую его заманила бывшая возлюбленная, он, опасаясь засады, на всякий случай не спустился вниз по лестнице, а поднялся на самый верх. Через чердак он перешел в другой подъезд и только там спустился и вышел на улицу.

Его предусмотрительность не была излишней. Он был замечен, когда уже покидал небольшой дворик, примыкавший к тому злополучному дому, в который его заманили. Люди Геббельса стали кричать, требуя остановиться. Они побежали за ним. Чтобы выбраться из этой передряги, Арлозорову пришлось начать отстреливаться из пистолета, который он отнял у Магды. Ему повезло, он скрылся и через несколько дней перешел немецко-французскую границу. Затем, добравшись до Италии, сел в Неаполе на пароход и отправился в Палестину.

Убийство как свадебный подарок.
19 декабря 1931 года Магда и "сморщенный германец" поженились. Шафером на свадьбе был Гитлер. Магда всегда утверждала, что для нее фюрер — "вечная любовь". Она говорила: "Я люблю своего мужа, но моя любовь к Гитлеру сильнее, для него я готова пожертвовать жизнью. Только когда я поняла, что он не может любить никакую женщину, я дала согласие на брак с доктором Геббельсом, так как теперь я могу быть ближе к фюреру". Герберт Деринг, управляющий домом Гитлера в Бергхофе, часто видел Магду Геббельс в гостях у Гитлера. В своих воспоминаниях он утверждал, что "фрау Геббельс с удовольствием поменяла бы своего мужа на Гитлера, и такую надежду она никогда не теряла".

Однако свадебное торжество Магды и "черного златоуста" едва не испортил 11-летний Харальд Квандт, сын невесты от первого брака. Он неожиданно разрыдался, когда Гитлер погладил его по голове. А Геббельс, желая сделать Магде приятное, сообщил, что скоро она о "студенте Гансе" услышит в последний раз. Вероятно, он полагал, что делает новоявленной фрау Геббельс роскошный "свадебный подарок".

Шел 1933 год. Немцам стало известно, что Арлозоров возвращается из Европы домой 14 июня. В шесть утра того дня его жена Сима (с которой, к слову, он познакомился в Германии) встретила его на железнодорожной станции в городе Реховот, недалеко от Тель-Авива. Она просто вошла в вагон, в котором ехал Хаим, и затем уже вместе они добрались до Тель-Авива. Радость встречи после долгой разлуки притупила бдительность супругов. Они не заметили, как на той же станции Реховот вслед за Симой в вагон вошли трое мужчин и расположились в соседнем купе. С той минуты Хаим-Виктор был обречен.

Для отвода глаз прибывшая из Германии опергруппа убийц была снабжена фальшивыми документами. Согласно им, на территорию подмандатной Палестины, где после Первой мировой войны властвовали англичане, прибыли историки и археологи, разыскивающие могилы тамплиеров — монахов рыцарского ордена.

Сменяя друг друга, гестаповские агенты следили за супругами Арлозоровыми два дня. Удобный случай для покушения представился вечером 16 июня, когда Хаим-Виктор и Сима прогуливались по не очень людной в те дни и в тот час тель-авивской набережной. Супруги, взявшись за руки, брели в сторону Яффы, населенной арабами, и не могли себе представить, что через несколько минут одному из них суждено будет уйти из жизни навсегда…

...Тель-авивская набережная плавно перешла в пустынный пляж. Арлозоровы продолжили путь. Позже Сима расскажет в полицейском участке Тель-Авива, что, когда их обогнали двое мужчин, они повернули назад. Обернувшись через секунду, она заметила, что эти же мужчины вновь следуют за ними. Незнакомцы опять их обогнали, но неожиданно остановились, оставаясь спиной по отношению к шедшей на сближение с ними четой Арлозоровых. Вдруг один из мужчин резко обернулся, и Сима увидела в его руке револьвер. Она инстинктивно схватила мужа за руку, но тот уже начал оседать. Две пули попали Хаиму-Виктору в живот. Убийцам удалось скрыться...

Голос свыше.
Несмотря на то что Хаим-Виктор Арлозоров был убит, доктор Геббельс все-таки ошибся. "Студент Ганс" не ушел навсегда из памяти его жены. Магда не могла забыть любовь, которую она же и предала. До последних дней своей жизни первая дама Третьего рейха слышала голос еврея, которого вместе с мужем они ненавидели. Магда с ужасом рассказывала Геббельсу, что во снах к ней часто является Арлозоров. Он всегда ей что-то говорил. Она явственно различала интонацию, но слова разбирала редко. Однажды "студент Ганс" подошел к ней во сне очень близко, но потом исчез, и вместо него она увидела своего отчима Рихарда Фридлендера...

Приходу во сне отчима она не удивилась. Накануне она не пустила его на порог своего дома, и это случилось наяву!

Рихард Фридлендер пришел к ней, потому что его семья умирала от голода. Шел 1938 год. Бывший фабрикант и бывший офицер германской армии, дважды раненный в Первую мировую войну, был давно разорен. Некоторое время он работал помощником официанта в кафе при Берлинском зоопарке, но после погромов, которые произошли с 9 на 10 ноября 1938 года и позже были названы "Хрустальной ночью", евреев повсеместно увольняли.

Наивный Фридлендер попытался разжалобить свою любимую падчерицу. Вскоре он горько пожалел, что напомнил ей о себе. Чувство жалости дьяволице не было знакомо. Ее мужу, всесильному гауляйтеру Берлина, не стоило особых усилий отыскать Фридлендера и отправить его прямиком в газовую камеру концлагеря Бухенвальд…

...Магда удивлялась, что во снах Арлозоров не корил ее за коварство и предательство. Он просто надеялся встретиться с ней взглядом. Но она всегда отводила глаза. В попытке разгадать сны, в которых она видела свою первую любовь, Магда обратилась к известной в Берлине составительнице сонников. Та женщина, узнав суть дела, побледнела, а потом расплакалась. Магда в резкой форме потребовала объяснений. Но составительница сонников дрожала от страха. Она знала, что перед ней первая дама Третьего рейха, и тем не менее долго не могла взять себя в руки.

Наконец, немного успокоившись, разгадчица снов, глядя не на Магду, а куда-то в пол, начала говорить: "Господин, который снится фрау Геббельс, считает, что она предает тех, кто ее любит". Затем женщина надолго замолчала. Усилием воли оторвав взгляд от пола, эта женщина выдохнула только одно слово: "Дети!". "Что дети?", — с беспокойством спросила Магда, но составительница сонников опять уставилась в пол и замолчала. Фрау Геббельс возненавидела ее, чтобы опровергнуть разгадку, попросила мужа отправить слишком далеко зашедшую разгадчицу в концлагерь. За день до своей смерти Магда вспомнила и эту несчастную женщину...

Детоубийца.
...В ночь с 30 апреля на 1 мая 1945 года супруги Геббельс не сомкнули глаз. Они уже несколько дней обитали в гитлеровском бункере под Рейхстагом. 24 апреля доктор Геббельс поставил свою подпись в качестве свидетеля под политическим завещанием Гитлера. Геббельс отказался выполнить последний приказ фюрера — покинуть бункер и возглавить новое правительство Германии. Гитлер и его новоиспеченная жена Ева Браун покончили с собой в последний день апреля. Супруги Геббельс решили последовать за ними. Но Магда не хотела уходить из жизни без своих шестерых детей.

