Холокост - трагедия европейских евреев

Как румынский еврей доказал вину 22 офицеров СС

http://jewishnews.com.ua/ru/publication/kak_ruminskiy_evrey_dokazal_vinu_22_ofitserov_ss

Еврейская трагедия Андрея Вознесенского

https://isralove.org/load/14-1-0-1462

Мальчик на снимке

http://www.isrageo.com/2017/07/03/malna208/

Расстрел последнего еврея Винницы

https://isralove.org/load/14-1-0-1610

Что вы знаете о Ваннзее?

В далекие студенческие годы меня поразила история немецкого романтика Генриха Клейста, который в возрасте Христа покончил с собой. С романтиками такое случалось.

Но уж очень необычен был его способ ухода. Договорившись с недавней знакомой,неизлечимо больной женщиной, желавшей расстаться с жизнью, о совместном самоубийстве, Клейст нанял экипаж, который привёз их к берегам озера Ваннзее.

Здесь он застрелил свою спутницу, а затем себя. Тут их и похоронили.

Могила сохранилась.

Эта печальная история не повредила репутации Ваннзее, которое находится на полпути между Берлином и Потсдамом. На рубеже ХIХ-ХХ веков оно стало излюбленным местом отдыха берлинской творческой элиты и весьма состоятельных граждан из финансово-промышленных кругов. Вокруг озера под сенью стройных сосен и вековых деревьев выросли прекрасные особняки и виллы.

Уже будучи в Германии, вновь наткнулась я на это подзабытое название – Ваннзее.

Оказалось, что именно здесь и проходило закрытое совещание нацистской верхушки по поводу «окончательного решения» еврейского вопроса. Стало известно время заседания – январь 1942-го. Довольно долго документы этого секретного совещания не могли обнаружить. А ведь для историка главное доказательство – документ.

Отсутствие документов о планировании Холокоста очень воодушевляло тех «исследователей», кто утверждал в последние десятилетия, что и Холокоста-то никакого не было, его придумали евреи.

Далеко не все в Германии сегодня знают, что документы этого секретного совещания в Ваннзее всё же были найдены. Осенью 2004-го мне довелось побывать в музее, который несколько лет назад открылся на вилле, построенной на берегу озера в 1914-15 гг. архитектором Паулем Баумгартеном, где принималось это чудовищное преступное решение.

Так и видишь, как подъезжали в чёрных лимузинах к двухэтажному особняку за кованой оградой нацистские бонзы, как вскидывались руки офицеров охраны в приветствии, как входили они в холл, освещённый хрустальными светильниками, бесшумно ступая по мягким коврам, подходили к двери, ведущей в овальный зал, заканчивавшийся полукруглым эркером, и скрывались за нею. Собиралась «арийская элита», вершители судеб. Со стены зала смотрят фотопортреты всех шестнадцати участников совещания, лица их не отмечены печатью интеллекта, хотя девять из них имеют учёную степень.

Тщетно ищу в них злодейские черты: заурядные чиновничьи физиономии. Даже нордический характер не просматривается. Вот я и стою перед стендом с их портретами – почитай, перед иконостасом сатаны, а вдоль стен сидят немецкие старшеклассники, их привезли сюда на экскурсию. Посещение музея входит в программу школьного воспитания в современной Германии. В молчании слушают они молодого экскурсовода.

Возможно, подросткам известно, что с 15 сентября 1935 года в Германии действовал закон об имперском гражданстве. В нём недвусмысленно говорилось: «Гражданином государства может быть только тот, в чьих жилах течёт немецкая кровь.

Поэтому евреи не могут принадлежать к немецкому народу».

Одновременно был издан «Закон об охране немецкой крови и немецкой чести».

Первый параграф закона запрещал браки между евреями и германскими подданными немецкой и немецко -родственной крови.

В параграфе пятом значилось:

«Нарушающий запрет, изложенный в §1, наказывается каторгой».

Быть может, сидящих в зале школьников все эти параграфы нисколько не волнуют, хотя, кто поручится, что их бабушки и дедушки могли без всякого труда заполнить анкеты, доказывающее их стопроцентное арийство. У желающих вступить в брак в годы нацизма предки подробно исследовались, начиная с 1800 года.

Что касается меня, то я была полукровкой (Mischling), моего отца ждала каторга, а мне было уготовано место в лагере уничтожения по списку №2 .

В списке №1 значились «полные» евреи.

Вместо овального стола, за которым заседали преступники, ныне в центре зала помещены стеклянные витрины, в которых демонстрируются копии документов, случайно обнаруженных в архиве Министерства иностранных дел.

Это письмо-приглашение к участию в совещании 20.01.42 г. на имя министерского госсекретаря Мартина Лютера (такое вот знаменательное совпадение!), оно начинается с обращения: Lieber Parteigenosse Luther!

На первой странице – гриф шефа службы безопасности и пометка – «Лично».

А далее следует 15 страниц проекта людоедского постановления, обрекающего насмерть всех европейских евреев (свыше 11 миллионов).

В зале три высоких окна, и в простенке – большой планшет, на котором план «окончательного решения» (его полное название – план уничтожения европейских евреев) представлен в виде диаграммы с цифрами. Данные подготовлены А.Эйхманом.

С немецкой педантичностью перечислен «объём работ».

Приведу часть этого перечня, в котором 35 позиций:

Рейх – 131 800

Генеральное губернаторство (бывшая Польша – Г.И) – 2 284 000

Украина – 3 000 000

Белосток – 400 000 ?

Протекторат Чехия и Моравии – 74 000

Эстония – свободна от евреев

Латвия – 3500

Литва – 34 000

Франция – 700 000 (не оккупированная территория),

165 000 (оккупированная территория)

Англия – 330 000

Албания – 200

Швейцария – 18 000

Венгрия – 742 800

Румыния с Бессарабией – 342 000

СССР – 5 000 000

Масштабные акции требовали соответствующей подготовки. Она уже велась, и с размахом. Лагерный комплекс Освенцим начал создаваться в апреле 1940 года на месте бывшей польской армейской базы. Его строили 300 местных евреев, они будут уничтожены в числе первых: этого требовала строжайшая секретность, которая окружала строительство лагеря смерти. Лагерь был рассчитан на 10 000 узников, но эти масштабы явно не соответствовали замыслам Гитлера.
В начале 1941 года в преддверии войны с Советской Россией начинается строительство Освенцима II/Биркенау, Освенцима III/Моновиц и их многочисленных филиалов.

Этот всеобъемлющий проект потребовал использовать последние достижения техники, чтобы заменить дорогое оборудование для старомодного массового отравления выхлопными газами; разрабатывалась более дешёвая и эффективная техника

массового убийства здоровых людей. Немецкие учёные, изобретатели, химики, архитекторы, работники промышленности – все работали не за страх, а за совесть.

Осенью 1941 года комендант лагеря Рудольф Гесс (полный тёзка «нациста №3»,

заместителя фюрера по партии) получил приказ Гиммлера: «Всех без исключения евреев, находящихся в пределах нашей досягаемости, надо уничтожить сейчас, во время войны. Вам предстоит выполнить эту задачу. Это трудная работа, требующая полного самопожертвования. Все подробности вы узнаете от оберштурмбанфюрера Эйхмана».

Эйхман остался доволен тем, что увидел при осмотре лагеря: помещения для умерщвления газом одновременно до 800 человек каждое были готовы. Он обсудил с Гессом вопрос о качестве быстродействующего газа. Незадолго до приезда Эйхмана прошло «удачное испытание» «Циклона Б»: первыми его жертвами стали 600 советских военнопленных и 250 других узников. Газ был последним достижением концерна «ИГ Фарбениндустри», дочерние предприятия которого расположилось в Моновице, сбоев в их работе не наблюдалось. Можно было рапортовать в Берлин: гигантское «производство смерти» налажено и запущено!

На совещании Эйхман подтвердил колоссальные возможности комбината смерти.

В январе 1942 года, после совещания в Ваннзее, машина массового уничтожения заработала на полную мощность. А мощность была такова: четыре крематория с газовыми камерами позволяли за пять часов уничтожать до 12 тысяч человек.

Рудольфа Гесса на совещание в Ваннзее не приглашали: не тот уровень. Молодому капитану уготовили роль исполнителя. Он оправдал надежды и доказал полную преданность делу партии. Из показаний бывшего коменданта Освенцима Рудольфа Гесса на Нюрнбергском процессе: «Мне 46 лет. Я постоянно работал в концентрационных лагерях: с 1934 до 1938 гг. – в Дахау,с 1938 по 1940 гг. – в Заксенхаузене, затем – в Освенциме.

Здесь в газовых камерах были умерщвлены около полутора миллионов человек и около полумиллиона погибли от истощения и болезней. Это составляет 70-80% всех узников Освенцима, остальные 20-30% отбирались для работы на предприятиях лагеря. Среди уничтоженных было 100 тысяч немецких евреев и огромное число мирных жителей, почти исключительно евреев, из Голландии, Франции, Бельгии, Польши, Венгрии, Чехословакии, Греции и других стран. Только одних венгерских евреев мы уничтожили около 400 тысяч летом 1944 года…»

В музее в нескольких залах представлены фотодокументы, воспроизводящие кошмар, о котором столь буднично поведал суду комендант Освенцима.
Здесь кое-что можно узнать и о лагерях, которые не сохранились.
О Треблинке, к примеру.

Наш писатель Василий Гроссман был в числе тех, кто освобождал Треблинку.

Его очерк «Треблинский ад», напечатанный в конце 1944 года в «Знамени», – первое в мире детальное описание лагеря уничтожения. А поскольку порядок (Ordnung) был везде одинаков, предоставим слово автору: «Весь процесс работы треблинского конвейера сводился к тому, что зверь отнимал у человека последовательно всё, чем пользовался он от века по святому закону жизни.

Сперва у человека отнимали свободу, дом, родину и везли на безымянный лесной пустырь. Потом у человека отнимали на вокзальной площади его вещи, письма, фотографии его близких. Затем за лагерной оградой у него отнимали мать, жену, ребёнка. Потом у голого человека забирали документы, бросали их в костёр: у человека отнято имя. Его вгоняли в коридор с низким каменным потолком – у него отняты небо, звёзды, ветер, солнце».



http://tunnel.ru/tmp/B7FDohf5AcSpk4KuwgX3/warsaw-ghetto.jpg

Этот очерк можно прочесть в знаменитой «Чёрной книге», подготовленной к печати Гроссманом и Эренбургом. В 1948 году её набор был в СССР уничтожен, и лишь в 1980 году она вышла в свет в Иерусалиме, а через 10 лет – на родине составителей, в СССР.

В музее можно увидеть фотоиллюстрации к «Треблинскому аду».

Созерцание их надолго лишит вас душевного покоя. Может быть, потому немецкие подростки, оказавшись в этих залах, опускают, отводят глаза и спешат поскорее выбраться на воздух, будто их преследуют запахи газа и тления.

http://tunnel.ru/tmp/B7FDohf5AcSpk4KuwgX3/shoa-map-6.jpg

Ваннзее славится чистым воздухом: вода и сосны. Здесь дышится легко.

И только на печально знаменитой вилле воздуха по сей день не хватает.

Грета Ионкис

Источник: kontinentusa.com

Малоизвестные факты о "Хрустальной ночи"


https://isralove.org/load/14-1-0-1694

КТО СПАСАЛ И ПРЕДАВАЛ ЕВРЕЕВ

Эти благородные люди при минимальных возможностях, подвергая опасности свою карьеру, а иногда и жизнь спасли тысячи и тысячи гонимых и преследуемых. Воистину праведники!
А теперь представим как США, Британия и Советский Союз могли спасти сотни тысяч и миллионы без ущерба для своих военных усилий.
Правительству США было достаточно дать указание своим дипломатическим и консульским представительствам (а они сохранялись в Германии и оккупированных ею странах до декабря 1941г) предоставлять въездные или хотя бы транзитные визы евреям ищущим спасения. И не сделали этого.
Английские власти могли открыть ворота Палестины для въезда беженцев из Балканских стран. И не сделали этого. (Трагедия "Струмы").
Советский Союз мог согласиться на германское предложение 1940г принять 2млн.400тыс. евреев Генерал-губернаторства (Польша) и Богемии (Чехия). И не сделал этого.
А коли так, только ли на Германии лежит вина за Шоа?
Д.М.


Список Шиндлеров
28 октября 1944 года из Терезиенштадта в Освенцим прибыл эшелон с 2000 заключенных — последняя партия евреев, которые будут умерщвлены газом. 30 октября газовые камеры в Освенциме были использованы в последний раз. До освобождения лагеря оставалось 88 дней.
За неделю до этого, 22 октября 1944 года, в Освенцим прибыл эшелон с 300 женщинами — это были еврейки, работавшие на краковской фабрике по производству металлической посуды. До их освобождения оставалось 20 дней. Все они были в списке Шиндлера — директора фабрики по производству металлической посуды, члена НСДАП, спасшего 1200 человек. К 70-летию единственного в истории случая, когда такое большое количество заключенных удалось вернуть из лагерей смерти, Weekend вспоминает другие истории спасения евреев во время Холокоста и людей, чьи имена не стали нарицательными, хотя могли бы.
******************************************

​Георг Мандель (Мантелло)
1901—1992
Венгрия–Швейцария–Сальвадор






Сальвадорская диаспора



​В 1939 году Георг Мандель, сын ортодоксальных евреев из Трансильвании, успешный финансист и владелец текстильной мануфактуры в Будапеште, был назначен послом Сальвадора в Восточной Европе. Он никогда не был в Центральной Америке и даже не знал испанского языка, но за несколько лет до этого способствовал выгодной для Сальвадора сделке по покупке оружия и таким образом познакомился с сальвадорским дипломатом Хосе Артуро Костельяносом. Последний и предложил кандидатуру Манделя — Сальвадор не мог позволить себе содержать большой дипкорпус, поэтому в некоторых странах его представителями становились местные бизнесмены. И когда в 1942 году Манделю пришлось вместе с женой и ребенком бежать из Венгрии, Костельянос, ставший к тому моменту генконсулом Сальвадора в Женеве, принял его на должность первого секретаря консульства. Мандель сменил фамилию на Мантелло и стал вторым по рангу представителем Сальвадора в Швейцарии.


​ Георг Мандель (первый слева, в белом пальто) уговаривает швейцарских пограничников
впустить венгерского раввина, 7 декабря 1944 года Фото: USHMM, AP
В те годы южноамериканские паспорта были самым ходовым товаром на черном рынке в Швейцарии — нацисты не преследовали евреев с гражданством этих стран, поскольку в Центральной и Южной Америке была большая немецкая диаспора и Германия опасалась ответной реакции. Документы о южноамериканском гражданстве, даже фальшивые, стоили баснословных денег, но считались самой надежной защитой от концлагеря, чем и воспользовался Мандель. Втайне от сальвадорских властей он начал выдавать паспорта евреям — бесплатно. Сначала документы можно было получить только в Швейцарии, затем с помощью дипломатических курьеров Мандель за свой счет наладил поставки в Польшу, Нидерланды и Францию. За два года документы о сальвадорском гражданстве получило около 40 тысяч европейских евреев; это вызывало подозрения у нацистов, но на все официальные запросы из женевского консульства неизменно приходил ответ, что никакой ошибки нет — в Европе действительно есть огромная диаспора сальвадорцев.

В 1944 году в распоряжении Манделя оказалось первое документальное свидетельство о массовом уничтожении евреев в концлагерях — рассказ двух беглых заключенных Освенцима. Мандель напечатал сотни копий этого текста и разослал по всей Швейцарии, его получили государственные деятели, священники, журналисты, официальные представители США и Великобритании. На следующий день все 180 швейцарских газет вышли с призывами прекратить убийства, папа Пий XII призвал регента Венгрии Миклоша Хорти остановить поезда в Освенцим, а Франклин Рузвельт пригрозил разбомбить железную дорогу в лагерь. Документ, благодаря которому Европа узнала о геноциде евреев, Мандель получил вместе с известием о том, что сальвадорские паспорта, высланные в Будапешт его родителям, опоздали на несколько дней — его мать и отец были отправлены в Освенцим.

​***********************************************
Фрэнк Фоли
1884–1958
Агент МИ-6, работал паспортистом в посольстве Великобритании в Берлине, втайне от своих боссов — и из МИ-6, и из МИДа — выдавал еврейским семьям визы в Палестину и Великобританию. Спас приблизительно 10 тысяч человек.

***********************************************

Джорджо Перласка
1910–1992
Итальянский бизнесмен, после отзыва из Венгрии испанской дипмиссии выдавал себя за испанского консула и прятал в принадлежащих дипмиссии домах еврейские семьи, выдавая их за граждан Испании. Спас около 5200 человек.

***********************************************

Пауль Грюнингер
1891–1972
Офицер полиции в кантоне Санкт-Галлен, после закрытия швейцарских границ продолжал впускать евреев-беженцев, ставя в их документах даты до закрытия границ. Спас более 3600 человек.

***********************************************

​Ирена Сендлерова
1910–2008
Польша



Когда началась война, Ирена Сендлерова служила медсестрой в варшавском управлении здравоохранения, что позволило ей после создания нацистами Варшавского гетто приходить туда с санитарными инспекциями — на добровольных началах. В гетто почти не было еды и медикаментов, из-за страшной антисанитарии смертность была очень высокой, Сендлеровой быстро стало очевидно, что надо пытаться не лечить людей в этих условиях, а вызволять их. Вместе с друзьями по польскому Сопротивлению она разработала маршрут побега, пролегавший через подвалы прилегавших к гетто домов и канализацию, а также стала снабжать беглецов поддельными документами. В 1942 году, когда половина Варшавского гетто (280 тыс. человек) была депортирована в концлагерь Треблинку и в Польше был организован подпольный Совет помощи евреям "Жегота", Сендлерова была назначена в нем ответственной за детей. Она вывозила детей в мусорных баках, ящиках с трупами, на машинах медпомощи, пряча их в коробки и мешки. Для спасения младенцев была разработана отдельная схема — сопровождавший Сендлерову водитель брал с собой собаку, обученную лаять при въезде и выезде из гетто, чтобы заглушить детский плач. Сендлерова рассчитывала вернуть всех детей в семьи после войны, поэтому записывала их имена и место нового жительства — список своих подопечных она засунула в бутылку и закопала в саду у знакомой незадолго до своего ареста в 1943 году. Во время допросов ее пытали и сломали ноги, но она не назвала ни других членов "Жеготы", ни тех, кто укрывал детей. Ее приговорили к казни, но участникам Сопротивления удалось организовать ее похищение. После войны она откопала свой список и узнала, что родители почти всех 2500 спасенных ею детей погибли в Треблинке.

***********************************************
Аристидес де Соза Мендес
1885–1954
Генеральный консул Португалии в Бордо, выдавал беженцам португальские визы, несмотря на официальный запрет своего правительства. Спас 30 тысяч человек.

***********************************************


​​Альберт Геринг
1895–1966
Австрия




После прихода нацистов к власти Альберт Геринг, талантливый инженер, известный ловелас, младший брат рейхсминистра и верховного главнокомандующего военно-воздушных сил Третьего рейха Германа Геринга, переехал в Вену, где вскоре принял австрийское гражданство, надеясь оградить себя от национал-социализма. В добровольном изгнании он прожил недолго: после аншлюса в 1938 году, когда его любимые еврейские магазинчики в Вене стали громить и его бывшие, и его нынешние соотечественники, Геринг начал одиночную борьбу с НСДАП, которая длилась до конца войны. На его счастье, Герман Геринг ставил кровные узы выше партийной дисциплины и постоянно помогал Альберту (которого четырежды пыталось арестовать гестапо), а иногда по просьбе Альберта и другим — так, он спас от концлагеря жену композитора Франца Легара и вытащил бывшего австрийского эрцгерцога Иосифа Фердинанда из Дахау. Но эти случаи были исключением, рассчитывать постоянно на прямую помощь брата Альберт не мог, но он придумал другой способ использовать свое родство: разнообразные просьбы об освобождении он стал подписывать просто "Геринг". Благодаря страху, который внушала эта фамилия, большинство этих просьб выполнялось. Когда в конце войны нацисты стали в срочном порядке уничтожать узников лагерей, Геринг, к тому моменту живший в Праге и активно сотрудничавший с местным Сопротивлением, собрал небольшой кортеж грузовиков и без объявления поехал в располагавшийся в 60 км концлагерь Терезиенштадт — там он назвал свою фамилию и, сказав, что ему нужна рабочая сила для завода, заполнил грузовики заключенными. Охранники и начальник лагеря были настолько впечатлены фамилией, что безропотно выпустили столько людей, сколько влезло в машины. Отъехав подальше, Альберт всех выпустил. За время войны Альберт Геринг спас десятки людей, хотя сам на последующих допросах вспомнил только о 34 — в 1947 году он был арестован союзниками и около двух лет просидел в тюрьме, пытаясь доказать, что не поддерживал нацистский режим. Освободить его помог племянник того самого Легара, но, несмотря на полное оправдание, некогда спасавшая его фамилия сделала его изгоем — в 1966 году он умер в одиночестве и нищете.

***********************************************
Корри тен Боом
1892–1983
Первая женщина-часовщик в Голландии, построила у себя в доме потайную комнату, в которой прятала агентов Сопротивления и евреев, за что была отправлена в концлагерь Равенсбрюк, но выжила. Спасла около 800 человек.

***********************************************
​
Карл Плагге
1897–1957
Инженер, член НСДАП, создал в Вильнюсе фиктивную трудовую бригаду и под этим прикрытием забирал самых слабых евреев из вильнюсского гетто. Спас около 300 человек.

***********************************************​

​Георг Фердинанд Дуквиц
1904–1973
Германия—Дания—Швеция







​
​8000 за две недели



​Всех датских евреев спас один человек — член НСДАП, агент абвера, чистокровный ариец Георг Фердинанд Дуквиц. Он был типичным представителем поколения, потерявшего во время Первой мировой отцов и старших братьев, вынужденного смириться с Версальским договором и жаждавшего возрождения Германии. Поверив, что НСДАП сможет вернуть Германии величие, он в 1932 году вступил в партию и получил членский билет под номером 1295253. Когда нацисты пришли к власти, Дуквиц был назначен торговым экспертом при министерстве иностранных дел — до этого он работал в датском отделении Kaffee HAG и считался специалистом по странам Балтии и Скандинавии. Прослужил Дуквиц недолго: засилье бюрократии, милитаризация партийной политики и "Ночь длинных ножей" заставили его в 1935-м уйти из МИДа — в заявлении об увольнении он написал, что за годы работы разочаровался в партии. Однако покинуть ряды НСДАП Дуквиц не решился, посчитав это ненужной провокацией, и мало кому мы можем быть так же благодарны за сохранение партийного билета, как ему.


​ Бежавшие из Дании евреи прибыли в шведский порт Мальмё, 12 октября 1943 года
​ Фото: Getty Images/Fotobank.com
Когда в 1940 году немецкие войска вторглись в Данию, Дуквиц вернулся на дипломатическую службу. К этому моменту он был не врагом режима, но его внутренним оппонентом. Он продолжал верить в великую Германию, ему по-прежнему были близки идеи национал-социализма, однако он считал, что то, как они реализуются, наносит Германии непоправимый вред и что, независимо от исхода войны, мир не простит немцам совершаемых ими преступлений. Дуквиц вернулся в Данию, которую очень любил, немецким дипломатом, представителем Третьего рейха и делал все от него зависевшее, чтобы сделать условия оккупационного режима приемлемыми для датчан. Он подружился с лидером датских социал-демократов и меньше чем за год стал своим человеком в местных политических кругах. Летом в 1943-го, когда после волны забастовок Берлин потребовал от датских властей арестов и расстрелов, а в ответ правительство ушло в отставку, Дуквиц написал в дневнике: "Это была последняя страна в мире, где нас не ненавидели. Теперь ненавидят и здесь".
​В сентябре 1943 года, узнав, что в Берлине принято решение о депортации датских евреев в концлагеря и операция назначена на начало октября, он написал: "Невозможно представить, что произойдет, если в Данию придет "окончательное решение еврейского вопроса"".



Датские евреи плывут в Швецию, 1943
Фото: Universal History Archive/UIG via Getty images/Fotobank.com
​У Дуквица было несколько недель, наработанные связи и дипломатический опыт на то, чтобы спасти 8 тысяч человек. Его тайные переговоры с премьер-министром нейтральной Швеции о переправке туда датских евреев окончились неудачей — там боялись ухудшения отношений с Третьим рейхом. Тем не менее Дуквицу удалось договориться о том, что беглецы будут приняты в Швеции неофициально. После этого он сумел найти в Дании необходимое количество рыбацких судов, его связей хватило даже на то, чтобы эти суда не были подвергнуты досмотру немецким патрулем. За две недели в Швецию были переправлены почти все датские евреи, немногие оставшиеся были депортированы в концлагерь Терезиенштадт на территории Чехословакии, который нацисты использовали как "витрину" для демонстрации международным наблюдателям гуманного отношения к заключенным. Из 500 оказавшихся там датских евреев Холокост пережили 449.
***********************************************
​Максимилиан Кольбе
1894–1941
Польский католический священник, прятал в своем монастыре евреев, а также основал подпольное радио, в передачах которого рассказывал о нацистских зверствах, погиб в Освенциме. Спас около 2 тысяч человек.

***********************************************

Рауль Валленберг
1912–1947
Секретарь шведского посольства в Венгрии, выдавал евреям шведские "защитные паспорта" и укрывал их в купленных им якобы для дипмиссии в Будапеште домах. После прихода Красной армии был арестован и умер в тюрьме на Лубянке в 1947 году. Сколько человек Валленберг спас от гибели, в точности неизвестно, но считается, что речь идет о десятках тысяч.


***********************************************

Андре Трокме
1901–1971
Протестантский пастор во французской деревне Шамбон-сюр-Линьон, призывал прихожан прятать евреев у себя в домах. Спас около 5 тысяч человек.

​
***********************************************

​Вариан Фрай
1907–1967
Франция—США—Испания—Португалия










​Перевыполненная миссия



Выпускник Гарварда, любитель дорогих вин и древнегреческой литературы, редактор информационного агентства, на досуге увлекавшийся орнитологией, денди с непременной гвоздикой в петлице, Вариан Фрай казался последним человеком, способным на геройский поступок, однако именно он в 1940 году отправился из Нью-Йорка в Марсель спасать европейскую интеллигенцию. С собой у него было $3000 и 200 виз, выданных госдепартаментом по личной просьбе Элеоноры Рузвельт. Кампания была организована Чрезвычайным комитетом спасения европейской интеллигенции, список тех, для кого предназначались визы, составляли Томас Манн, Жюль Ромен и Альфред Барр, в него вошли литераторы, музыканты и художники еврейского происхождения, объявленные гестапо в розыск после оккупации Франции. Слух о скорой американской помощи разнесся по Марселю еще до прибытия Фрая — жившая там американская художница Мириам Девенпорт вспоминала, что поначалу многие считали, что к ним едет очередной "молочник" — так прозвали представителей Красного Креста, которые раздавали беженцам молоко и другие продукты. Однако вскоре и сама Девенпорт, и еще десяток американских экспатов уже выдавали евреям визы и помогали им покинуть страну.


Жаклин Бретон, Жак Липшиц (второй слева), Андре Бретон (второй справа) и Вариан Фрай, 1940–1941 годы
​ Фото: DIOMEDIA
ыдав все 200 виз, Фрай попытался наладить сотрудничество с консульством США в Марселе, однако лишь настроил против себя официальный Вашингтон, где не собирались ни вступать в открытую конфронтацию с правительством Виши, ни увеличивать поток еврейских беженцев, опасаясь роста антисемитизма внутри страны. Единственным сотрудником американской дипмиссии, согласившимся помочь Фраю, был вице-консул Гарри Бингхем — он не только втайне от своего начальства выдал около 1500 американских виз, но и укрывал беженцев у себя дома, рискуя быть арестованным, даже несмотря на дипломатический паспорт. Когда и его возможности иссякли, Фрай с помощниками стали выдавать визы других стран — а когда и они подошли к концу, Фрай договорился с бежавшим из Вены карикатуристом, который стал рисовать поддельные документы. К этому моменту команда Фрая использовала уже любые возможности для спасения евреев: высылали их во французские колонии в Африке под видом мобилизованных солдат, организовывали переход через Пиренеи в Испанию, а оттуда тайным маршрутом в нейтральную Португалию.