Поначалу даже Геббельс пытался возражать. Его поддерживали все женщины, еще остававшиеся в бункере. Секретарша Гитлера, медсестры, горничная Евы Браун и служанка самой Магды на коленях умоляли не убивать детей. Обещали увезти, спрятать, скрыть имена и фамилии. Знаменитая летчица, любимица Гитлера Ханна Райч клялась, что сумеет прорваться на север Германии и спасти детей Геббельсов. Но дьяволица оставалась непреклонной.
Перед сном Магда дала детям яд и для перестраховки попросила врача сделать спящим смертельные уколы.
Затем она села писать прощальное письмо сыну Харальду Квандту. Первая дама Третьего рейха заклинала его оставаться верным нацистской идее. Ей не было известно, что майор Харальд Квандт уже давно находится в английском плену в Северной Африке…

…Дочь Харальда Квандта Колин прошла ортодоксальный гиюр и стала правоверной еврейкой. Почти 30 лет назад она вышла замуж за еврея и живет с ним в счастливом браке в Гамбурге. Их сын переехал в Израиль. Отслужив в израильской армии и окончив военное училище, он стал кадровым военным, защитником еврейского государства. Как его зовут? Конечно же, Хаим. Ведь "хаим" в переводе с иврита означает "жизнь". И в противостоянии со смертельной заразой нацизма победу одержала именно жизнь…

Захар ГЕЛЬМАН

30-08-2011, 15:42
SEM40. RU

автор Lubov Krepis Пт 2 Сен - 22:29:48

Очень интересная статья.

автор Anna Сб 3 Сен - 8:14:36

Очень познавательно, читала с большим интересом!
Немного раньше была " Расплата"... Тоже замечательная вещь!
Спасибо, Ким.

автор **Kim** Пн 5 Сен - 12:01:29

Милый край и милые дамы: За что немки так сильно любили Федора Тютчева?

Больше двадцати лет Федор Тютчев прожил в Германии. Он посвятил "милому краю" множество великолепных стихотворений, а немки с ума сходили по поэту, который внешне вовсе не был похож на героя-любовника.

Наверное, нет человека, чей родной язык - русский, который не знал бы имени Тютчева, не слышал бы его "Люблю грозу в начале мая", "Зима напрасно злится, прошла ее пора", "Нам не дано предугадать, как слово наше отзовется" и, конечно, хрестоматийного "Умом Россию не понять..." Но, может быть, не все знают, что больше двадцати лет своей жизни Тютчев провел в Германии, что именно здесь он сформировался как поэт, здесь были написаны многие его шедевры и что самый знаменитый, наверное, русский романс "Я встретил вас - и всё былое в отжившем сердце ожило..." посвящен немке.

Федор Иванович Тютчев в зрелые годы

Поэтическая слава пришла к Федору Ивановичу Тютчеву поздно. Известность пришла к нему лишь в 53 года, когда появился его первый сборник. Надо сказать, что личной заслуги Тютчева в выпуске этого сборника было мало. Стихи свои он не спешил печатать, не "продвигал", говоря современным языком.

Тютчев не любил выступать с публичным чтением своих произведений, хотя особой застенчивостью не отличался. Наоборот, он пользовался репутацией светского острослова, любимца салонов, увлекательного собеседника. Но о себе рассказывать не любил. Даже в глубокой старости, когда люди охотно предаются воспоминаниям, Тютчев избегал бесед о своем прошлом. Поэтому сохранилось достаточно мало подробностей его жизненной и творческой биографии. Но кое что все же сохранилось.

В культурной столице Европы

Федор Иванович Тютчев родился 5 декабря 1803 года в родовом имении родителей, селе Овстуг Орловской губернии Брянского уезда. Рано пристрастился к чтению, очень быстро и легко осваивал иностранные языки. В двенадцать лет он уже переводил оды Горация, в шестнадцать поступил в Московский университет, а спустя три года уже окончил его. Перед ним открывалась блестящая карьера. Тютчев определился на службу в Государственную коллегию иностранных дел. В июне 1822 года дядя Тютчева граф Остерман-Толстой взял его с собой за границу. Ему удалось пристроить юношу сверхштатным сотрудником русской миссии в Мюнхене.

Баварская столица была в те времена одним из духовных центров не только Германии, но и всей Европы. Мюнхен той поры - это картинные галереи, музеи, библиотеки, писатели, философы, художники... Здесь кипела творческая, духовная жизнь. Здесь работал легендарный (хотя и стареющий уже) Шеллинг, с которым Тютчев встречался и с философским учением которого был хорошо знаком. Здесь жил Генрих Гейне - один из самых смелых поэтов Германии. С Гейне Тютчева навсегда свяжет и личная дружба, и поэтическое родство. Тютчев перевел на русский язык множество стихотворений немецкого поэта, в его творчестве мы встретим вариации, аллитерации, парафразы и прямые цитаты из Гейне. Именно Тютчев первым познакомил русского читателя с Гейне: в 1827 году в журнале "Северная лира" появляется перевод знаменитого "На севере мрачном..." Правда, вариант Лермонтова - "На севере диком стоит одиноко/ На горной вершине сосна..." - оказался более удачным. Но все же первооткрывателем был Тютчев.

Баварская гроза в начале мая

Дипломатической работой он отягощен не был. Тютчев посещал балы, аристократические салоны, быстро прослыл мастером светской беседы... Уже вернувшись в Россию, Тютчев с нежностью будет вспоминать пейзажи южной Германии, красота которой нашла отражение и в его творчестве. В золотой фонд русской литературы и в школьные хрестоматии вошли такие шедевры Тютчева, как "Люблю грозу в начале мая" и "Зима недаром злится..." Оба этих стихотворения написаны в Баварии. И гроза в начале мая - баварская, и уходящая зима - баварская. Между прочим, во втором стихотворении есть и прямое указание на это:

"Взбесилась ведьма злая
И, снегу захватя,
Пустила, убегая,
В прекрасное дитя..."

"Ведьма" - это один из персонажей мюнхенского "фашинга" - традиционного карнавала, который заканчивается в канун Великого Поста.

При всех своих талантах - поэтических, светских, лингвистических, дипломатических - никакой мало-мальски серьезной карьеры Тютчев в Германии не сделал. Была причина, которая, как позже выразился его сын, "задержала Федора Ивановича на его блестящем поприще". Эта причина: "Какое-то особенное, даже редко встречающееся в такой степени обожание женщин".

По протекции Бенкендорфа

Едва успев приехать в Мюнхен, 19-летний атташе русской миссии влюбился в четырнадцатилетнюю Амалию фон Штернфельд (Amalie von Sternfeld). Она была внебрачной дочерью графа Лерхенфельда и носила фамилию своих дальних родственников. Спустя год после того, как молодые люди признались друг другу в своей любви и поклялись пожениться, как только Амалия достигнет совершеннолетия, она получила право именоваться графиней фон Лерхенфельд. Это, как ни странно, означало крах всех мечтаний.

Для родителей юной графини сын надворного советника Федор Тютчев, происходящий из русской помещичьей семьи среднего достатка, был совершенно неприемлем в качестве зятя. На такой мезальянс они ни в коем случае не согласились бы. Во избежание скандала Тютчева отправили на полгода в отпуск в Петербург. Когда он вернулся в Мюнхен, Амалия по настоянию родителей уже вышла замуж за барона Крюденера, который был старше ее на 22 года. Тютчев смирился. Более того: после того, как он женился сам, они стали дружить семьями. В 1836 году барон Крюденер получил повышение по дипломатической службе и уехал посланником Баварского королевства в Петербург вместе с супругой.

История любви Тютчева и Амалии Крюденер имела продолжение. Мы немного забегаем вперед, но все же есть смысл в том, чтобы это сделать. В 1844 году Тютчев после очередного любовного скандала (о нем чуть позже) вернулся в Россию. Уволенный ранее с дипломатической службы, он был в некотором роде изгоем - без связей, без родовитых родственников. И Амалия ввела его в высший свет. Она блистала в Петербурге. Хотя возраст ее приближался к сорока годам, Амалия была еще очень хороша собой. Ею как будто увлекался даже император Николай Первый. Амалия похлопотала за поэта перед шефом жандармов, всесильным Бенкендорфом. В конце концов, поэта принял император, и он был не только восстановлен в должности, но даже получил повышение в ведомстве Министерства иностранных дел. Потом пути Тютчева и Амалии разойдутся, и они встретятся лишь спустя четверть века. Поэту уже 66 лет, возраст Амалии тоже перевалил за шестой десяток, тем не менее, он написал: "…И то же в вас очарованье, и та ж в душе моей любовь!"