Паспорт самого Фрая давно истек, за ним охотилась вишистская полиция, но каждый день он встречался как минимум с 60 беженцами. В конце концов его задержали и выдворили из страны. За 13 месяцев, которые Фрай провел в Марселе, он спас около 4000 человек, среди которых были Марк Шагал и Ханна Арендт.

***********************************************
​
Ян Жабинский
1897–1974
Директор Варшавского зоопарка, в котором на протяжении нескольких лет прятал евреев. Спас около 300 человек.

***********************************************

Димитр Пешев
1894–1973
Помощник председателя парламента Болгарии, остановил депортацию болгарских евреев в концлагеря. Спас около 40 тысяч человек.

***********************************************

Селахаттин Улькумен
1914–2003
Турецкий консул на Родосе, не позволил депортировать с острова турецких евреев. Спас около 200 человек.

***********************************************

​Евгениуш Лазовский
1913–2006
Польша









​Эпидемия тифа



В 1942 году профессор медицины Евгениуш Лазовский вместе с женой и маленькой дочкой приехал в городок Развадов работать в отделении Красного Креста. К этому времени он успел поработать на польском военном медпоезде, который разбомбила нацистская авиация, побывать агентом польского подполья, попасть в немецкий плен, бежать из него и понять, что в условиях оккупации он принесет гораздо больше пользы как врач, чем как участник Сопротивления. За забором дома, в котором Лазовский поселился в Развадове, начиналось еврейское гетто — вопроса о том, помогать ли запертым в нем людям, у Лазовского не было: его родители, жившие в Варшаве, укрывали нескольких евреев. Вопрос был в том, как именно помогать. Сначала Лазовский разработал хитроумную схему оказания медицинской помощи: если в гетто кто-то заболевал, на забор вывешивали белую тряпку, ночью Лазовский перебирался в гетто, а израсхованные медикаменты списывал на пациентов из поездов, проезжавших станцию Развадов,— на этом его так и не поймали. Но эта самоотверженная, ставившая его собственную жизнь под угрозу помощь евреям не избавляла их от отправки из гетто в лагеря смерти, поэтому Лазовский вместе со своим коллегой Станиславом Матулевичем придумал фантастическую операцию: закрыть 12 близлежащих деревень на карантин. Зная о патофобии нацистов, Лазовский решил сымитировать эпидемию тифа — инфицировать людей мертвой бактерией тифа, которая не причиняла вреда организму, но при анализе на тиф давала положительный результат.


​ Еврейское гетто в городе Кутно, Польша, начало 1940 года
Фото: Getty Images/Fotobank.com


Поскольку больных евреев нацисты убивали, тифозные инъекции врачи делали полякам — населенные пункты с признаками эпидемии нацисты предпочитали закрывать на карантин, даже не разбираясь, есть ли там больные евреи или нет. Анализы больных тифом поляков для подтверждения отправлялись в берлинское медуправление Третьего рейха, и, чтобы не возникло подозрений, Лазовский с Матулевичем периодически отсылали своих пациентов на диагностику к другим врачам в округе — так все 12 деревень в округе Развадова получили карантинный статус и оставались закрытыми до самого прихода советских войск в 1944 году. Лишь однажды местные коллаборационисты, удивленные тем, что за время болезни не умер ни один человек, вызвали для проверки бригаду немецких врачей, двух санитаров и медицинского профессора. Для них Лазовский с Матулевичем устроили грандиозную пьянку, достав откуда-то колбасу и водку,— старый немецкий доктор напился настолько, что отправил брать анализы неопытных санитаров, которые, испугавшись тифозных вшей, проверили только двух специально подготовленных для этого поляков, и бригада уехала, подтвердив диагноз. Благодаря этой псевдоэпидемии около 8000 человек — и поляки, и евреи — смогли избежать трудовых и концентрационных лагерей.
​
***********************************************

Траян Попович
1892–1946
Мэр города Черновцы, пользуясь связями, сумел добиться, чтобы евреи его города не были подвергнуты депортации. Спас около 20 тысяч человек.

***********************************************

Джузеппе Пласидо Николини
1877–1973
Епископ в итальянском городе Ассизи, организовал программу по сокрытию евреев в католических монастырях. Спас около 200 человек.

​
***********************************************
​
​Арнольд Дауэс
1906–1999
Нидерланды



Арнольд Дауэс, сын реформатского священника из деревушки Ньюланде, стал сотрудничать с голландским Сопротивлением сразу после оккупации страны немецкими войсками — из Амстердама к нему отправляли евреев, которые получили постановление явиться в лагерь Вестерборк, перевалочный пункт перед отправкой в Освенцим или Собибор. Несмотря на информацию о судьбах евреев из других оккупированных стран, начавшиеся погромы в столице, массовые увольнения, запрет ездить на автомобилях и появление в Голландии трудовых лагерей, нидерландские евреи считали, что попытками спрятаться только ухудшат свою участь, потому Дауэсу приходилось уговаривать их переехать в Ньюланде или другие относительно безопасные деревни. А когда в 1942 году нацистские власти перешли к "окончательному решению еврейского вопроса" на территории Нидерландов и в опасности оказались еще и дети, Дауэс стал сам ездить в Амстердам и, расписывая родителям прелести сельской жизни, уговаривал отдавать ему детей. Еще большей проблемой было пристроить тех, кто соглашался бежать. Несмотря на преобладавшую среди голландцев ненависть к нацистам, Дауэс опасался доноса, но сумел найти выход. В своей Ньюланде он созвал городской совет, на котором было принято решение, что каждый из 117 жителей деревни укроет у себя хотя бы одного еврея, таким образом став участником массового преступления. Всего жителям Ньюланде удалось укрыть около 100 детей и 400 взрослых — на одной из спасенных, еврейке Юдит, Дауэс женился после войны и переехал в Израиль.

***********************************************

Карл Лутц
1895–1975
Швейцарский вице-консул в Будапеште, получил от своего правительства 8 тысяч "защитных паспортов", в каждый из которых вписывал целую семью. Спас около 60 тысяч человек.

​
***********************************************

​Си Каддур Бенгхабрит
1868–1954
Франция



Бенгхабрит, родившийся в Алжире вскоре после того, как он стал территорией Франции, и умерший в год начала войны за независимость, на протяжении всей жизни пытался облегчить процесс интеграции французской и арабской культур, а главным его детищем стала Парижская соборная мечеть, открытая в память о солдатах-мусульманах, воевавших за Францию в Первую мировую войну. Именно эта мечеть в период оккупации Парижа стала убежищем для десятков евреев и участников Сопротивления, скрывавшихся от гестапо и вишистской полиции. Гестаповцы устраивали уличные облавы, выискивая обрезанных мужчин, однако в Париже было много мусульман, поэтому на всякий случай гестаповцы запрашивали сведения о родословной у Бенгхабрита — как муфтий главной парижской мечети он был одним из самых влиятельных мусульман в Европе. На все запросы Бенгхабрит отвечал положительно — да, мусульманин — и вписывал имя человека в список прихожан. Однажды к нему с просьбой о помощи обратился Салим Халали, алжирский еврей, ставший довольно известным в Париже певцом: не желая рисковать, он попросил Бенгхабрита выдать ему документ, подтверждающий, что он мусульманин, не дожидаясь запроса от гестапо. Документ Бенгхабрит выдал, а для убедительности выбил имя деда Халали на безымянном надгробии на территории мечети. С этого момента к Бенгхабриту стали часто обращаться — с риском для себя и своих прихожан он стал выдавать десяткам парижских евреев и евреев из Северной Африки документы об арабском происхождении и даже прятал в подвале мечети участников французского Сопротивления. Бенгхабрит старался уничтожать свидетельства своей деятельности, поэтому точное количество спасенных им неизвестно. По разным подсчетам оно составляет от 100 до 1500 человек.
​
***********************************************

Уэйтстилл Шарп
1902–1984
Американский священник Унитаристской церкви, вместе с женой Мартой помогал евреям бежать из Чехии и Франции, переправил Лиона Фейхтвангера в США. Спас около 1000 человек.
​
***********************************************

Зофья Коссак-Щуцкая
1890–1968
Польская журналистка, вместе с Вандой Крахельской-Филипович организовала Совет помощи евреям "Жегота", изготавливала фальшивые документы, организовывала побеги и укрывала евреев. Вместе с членами "Жеготы" спасла около 20 тысяч человек.

***********************************************

​Николас Уинтон
Род. 19 мая 1909 года
Чехословакия—Великобритания










​ 50 фунтов за ребенка



Рождество 1938 года биржевой маклер Николас Уинтон собирался отмечать вместе со своим школьным другом Мартином Блейком в Швейцарских Альпах, но за несколько дней до отъезда Блейк позвонил ему и попросил срочно приехать в Прагу: "нужна помощь, лыжи с собой не бери". В Прагу в это время тысячами прибывали чешские, австрийские и немецкие евреи из оккупированной нацистами Судетской области — Блейк состоял в Комитете по делам чехословацких беженцев, сформированном британским правительством, за два месяца до этого подписавшим мюнхенское соглашение о передаче Судет Германии. Комитет сначала пытался обустроить лагеря для беженцев, затем расселить их по Чехии, но в конце концов было решено перевезти их в Соединенное Королевство. Уинтона, сына немецких евреев, некогда эмигрировавших в Великобританию, вызвали в Прагу для помощи в организации переправки беженцев. Приехав, Уинтон обнаружил, что комитет разделил беженцев на группы — евреи, коммунисты, чехи, католики — и занимается каждой из них отдельно. Никто не занимался детьми-сиротами или теми, кого родители, поняв, что процесс перемещения будет долгим, были готовы отдать в чужие семьи.


​ Николас Уинтон и ребенок-беженец, 1939 год Фото: Capital Pictures/FOTOДОМ
К этому моменту в Германии и Австрии уже действовала поддерживаемая британским правительством программа Kindertransport, с помощью которой различные благотворительные организации переправляли еврейских детей в английские приемные семьи. Сначала Уинтон попытался включить в эту программу своих подопечных, но ему отказали, сославшись на нехватку средств, и ему пришлось организовывать все самому. Уинтон начал ходить по посольствам, но, если не считать Швеции, принявшей первую партию из 20 детей, участвовать в программе согласилась только Великобритания. Но и тут была проблема: после еврейских погромов в ноябре 1938 года британский парламент принял закон, по которому любой ребенок-беженец был обязан иметь при себе £50 (£2500 по сегодняшнему курсу). Уинтону пришлось, оставив в Праге двух помощников, вернуться в Лондон, чтобы искать для каждого ребенка не только будущих опекунов, но и деньги. За девять месяцев с марта 1939 года в Великобританию было отправлено восемь партий, девятая должна была прибыть в Лондон 3 сентября, но 1 сентября немцы вошли в Польшу и дети не смогли выехать из Праги. Всего 30-летнему Уинтону удалось спасти 669 детей, в мае этого года некоторые из них пришли поздравить его со 105-летием. По подсчетам The Guardian, сейчас в мире есть примерно 6000 человек, обязанных своей жизнью Николасу Уинтону.
​
***********************************************

Николай Киселев
1913–1974
Командир белорусского партизанского отряда, вывел евреев из захваченной нацистскими войсками деревни Долгиново за пределы оккупированной территории. Спас 218 человек.

Никак не принижая заслугу Н.Кисилева, отметим, что людей этих, женщин, детей, стариков, инвалидов изгнали из партизанских отрядов во исполнение приказа Центрального штаба партизанского движения (Ворошилов, Опанасенко) об удалении небоеспособных. Д.М.

***********************************************

​Тиунэ Сугихара
1900–1986
Литва—CCCP—Япония








​ Консульская печать



В 1939 году правительство Японской империи, предвидя скорую европейскую войну и желая быть в курсе передвижений советских и немецких войск, впервые оправило в Литву своего консула — им стал Тиунэ Сугихара, блестящий японский дипломат, увлекавшийся английской литературой и принявший православие после женитьбы на русской эмигрантке в Харбине. В Каунас, тогдашнюю столицу Литвы, он прибыл незадолго до того, как в страну вошли советские войска. Город был наводнен поляками и евреями, бежавшими из оккупированной нацистами Польши. Многим из них после ввода советских войск нужно было искать новое убежище.


Транзитная виза на семью Фольфсонов, подтвержденная печатью японского посольства, которую Тиунэ Сугихара оставил евреям в Каунасе в августе 1940 года. Эта виза предполагала проезд через СССР в Японию; Фольфсоны проехали по ней через Москву и Одессу в Турцию, а затем в Палестину.

Еврейской общине удалось договориться с голландским посольством о том, что беженцы из Литвы будут приняты на карибском острове Кюрасао, который был колонией Нидерландов в составе Антильских островов. Въездная виза не требовалась, но путь лежал через СССР и Японию, а советское руководство запрещало пересекать территорию страны беженцам, не имевшим японской визы. Японское консульство оказалось осаждено толпами евреев, поляков и латышей, и в этот момент СССР потребовал, чтобы все иностранные дипломаты покинули Литву.

Сугихара добился разрешения задержаться в Каунасе на месяц и, вопреки запрету японского МИДа, стал выдавать японские визы. Оставшись в посольстве вдвоем с женой, они по 18 часов в сутки вручную составляли документы. Когда закончились официальные бланки, они начали оформлять транзитные визы на обычной бумаге, распространяя действие каждой на целую семью. Последние визы Сугихара выписал, уже сидя в поезде, а когда состав тронулся, он бросил из окна стоявшим на перроне консульскую печать. В 1947 году, пережив войну, отсидев вместе с семьей около года в советском лагере для интернированных, Сугихара вернулся в Японию и был уволен с дипломатической службы за тот самый акт неповиновения, в результате которого спаслись около 6000 человек

http://a.kras.cc/2017/11/blog-post_279.html

Кузнец, чемпион и самозванец: Как итальянские герои спасали евреев от холокоста

https://meduza.io/feature/2018/01/26/kuznets-chempion-i-samozvanets

Польский синдром — антисемитизм без евреев

“Нас окружали враги, и немцы были отнюдь не самыми опасными среди них — наибольшую опасность для нашего выживания в конце 1943 и в начале 1944 годов представляло польское подполье из Армии Крайовы. Поляки из подполья жили в деревнях среди своих, они были настроены антисемитски. Поэтому подчас они готовы были сотрудничать с немцами против нас, и любая операция, связанная с пребыванием вблизи польской деревни, была очень опасной…

… О, Господи, что оставляешь Ты нам в наследство после этой кровавой войны — этот мир убийц? Где в этом мире справедливость? Почему народы-убийцы остаются безнаказанными? Из кровавых Понарских котлованов слышится мне мольба невинных жертв юдофобского безумия, охватившего мир, мольба о справедливости, глас вопиющего в пустыне — где Ты, всемогущий Господь?”

Из воспоминаний Михаила Окунева — врача из Чикаго, бывшего узника Вильнюсского гетто и бойца еврейского партизанского отряда Аббы Ковнера.

Сообщают об усилении антисемитских настроений в Польше. Удивительная это страна, где умудряются усилить то, что всегда было на максимуме возможного, да еще при почти полном отсутствии в поле зрения субъектов, на которых обращены указанные “настроения”.

Евреев в Польше круто преследовали еще до Второй мировой войны, затем помогали немецким нацистам уничтожать евреев во время германской оккупации, устраивали еврейские погромы c грабежами и убийствами после войны, изгоняли остатки евреев из страны при коммунистическом режиме, кичившимся своим “интернационализмом”. Это факты истории, но было бы бесчестным обвинять в тех антисемитских деяниях весь польский народ — конечно, это делали отдельные поляки или группы “нехороших” поляков, но от этого преступление не перестает быть таковым. История, вообще, не бывает одноцветной — подсчитано, что среди поляков было несколько тысяч праведников мира, спасавших евреев от немецких нацистов и собственных погромщиков. Низкий поклон этим божьим людям от евреев, от истинных христиан, от всего добросердечного человечества. Светлая им память во веки веков!

В истории любого народа есть черные страницы, позорные и преступные деяния как отдельных лиц, так и целых групп или слоев данного народа — это вполне закономерно и объяснимо, с этим, как говорится, ничего не поделаешь, ибо изменить прошлое не в нашей власти. Однако, что определенно в нашей власти и в наших возможностях, так это — адекватно отреагировать на те черные страницы, дать апостериорную историческую и моральную оценку позорным преступлениям прошлого. И здесь есть две дороги, из которых нужно выбрать одну. На первой дороге потомки освещают ярким лучом вѐдения страшные язвы прошлого, бескомпромиссно и беспощадно осуждают преступления даже своих собственных предков, искренним покаянием искупают вину преступников из своего собственного народа, сводят к минимуму возможность повторения подобного позора в будущем. На второй дороге потомки, напротив, избегают освещать отвратительные события прошлого, всячески замазывают и заклеивают пластырями гноящиеся язвы, стараются обелить преступников и держать людей в темноте неведения, дабы укреплять ложно понимаемое “достоинство нации”, облекать прошлое народа в белоснежные одежды и возвеличивать его.

Похоже, что нынешняя польская элита выбрала вторую дорогу в отношении той страницы польской истории, которая связана с преследованием и истреблением евреев в Польше до, во время и после Второй мировой войны. Невдомек властям предержащим, выбравшим ложную дорогу в будущее, что кровь на белоснежной одежде плохо отстирывается…

“Дороги, которые мы выбираем”… В этой замечательной новелле американский писатель О Генри настаивает — главное в том, что “внутри нас заставляет выбирать ту или иную дорогу”. Внутри нас либо есть совесть и нравственный принцип, подобно кантовскому категорическому императиву не зависящий от внешних обстоятельств, — и тогда мы выбираем дорогу правды и вѐдения, либо ни совести, ни моральной ответственности внутри нас нет — и тогда мы выбираем дорогу лжи и неведения.

Собственно говоря, попытки отмазаться от соучастия в преступлениях немецких нацистов предпринимали многие народы Европы, замешанные в злодеяниях Холокоста — мол да, жили у нас когда-то евреи, но немцы пришли к нам и стали их куда-то увозить и убивать, а мы тут не при чем, нас самих немцы тоже убивали. Польская элита в лице высшего законодательного органа страны пошла дальше — установила уголовное наказание за приведение фактов соучастия поляков в преследовании и истреблении евреев и даже за высказывания или исследования, призванные доказать это.

История Второй мировой войны с печалью свидетельствует, что в большинстве своем народы оккупированной Европы постыдно поддерживали гитлеровские репрессии против евреев — еврейские общины и культура в Европе были фактически уничтожены. Однако в истории этого уничтожения поражает различие методов его реализации в различных частях Европы.

Население одной части Европы оказало определенное физическое и моральное сопротивление геноциду евреев. Вот некоторые факты. Правительства Финляндии, Болгарии и Испании, считавшиеся союзниками Германии, отказались выдать нацистам своих граждан еврейского происхождения. В оккупированной немцами Дании власти и народ спасли почти всю еврейскую общину, переправив ее по морю в нейтральную Швецию. В оккупированной Франции, несмотря на тесное сотрудничество марионеточного профашистского режима с гитлеровцами, три четверти еврейского населения пережили войну, многие французские евреи были легально или тайно переправлены в Испанию, Португалию и Швейцарию, еще больше — спрятаны от нацистов местными жителями и католическими монастырями. В оккупированных Бельгии и Нидерландах сумела выжить четверть еврейского населения. Даже в Чехии и Сербии, где немецкие нацисты зверствовали на протяжении многих лет, выжила почти треть евреев. Рассказывают, что в мусульманской Албании, находившейся под двойной оккупацией итальянских фашистов и немецких нацистов, почти вся еврейская община была спрятана местными жителями в горах и избежала истребления. Столкнувшись с прохладным отношением западноевропейского населения к геноциду евреев и опасаясь нежелательной реакции, гитлеровцы были вынуждены отказаться от массовых убийств евреев на местах и стали депортировать их в специально построенные изолированные лагеря уничтожения, в основном, на территории Польши. Даже в союзных и “духовно близких” им Венгрии и Италии нацисты предпочитали казням евреев на месте их депортацию в отдаленные лагеря уничтожения.

В отличие от этого, в другой части Европы — в Польше, Прибалтике, Белоруссии, Украине и на захваченных фашистами территориях России были уничтожены почти все не успевшие убежать евреи, в основном, дети, женщины и старики! Их никуда не увозили, а зверски убивали на глазах у местного населения в ближайших ярах, балках, рвах и котлованах с привлечением к “процедуре” всех желающих.

Каким образом нацистам удалось за чрезвычайно короткий срок в несколько лет уничтожить миллионы евреев Восточной Европы? Может быть, немцы бросили на истребление евреев огромную армаду эсэсовских дивизий? Факты показывают, что немцы уничтожали евреев Восточной Европы чрезвычайно малыми силами. Например, для уничтожения евреев на территории СССР были сформированы четыре группы эсэсовцев — так называемые “айнзатцгруппы” СС — общей численностью около трех тысяч человек, которые, помимо профессиональных палачей, включали водителей, механиков, переводчиков, радистов и другой вспомогательный персонал. И это (один полк!) на весь гигантский фронт от Балтийского до Черного моря, включая Прибалтику, Белоруссию, Украину и значительную часть западных и южных областей России вплоть до Волги и Кавказа. Как пишет историк Марк Солонин,

“… чтобы такими силами найти, выявить и уничтожить 3 миллиона евреев (которые при этом всячески скрывались, подделывали документы, прятались в лесах и болотах) гитлеровцам, наверное, потребовалось бы как раз та тысяча лет, которую надеялся просуществовать Третий рейх”.

Однако на самом деле им на это потребовалось всего примерно два-три года.

Причина такой необыкновенной “эффективности” нацистских убийц столь же проста, как и трагически чудовищна — задачу выявления, отлова, ограбления, конвоирования к местам уничтожения и передачи евреев в руки палачей (а подчас — и самодеятельного их уничтожения) взяло на себя местное население оккупированных гитлеровцами Польши, Литвы, Латвии, Эстонии, Белоруссии, Украины и западной части России…

Это всё — общеизвестные, хорошо документированные факты, и вдумчивый читатель вполне резонно может спросить, для чего автор затеял этот разговор, если у него нет каких-то новых данных и мыслей по затронутому вопросу о попытках польских властей переиначить историю.

Отвечаю на этот вопрос — у автора есть что сказать нового…

Несколько лет назад я занимался поисками одной ветви семейного древа Окуневых, которая до Второй мировой войны жила в польском городе Вильно, и, по общему мнению родственников, погибла во время фашистской оккупации в Вильнюсском гетто. Мои поиски завершились потрясающим результатом — я нашел выжившего в Холокосте узника Вильнюсского гетто, своего троюродного брата Михаила Окунева в Чикаго во главе большой еврейской семьи. Позднее я описал историю того поиска и воспоминания Михаила в книге “Сага о восставшем из пепла”. Когда пришли сведения о “новом вкладе” польских законодателей в историю и юриспруденцию, я подумал, что воспоминания Михаила — это и есть то новое, что я могу предъявить читателям по данному вопросу, ведь Михаил — один из, увы, немногих живых свидетелей тех событий. Михаил не знает русского языка, и я привожу выдержки из его воспоминаний в моем переводе с английского с небольшими собственными комментариями. Вот что Михаил рассказал о предвоенном юдофобстве в Польше, которая тогда была самостоятельным государством, на примере своей семьи: “Я родился в столице нынешней Литвы — городе Вильнюсе, который в те времена принадлежал Польше, назывался Вильно и был, по преимуществу, еврейским городом… Вильно вышел из состава России и стал польским городом в 1920 году, польский язык и польское образование пришли на смену русскому…

Мои родители были религиозными людьми и старались привить это детям. Помню, что в дом приходил раввин, учивший меня и моих братьев Торе… Отец имел небольшое собственное дело по изготовлению перчаток и кожаных пальто, он часто уезжал в отдаленные места Польши, чтобы продать свои изделия… Мать, напротив, проводила много времени с нами, она была домохозяйкой с хорошим образованием и каждый вечер помогала нам выполнять домашние задания.

Еврейская жизнь Вильно была очень пестрой и запутанной… Спектр политических партий и движений простирался от религиозных сионистов до светских социалистов и коммунистов… Столкновение и противоборство всех этих идей и мнений мешало разглядеть ту черную тучу, которая надвигалась на евреев Польши. Между тем, Гитлер пришел к власти в Германии, укрепил свои позиции и приступил к систематическому наступлению на права евреев. Нацистская пропаганда нашла плодоносную почву в Польше, особенно среди интеллигенции и в университетах. Юдофобские группы из национально-демократической партии, так называемые “эндеки”, по примеру немецких нацистов, устраивали бойкоты еврейских магазинов, физически преследовали евреев. Наша семья вскоре ощутила на себе такие жестокие проявления антисемитской ненависти, каких прежде не знала.

Как-то я спускался по школьной лестнице, когда группа польских школьников приблизилась, и один из них неожиданно ударил меня кастетом в лицо. Я упал, заливаясь кровью… Шрам на моем лице до сих пор напоминает о ненависти к евреям в предвоенной Польше… Однажды, гуляя по окрестностям, я наткнулся в лесу на место, где проходили собрания окрестных христиан. В центре небольшой поляны была установлена статуя Иисуса Христа, перед нею стоял католический священник, окруженный толпой слушателей. Громким голосом священник рассказывал им, как евреи убили Спасителя и как они стали орудием дьявола. Этот несомненно образованный человек сознательно разжигал среди поляков костер животной ненависти к евреям, костер, который вскоре опалит эту землю пожаром Холокоста. Ненависть к евреям зарождалась в словах христианских проповедников, и эти слова были сильнее здравого смыла, сильнее Христовых заповедей любви к ближнему.

Ветер алогичной ненависти усиливался также под влиянием еврейских погромов в Германии. Дело дошло до того, что отец стал опасаться деловых поездок по польским городам. Как-то он вернулся из поездки в Познань с лицом и руками в пластырях. Отец не любил жаловаться, но, в конце концов, рассказал о случившемся. Он ехал в поезде, чтобы доставить товар заказчику, когда в вагон вломилась группа польских хулиганов, одетых в коричневую нацистскую униформу, и начала избивать евреев и срезать ножницами бороды и пейсы у оказавшихся там хасидов. Отец пытался вступиться за пожилых хасидов, но был избит и порезан.

С того случая неуверенность и страх начали вить гнездо в нашем доме…”

Осенью 1939 года нацисты развязали Вторую мировую войну, напали на Польшу, а город Вильно отошел к Советскому Союзу, поддержавшему уничтожение и раздел польского государства. Не прошло и полутора лет как Гитлер напал на Советский Союз. В своих воспоминаниях Михаил описывает, как немцы захватили Вильно на четвертый день советско-германской войны. Тотчас же начались еврейские погромы, грабеж и убийства евреев местным христианским населением, размах и жестокость которых удивили даже гестаповцев. Михаил, его родители и братья вместе со всеми другими евреями Вильно были согнаны в специальное гетто, где они по крайней мере были защищены от разбоя местного населения. Никто из них еще не знал, что по нацистским планам все узники гетто подлежат уничтожению. Вот отрывок из воспоминаний Михаила, отражающий отношение местного христианского населения, состоявшего, в основном, из поляков и литовцев, к еврейской трагедии.

“Я — единственный выживший в Вильнюсском гетто из пяти человек нашей семьи.

Жизнь в гетто была ужасной, но она предохраняла от немедленной смерти, ибо любой еврей, обнаруженный вне его стен, подлежал аресту и расстрелу. Немцы платили жителям города специальную премию за каждого пойманного еврея. Нацистская пропаганда в сочетании с традиционным антисемитизмом превратили христианское население Вильно в прямых пособников убийц. Мы не сразу поняли опасность пребывания вне гетто, и это привело к гибели моих родителей и старшего брата. Вот как это случилось…

Отец с братом решили сходить в наш дом на Макова и взять кое-что из оставленных там вещей. В то время было еще возможно выйти из гетто, и они не предвидели опасности. Однако соседи-христиане заметили их и донесли в Гестапо. Отец и брат были немедленно арестованы и посажены в тюрьму. Маме посоветовали подкупить местных охранников тюрьмы и вызволить оттуда папу и брата. Помню полные ужаса и страдания глаза матери, когда она, прихватив с собой все деньги и свои украшения, пошла в тюрьму — я больше не видел ее никогда. Охранники охотно взяли у мамы все, что она принесла, а затем… арестовали ее и посадили в тюрьму. Евреи были вне закона, с ними можно было поступать как кому угодно. Вскоре мои отец, мать и старший брат были расстреляны в Понарах. Я не знаю, сумели ли они увидеться перед смертью, я не знаю, какими были их последние слова… У них нет могил…”

Михаил пишет, что много раз был на грани гибели, пытался бежать из гетто, но безуспешно, потому что никто из местного населения не захотел помочь ему: “Два раза я пытался уйти из гетто, ночевал в лесу и в заброшенных сараях, но каждый раз вынужден был возвращаться потому что выжить одному без чьей-либо поддержки было невозможно — везде местные поляки и литовцы преследовали и выдавали немцам беглых евреев…”

Михаил чудом дожил до осени 1943 года, когда началась акция по ликвидации гетто. Не могу не привести потрясающий по своему драматизму рассказ о чудесном спасении Михаила во время этой акции.