Стихи эти, появившиеся в июле 1870 года и ставшие знаменитым романсом, предваряются посвящением: "К. Б.". Поэт Яков Полонский раскрыл секрет этих инициалов. Надо просто переставить буквы: не К. Б., а Б. К., что значит: "Баронессе Крюденер". Существует, правда, другая версия. Но тайна посвящения - разве что примечание, один из комментариев к этому замечательному образцу любовной лирики, не больше.

Неверный Теодор

Вернемся, однако, в двадцатые годы 19 века. Довольно скоро после свадьбы Амалии Тютчев сочетался браком и сам. Его новой избранницей стала немка Элеонора Петерсон (Eleonore Peterson), урожденная графиня фон Ботмер (von Bothmer), вдова русского дипломата. Ей исполнилось 25 лет, она была на три года старше Тютчева. Венчались они в старинной мюнхенской церкви Св. Сальватора (Salvatorkirche), которая уже тогда принадлежала православной общине и сегодня является главным греко-православным храмом Мюнхена. Здесь, кстати, крестили и пятерых детей Тютчева, родившихся в Германии. Уже в наши дни в притворе церкви установили мемориальную доску с именами ее самых знаменитых прихожан. Среди них – "Teodor Tuttschev, russischer Diplomat und Dichter".

Теодором - на немецкий лад - называла Федора Тютчева Элеонора, которая толком так и не научилась говорить по-русски, а, значит, и стихов мужа не читала. Серьезностью духовных и интеллектуальных запросов она не отличалась. Но была очень красива (об этом свидетельствуют ее портреты) и совершенно беззаветно любила Тютчева. Элеонора очень страдала от неверности влюбчивого мужа. Очередной изменой поэта - более серьезным, чем просто светская интрижка, - стал его роман с Эрнестиной фон Дёрнберг (Ernestine von Dörnberg). Тютчев познакомился с ней на балу в Мюнхене в 1833 году. Вскоре умер ее муж, и у Тютчева началась двойная жизнь. Нам мало что известно о том, как складывались их отношения: Эрнестина позже уничтожила практически всю переписку с Тютчевым. Ясно только, что роман был очень бурным: обрывки случайных откровений говорят о "взрывах" и "слезах страсти"... Когда вся эта история получила огласку, Элеонора пыталась покончить жизнь самоубийством. Правда, несколько театрально - ударив себя в грудь кинжалом, который был частью маскарадного реквизита. Раны оказались несерьезные.

Вообще, можно только поражаться тому, как сильно любили Тютчева женщины. Конечно, он был очень образованным человеком, прекрасным собеседником, признанным светским острословом, "львом" аристократических салонов, но вот внешность... Тютчев был маленького роста, тщедушный, вечно зяб, часто простужался... Один из друзей Тютчева так описывал его: "О наружности своей он вообще очень мало заботился. Волосы его были большею частию всклокочены и, так сказать, брошены по ветру, хотя лицо всегда гладко выбрито. В одежде своей он был небрежен и даже почти неряшлив. Походка была очень ленивая, роста был небольшого. Но широкий и высокий лоб, живые карие глаза, тонкий выточенный нос и тонкие губы, часто складывающиеся в пренебрежительную усмешку, придавали его лицу большую выразительность и даже привлекательность. И чарующую силу сообщал ему его обширный, сильно изощренный и необыкновенно гибкий ум... В его обществе вы чувствовали сейчас же, что имеете дело не с обыкновенным смертным, а с человеком, отмеченным особым дарованием Божиим, с гением..."

Запрет на Маркса

Вернемся, однако, к мюнхенским событиям 1837 года. После того, как жена Тютчева Элеонора пыталась покончить жизнь самоубийством из-за его романа с Эрнестиной, влюбчивого чиновника вызвали в Петербург, чтобы дать ему новое назначение - старшим секретарем русской дипломатической миссии в Турине. Жена с детьми остались в Москве, и он не видел их почти год. Элеонора тяжело заболела и вскоре умерла. Существует легенда, что Тютчев, который провел у постели умирающей жены ее последнюю ночь, за эту ночь поседел. Трудно сказать, соответствует ли это действительности, но в ноябре 1838 года, после отпуска, он приехал в Турин уже с Эрнестиной. Вскоре они повенчались. Брак оказался очень удачным. Дети Тютчева очень быстро привязались к Эрнестине. Та с большой нежностью заботилась о трех его дочерях, как и о своих родных детях (она родила мужу двух дочерей и сына). Кроме того, в Мюнхене, где они поселились в первое время, Тютчев, оставшийся без дипломатического содержания, жил на средства жены. Она заплатила и его долги. А это двадцать тысяч рублей, немалая по тем временам сумма. За три десятилетия их совместной жизни Тютчев написал Эрнестине полтысячи писем.

Уйдя со службы, он больше стал писать и стихов. И много переводил – прежде всего, немецких поэтов: Гете, Шиллера, Гердера, разумеется, и Гейне. На родину Федор Иванович вернулся в 1844 году. "Итак, опять увиделся я с вами, места немилые, хоть и родные", - писал он. И скучал по Германии: "Я помню сердцу милый край..." Вскоре после возвращения в Петербург Тютчеву удалось восстановиться на государственной службе. Он служил чиновником по особым поручениям, потом стал цензором. У него была репутация либерального цензора. Правда, сохранилось свидетельство, что, по крайней мере, одну книгу, хотя и пришедшую из столь любимой им Германии, Тютчев запретил. Это был "Манифест коммунистической партии" Маркса и Энгельса. "Манифест" пропустил лишь преемник Федора Ивановича на цензорском посту.

Автор: Владимир Анзикеев
Редактор: Ефим Шуман

Deutsche Welle

автор Sem.V. Пн 5 Сен - 23:32:08

Несколько фотографий Ф.И.Тютчева.

Выдуманные или правдивые истории - Страница 12 6e2d2ff30e69

Ф.И.Тютчев. Портрет работы художника С.Александровского, 1876 год.

Выдуманные или правдивые истории - Страница 12 6dfa17e12dc9

Ф.И.Тютчев. Фото С.Левицкого, 1856 год.

Выдуманные или правдивые истории - Страница 12 F94e1ff91574

Такой памятник поставили русскому поэту Федору Тютчеву благодарные баварцы.
Видно, что им по душе пришелся тезис о том, что "...В Россию можно только верить..."
По немецки это звучит: „Verstehen kann man Russland nicht, und auch nicht messen mit Verstand. Es hat sein eigenes Gesicht. Nur glauben kann man an das Land.“
В 2003 году, к 200 летию со дня рождения поэта, мюнхенский Сад поэтов обрел этот замечательный памятник, который открыл премьер-министр Баварии Эдмунд Штойбер. Можно быть уверенным, что все лучшее о России баварцы узнали от Тютчева. Честь ему и слава!

Выдуманные или правдивые истории - Страница 12 607db358fc7d

Выдуманные или правдивые истории - Страница 12 607db358fc7d

В 1961 году рядом с Тютчевским имением Овсуг поставлен первый в России памятник Ф.И.Тютчеву работы скульптора Г.Е.Коваленко.

автор Borys Чт 8 Сен - 8:42:18

http://www.sem40.ru/index.php?newsid=221384

Стоит ли оставаться евреем? - 1
The Bell Curve.

“The Bell Curve”, что переводится на русский язык как «Колоколообразная Кривая», это всего лишь название книги. Книга эта увидела свет в сентябре 1994 года, вышла она на английском языке в Соединенных Штатах в издательстве «Free Press». Авторы её – два Американских профессора: психолог Ричард Хернcтайн и политолог Чарлз Марри и книга сугубо научная. Причём достаточно объёмная, в ней около 850 страниц.

Несмотря на сугубо научный характер и по тематике и по стилю изложения книги, она привлекла к себе всеобщее внимание и вызвала многочисленные и порой крайне резкие отклики, причём не только и не столько в научных кругах, сколько в самых широких слоях Американского общества. Причина такого интереса лежит на поверхности: выводы книги потрясли те социальные основы, на которых построено современное Американское общество.