“В начале сентября 1943 года гетто было блокировано сотнями местных гестаповцев и специально привезенных полицаев. Через громкоговорители Гестапо объявило о переселении узников гетто в Эстонию, якобы для проведения там строительных фортификационных работ. Все выходы из гетто и контакты с внешним миром были перекрыты. Ужас объял оставшихся в живых евреев. Наученные горьким опытом массового убийства всех депортируемых, люди начали прятаться в потайных местах, кто где мог. Усиленные громкоговорителями грубые выкрики и команды гестаповцев, ужас и страдание на лицах бегущих и прячущихся повсюду людей — все это предстало передо мной страшным призраком скорой смерти в Понарских котлованах, и, казалось, — уже ничто не поможет мне выжить в очередной раз…

Шквал автоматного огня обрушился на мое убежище, но мне удалось спрятаться под массивной партой, прежде чем нацисты окружили дом. Наступили последние мгновения моей жизни… Я уже хорошо слышал голоса моих убийц, но в этот момент обрушилась крыша дома и парту, под которой я прятался, завалило обломками. Фашисты бросили в дом несколько гранат, но не стали входить в разрушенное здание, считая, что все в нем уже убиты, — это, вероятно, и спасло меня в очередной раз. Я просидел под обломками до темноты, а затем разгреб завал и, окровавленный, выполз в темноту пустой улицы…

Наступили последние часы Вильнюсского гетто, остатки евреев отправляли в концлагерь в Эстонию или на расстрел в Понары… В ночь ликвидации гетто, буквально за несколько часов до финальной “зачистки”, я бежал из гетто через известную мне дыру в заборе и спрятался в одном из моих убежищ на чердаке пустого дома. На третий день голод выгнал меня из убежища, я бродил по улицам Вильно вокруг бывшего гетто под видом нищего, пока случайно не наткнулся на группу беглецов, покинувших гетто через канализационную систему, — это был отряд Аббы Ковнера. Меня приняли в отряд, и мы ушли в чащу Руднинкайского леса — так я стал партизаном”.

Дальше Михаил подробно описывает свою партизанскую жизнь в лесной глуши Руднинкайской пущи. Привожу только те отрывки из его воспоминаний, которые непосредственно относятся к теме этого очерка: “Наша база была в малодоступной лесной глуши, оттуда мы совершали неожиданные атаки на немецкие конвои, устраивали засады на одиночные грузовики. Потом, когда удалось раздобыть взрывчатку, стали минировать железнодорожное полотно.

Нас окружали враги, и немцы были отнюдь не самыми опасными среди них. Пожалуй, наибольшую опасность для нашего выживания в конце 1943 и в начале 1944 годов представляло польское подполье из Армии Крайовы, руководимое из Лондона. Поляки из подполья жили в деревнях среди своих, они были настроены антисемитски… Поэтому подчас они готовы были сотрудничать с немцами против нас, и любая операция, связанная с пребыванием вблизи польской деревни, была очень опасной. Однажды бойцы Армии Крайовы подстерегли нашу группу и внезапно атаковали нас с ближайшего холма. Нашей группой командовал Эханан Магид, он приказал мне задержать поляков, пока остальные бойцы доберутся до леса. Я установил пулемет у какой-то изгороди и открыл огонь длинными очередями. Поляки остановили продвижение, залегли в кустарнике, а затем ползком начали окружать нашу позицию — их было человек пятьдесят против наших двадцати. К счастью, лес был рядом и нам с Магидом удалось скрыться, однако двое бойцов из нашей группы были схвачены и казнены на хуторе близ польского замка…

Другим нашим врагом было население небольших литовских поселков, которое сотрудничало с фашистами. Литовцы из этих поселков не только сообщали немцам о всех наших передвижениях, но и сами при любой возможности обстреливали наших бойцов. Мы не оставались безответными…

Такова жестокая правда той жестокой войны!”

Летом 1944 года Михаил Окунев в составе знаменитого партизанского отряда Аббы Ковнера участвовал вместе с танкистами Красной Армии в освобождении Вильнюса от нацистов. Казалось, ужасы войны позади…, но вот как Михаил описывает свое состояние и свои чувства после освобождения родного города: “Я пытался вернуться в свой дом, но вокруг были только руины прежней жизни — мой дом разрушен, моя семья убита… Нет больше евреев в Вильно. Подчас я просыпался ночью от ужаса — мне снились штабеля горящих скелетов, мне слышались голоса немецких и местных палачей, мне мерещился шар адского пламени, падающий на землю… Я был страшно одинок на этой объятой адским пламенем земле… я остался один в этом мире, которым заправляют убийцы. О, Господи, что оставляешь Ты нам в наследство после этой кровавой войны — этот мир убийц? Где в этом мире справедливость? Почему народы-убийцы остаются безнаказанными? Мир впал в кровавое буйное сумасшествие…

Война приближалась к концу, советские войска ушли на Запад, чтобы добить нацистов. Я остался в Вильно, я выжил в том месте на планете, где выжить было невозможно. Мне было почти 22 года, у меня не было ни семьи, ни родственников, ни своего дома — на пепелище родного города мне не суждено было найти для себя ни одного счастливого огонька…

Холод ужаса и печали охватывает меня, когда я вспоминаю об этом исчезнувшем городе — литовском Иерусалиме! Исчезли еврейские институты знания и образования, уничтожены всемирно известные школы мудрецов Торы и Талмуда, расстреляна тысячелетняя культура, прервано существование тысяч и тысяч семей, веками живших здесь, исчезло все… Я вижу тех, кто сделал это — немцев и их местных добровольных помощников в фашистской униформе со свастикой, я слышу выкрики этих убийц, стреляющих в еврейских детей, женщин и стариков на обрыве Понарских котлованов, я никогда не забуду этих жестоких скотов, пьяных от еврейской крови… Из кровавых Понарских котлованов слышится мне мольба невинных жертв юдофобского безумия, охватившего мир, мольба о справедливости, глас вопиющего в пустыне — Где Ты, всемогущий Господь?”

Вот таковы потрясающие воспоминания чудом уцелевшего в огне Холокоста человека. Михаилу Окуневу уже за 90, но он до сих пор работает врачом в Чикаго. У него большая семья — жена, сын, три дочери и несметное число внуков, правнуков и праправнуков, живущих в США и Израиле. Эта замечательная огромная еврейская семья состоялась благодаря тому, что Провидение вырвало из кровавых лап недочеловеков, вызволило из огня Холокоста этого мужественного человека. Вызволило, чтобы, вопреки планам недочеловеков, возродить его уничтоженную семью, восставшую словно сказочная птица Феникс из огня Холокоста.

История польского народа полна трагизма, этот народ неоднократно подвергался ужасным и кровавым преследованиям с попытками его уничтожения. В годы Второй мировой войны поляков убивали и в немецком Гестапо, и в советском НКВД. Это, однако, отнюдь не является основанием для вымарывания из истории преступлений отдельных поляков и групп поляков по отношению к евреям или любым другим народам. Казалось бы, лидеры так много пережившего польского народа должны понимать, что только бескомпромиссное, жесткое, публичное осуждение своих собственных преступников, совершавших злодеяния в отношении другого гонимого народа, с которым поляки жили бок о бок столетия, поднимет на должную высоту истинное достоинство нации. Увы, этого не произошло…

Конечно, польские власти могут издать полные юридической казуистики законы об уголовном наказании за слова о фактах соучастии тех или иных поляков в истреблении евреев немецкими нацистами, но им не удастся замазать правду, ибо есть живые свидетели преследования евреев поляками и есть их письменные свидетельства.

А еще есть всемогущий Господь, к которому обращается с мольбой о справедливости восставший из пепла узник гетто. Он, Господь всемогущий, наверняка отвратит свой лик от ложных христиан, отвергающих покаяние за преступное прошлое, Он непременно, раньше или позже, накажет любителей извращения истории, равно как и тех, кому эти “любители” нравятся.


Источник: "Мастерская"

Автор: Юрий Окунев
ученый в области теоретической радиотехники, писатель-публицист, автор научных монографий и книг историко-публицистического жанра на русском и английском языках.

http://www.9tv.co.il/news/2018/02/09/253904.html

После Холокоста

https://www.youtube.com/watch?v=jRWwrOzjb_g&feature=youtu.be

Неизвестный Холокост: в Израиле сняли фильм об уничтожении советских евреев

https://www.vesty.co.il/articles/0,7340,L-5227472,00.html

Рапорт польской акушерки из Освенцима

Из тридцати пяти лет работы акушеркой два года я провела как узница женского концентрационного лагеря Освенцим-Бжезинка, продолжая выполнять свой профессиональный долг. Среди огромного количества женщин, доставлявшихся туда, было много беременных.

Читать далее: https://isralove.org/load/14-1-0-2044?utm_source=copy

«Хрустальная ночь» Риги.

https://linagor.wordpress.com/2016/07/04/riga-3/

Ромен Гари
Дважды лауреат премии Гонкура

Старая-престарая история

Столица Боливии Ла-Пас расположена на высоте пять тысяч метров над уровнем моря. Выше не заберешься — нечем дышать. Там есть ламы, индейцы, иссушенные солнцем плато, вечные снега, мёртвые города. По тропическим долинам рыщут золотоискатели и ловцы гигантских бабочек.

Шоненбаум грезил этим городом едва ли не каждую ночь, пока два года томился в немецком концлагере в Торнберге. Потом пришли американцы и распахнули перед ним двери в мир, с которым он совсем было распрощался. Боливийской визы Шоненбаум добивался с упорством, на какое способны только истинные мечтатели. Он был портным из Лодзи и продолжал старинную традицию, прославленную до него пятью поколениями польско-еврейских портных. В конце концов Шоненбаум перебрался в Ла-Пас и после нескольких лет истового труда сумел открыть собственное дело и даже достиг известного процветания под вывеской «Шоненбаум, парижский портной». Заказов становилось все больше; вскоре ему пришлось искать себе помощника. Задача оказалась не из простых: среди индейцев с суровых плато встречалось на удивление мало портных «парижского класса» — тонкости портняжного искусства не давались их задубевшими пальцам. Обучение заняло бы так много времени, что не стоило за него и браться. Оставив тщетные попытки, Шоненбаум смирился со своим одиночеством и грудой невыполненных заказов. И тут на помощь пришёл нежданный случай, в котором он усмотрел перст благоволившей к нему Судьбы, ибо из трехсот тысяч его лодзинских единоверцев уцелеть посчастливилось немногим.

Жил Шоненбаум на окраине города. Каждое утро перед его окнами проходили караваны лам. Согласно распоряжению властей, желавших придать столице более современный вид, ламы лишались права дефилировать по улицам Ла-Паса; тем не менее животные эти были и остаются единственным средством передвижения на горных тропах и тропинках, где о настоящих дорогах ещё и не помышляют. Так что вид лам, навьюченных ящиками и тюками, покидающих на рассвете пригород, запомнится многим поколениям туристов, надумавших посетить эту страну.

По утрам, направляясь в свое ателье, Шоненбаум встречал такие караваны. Ему нравились ламы, только он не понимал отчего: может, потому, что в Германии их не было?.. Караван состоял обычно из двух-трех десятков животных, каждое из которых способно переносить груз, в несколько раз превышающий его собственный вес. Иногда два, иногда три индейца перегоняли караваны к далеким андийским деревушкам.
Как-то ранним утром Шоненбаум спускался в город. Завидев караван, он, как всегда, умилённо заулыбался и умерил шаг, чтобы погладить какое-нибудь животное. В Германии он никогда не гладил ни кошек, ни собак, хотя их там водится великое множество; да и к птицам оставался равнодушен. Разумеется, это лагерь смерти столь недружелюбно настроил его к немцам. Гладя бок ламы, Шоненбаум случайно взглянул на погонщика-индейца. Тот шлёпал босиком, зажав в руке посох, и поначалу Шоненбаум не обратил на него особого внимания. Его рассеянный взгляд готов был соскользнуть с незнакомого лица: ничего особенного, лицо как лицо, худое, обтянутое жёлтой кожей и как будто высеченное из камня: словно над ним много столетий подряд трудились нищета и убожество. Вдруг что-то шевельнулось в груди Шоненбаума — что-то смутно знакомое, давно забытое, но все ещё пугающее. Сердце бешено застучало, память же не торопилась с подсказкой. Где он видел этот беззубый рот, угрюмо повисший нос, эти большие и робкие карие глаза, взирающие на мир с мучительным упреком: вопрошающе-укоризненно? Он уже повернулся к погонщику спиной, когда память разом обрушилась на него. Шоненбаум сдавленно охнул и оглянулся.

— Глюкман! — закричал он.- Что ты тут делаешь?

Инстинктивно он крикнул это на идише. Погонщик шарахнулся в сторону, будто его обожгло, и бросился бежать. Шоненбаум, подпрыгивая и дивясь собственной резвости, кинулся за ним. Надменные ламы чинно и невозмутимо продолжали шагать дальше. Шоненбаум догнал погонщика на повороте, ухватил за плечо и заставил остановиться. Ну конечно, это Глюкман — никаких сомнений: те же черты, то же страдание и немой вопрос в глазах. Разве можно его не узнать? Глюкман стоял, прижавшись спиной к красной скале, разинув рот с голыми дёснами.

— Да это же ты! — кричал Шоненбаум на идише.- Говорю тебе, это ты!

Глюкман отчаянно затряс головой.

— Не я это! — заорал он на том же языке.- Меня Педро зовут, я тебя не знаю!

— А где же ты идиш выучил? — торжествующе вопил Шоненбаум.- В боливийском детском саду, что ли?
Глюкман ещё шире распахнул рот и в отчаянии устремил взгляд на лам, словно ища у них поддержки. Шоненбаум отпустил его.