Книга имеет подзаголовок «Интеллигентность и классовая структура в Американской жизни». В качестве меры интеллигентности выступает параметр IQ, сокращение от английских слов intelligence quotient, количественная оценка уровня интеллекта человека. Параметр этот определяется с помощью специальных тестов, которые рассчитаны на оценку мыслительных способностей (а не уровня знаний, то-есть эрудированности). Тесты IQ разрабатывались таким образом, чтобы среднее значение для очень большой массы людей было 100, 50% этой большой массы имели значения между 90 и 110 и по 25% - ниже 90 и выше 110. Распределение любой совокупности случайных величин относительно их среднего значения носит название «нормального распределения Гаусса», которое в графическом виде имеет вид кривой в форме колокола. Названа эта кривая так по имени выдающегося немецкого математика Иоханна Карла Фридриха Гаусса (1777 – 1855), который ввёл её в обиход. Отсюда и название книги. Попутно заметим ещё раз, что в центре (то-есть средний общечеловеческий интеллект) I.Q. имеет значение 100. Лица, имеющие IQ выше 130, характеризуются как люди талантливые, ниже 70 - как умственно отсталые.

Авторы, опираясь на обширные статистические данные, рассматривают вариации в интеллигентности у различных групп Американского общества, предупреждают об опасных последствиях разрывов в уровнях интеллигентности этих групп, предлагают корректировки национальной социальной политики, призванные уменьшить эти опасные последствия.

При этом, оба профессора в своей книге убеждённо защищают тезис, что параметр I.Q. является определяющим в жизни людей и от его величины зависят многие качества, достижения, неудачи и само поведение людей, что в конечном итоге определяет весь их характер жизни, экономическое благосостояние, способность успешно выполнять ту или иную работу, шанс стать преступником и даже возможность нежелательной беременности и т.д. Если теперь к этому добавить, что оба профессора полагают, что определяющим фактором для IQ каждого человека является его наследственность, то далее следует вывод, плохо согласующийся с общепринятыми в Соединенных Штатах понятиями: люди не равны и такими и рождаются и, что бы общество не делало для них, разницу между людьми можно чуть уменьшить, но полностью устранить невозможно. То-есть люди с момента рождения принципиально разные по своим талантам и возможностям, таковыми останутся всю жизнь и шансы добиться успехов на жизненном пути у них тоже разные.

Для такой книги две вещи были очевидны с самого начала: она станет бестселлером, что и случилось, она вызовет массу откликов, что также случилось. В первые же месяцы после её выхода в свет в разных странах было продано 400 000 экземпляров – немыслимое количество для толстой, дорогой и сугубо научной книги. И появилось несколько тысяч откликов и комментариев. В попытке опровергнуть авторов книги были написаны статьи, сделаны доклады и даже сочинены другие книги, главная цель которых была доказать ошибочность взглядов авторов «The Bell Curve». Но и защитников оказалось достаточно. Среди прочих, например, 52 профессора, в большинстве психологи, многие – признанные авторитеты в области исследования интеллекта и в смежных областях, опубликовали коллективное заявление в газете «Wall Stree Journal» в том же 1994 году, защищающее выводы авторов книги. Душой этой группы была Линда Готфредзон, которая сама опубликовала вызвавшую заметный интерес статью, в которой совершенно однозначно утверждала, что «интеллигентность, выраженная через измеренный параметр I.Q. является наиболее точным и эффективным предсказателем, дающим понятие о будущих индивидуальных достижениях человека в школе и на работе».

Несколько слов об авторах. Чарльз Алан Марри, родился в 1943 году, он – политолог, являющийся сотрудником Американского Института Предпринимательства в столице страны – Вашингтоне. Это – академическое учреждение консервативного плана. Ричард Д. Хернстайн, родившийся в 1930 году, психолог, профессор Гарвардского Университета в Бостоне. К большому сожалению он скончался от болезни лёгких буквально перед самым выходом книги в свет в возрасте всего 64 лет. В Гарварде он преподавал в течение 36 лет. Университет этот – один из лучших в мире, является оплотом либералов и человеку консервативного мышления, каковым был профессор Р. Хернстайн, было там не легко.

Ещё в далёком 1971 году он опубликовал статью, утверждая, что интеллигентность является в основном наследственным качеством и, какие бы попытки не делались подравнять её у разных людей, эгалитарный подход не действует. На него обрушился шквал критики со стороны либеральных учёных, ибо Р. Хернстайн косвенно показал, что многочисленные социально-образовательные программы в помощь социально слабым, ставшие популярными в Соединенных Штатах в то время, дадут очень ограниченный эффект и никак не решат проблему. Он развил теорию, согласно которой общество подразделяется на социальные группы или слои, причем фактором, определяющим принадлежность к тому или иному слою является показатель интеллигентности (I.Q.), ибо чем выше этот показатель, тем более успешную карьеру человек в состоянии сделать и тем выше могут быть его доходы. Разумеется, Р. Хернстайн не был первым учёным с подобными идеями, из его предшественников и единомышленников наиболее известным был профессор Артур Енсен, психолог из Калифорнийского Университета в Беркли. Тот тоже указывал, что интеллигентность человека в значительно большей степени определяется наследственными факторами, чем образованием или экономическим статусом.

Против таких непопулярных воззрений высказывались не только либеральные коллеги, но и студенты, выступая с протестами на лекциях, и на общественных дебатах, участником которых Р. Хернстайн был, вопросы ему по большей части задавали скрыто, а часто и открыто враждебные. Но учёный был непоколебим и в другой статье, опубликованной в 1982 году, прямо указал, что I.Q. получают по наследству и тех, у кого этот показатель низкий, надо оставить в покое и учить лишь тому, что они способны воспринять и далее делать. В 1985 году увидела свет книга «Преступность и человеческая натура», написанная Р, Хернстайном совместно с политологом Джеймсом Вилсоном, в которой предпринята попытка доказать, что и склонность к преступности тоже имеет биологические корни, то-есть является во многом наследственным качеством. Естественно, что за появлением этой книги также последовали бурные дебаты. Основной огонь критики во всех дебатах вызывали не выводы авторов, ибо они строго доказывали их статистическими данными, а сам параметр I.Q.: правильно ли подобраны тесты для его измерения, насколько точно и с какой стороны он отражает интеллигентность человека и т.д.

Но это всё ещё были цветочки, а ягодки посыпались на читателей при ознакомлении с третьей главой книги «The Bell Curve», в которой рассматриваются познавательные способности и социальное положение расово-этнических групп, составляющих современное Американское общество, выраженные через тот же параметр I.Q. Обобщив многочисленные статистические данные авторы нашли, что его среднее значение для чернокожих жителей Соединенных Штатов ( политкорректно именуемых сегодня афроамериканцами) – 85, для латиноамериканцев (выходцев из Мексики и других стран Центральной Америки) – 89, для белых американцев – 103 и для выходцев из стран Восточной Азии – 106. При том, что средний национальный уровень принят за 100. Хотя авторы очень осторожны в своих выводах (понимая насколько они взрывоопасны) и всё время подчёркивают сложность проблемы, а также стараются не отрицать начисто роль окружающей среды (полагая, что наследственный фактор составляет только от 40% до 80% в формировании величины I.Q.) и оставляя ей некий процент в улучшении познавательных способностей, но ясно, что основная масса чернокожих и латиноамериканцев были, есть и будут в низших социальных группах, в соответствии со своим уровнем интеллекта, который достался им от родителей. И именно в этих группах – основные социальные проблемы, на решение которых тратятся громадные деньги.

Немудренно, что авторов тут же обвинили в расизме, что сегодня очень модно у либералов, хотя авторы не будучи политиками, а учёными все свои выводы тщательно доказывали общедоступными статистическими данными, проделав большой объём работы и сделав свою доказательную базу весьма убедительной. И ещё один интересный вывод дан в книге: средняя величина I.Q. людей, эмигрирующих в Соединенные Штаты в наши дни, лишь 95, что ниже среднего уровня по стране и сегодняшние эмигранты тянут страну вниз, а не толкают вперед как было век тому назад. Иными словами белые люди в страну более в страну не едут, для них она не привлекательна. Сегодняшние новые иммигранты менее трудолюбивы, менее предприимчивы, менее энергичны, чем в предшествующих поколениях.