— Чего ты боишься, несчастный? — спросил он.- Я же друг. Кого ты хочешь обмануть?
— Меня Педро зовут! — жалобно и безнадежно взвизгнул Глюкман.
— Совсем рехнулся,- с сочувствием проговорил Шоненбаум.- Значит, тебя зовут Педро. А это что тогда? — Он схватил руку Педро и посмотрел на его пальцы: ни одного ногтя.- Это что, индейцы тебе ногти с корнями повыдергали?

Глюкман совсем вжался в скалу. Губы его наконец сомкнулись, и по щекам заструились слезы.
— Ты ведь меня не выдашь? — залепетал он.
— Выдашь? — повторил Шоненбаум.- Да кому же я тебя выдам? И зачем?

Вдруг от жуткой догадки у него сдавило горло, на лбу выступил пот. Его охватил страх — тот самый панический страх, от которого вся земля так, кажется, и кишит ужасами. Шоненбаум взял себя в руки.

— Да ведь все кончилось! — крикнул он.- Уже пятнадцать лет как кончилось.

На худой и жилистой шее Глюкмана судорожно дёрнулся кадык, лукавая гримаса скользнула по губам и тут же исчезла.

— Они всегда так говорят! Не верю я в эти сказки.

Шоненбаум тяжело перевёл дух: они были на высоте пять тысяч метров. Впрочем, он понимал: не в высоте дело.

— Глюкман,- сказал он серьезно,- ты всегда был дураком. Но все же напрягись немного. Все кончилось! Нет больше Гитлера, нет СС, нет газовых камер. У нас даже есть своя страна, Израиль. У нас своя армия, своё правительство, свои законы! Все кончилось! Не от кого больше прятаться!
— Ха-ха-ха! — засмеялся Глюкман без намёка на веселье. — Со мной этот номер не пройдет.
— Какой номер с тобой не пройдет? — опять закричал Шоненбаум.
— Израиль, — заявил Глюкман. — Нет его.
— Как это нет? — рассердился Шоненбаум и даже ногой топнул.- Нет, есть! Ты что, газет не читаешь?
— Ха! — сказал Глюкман, хитро прищурившись.
— Даже здесь, в Ла-Пасе, есть израильский консул! Можно получить визу. Можно туда поехать!
— Не верю! — уперся Глюкман.- Знаем мы эти немецкие штучки.

У Шоненбаума мороз прошёл по коже. Больше всего его пугало выражение хитрой проницательности на лице Глюкмана. «А вдруг он прав? — подумалось ему.- Немцы вполне способны на такое: явитесь, мол, в указанное место с документами, подтверждающими вашу еврейскую принадлежность, и вас бесплатно переправят в Израиль. Ты приходишь, послушно садишься в самолет — и оказываешься в лагере смерти. Бог мой,- подумал Шоненбаум,- да что я такое насочинял?» Он стер со лба пот и попытался улыбнуться.
Глюкман продолжал с прежним видом осведомлённого превосходства:

— Израиль — это хитрый ход, чтобы всех нас вместе соединить. Чтобы, значит, даже тех, кому спрятаться удалось. А потом всех в газовую камеру… Ловко придумано. Уж немцы-то это умеют. Они хотят всех нас туда согнать, всех до единого. А потом всех разом… Знаю я их.
— У нас есть своё собственное еврейское государство,- вкрадчиво, будто обращаясь к ребенку, сказал Шоненбаум.- Есть президент, его зовут Бен-Гурион. Армия есть. Мы входим в ООН. Все кончилось, говорят тебе.
— Не пройдет,- упрямо твердил Глюкман. Шоненбаум обнял его за плечи.
— Пошли,- сказал он.- Жить будешь у меня. Сходим с тобой к доктору.

Шоненбауму понадобилось два дня, чтобы разобраться в путаных речах бедняги. После освобождения, которое он объяснял временными разногласиями между антисемитами, Глюкман затаился в высокогорьях Анд, ожидая, что события вот-вот примут привычный ход, и надеясь, что, выдавая себя за погонщика со склонов Сьерры, он сумеет избежать гестапо. Всякий раз, как Шоненбаум принимался растолковывать ему, что нет больше никакого гестапо, что Гитлер мёртв, а Германия разделена, тот лишь пожимал плечами: уж он-де знает что почём, его на мякине не проведешь. Когда же, отчаявшись, Шоненбаум показал ему фотографии Израиля: школы, армию, бесстрашных и доверчивых юношей и девушек,- Глюкман в ответ затянул заупокойную молитву и принялся оплакивать безвинных жертв, которых враги вынудили собраться вместе, как в варшавском гетто, чтобы легче было с ними расправиться.
Что Глюкман слаб рассудком, Шоненбаум знал давно; вернее, рассудок его оказался менее крепким, нежели тело, и не выдержал зверских пыток, выпавших на его долю. В лагере он был излюбленной жертвой эсэсовца Шультце, садиста, прошедшего многоэтапный отбор и показавшего себя достойным высокого доверия. По неведомой причине Шультце сделал несчастного Глюкмана козлом отпущения, и никто из заключенных уже не верил, что Глюкман выйдет живым из его лап.

Как и Шоненбаум, Глюкман был портным. И хотя пальцы его утратили былую ловкость, вскоре он вновь обрёл достаточно сноровки, чтобы включиться в работу, и тогда «парижский портной» смог наконец взяться за заказы, которых с каждым днем становилось все больше. Глюкман никогда ни с кем не разговаривал и работал, забившись в темный угол, сидя на полу за прилавком, скрывавшим его от посторонних глаз. Выходил он только ночью и отправлялся проведать лам; он долго и любовно гладил их по жесткой шерсти, и глаза его при этом светились знанием какой-то страшной истины, абсолютным всепониманием, которое подкреплялось мелькавшей на его лице хитрой и надменной улыбкой. Дважды он пытался бежать: в первый раз, когда Шоненбаум заметил как-то походя, что минула шестнадцатая годовщина крушения гитлеровской Германии; во второй раз, когда пьяный индеец принялся горланить под окном, что-де «великий вождь сойдёт с вершин и приберет наконец все к рукам».

Только полгода спустя после их встречи, незадолго до Йом Кипур, в Глюкмане что-то переменилось. Он вдруг обрёл уверенность в себе, почти безмятежность, будто освободился от чего-то. Даже перестал прятаться от посетителей. А однажды утром, войдя в ателье, Шоненбаум услышал и вовсе невероятное: Глюкман пел. Вернее, тихо мурлыкал себе под нос старый еврейский мотивчик, привезённый откуда-то с российских окраин. Глюкман быстро зыркнул на своего друга, послюнявил нитку, вдел ее в иголку и продолжал гнусавить слащаво-заунывную мелодию. Для Шоненбаума забрезжил луч надежды: неужто кошмарные воспоминания оставили наконец беднягу?

Обычно, поужинав, Глюкман сразу отправлялся на матрац, который он бросил на пол в задней комнате. Спал он, впрочем, мало, все больше просто лежал в своем углу, свернувшись калачиком, уставясь в стену невидящим взглядом, от которого самые безобидные предметы делались страшными, а каждый звук превращался в предсмертный крик. Но вот как-то вечером, уже закрыв ателье, Шоненбаум вернулся поискать забытый ключ и обнаружил, что друг его встал и воровато складывает в корзину остатки ужина. Портной отыскал ключ и вышел, но домой не пошел, а остался ждать, притаившись в подворотне. Он видел, как Глюкман выскользнул из-за двери, держа под мышкой корзину с едой, и скрылся в ночи. Вскоре выяснилось, что друг его уходит так каждый вечер, всякий раз с полной корзиной, а возвращается с пустой; и весь он при этом светится удовлетворением и лукавством, будто провернул отличное дельце. Сначала портной хотел напрямик спросить у Глюкмана, что означают эти ночные вылазки, но, вспомнив его скрытную и пугливую натуру, решил не задавать вопросов. Как-то после работы он остался дежурить на улице и, дождавшись, когда из-за двери выглянула осторожная фигура, последовал за ней.
Глюкман шагал торопливо, жался к стенам, порой вдруг возвращался, сбивая с толку возможных преследователей. Все эти предосторожности только разожгли любопытство портного. Он перебегал из подворотни в подворотню, прячась всякий раз, когда его друг оглядывался. Вскоре стало совсем темно, и Шоненбаум едва не потерял Глюкмана из виду. Но все же каким-то чудом нагнал его, несмотря на полноту и больное сердце. Глюкман шмыгнул в один из дворов на улице Революции. Шоненбаум выждал немного и на цыпочках прокрался следом. Он оказался в караванном дворе большого рынка Эстунсьон, откуда каждое утро нагруженные товаром караваны отправляются в горы. Индейцы вповалку храпели на пропахшей помётом соломе. Над ящиками и тюками тянули свои длинные шеи ламы. Из двора был другой выход, против первого, за которым притаилась узкая тёмная улочка. Глюкман куда-то пропал. Портной постоял с минуту, пожал плечами и собрался было уходить. Путая следы, Глюкман изрядно покружил по городу, и Шоненбауму до дома было теперь рукой подать.

Только он вступил в тесную улочку, внимание его привлёк свет ацетиленовой лампы, пробивавшийся сквозь подвальное окно. Рассеянно глянув на освещенный проем, он увидел Глюкмана. Тот стоял у стола и выкладывал из корзины принесённую снедь, а человек, для которого он старался, сидел на табурете спиной к окну. Глюкман достал колбасу, бутылку пива, красный перец и хлеб. Незнакомец, чьё лицо все ещё было скрыто от портного, сказал что то, и Глюкман, суетливо пошарив в корзине, выложил на скатерть сигару. Шоненбаум с трудом оторвался от лица друга: оно пугало. Глюкман улыбался. Его широко раскрытые глаза, горящий, остановившийся взгляд превращали торжествующую улыбку в оскал безумца. В этот момент сидящий повернул голову, и Шоненбаум узнал Шультце. Ещё секунду он надеялся, что, может, не разглядел или ему померещилось: уж что-что, а физиономию этого изверга он никогда не забудет. Он припомнил, что после войны Шультце как сквозь землю провалился; кто говорил, будто он умер, кто утверждал, что он прячется в Южной Америке. И вот теперь он здесь, перед ним: коротко стриженные ёжиком волосы, жирная, чванливая морда и глумливая улыбочка на губах. Не так было страшно, что это чудовище ещё живо, как то, что с ним был Глюкман. По какой нелепой случайности он оказался рядом с тем, кто с наслаждением истязал его, кто в течение целого года, а то и больше упрямо вымещал на нем злобу? Какой потаённый механизм безумия вынуждал Глюкмана приходить сюда каждый вечер и кормить этого живодёра, вместо того чтобы убить его или выдать полиции? Шоненбауму показалось, что он тоже теряет рассудок: все это было столь ужасно, что не укладывалось в голове. Он попробовал крикнуть, позвать на помощь, всполошить полицию, но сумел только разинуть рот и всплеснуть руками: голос не слушался его,- и портной остался стоять, где стоял, выпучив глаза и наблюдая, как недобитая жертва откупоривает пиво и наполняет стакан своему палачу. Должно быть, он простоял так, забывшись, довольно долго; дикая сцена, свидетелем которой он невольно стал, лишила его чувства реальности. Шоненбаум очнулся, когда рядом раздался приглушённый вскрик. В лунном свете он различил Глюкмана. Они смотрели друг на друга: один — с недоумением и негодованием, другой — с хитрой, почти жестокой улыбкой, победоносно сверкая безумными глазами. Неожиданно Шоненбаум услышал собственный голос и с трудом узнал его:

— Ведь он же пытал тебя каждый Божий день! Он тебя истязал! Рвал на части! И ты не выдал его полиции?.. Ты таскаешь ему еду?.. Как же так? Или это я из ума выжил?

Хитрая ухмылка резче обозначилась на губах Глюкмана, и словно из глубины веков прозвучал его голос, от которого у портного волосы зашевелились на голове и едва не остановилось сердце:

— Он обещал, что в следующий раз будет добрее.

17.08.2010

(Лучший рассказ про Стокгольмский синдром)

https://www.morethanonelife.com/10561086108410771085-1043107210881080-105710901072108810721103-108710881077108910901072108810721103-1080108910901086108810801103.html