Под ударом оказалась также и так называемая программа «позитивных действий» («affirmative actions»), являющаяся стержневой во внутриамериканской социальной политике со времен Президента Линдона Б. Джонсона, решившего создать в стране «великое общество равных возможностей». В соответствии с ней в федеральных учреждениях должны быть созданы равные возможности трудоустройства для всех, препятствуя «дискриминации на почве цвета кожи, религии, пола или национального происхождения». На деле это процентная норма наоборот, когда в каждом федеральном учреждении надо иметь и чернокожих и латиноамериканцев и т.д., то-есть выдержать расовые квоты, чтобы не быть обвиненным в дискриминации. В итоге зачастую из нескольких кандидатов на рабочее место выбирается не самый способный, а тот, у кого нужная этническая принадлежность, а таланты и способности становятся вещью более второстепенной. Лишь 15-20% афроамериканцев имеют I.Q, выше 100, что позволяет хоть как-то завершить учёбу в колледже, и лишь 2.5% имеют I.Q, выше 115, что позволяет сделать это вполне успешно. В количественном исчислении это 700 000 – 750 000 человек, то-есть грамотных чернокожих элементарно не хватает для того, чтобы заполнить существующие вакансии в федеральных учреждениях в соответствии с программой «позитивных действий».

А где же в этой пёстрой Американской картине евреи? Авторы книги не забыли и их, указав, что средняя величина I.Q. для этой группы населения имеет величину 113. То-есть евреи – ведущая этническая группа в Соединенных Штатах по своим мыслительным талантам и способности к обучению.

Величину I.Q. связывают с возможностью овладения различными профессиями. Так неквалифицированные рабочие (типа сельскохозяйственных) обычно обладают I.Q. с величиной равной 70 – 80, низкоквалифицированные рабочие обычно имеют I.Q. величиной 85 – 90, среднеквалифицированные рабочие (водители грузовиков, работники производственных линий на предприятиях и т.д.) должны обладать I.Q. равным 90 – 95, высококвалифицированные рабочие (электрики, столяры, станочники и т.д.) равным 95 – 100, чиновники, администраторы, менеджеры низшего уровня и лица, занимающиеся сбытом и продажей, равным 100 – 105, у выпускников колледжей и университетов с первой степенью I.Q. находится на уровне 110 – 115, у обладателей второй и третьей учёных степеней – не ниже 115, у университетских профессоров, учёных исследователей, ведущих врачей – не ниже 125.

Таким образом, если наследственность действительно является основным фактором, определяющим величину I.Q., то ясно что уже при рождении во многом предопределено место, которое человек будет занимать в обществе, определён возможный круг его занятий, его доходы и его социальное положение. Отсюда недалеко до вывода, что лучшее, что человек может передать своим потомкам – это свои гены, если те обеспечат для этих потомков высокий показатель I.Q. Иными словами, пока семья остаётся чисто еврейской по происхождению, дети в такой семье при рождении имеют шанс получить более щедрые подарки от своих родителей, чем в семьях их нееврейских соседей.

Чем объясняют высокое значение параметра I.Q. у евреев? Разумеется, их специфичной историей и образом жизни. В большинстве стран еврейской диаспоры в разные времена действовали те или иные ограничительные законы для евреев. Что вынуждало евреев развивать такие качества, что давали им возможность добиваться успеха даже при наличии таких ограничений, которые в писанном, а часто и в неписанном виде есть в тех обществах, где отношение к евреям негативное. Образование обычно высоко ценилось у евреев и традиция во что бы то ни стало дать детям образование сохранилась и до наших дней. Разумеется, в древнем и средневековом мире это заключалось в массовом и углубленном изучении Торы, которая тогда была чем то вроде энциклопедии известных на то время знаний. Еврейские общины всегда поддерживали и пропагандировали изучение Торы. Обладая более натренированными мозгами еврейские юноши далее могли успешно посвящать себя занятиям, требующим более высоких мыслительных способностей, в первую очередь в мире финансов и торговли, где требовался более высокий интеллект. И где они, конечно, были более успешны чем малограмотные дети крестьян и ремесленников. Еврейские общины вообще отличались высоким уровнем грамотности. Наиболее талантливые ученики становились раввинами, причём многие из них знание Торы сочетали с занятиями другими науками и искусствами. Что бы о них не говорили, но евреи всегда сочетали изучение Торы с работой, среди евреев всегда был заметно ниже процент бездельников, бродяг, попрошаек и т.д. и всегда было полно хороших работников. Разумеется, в тех областях деятельности, куда евреев допускали. Поэтому, когда началось бурное развитие науки, техники, технологии, евреи оказались очень востребованными.

Как они востребованы в любой стране, что хочет развивать науку, технику, искусства. Правда, где-то пользу от евреев понимают, а где-то не очень. К последним относился и Советский Союз. А вот известный в наши дни немецкий бывший банкир, а ныне общественный деятель Тило Заррацин пишет: «Я бы не стал возражать (против приезда в страну), если бы речь шла о восточноевропейских евреях, I.Q. которых на 15% выше чем у немцев.» Правда, откуда у него такие данные он не указывает.

Не буду утомлять читателя доказательствами еврейских талантов, упоминая о количестве Нобелевских лауреатов, лауреатов других всевозможных премий и конкурсов и т. д. Известно и без меня об успехах евреев в бывшем Советском Союзе и в Соединенных Штатах в науке, в искусстве, в общественной жизни. Покажу роль еврейских мозгов на примере другого государства, о котором читатели, наверняка, знают куда меньше – Венгрии. Ещё сто лет тому назад Венгрия была составной частью одного из крупнейших государств Европы – Австро-Венгерской Империи. Во время Первой Мировой войны эта Империя воевала вместе с Германией против Великобритании, Франции и России, войну проиграла, Империя распалась и Венгрия стала самостоятельным государством. При этом победители начертали новые границы и Венгрия потеряла все территории, где венгры жили вместе с другими народами: словаками, сербами, румынами. У венгров осталась лишь треть прежней территории и треть венгров оказалась за пределами границ своего государства: в Румынии, Чехословакии и Сербии. Евреи, которые жили в Венгрии в значительных количествах, оказались единственным заметным национальным меньшинством в стране (около 6% её населения).

В самом начале двадцатых годов двадцатого века евреи составляли в стране около 60% всех практикующих врачей, 51% адвокатов, 39% инженеров и химиков, занятых на частных предприятиях, 34% издателей и журналистов, 29% музыкантов. Четверть студентов в университетах страны были евреи, а в Будапештском Технологическом Университете их было 43%. Евреям принадлежала значительная часть промышленных предприятий в стране, их было много среди владельцев недвижимости, среди банкиров и членов Будапештской биржи.

В марте 1919 года году власть в Венгрии захватили коммунисты во главе с Бела Куном, значительная часть их лидеров были евреи (Бела Кун, Тибор Самуэли, Эно Ландлер), это революционное правительство немедленно начало проводить чистки среди населения, в ответ было сформировано контрреволюционное правительство, предложившее занять пост его главы адмиралу Миклошу Хорти. Через четыре с половиной месяца армия Румынии вошла в Венгрию, сбросила правительство Белы Куна и, когда в ноябре 1919 года румыны покинули страну, М. Хорти стал главой государства, получив в 1920 году пост Королевского Регента.

В стране установились антиеврейские настроения во многом из-за слишком активного участия евреев в недавней революции, да и та роль, что играли евреи буквально во всех областях жизни страны казалась М. Хорти нетерпимой. И он начал бороться с этим явлением старым и испытанным путем. В 1920 году правительство М. Хорти приняло так называемые «numerus clauses», не что иное как давно и хорошо знакомые процентные нормы, в соответствии с которыми количество еврейских студентов в университетах страны не должно было превышать пять процентов, как доля евреев в населении страны. Что стало ответом? Как и за четверть века до этого в Российской Империи – массовая эмиграция, в основном за океан, в Соединенные Штаты.