Татьяна Росс: история лагеря смерти Собибор -это не только ужасы фашизма ...
Одних героев придумывали, других, реальных, предавали забвению. Розенфельд с Вайспапиром не могли стать героями войны... "Не читал, но осуждаю..." Чтобы так не сказали обо мне – "не смотрела, но..." – оговорюсь: я буду осуждать (вернее, скорее обсуждать) не фильм "Собибор", а то, что известно об этом лагере смерти широкому россиянину. И о том, почему известно мало. Или неизвестно вообще. О том, почему Вайспапир с Розенфельдом не могли стать героями советской страны. Почему раньше о трагедии Собибора помалкивали, а теперь вдруг заговорили? И о чем же заговорили, наконец? Вы много слышали про Собибор? Много знаете о восстании в этом лагере, кстати, единственно успешном в истории войны? О том, кто были смельчаки, посмевшие сбежать, и как сложилась их жизнь после? Я не слышала. Эта трагичная история никогда не была популярной ни в СССР, ни позже. В школе мы об этом не учили. И вот вышел фильм, который сейчас рекламируют по всевозможным каналам. Прошел закрытый показ в Германии, в Израиле. Собибор – лагерь смерти на территории Польши. Просуществовал полтора года (с 15 мая 1942 года по 15 октября 1943 года). Создан в рамках операции "Рейнхард" с целью массового уничтожения еврейского населения Польши (а также Нидерландов, Франции, Чехословакии, СССР). Было убито около 250 тысяч евреев. В лагере произошло единственно успешное восстание узников-смертников...ЭТО ФАКТЫ. НО НЕ ВСЕ. Так о чем же фильм "Собибор"? Ответ на этот вопрос услышала в ролике на первом канале российского ТВ дочери Александра Печерского, того самого, который организовал восстание. Женщина надрывно и по советски пафосно сказала: – "...надо чтобы люди знали, что такое фашизм"... Правда? Фильм именно исключительно о том, что такое фашизм? И как он ужасен? Знаете, я родилась через 13 лет после окончания той войны, воспитана на фильмах, книгах, воспоминаниях про эти самые ужасы. Как говорится, впитала с молоком матери. До такой степени впитала, что мурашки по коже всю жизнь. Наверное, "много" об этом, не бывает. И, возможно, еще одна история про ужасы фашизма не помешает. Особенно в связи с тем, что "фашизм сейчас поднимает голову". Пора обновить воспоминания. Тем более, нашелся еще один незаслуженно забытый лагерь смерти. НО... история лагеря смерти Собибор это не только ужасы фашизма (с ними-то все ясно). Это еще много чего другого, о чем стоит рассказать. И именно это все "остальное" и было причиной того, почему про Собибор столько лет умалчивали. Но снова и опять... нам показывают про ужасы фашистов. И не показывают про это самое "остальное"... Так что же осталось "за кадром", что заставляло молчать про Собибор долгие годы? О чем не говорит даже теперь глубоко престарелая дочь Печерского? В той самой трагедии нет черного (ужасы фашизма) и белого (героизм советского лейтенанта). Там есть такое многоголосье серо-буро-фиолетового, что не отмыться никому. А отмываться никто и не хочет. Вот и молчат. Рассказываю. Подробно. По пунктам. И, главное, честно. Первое. Начнем с того, что в лагере со стороны нацистов работало 30 младших офицеров. И... 120 человек охраны из числа красноармейцев. Ничто не умаляет вину тех самых 30-ти фашистов. Но именно эти 120... НАШИ люди... убивали, издевались, били и насиловали. Это были так называемые "травники". Учебный лагерь СС "Травники". Сначала в него входили советские военнопленные, а с осени 1942 года начался набор добровольцев из гражданского населения. Это были русские, украинцы, белорусы, прибалтийские и "туркестанские" добровольцы, латыши, эстонцы, словаки и хорваты. Всего было обучено в этой школе более5000 (пяти тысяч!) убийц. Из числа НАШИХ людей. Хотят ли русские и украинцы знать об этом? О том, что 120 охранников лагеря Собибор были "своими" и ДОБРОВОЛЬНО стали убийцами? Конечно, нет. НАМ такая правда не нужна. Такую правду лучше забыть. Не так ли?   Второе. В лагере на момент восстания (14 октября 1943) было 550 узников. 130 не приняли участие в побеге (были сразу расстреляны), 80 человек погибли в первые минуты побега (лагерь был заминирован по всему периметру и люди бежали по минному полю). 340 человек смогли убежать. Нацисты устроили облаву и ловили беглецов ДВЕ недели. В результате чего было убито еще 170 человек. Остальные смогли убежать – одни на территорию Белоруссии, другие оставались в Польше. Так вот, уже ПОСЛЕ прекращения поиска сбежавших узников Собибора фашистским оккупационным властям были сданы 90 человек (!!!). Пойманы и... не спасены, а сданы (!) местными жителями. Хотят ли поляки (большинство беглецов были выданы именно в Польше) вспоминать об этом? Конечно, нет. Полякам тоже "не с руки" такая правда.   Третье. После того, как охранники лагеря (напоминаю: русские и украинцы) убили пойманных беглецов, после того как местные активисты (напоминаю: поляки и белорусы) выдали властям тех, кому повезло сбежать – не взорваться на минном поле и не быть убитым ищейками – осталось порядка 50-ти человек. В основном, это были советские военнопленные. Они сначала воевали в партизанских отрядах Белоруссии, затем, когда пришли советские войска... были осуждены (!!!) и отправлены воевать в штрафные батальоны "смывать кровью свой позор". Ну, вы в курсе.... "В Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины". Такими и былите... из Собибора...   Хотят ли вспоминать об этом советские/российские власти? Конечно, нет. И поэтому судьба спасшихся от смерти в лагере смерти осталась "за рамками". Они же были бывшими военнопленными. Сдавшимися. А значит, предателями. Чего о таких вспоминать? Не правдали?   Четвертое. Но и после войны... те, кто остались живыми, подверглись преследованиям и травле. Вы забыли – они же были еще и евреями! И тот же Александр Печерский, доблестный лейтенант, организовавший восстание (единственное в истории войны успешное!), "заплативший кровью" за "предательство" (за плен), воевавший честно и отважно... в послевоенном СССР был уволен с работы и оставался пять лет на иждивении молодой жены (спасибо, что не расстрелян и не отправлен в ГУЛАГ), т.к. началось "дело врачей", которое, по большому счету, больше имело отношение к евреям, а не к врачам. Недаром оно носило другое, более точное название: сионистский заговор. В мемуарах "Это невозможно забыть" Этингер пишет: "дело врачей" было лишь введением к советскому Холокосту – массовому истреблению евреев в СССР. Планы "окончательного решения еврейского вопроса" в СССР подтверждены многими авторитетными свидетелями".   Хочет ли рассказать об этой странице своей истории Россия (правопреемница СССР)? Заинтересованы ли власти (даже современной России) в раскрытии планов Сталина по поводу "решения еврейского вопроса"? Конечно, нет. Поэтому и не фиг рассказывать о жизни освобожденных узников Собибора после войны.   Возвращаюсь к вопросу: почему же история лагеря Собибор и подвиг Печерского был задвинут в дальний угол? Почему пропагандисты придумывали фейковых, говоря современным языком, героев, а этого, реального героя забыли? Думаю, вы сами понимаете. Стоило ли ради евреев, ради этих "безродных космополитов" вспоминать Собибор? Да и кто они, эти попавшие в лагерь смерти евреи? Предатели советской Родины, раз попали в плен... ОНИ предатели. А те сотни и тысячи стрелявших в спину своим же, те, которые добровольно шли в учебные центры СС, чтобы учиться убивать... они кто? ах... ИхЖеТамНеБыло...   Так что ни Александр Аронович Печерский, ни Вайспапир Аркадий Моисеевич (умер в январе этого года), ни Розенфельд Семен Моисеевич (живет в Израиле) не годились на роль героев. С такими-то фамилиями. И отчествами. Куда уж... в "калашниковский" ряд... Все трое, мною перечисленных – бывшие узники Собибора, прожили достаточно долгую жизнь. Прожили без наград. И без почестей. Когда Александр Печерский ушел из жизни (1990), никто в Ростове не подозревал, что рядом с ними жил такой человек. Он фигурировал не как герой, а как бывший пленный, как бывший узник лагеря. И не более того. Только в 2016 году Путин наградил Александра Печерского орденом Мужества. Посмертно.   И вот вышел фильм. Казалось бы, отлично, наконец... Но не спешите радоваться. 
Источник: http://newrezume.org/news/2018-06-21-29549?utm_source=copypast

Краденый Собибор: как фильм о подвиге евреев стал подтверждением антисемитских стереотипов о них

https://www.vesty.co.il/articles/0,7340,L-5290414,00.html

Забытый «Фархуд». «Окончательное решение еврейского вопроса»: Арабский нацизм как союзник немецкого 2018 » Август

Массированное использование Хамасом свастики и прочей нацистской символики в последние недели напоминает нам корни этого явления, уходящие в глубь истории обширного сотрудничества арабов с нацизмом. Вообще, союзников у этого Зла было намного больше, чем может вместить краткий курс новейшей истории. Фото: ד»ר אבישי טייכר / Википедия Например, до сих пор в бывшем СССР умело обходится унылый факт, что с 1939 по 1941 гг. сталинская империя была гордым и активным союзником гитлеровской Германии во Второй мировой войне. Участие Англии и Франции в ликвидации Чехословакии тоже не делает чести этим странам. Но это всем известные факты. А есть и менее знакомые и более старательно забываемые. Такие, как арабский нацизм и активная поддержка мусульманами Гитлера. История – это наука расстановки акцентов. В диапазоне от полного забвения и до намеренного передергивания фактов. Как следствие, многие факты остаются «за кадром». Холокост туда трудно засунуть, и поэтому прогрессивному человечеству приходится его терпеть и помнить. Но даже в тренированной еврейской памяти есть серьёзные провалы. Понятие «Фархуд» не знакомо не только практически всем русскоязычным израильтянам (твердо знающим значение даты 22 июня 1941 г.), но и многим уроженцам страны, особенно выходцам из Европы. Хотя Фархуд для еврейства востока — событие, произошедшее в праздник Шавуот в июне 1941 г. — не менее драматично, чем первый день Песаха 1943 г. для польского еврейства. Ведь если в тот Песах началась окончательная ликвидация Варшавского гетто, то двумя года ранее в Ираке прошли жесточайшие еврейские погромы, ставшие началом конца двух с половиной тысячелетней истории вавилонской диаспоры – древнейшей общины рассеяния. Название «Фархуд» было дано этим погромам арабами и означает «экспроприацию». И соответственно, отражает дуальность целей любого еврейского погрома – и убрать проклятых иноверцев, и завладеть их имуществом. И в самом деле, не пропадать же добру… Поэтому иракские погромы 1941-го, как вы правильно предположили, имели ту же подоплеку, что и в Варшаве. А именно, нацистский антисемитизм и стремление решить «еврейский вопрос» как можно более кардинально. К 1941 г. нацистское влияние в Ираке – уже тогда качавшему миру нефть – достигло апогея. Еще в середине 30-х годов Германия приоритезировала укрепление своих позиций на Ближнем Востоке. Немецкое посольство в Багдаде установило систему постоянных контактов иракской элиты с официозом Рейха, включая обмен делегациями – и широкую работу в самом Ираке. Создавались нацистские партии и организации, включая молодежные – типа Гитлерюгенда, издавалась нацистская газета на арабском. Целью было, понятно, создание своей пятой колонны в важном стратегическом месте. И еврейская тема, конечно же, использовалась в полном объеме. Благо далеко ходить не надо было – конфликт между сионизмом и арабским национализмом уже шел полным ходом, из-за стремления последнего ликвидировать угрозу своей гегемонии в регионе. (Это, собственно, и есть суть арабо-израильского конфликта – а никакие не «палестинцы»). Иракские нацисты не стремились разделять сионистов и евреев. Антисемитизм особенно пошел в гору после переезда в Ирак Иерусалимского муфтия Хадж-Амина аль-Хусейни в 1939 г. – организатора и вдохновителя Погромов («Арабского восстания») 1936-1939 гг. в Эрец-Исраэль. Он становится одним из вождей арабского нацизма в Ираке. Евреев начинают массово выгонять с государственных должностей, ущемлять в правах и всячески демонстрировать им их нежелательность. А весной 1941 г. – на пике успехов гитлеровской Германии, и в ожидании ее появления на Ближнем Востоке — в Багдаде произошел переворот, организованный пронацистской хунтой «Золотого Квадрата». Представителей командования четырех родов войск Ирака, считавших Британию врагом, а Третий Рейх своим главным союзником – и предполагавших скорое прибытие Рейха и в этот регион тоже. Нацистский режим генерала аль-Гайлани продержался ровно два месяца. Англичане не собирались сдавать стратегический Ирак Гитлеру, а тот хоть и собирался идти на Восток – но пока не на Ближний. Поэтому навстречу Британскому Индийскому корпусу — выступившему объяснить товарищам аль-Гайлани и аль-Хусейни всю тонкость ситуации — вермахт послал всего 28 самолетов. И 1-го июня 1941 г. англичане подошли к Багдаду. Аль-Гайлани и аль-Хусейни бежали из города. Но во время своего бегства иракские нацисты отыгрались на евреях. 2 июня 1941 г. – в праздник Шавуот – начались заранее спланированные нападения на евреев. В течение нескольких дней было убито более 200 человек (по другим данным, включая неопознанные трупы жертв было более 600), более двух тысяч ранено. Сотни детей остались сиротами, и имущество более чем 50 тысяч разграблено. Что характерно, англичане не торопились вмешаться. Так же, как и в Иерусалиме после его освобождения от турок, во время первого арабского погрома. Лишь на третий день английские войска неохотно начали наводить порядок. Но еврейской общине уже стало ясно, что будущего у нее в Ираке нет. Уцелевшие евреи активизировалии сионисткую деятельность, и начали уезжать. И после создания Израиля, в 1949-1951 гг., почти все 150 тысяч иракских евреев покинули страну и перебрались в Израиль. Этническая чистка, начатая арабскими нацистами, закончилась. Имущество, оставленное евреями в Ираке – бывших там элитой (учеными, инженерами, промышленниками, банкирами, адвокатами) – оценивается в астрономические суммы до ста миллиардов долларов. Беженцы из Ирака присоединились еще к 600.000 евреев арабских и мусульманских стран, изгнавших их после образования Израиля. Большинство было ограблено, поэтому точная сумма ущерба и потерь имущества трудно оценима. Но именно поэтому, глядя на омерзительные фестивали Хамаса на границе Сектора Газы, думаешь о том, что если кто и имеет право на уважение своих прав, и требование восстановления исторической справедливости – то это именно еврейство арабских стран. Пострадавшее от ненависти, культивируемой арабским нацизмом и национализмом, живым по сей день. (Ведь немало нацистских преступников нашло укрытие по всему Ближнему Востоку. Еще недавно некоторые были живы в Сирии…) А пока мы должны хорошо помнить эту трагедию иракской общины. Обязаны помнить. 
Источник: http://newrezume.org/news/2018-08-12-29955?utm_source=copypast

Всю жизнь руки по швам! Не смел пикнуть. Теперь расскажу…

В детстве… как себя помню… я боялся потерять папу… Пап забирали ночью, и они исчезали в никуда. Так пропал мамин родной брат Феликс… Музыкант. Его взяли за глупость… за ерунду… В магазине он громко сказал жене: «Вот уже двадцать лет советской власти, а приличных штанов в продаже нет».  Сейчас пишут, что все были против… А я скажу, что народ поддерживал посадки. Взять нашу маму… У нее сидел брат, а она говорила: «С нашим Феликсом произошла ошибка. Должны разобраться. Но сажать надо, вон сколько безобразий творится вокруг». Народ поддерживал… Война!  После войны я боялся вспоминать войну… Свою войну… Хотел в партию вступить – не приняли: «Какой ты коммунист, если ты был в гетто?». Молчал… молчал… Была в нашем партизанском отряде Розочка, красивая еврейская девочка, книжки с собой возила. Шестнадцать лет. Командиры спали с ней по очереди… «У нее там еще детские волосики… Ха-ха…». Розочка забеременела… Отвели подальше в лес и пристрелили, как собачку. Дети рождались, - понятное дело, полный лес здоровых мужиков.  Практика была такая: ребенок родится – его сразу отдают в деревню. На хутор. А кто возьмет еврейское дитя? Евреи рожать не имели права. Я вернулся с задания: «Где Розочка?» – «А тебе что? Этой нет – другую найдут».  Сотни евреев, убежавших из гетто, бродили по лесам. Крестьяне их ловили, выдавали немцам за пуд муки, за килограмм сахара. Напишите… я долго молчал… Еврей всю жизнь чего-то боится. Куда бы камень ни упал, но еврея заденет. Уйти из горящего Минска мы не успели из-за бабушки… Бабушка видела немцев в 18-м году и всех убеждала, что немцы – культурная нация и мирных людей они не тронут. У них в доме квартировал немецкий офицер, каждый вечер он играл на пианино. Мама начала сомневаться: уходить – не уходить? Из-за этого пианино, конечно…  Так мы потеряли много времени. Немецкие мотоциклисты въехали в город. Какие-то люди в вышитых сорочках встречали их с хлебом-солью. С радостью. Нашлось много людей, которые думали: вот пришли немцы, и начнется нормальная жизнь. Многие ненавидели Сталина и перестали это скрывать. В первые дни войны было столько нового и непонятного… Слово «жид» я услышал в первые дни войны… Наши соседи начали стучать нам в дверь и кричать: «Всё, жиды, конец вам! За Христа ответите!». Я был советский мальчик. Окончил пять классов, мне двенадцать лет. Я не мог понять, что они говорят. Почему они так говорят? Я и сейчас этого не понимаю…  У нас семья была смешанная: папа – еврей, мама – русская. Мы праздновали Пасху, но особенным образом: мама говорила, что сегодня день рождения хорошего человека. Пекла пирог. А на Пейсах (когда Господь помиловал евреев) отец приносил от бабушки мацу. Но время было такое, что это никак не афишировалось… надо было молчать… Мама пришила нам всем желтые звезды… Несколько дней никто не мог выйти из дома. Было стыдно… Я уже старый, но я помню это чувство… Как было стыдно…  Всюду в городе валялись листовки: «Ликвидируйте комиссаров и жидов», «Спасите Россию от власти жидобольшевиков». Одну листовку подсунули нам под дверь… Скоро… да… Поползли слухи: американские евреи собирают золото, чтобы выкупить всех евреев и перевезти в Америку. Немцы любят порядок и не любят евреев, поэтому евреям придется пережить войну в гетто… Люди искали смысл в том, что происходит… какую-то нить… Даже ад человек хочет понять.  Помню… Я хорошо помню, как мы переселялись в гетто. Тысячи евреев шли по городу… с детьми, с подушками… Я взял с собой, это смешно, свою коллекцию бабочек. Это смешно сейчас… Минчане высыпали на тротуары: одни смотрели на нас с любопытством, другие со злорадством, но некоторые стояли заплаканные. Я мало оглядывался по сторонам, я боялся увидеть кого-нибудь из знакомых мальчиков. Было стыдно… постоянное чувство стыда помню… Мама сняла с руки обручальное кольцо, завернула в носовой платок и сказала, куда идти. Я пролез ночью под проволокой… В условленном месте меня ждала женщина, я отдал ей кольцо, а она насыпала мне муки. Утром мы увидели, что вместо муки я принес мел. Побелку. Так ушло мамино кольцо. Других дорогих вещей у нас не было…  Стали пухнуть от голода… Возле гетто дежурили крестьяне с большими мешками. День и ночь. Ждали очередного погрома. Когда евреев увозили на расстрел, их впускали грабить покинутые дома. Полицаи искали дорогие вещи, а крестьяне складывали в мешки все, что находили. «Вам уже ничего не надо будет», – говорили они нам. Однажды гетто притихло, как перед погромом. Хотя не раздалось ни одного выстрела. В тот день не стреляли… Машины… много машин… Из машин выгружались дети в хороших костюмчиках и ботиночках, женщины в белых передниках, мужчины с дорогими чемоданами.  Шикарные были чемоданы! Все говорили по-немецки. Конвоиры и охранники растерялись, особенно полицаи, они не кричали, никого не били дубинками, не спускали с поводков рычащих собак. Спектакль… театр… Это было похоже на спектакль… В этот же день мы узнали, что это привезли евреев из Европы.  Их стали звать «гамбургские» евреи, потому что большинство из них прибыло из Гамбурга. Они были дисциплинированные, послушные. Не хитрили, не обманывали охрану, не прятались в тайниках… они были обречены… На нас они смотрели свысока. Мы бедные, плохо одетые. Мы другие… не говорили по-немецки… Всех их расстреляли. Десятки тысяч «гамбургских» евреев… Этот день… всё как в тумане… Как нас выгнали из дома? Как везли? Помню большое поле возле леса… Выбрали сильных мужчин и приказали им рыть две ямы. Глубокие. А мы стояли и ждали. Первыми маленьких детей побросали в одну яму… и стали закапывать… Родители не плакали и не просили. Была тишина. Почему, спросите?  Я думал… Если на человека напал волк, человек же не будет его просить, умолять оставить ему жизнь. Или дикий кабан напал… Немцы заглядывали в яму и смеялись, бросали туда конфеты. Полицаи пьяные в стельку… у них полные карманы часов… Закопали детей… И приказали всем прыгать в другую яму. Стоим мама, папа, я и сестренка.  Подошла наша очередь… Немец, который командовал, он понял, что мама русская, и показал рукой: «А ты иди». Папа кричит маме: «Беги!». А мама цеплялась за папу, за меня: «Я с вами». Мы все ее отталкивали… просили уйти… Мама первая прыгнула в яму… Это всё, что я помню… Пришел в сознание от того, что кто-то сильно ударил меня по ноге чем-то острым. От боли я вскрикнул. Услышал шепот: «А тут один живой». Мужики с лопатами рылись в яме и снимали с убитых сапоги, ботинки… все, что можно было снять…  Помогли мне вылезти наверх. Я сел на край ямы и ждал… ждал… Шел дождь. Земля была теплая-теплая. Мне отрезали кусок хлеба: «Беги, жиденок. Может, спасешься». Деревня была пустая… Ни одного человека, а дома целые. Хотелось есть, но попросить было не у кого. Так и ходил один. На дороге то резиновый бот валяется, то галоши… косынка… За церковью увидел обгоревших людей. Черные трупы. Пахло бензином и жареным…  Убежал назад в лес. Питался грибами и ягодами. Один раз встретил старика, который заготавливал дрова. Старик дал мне два яйца. «В деревню, – предупредил, – не заходи. Мужики скрутят и сдадут в комендатуру. Недавно двух жидовочек так поймали». Однажды заснул и проснулся от выстрела над головой. Вскочил: «Немцы?». На конях сидели молодые хлопцы. Партизаны! Они посмеялись и стали спорить между собой: «А жиденыш нам зачем? Давай…» – «Пускай командир решает».  Привели меня в отряд, посадили в отдельную землянку. Поставили часового… Вызвали на допрос: «Как ты оказался в расположении отряда? Кто послал?» – «Никто меня не посылал. Я из расстрельной ямы вылез». – «А может, ты шпион?» Дали два раза по морде и кинули назад в землянку.  К вечеру впихнули ко мне еще двоих молодых мужчин, тоже евреев, были они в хороших кожаных куртках. От них я узнал, что евреев в отряд без оружия не берут. Если нет оружия, то надо принести золото. Золотую вещь. У них были с собой золотые часы и портсигар – даже показали мне, – они требовали встречи с командиром. Скоро их увели. Больше я их никогда не встречал… А золотой портсигар увидел потом у нашего командира… и кожаную куртку… Меня спас папин знакомый, дядя Яша. Он был сапожник, а сапожники ценились в отряде, как врачи. Я стал ему помогать… Первый совет дяди Яши: «Поменяй фамилию». Моя фамилия Фридман… Я стал Ломейко… Второй совет: «Молчи. А то получишь пулю в спину. За еврея никто отвечать не будет».  Так оно и было… Война – это болото, легко влезть и трудно вылезти. Другая еврейская поговорка: когда дует сильный ветер, выше всего поднимается мусор. Нацистская пропаганда заразила всех, партизаны были антисемитски настроены. Нас, евреев, было в отряде одиннадцать человек… потом пять…  Специально при нас заводились разговоры: «Ну какие вы вояки? Вас, как овец, ведут на убой…», «Жиды трусливые…». Я молчал. Был у меня боевой друг, отчаянный парень… Давид Гринберг… он им отвечал. Спорил. Его убили выстрелом в спину. Я знаю, кто убил. Сегодня он герой – ходит с орденами. Геройствует! Двоих евреев убили якобы за сон на посту… Еще одного - за новенький парабеллум… позавидовали…  Куда бежать? В гетто? Я хотел защищать Родину… отомстить за родных… А Родина? У партизанских командиров были секретные инструкции из Москвы: евреям не доверять, в отряд не брать, уничтожать. Нас считали предателями. Теперь мы об этом узнали благодаря перестройке. Человека жалко… А как лошади умирают? Лошадь не прячется, как другие животные: собака там, кошка, корова и та убегает, лошадь стоит и ждет, когда ее убьют. Тяжелая картина… В кино кавалеристы несутся с гиком и с шашкой над головой. Бред! Фантазия! В нашем отряде одно время были кавалеристы, их быстро расформировали.  Лошади не могут идти по сугробам, тем более скакать, они застревают в сугробах, а у немцев мотоциклы – двухколесные, трехколесные, зимой они ставили их на лыжи. Ездили и с хохотом расстреливали и наших лошадей, и всадников. Красивых лошадей могли пожалеть, видно, среди немцев было немало деревенских парней… Приказ: сжечь хату полицая… Вместе с семьей… Семья большая: жена, трое детей, дед, баба. Ночью окружили их… забили дверь гвоздями… Облили керосином и подожгли. Кричали они там, голосили. Мальчишка лезет через окно… Один партизан хотел его пристрелить, а другой не дал. Закинули назад в костер.  Мне четырнадцать лет… Я ничего не понимаю… Всё, что я смог – запомнил это. И вот рассказал… Не люблю слова «герой»… героев на войне нет… Если человек взял в руки оружие, он уже не будет хорошим. У него не получится. Помню блокаду… Немцы решили очистить свои тылы и бросили дивизии СС против партизан. Навешали фонарей на парашютах и бомбили нас день и ночь. После бомбежки – минометный обстрел. Отряд уходил небольшими группами, раненых увозили с собой, но закрывали им рот, а лошадям надевали специальные намордники.  Бросали все, бросали домашний скот, а он бежал за людьми. Коровы, овечки… Приходилось расстреливать… Немцы подошли близко, так близко, что уже слышны были их голоса: «о мутер, о мутер»… запах сигарет… У каждого из нас хранился последний патрон… Но умереть никогда не опоздаешь. Ночью мы… трое нас осталось из группы прикрытия… вспороли брюхо убитым лошадям, выкинули все оттуда, и сами туда залезли.  Просидели так двое суток, слышали, как немцы ходили туда-сюда. Постреливали. Наконец наступила полная тишина. Тогда мы вылезли: все в крови, в кишках… в говне… Полоумные. Ночь… Луна светит… Птицы, я вам скажу, нам тоже помогали… Сорока услышит чужого человека – обязательно закричит. Подаст сигнал. К нам они привыкли, а немцы пахли по-другому: у них одеколон, душистое мыло, сигареты, шинели из отличного солдатского сукна… и хорошо смазанные сапоги… У нас самодельный табак, обмотки, лапти из воловьей шкуры, прикрученные к ногам ремешками. У них шерстяное нательное белье… Мертвых мы раздевали до трусов! Собаки грызли их лица, руки. Даже животных втянули в войну… Много лет прошло… полвека… А ее не забыл… эту женщину… У нее было двое детей. Маленьких. Она спрятала в погребе раненого партизана. Кто-то донес… Семью повесили посредине деревни. Детей первыми… Как она кричала! Так люди не кричат… так звери кричат…  Должен ли человек идти на такие жертвы? Я не знаю. (Молчит.)  Пишут сейчас о войне те, кто там не был. Я не читаю… Вы не обижайтесь, но я не читаю… Минск освободили… Для меня война кончилась, в армию по возрасту не взяли. Пятнадцать лет. Где жить?  В нашей квартире поселились чужие люди. Гнали меня: «Жид пархатый…».  Ничего не хотели отдавать: ни квартиры, ни вещей. Привыкли к мысли, что евреи не вернутся никогда…   Светлана Алексиевич «Время секонд хэнд» 
Источник: http://newrezume.org/news/2018-08-14-29976?utm_source=copypast

Единственное место в мире, где не пострадал ни один еврей

https://isralove.org/load/14-1-0-1017

Следы Холокоста в Одессе

https://www.facebook.com/evreiskie.novosti/videos/596153880799779/

80 лет назад началось уничтожение евреев в «самой культурной стране Европы»

https://cursorinfo.co.il/all-news/80-let-nazad-nachalos-unichtozhenie-evreev-v-samoj-kulturnoj-strane-evropy/

Бен Эзоп - стихотворение «Львовский погром»

1июля 1941 года в городе Львов начался масштабный погром. Евреев ловили и арестовывали, избивали и унижали. В частности, их заставляли чистить улицы. Женщин били палками и различными предметами, раздевали догола и гнали по улицам, некоторых насиловали. Били также и беременных. Затем часть евреев отправили в тюрьмы эксгумировать трупы расстрелянных заключенных, во время работ их также избивали и унижали. 

Львовский погром Раскалённое лето, Лютой смерти анфас: Коль забудем мы это, Б-г забудет пусть нас! Отвернутся пусть дети И единственный друг, Обезумевший ветер Жизни высечет круг. Пусть…, но страшная память Крепче стали литой, И она, словно пламя, Выжигает покой. В ней звон битой посуды, Тяжкий стон вместо слов, Вопль «проклятые юде» И призыв: «бей жидов». В ней бандеровцев банды, Чёрный, в мареве, лес, Сапоги, аксельбанты Лейтенанта С С.

В ней урочища, балки, Яры, ямы и рвы, Ручка детской скакалки Средь пожухлой травы. В ней сожжённая Тора, Синагоги разор. В ней насильники, воры Свой вершат приговор, Размозжённые лица, Изувеченный дом: Будь же проклят, убийца — Подлый львовский погром! 1981 

Нет места на земле

https://www.netzulim.org/R/OrgR/Articles/Stories/Underearth.html

Интересная история... Пытался найти фильм для просмотра
В online , пока безуспешно. Везде какие то преграды.
Нашел только трейлер к фильму , правда на английском,
Кто нашел фильм , дайте ссылочку, пожалуйста.
Буду очень благодарен.