А теперь перенесемся в 1939 год. В Соединенных Штатах начинается работа над Манхеттенским Проектом, поначалу весьма скромным. Но уже начавшаяся в Европе война становится мировой, Соединенные Штаты – активным участником этой войны и проект, в котором также участвуют Великобритания и Канада, быстро набирает силу. Его цель – создание принципиально нового оружия, позже получившего название атомного, и способного преломить ход войны. Над таким же оружием работают и в Германии и немцев надо опередить. В начале сороковых годов в проекте уже заняты 130 000 человек. Дальнейшая история проекта известна: атомное оружие было создано и две бомбы были сброшены на японские города Хиросима и Нагасаки. Япония капитулировала. Жизни сотен тысяч американских солдат и миллионов японцев были спасены. Все эти люди погибли бы, если бы Американской армии пришлось высадиться в Японии и вести долгую и изнурительную войну там.

Ключевой к успеху явилась группа учёных - исследователей. И кто там задавал тон? Лео Силард, Юджин Вигнер, Джон фон Нойман, Эдвард Теллер, Майкл Поланьи. Всё это венгерские евреи, которых «мудрая» политика венгерских властей заставила уехать из страны. Что это были за люди?

Джон фон Нойман (1903 – 1957) почитается как величайший математик столетия, многие судя по значимости его работ считают его одним из выдающихся мыслителей века и ставят на второе место после А. Эйнштейна. Известен своими работами в областях квантовой механики, механики жидкостей и теории игр, которые позволили применить эту теорию в экономике, военной стратегии и в политических науках. В 1945 году стал руководителем проекта по разработке компьютеров университета в Принстоне и был столь важным участником в этих разработках, что заслужил титул «отца компьютера». Внёс заметный вклад и в разработку ракет. Лауреат престижной премии Энрико Ферми, был членом Американской Комиссии по атомной энергии.

Юджин Вигнер – лауреат Нобелевской премии по физике за исследования в области абсорбции нейтронов. Химик по образованию, он далее переключился на теоретическую физику и преподавал в Берлине, а затем в Принстоне. Его работы сыграли важную роль в создании ядерных реакторов.

Лео Силард первый предложил использование атомной энергии для создания ядерного оружия. Разработал основы ядерной цепной реакции.

Эдвард (Эд) Теллер – самый младший из группы. Работал со знаменитым итальянским физиком Энрико Ферми (который не будучи евреем тем не менее бежал в Соединенные Штаты из-за жены еврейки и стал участником проекта). Помог убедить Альберта Эйнштейна написать историческое письмо Президенту Ф. Д. Рузвельту в 1939 году, убедив того начать Манхеттенский проект. Вместе с Силардом и Вигнером входил в состав шестёрки учёных, руководившей проектом. В дальнейшем продолжил работу над созданием современного оружия и считается «отцом водородной бомбы». Лауреат премии Энрико Ферми, присуждаемой Американской комиссией по атомной энергии, в 1962 году был назначен директором Лаборатории по созданию оружия в Ливерморе (Калифорния).

Майкл Поланьи – участник проекта из Великобритании, известный своими теоретическими работами в области физической химии. Его дедушка по матери занимал пост главного раввина Вильно (Вильнюса).

К этой шестёрке можно добавить ещё одного выдающегося учёного – Теодора фон Кармана, физика и специалиста по аэронавтике и астронавтике, с именем которого связаны многие достижения в области аэродинамики. Одним из его предков является знаменитый рабби Иехуда Бецалель из Лоева. Учился в Будапеште, затем в Германии, в Геттингене, в 1922 году организовал первую конференцию Международного союза теоретической и прикладной механики. В начале тридцатых годов эмигрировал в Соединенные Штаты, где стал директором Лаборатории Аэронавтики Гуггенхайма при Калифорнийском технологическом институте. Во время войны – ведущий эксперт по разработке ракетных технологий, после войны – основатель и руководитель нескольких научных центров в Соединенных Штатах и Европе в области аэронавтики и астронавтики. Его часто называют «отцом сверхзвуковых полётов». В возрасте 81 года Т. фон Карман был удостоен первой Американской Национальной Медали Науки, которую ему на церемонии в Белом Доме лично вручил Президент Джон Кеннеди. «За лидерство в инженерных и научных основах аэронавтики, за эффективное обучение и многосторонний вклад во многие области механики, за его прекрасные консультации вооруженным силам и за его поощрение международного сотрудничества в науке и инженерных делах.»

Правительство Миклоша Хорти успешно применяло процентные нормы. Не преуспело оно лишь в одном: шестеро уроженцев страны получило Нобелевские премии и в обход процентной нормы четверо из них были евреи. Правда, стараниями властей вся четвёрка уже жила за пределами Венгрии. К имени Юджина Вигнера добавляется имя Денниса Габора ( при рождении Денеш Гюнзберг). Учился в Венгрии, затем в Германии, там же начал работать. В 1933 году был вынужден оставить Германию и далее жил и работал в Великобритании. Изобретатель голографии, за что был удостоен Нобелевской премии по физике. Роберт Бараньи – самый старший из этой четверки, который был удостоен Нобелевской премии ещё в 1914 году. Врач по профессии он получил премию по разделу «физиология и медицина» за изучение работы вестибулярного аппарата человека и внерение методов лечения болезней, с этим органом связанных. Значительная часть его жизни прошла в Швеции. Джордж де Хевеши – лауреат Нобелевской премии по химии за открытие новых путей использования изотопного слежения. На его счету соучастие в открытии нового элемента периодической таблицы Менделеева – гафния, новаторское использование радиоактивных изотопов для изучения химических процессов, как например, метаболизм (обмен веществ) у растений и животных. Жил и работал в нескольких европейских странах, в 1943 году был вынужден бежать из Дании в Щвецию вместе с датскими евреями.

А что сегодня в Венгрии? Там уже нет тех проблем, что были: евреев в стране осталось лишь около 10% того количества, что были до войны. Но нет евреев – нет больше и Нобелевских лауреатов. Единственный уроженец Венгрии в списке Нобелевских лауреатов последних лет это биохимик А. Хершко, удостоенный в 2004 году Нобелевской премии по химии, но он уже более 60 лет живёт в Израиле и преподаёт в Хайфе, в Технионе, на тамошнем медицинском факультете.

автор **Kim** Чт 8 Сен - 14:57:11

Спорные выкладки... Мне кажется, важную роль
в высоком IQ играют социальные условия, воспитание
и образование, а не принадлежность к какой-то
этнической национальной группе.
у европейских и американских евреев IQ гораздо выше чем
у евреев - выходцев из Ирака, Йемена или Эфиопии.
Лучшие "израилькие умы" своё образование получают
в лучших университетах Европы и Америки.
Думаю, дети даже с самым высоким IQ, если не будут
ежедневно работать и шлифовать свои умственнуе способности,
скоро превратятся в посредственности.

автор Borys Вс 11 Сен - 9:27:44

Предсказание ?

В это трудно поверить, но это - факт. Предлагаемая вашему вниманию статья была написана 41 год тому назад!

Некоторые истины существуют вечно. Эрик Хоффер - американский философ, не еврей, занимался вопросами социальной философии. Он родился в 1902 году и умер в 1983, написав девять книг и получив президентскую медаль Свободы.

Его первая книга, "Подлинный верующий", была опубликована в 1951 году и считается классической.

Евреи - своеобразный народ: то, что разрешено другим, евреям запрещено. Другие народы изгоняли тысячи, даже миллионы людей, но проблемы беженцев для них не существовало. Занималась этим Россия, Польша и Чехословакия делали то же самое, Турция вышвырнула миллион греков, а Алжир - миллион французов. Индонезия изгнала Бог знаетсколько китайцев - и никто не проронил ни слова по поводу беженцев.Но в случае с Израилем перемещенные арабы стали вечными беженцами. Все настаивают на том, что Израиль обязан принять назад всех арабов до последнего.
Арнольд Тойнби назвал перемещение арабов большим злом, чем все зверства нацистов. Другие страны, победив на поле боя, всегда
диктовали условия мира. Но когда побеждал Израиль, он должен был умолять о мире. Все ожидают, что единственными подлинными
христианами в этом мире должны быть евреи. Другие страны, будучи побежденными, выживали и восставали вновь, но если бы Израиль проиграл войну, он был бы уничтожен полностью.
Если в июне прошедшего года Насер оказался бы победителем, он стер бы Израиль с лица Земли, и никто не шевельнул бы и пальцем, чтобы спасти евреев. Никакие обещания помощи евреям, данные любым правительством, включая и наше собственное, не стоят той бумаги, на которой они написаны.
Весь мир возмущается, когда погибают люди во Вьетнаме, или когда в Родезии казнят двух негров. Но когда Гитлер убивал евреев,
никто не пытался протестовать. Шведы, которые готовы разорвать дипломатические отношения с Америкой из-за того,что мы делаем
во Вьетнаме, не издали ни звука, когда Гитлер уничтожал евреев. Но зато они посылали ему первоклассную железную руду и шарикоподшипники и помогали перевозить войска по железной дороге в Норвегию.
Евреи одиноки в этом мире. Если Израилю суждено выстоять, это произойдет только благодаря их собственным усилиям. Но, тем не менее, именно Израиль является нашим единственным надежным союзником, не выдвигающим никаких предварительных условий.

Мы можем рассчитывать на Израиль больше, чем Израиль - на нас. И нужно только попытаться представить себе, что случилось бы,
если бы прошлым летом в войне победили арабы и стоящие за их спиной русские, чтобы понять, насколько важным является выживание Израиля для Америки и для Запада вцелом.
У меня есть предчувствие, которые не оставит меня никогда - то, что происходит с Израилем, то ожидает и всех нас. Если же Израиль
погибнет, уделом нашим станет Катастрофа.

Эрик Хоффер, июнь 1968 года.
"Лос Анжелес Таймс", 26 мая 1968 года.

автор **Kim** Вт 13 Сен - 13:03:57

Bзрыв плотины ДнепроГЭСа в 1941. Монастырь на острове Валаам.

Неоправданные жертвы Великой Отечественной войны...

1. Только в ХХI веке запорожцы стали поминать земляков, которые
погибли от рук своих же "воинов-освободителей" 18 августа 1941 года в
результате взрыва плотины ДнепроГЭСа. От гигантской днепровской волны,
что была спровоцирована взрывом плотины Днепровской
гидроэлектростанции, погибло тогда около ста тысяч неповинных
советских людей.

Поспешно покидая город, советские солдаты взорвали главный
стратегический объект – «ДнепроГЭС» 20 тоннами взрывчатки – аммонала,
в результате чего образовалась гигантская пробоина в плотине, которая
уже и спровоцировала волну высотой несколько десятков метров, что
практически смыла прибрежную городскую полосу, плавни Хортицы и
благополучно дошла до соседних городов – Никополя и Марганца.
Советское командование не догадалось предупредить мирное население и
свои же войска об опасности. Вот почему в СССР предпочитали не
распространяться о трагических событиях в Запорожье, связанных со
взрывом ДнепроГЭСа. [more]

Тогда для собственного оправдания они придумали версию о «враждебной
диверсии». Но теперь, когда есть доступ к архивaм СССР, украинские
историки получили документальные доказательства, которые поднимают
занавес над этой трагедией. Днепровская волна тогда поглотила около
ста тысяч человек: 80 тысяч запорожцев, беженцев из соседних регионов,
около 20 тысяч советских солдат, которые просто не успели покинуть
город, да и не собирались делать это, ведь ничто не предвещало беды -
вокруг были свои солдаты...

2. Очень страшная статистика стала известна теперь, которую таила на
себе доселе потертая и пожелтевшая от времени бумага с грифом
"Совершенно секретно". "На фронтах Великой Отечественной войны погибло
28 миллионов 540 тысяч бойцов, командиров, и мирных граждан. Ранено 46
миллионов 250 тысяч. Вернулись домой с разбитыми черепами 775 тысяч
фронтовиков. Одноглазых 155 тысяч, слепых 54 тысячи. С изуродованными
лицами 501342. С кривыми шеями 157565. С поврежденными позвоночниками
143241. С оторванными половыми органами 28 648. Одноруких 3 миллиона
147. Безруких 1 миллион 10 тысяч. Одноногих 3 миллиона 255 тысяч.
Безногих 1 миллион 121 тысяча. С частично оторванными руками и ногами
418905. Так называемых "самоваров",
безруких и безногих - 85942".

И тут в 1950 году по указу Верховного Совета Карело-Финской ССР
образовали на Валааме и в зданиях монастырских разместили Дом
инвалидов войны и труда. Зачем такое внимание несчастным инвалидам
Войны? Почему на острове, а не на материке? А ведь заведение было еще
то...

А оказалось, лучше бы без такого пристального внимания к персонам,
которые слишком намозолили глаза советскому народу-победителю - сотни
тысяч инвалидов: безруких, безногих, неприкаянных, промышлявших
нищенством по вокзалам, в поездах, на улицах... Грудь в орденах, а он
возле булочной милостыню просит. Избавиться от них, во что бы то ни
стало избавиться, решило наше правительство. Выход нашли, на острова:
с глаз долой - из сердца вон. В течение нескольких месяцев
страна-победительница очистила свои улицы от этого "позора"!

Их собирали за одну ночь со всего города специальными нарядами милиции
и госбезопасности, отвозили на железнодорожные станции, грузили в
теплушки типа ЗК и отправляли в эти самые «дома-интернаты». У них
отбирали паспорта и солдатские книжки - фактически их переводили в
статус ЗК. Да и сами интернаты были в ведомстве ментуры.
Перед этими интернатами ставилась цель тихо-мирно спровадить инвалидов
на тот свет как можно быстрее. Даже то скудное содержание, которое
выделялось инвалидам, практически разворовывалось.

Получается, огромная страна Советов, таким образом, карала своих
инвалидов-победителей за их увечья, за потерю ими семей, крова...
Карала жестоко, с выдумкой, чтоб на всю жизнь, как умели у нас:
нищетой содержания, одиночеством, страхом, безысходностью... Всякий,
попадавший на Валаам, мгновенно осознавал:　 что прибыл остаться здесь
навеки, в безвестной могиле на заброшенном монастырском кладбище.

Из Ленинграда и Ленинградской области, чтобы не портили царский
городской ландшафт, ссылали местных инвалидов - безногих и безруких,
олигофренов и туберкулезников, ведь "инвалиды портили вид советских
городов".

Что это? Ведь даже в самой страшной тюрьме, в страшном гулаговском
лагере всегда у заключенного теплится огонек надежды выйти оттуда,
обрести свободу, пусть не самую светлую, но менее горькую жизнь. Но с
Валаама выхода не было и быть не могло. Дорога одна - в могилу...

Вот однажды проснувшись утром, перед самой годовщиной семидесятилетия
Сталину, счастливые советские граждане не услышали привычного грохота
самодельных инвалидных тележек и скрипа протезов возвратившихся с
войны калек...

Пусть простят нас наши деды за те испытания, которые им пришлось пережить...

https://mail.google.com/mail/u/0/?shva=1#inbox/1325e104ed9b16a8

от Svetlana Nadelson
Rezume.Ru

автор Borys Ср 14 Сен - 16:41:11

Леонид Зоншайн о Джамбуле.

Сталинский Гомер

14 октября 1939 года в составе Казахской ССР была образована Джамбульская область. Площадь нового района, особенно в сравнении с некоторыми европейскими государствами, была не малой. Местность эта получила название в честь выдающегося казахского поэта-акына Джамбула. Автор-исполнитель не знал никакой грамоты и вследствии этого пел свои стихи и поэмы под аккомпанемент домбры. Слава обрушилась на самородка в чересчур преклонном возрасте – 90 лет, но была она оглушительной.
По Марксу, история повторяется, как фарс. В соответствии с единственно верным учением мы можем вспомнить, что схожий случай когда-то произошел в Древней Греции. Однако, в отличие от Гомера, Джамбул не был слеп. Ну, может быть, чуток глуховат. Но по-русски, так же, как и великий грек, не говорил. Поэтому всесоюзная известность пришла к ним обоим единственным возможным путем - в русских переводах. И, не в пример старику Гомеру, одиссеи и илиады Джамбула на протяжение целых двадцати лет преподавались в средних школах, исполнялись солистами и хорами, звучали по радио и печатались в центральных периодических изданиях по всей необъятной территории одной шестой части планеты, тогда как Гомер оставался уделом узкого круга филологов и лингвистов.
Если в творчестве древнего барда, кроме восхвалений богов и героев, мы можем найти довольно много критических замечаний в их же адрес, то в произведениях казахского поэта акценты расставлены однозначно – в соответствии с концепцией соцреализма. Бог непогрешим, и имя ему – Сталин, архангелы и ангелы – суть наркомы и более мелкое начальство, враги внутренние – вредители, внешние – капиталисты, дружба народов – среда обитания героев. Особо хочу отметить явные агрессивно-огнепоклоннические мотивы, свойственные Джамбулу – не случайны настойчивые сравнения Сталина с солнцем. Как выразился бы искусствовед, здесь пересекаются две тенденции – с одной стороны, не изжитое до конца язычество автора, с другой – его страстная вера в то, что для “разрушения всего мира насилия” необходима сила, по мощи равная энергии солнца… Эх, да что там говорить, героические были времена, в натуре…
Историю эту рассказал мне мой двоюродный брат, Иосиф Вайнштейн, бывший в начале 70-х очень известным киевским журналистом. В США он эмигрировал в 1978 году, а в 1996-м, за три года до его внезапной смерти, мы сидели у него на кухне в городе Файэрлон, штат Нью-Джерси, пили водку, закусывая солеными огурцами, и беседовали. Я буквально накануне приехал в Америку и поэтому мысли мои часто улетали в сторону. Тем не менее момент, когда разговор вдруг коснулся великого казахского акына, я запомнил. К сожалению, я не записал ни имен, ни подробностей, ни дат, но суть того, о чем мне рассказал Йоська, не забыл.
Дело происходило в конце шестидесятых, в Крыму, в санатории. Там мой брат случайно познакомился со слепым стариком, отсидевшим в свое время по полной программе на Колыме. В прошлой своей жизни старик был литератором, членом Союза писателей Казахстана. Как известно, в тридцатые годы костяк любого национального писательского союза составляли бойкие молодые люди, как правило, еврейского происхождения. Никакими другими языками, кроме русского, они не владели. Да и тем – с трудом. “Нацмены” в этих союзах были представлены очень редкими образованными экземплярами, и берегли их как зеницу ока. В некоторых восточных республиках и письменности-то, как таковой, не существовало, поэтому ее приходилось создавать с нуля. И вот в тридцать шестом году группа из четырех молодых писателей получила задание от редакции центральной алма-атинской газеты подготовить для печати перевод из произведений какого-нибудь современного казахского поэта. Газетой, в свою очередь, было получено указание ЦК партии Казахстана. По всему СССР тогда цвел культ личности, и местные власти соревновались друг с другом в славословиях. Молодые писатели честно приступили к поискам. Через три недели, отчаявшись найти в степях что-либо приличное, но будучи людьми предприимчивыми, они заперлись в редакционной каморке и за один вечер сотворили мифического поэта, назвав его Джамбулом. Первое же стихотворение Джамбула, опубликованное в местной прессе, вызвало бурю ликования у всех причастных к событию – от критиков до членов ЦК. Свежесть образов и восточная пышность сравнений восходящей литзвезды выгодно отличались от сухих метафор выдохшихся к тому времени и частично уже подрасстрелянных столичных литераторов. Родился великий казахский поэт. Переводчики получили небывало высокие гонорары.
Тут уж стихи и поэмы народного поэта посыпались, как из рога изобилия. Любое издание считало за счастье напечатать их. В то время еще не известен был возраст акына. Его считали человеком скорее средних лет, поскольку профессиональное владение ремеслом у Джамбула удачно сочеталось с несомненной политической зрелостью. Переводчики наслаждались неожиданно свалившимся с неба благосостоянием. Бум докатился до столицы. И после того, как “Известия” напечатали очередной джамбуловский опус, посвященный, конечно же, вождю и учителю, грянул гром. Последовало правительственное указание найти, привезти и представить акына пред высочайшие очи для вручения награды и личного знакомства. Срок – неделя. Когда после истерик на всех уровнях руководства, а затем допросов в НКВД злосчастных переводчиков стало абсолютно ясно, что Джамбула в природе не существует, в республике началась паника.
Наконец, за два дня до конца срока в одном из глухих, богом забытых аулов был найден подходящий старик. Старик был и в самом деле акын, ни слова по-русски не понимал, и сколько ему лет, знал приблизительно. Фамилия его была Джарбаев. По всем подсчетам выходило, что никак не меньше девяноста. Договорились считать годом его рождения 1846-й и быстро присвоили ему имя Джамбул. В органах даже обрадовались, поскольку было ясно, что долго старик не протянет, а там и всей некрасивой истории конец. Задача была разъяснена акыну и всей его многочисленной родне с большевистской убедительностью. Переведчиков временно выпустили под надзор НКВД с тем, чтобы они перевели раннее, еще дореволюционное творчество поэта. Что они и сделали с удивительной быстротой и качеством – теперь-то они работали уже не за славу и деньги. Дальнейшее, в общем, известно. Седобородый акын приглянулся диктатору, был обласкан, награжден впоследствии Сталинской премией, в качестве народного депутата заседал на собраниях Верховного Совета Казахской ССР, во время войны писал патриотические стихи и поэмы, чем чрезвычайно поднимал боевой дух советских солдат. В 45-м году он умер своей смертью, вслед за чем все четверо переводчиков были мгновенно посажены. Лишь один из них выжил, возможно, лишь для того, чтобы успеть рассказать свою историю Иосифу Вайнштейну.
Остальное – молчание, блин…

Шедевр Джамбула

Мы с именем Сталина все победим,
Клокочет заветная песня в груди —
В ней Сталину слава, любовь, уваженьe,
Без края восторг, без границ восхищенье.

Об этом джайляу, о счастьи для нас,
Поведали миру Энгельс и Маркс.
Собрал караван туда Ленин в поход,
И Сталин его ведет.

Он гений и житель народной души,
Он самый испытанный из кош-басши,
Он знает звезду, что рубином цветет
И прямо в джайляу ведет.
Людей он в халаты из шелка одел,
Для всех отыскал он счастливый удел.

И счастлив и радостен каждый близнец:
Их мать — Конституция, Сталин — отец.
Их Сталин лелеет, растит и ведет,
Великое братство народов цветет.

Песнями прославлена, всем сердцам близка —
Светлый город Сталина — Красная Москва,
Где над гробом Ленина клятву он давал,
Где он Конституцию миру написал,
Где ведет народы он, излучая свет,
Все двадцатилетие славы и побед!

Батыр Каганович, здоровьем цвети!
Провел ты для нас через степи пути,
Ты крикнул земле, покориться веля —
И недра раскрыла земля.

Будь счастлив ты, Молотов-славный батыр!
Декретам твоим удивляется мир,
Собрал воедино ты в сталинский план
Все силы, чем жив караван.

Калинин-батыр, будь здоровьем богат!
Храните - сказал ты - телят и ягнят:
Растут табуны и тучнеют стада,
Ушла из кибиток беда!

Батыр Микоян! Ты баранину, рис,
Душистые яблоки, сыр и кумыс
Даешь каравану. И свеж и румян
Здоровьем цветет караван.

Гроза всех врагов — Ворошилов-батыр,
Ты самый большой на земле командир!
И враг уважать научился в бою
Каленую саблю твою.

Любимый батыр мой Ежов! Ты развей,
Как прах, всех фаланг, скорпионов и змей,
Храни ты от хищных зверей караван
И в темную ночь и в туман!
Так Сталин сказал тебе, краток и прост.
Ты выкурил змей из поганых их гнезд,
Хранишь ты и ночью и днем караван,
Ежов, зоркоглазый кыран!

Пусть солнечный Сталин, избранник всех стран,
И дальше ведет наш большой караван,
Туда, где мечты поколений слились —
В джайляу веков — коммунизм!

Такого ещё не было!!!