Выдуманные или правдивые истории

Список Альберта.История брата Германа Геринга

https://newrezume.org/news/2020-10-24-37048

Еврейские прятки нацистской палачихи
http://www.isrageo.com/2015/06/06/2fash101/

Я не хочу сидеть рядом с евреем

Я не хочу сидеть рядом с евреем Перед полетом из Атланты в Нью-Йорк пожилая дама обнаружила, что сидит в самолете рядом с человеком в кипе

>>>> Она вызвала старшего стюарда, чтобы пожаловаться на свое место. — В чем дело? — спросил стюард. — Вы посадили меня рядом с евреем!
>>>>
>>>> Я не желаю сидеть рядом с этим странным человеком. Найдите мне другое место! —
>>>>
>>>> Я проверю, есть ли возможность найти другое место, самолет полон. Женщина бросила уничижительный взгляд на соседа-еврея и гордо посмотрела поверх голов пассажиров.
>>>> Через несколько минут стюард вернулся. — Мадам, и бизнес-класс и обычный полны, и свободных мест нет.
>>>> У нас есть только одно место в первом классе. Женщина только успела открыть рот, как стюард продолжил:
>>>> — Такие вещи мы делаем только в исключительном случае. Я обратился к командиру экипажа для получения разрешения.
>>>> Вследствие исключительных обстоятельств командир согласился с тем, что не стоит заставлять человека сидеть рядом с тем, кто ему неприятен.
>>>> — Мистер, я Вас прошу собрать вещи и пройти со мной в первый класс.
>>>> Еврей встал и прошел за ним в первый класс, сопровождаемый аплодисментами пассажиров.
>>>> Женщина покраснев от злости, заявила стюарду:
>>>> — Наверняка, капитан ошибся!
>>>> — Что Вы, мадам, капитан Коган никогда не ошибается!

РИВКА

https://newrezume.org/news/2020-11-02-37188

ОЧЕНЬ ИЗРАИЛЬСКАЯ ИСТОРИЯ

Одна израильская пара - Анат и Лиор СОЛОМОН - третьего августа
проводила церемонию ХУПЫ - бракосочетания. Печальную церемонию.

У невесты не так давно умерли оба родителя, сначала мать, а за ней
отец, и на свадьбе присутствовало всего 10 человек, только самые
близкие.
Одна из подруг невесты - Яфа- в десять часов вечера (!!!) опубликовала
заметку в фейсбуке: " Если Вы можете - просто приезжайте прямо сейчас
на ХУПУ, не надо денег, не нужны подарки, просто приходите, чтобы
заполнить пустой зал и исполнить заповедь радости жениха и невесты" И
указала адрес зала "Гармония в саду" и имена молодоженов.

И вот что из этого вышло:

БОЛЕЕ ДВУХ ТЫСЯЧ ИЗРАИЛЬТЯН В ПЕРВЫЙ ДЕНЬ РАБОЧЕЙ НЕДЕЛИ, после
рабочего дня в десять часов вечера или позже прочли пост в фейсбуке,
сели в машины и поехали на перекресток "махлеф Гедера" в 10 км от
города Ашдод.
Ехали из разных городов к незнакомым девушке и парню... Только для
того, чтобы поднять им настроение!!!

У входа в зал, где должна была проходить церемония, с половины
одиннадцатого ночи начали появляться один за другим незнакомые люди.
Они брали конверты, писали поздравления и пожелания и вкладывали в них
деньги и чеки! Люди приезжали даже с маленькими детьми, которых не на
кого было оставить! Они шли и шли....

Все эти совсем незнакомые люди пришли, чтобы заполнить зал торжеств,
увидеть церемонию хупы, встретить аплодисментами жениха и невесту,
подпевать свадебным мелодиям, они принесли подарки (деньги) и одарили
молодую пару самыми добрыми пожеланиями.

Жених и невеста плакали от переполнявшего их чувства благодарности и тепла...

Это- Израиль!!!

ПРОПАЖА, СТАВШАЯ ПОДАРКОМ

История это произошла в те далёкие времена, когда знаменитости ещё ездили в метро.

Чарли Чаплин после поездки в нью-йоркской подземке был удивлён, обнаружив у себя в кармане золотые часы. На следующий день, когда Чаплин устал ломать голову над тем, как эта вещица попала к нему в карман, и решил отдать часы в полицейский участок, ему принесли письмо.

«Дорогой м-р Чаплин,» – писал неизвестный. «Я профессиональный карманник. Вчера я вытащил у кого-то из кармана пиджака великолепные золотые часы. Но затем я увидел вас, решил сделать вам подарок и положил часы вам в карман…»

Старания полицейских по поискам вороватого поклонника комика успехом не увенчались, как, впрочем, и поиски того, кому эти часы принадлежали. Поэтому полицейские приняли решение, достойное мудрости Соломона, – злополучные часы вернули Чарли Чаплину.

Нетривиальная история получила огласку в местной прессе, в результате чего актёр получил ещё один конверт без адреса и без имени.

«М-р Чаплин! Около года назад в нью-йоркском метро у меня из кармана вытащили золотые часы. Я негодовал, но когда узнал, что вор подарил их Вам, очень обрадовался и хочу, чтобы мои часы оставались у Вас. А поскольку я преклоняюсь перед Вашим талантом, то посылаю к часам и золотую цепочку».

Яков Фрейдин | Собачьи бега
https://kontinentusa.com/sobachii-bega/

Как израильтян истязали тюрьмах Белорусии

https://detaly.co.il/povtorim-tebe-obrezanie-izrailtyan-istyazayut-v-tyurmah-belarusi/

Еврей, похитивший княжну Романову, или Жизнь и судьба доктора Жорова

https://newrezume.org/news/2020-12-08-36322

Читать далее

https://nkvd.tomsk.ru/researches/passional/zhorov-isaak-solomonovich/

https://youtu.be/tEyvvw1K_ks

Военные истории: два года еврейская девочка пряталась от фашистов в камине



О зверствах нацистов во время Второй Мировой войны известно многое, даже слишком многое. В том числе, конечно, и о миллионах расстрелянных и замученных в нацистских концлагерях евреев. Тем удивительнее читать о тех редчайших счастливцах, кому удалось избежать гибели. Вот и эту необычную историю, которую рассказал питерский блогер Андрей Тараканов (GRUBAS), перепостили многие его читатели:

«1941 год. Начало немецкой оккупации в маленьком городке Полтавской области. В бывший райком партии вселилась комендатура. Небольшой дореволюционный двухэтажный особняк. По коридорам снуют немецкие офицеры, взвод охраны, обслуга из местных. Стучат пишущие машинки, тренькают телефоны, немецкий порядок входит в свои права.

фото-Призрак в немецкой комендатуре

В один из кабинетов, для разбирательства привели двенадцатилетнюю девочку. Ее поймали на улице, есть подозрение, что еврейка. На свою беду, она и вправду была еврейкой. Родители уже месяц как поджидали свою доченьку на небе, и вот пришла пора Адочки. Месяц она бродила по городу, жила, где придется. Приютить опасную девочку никто не решился.

В комнате работали два офицера за двумя письменными столами. Один оторвался от бумаг, перекинулся парой слов с конвоиром, глянув на Аду, сказал: - Я! Дас юдише швайн! - и опять углубился в бумаги.

Советская пионерка хоть и не понимала по-немецки, но что такое "юдиш" и что ее ждет, знала. Она вдруг в отчаянии бросилась к дверям и опрометью выскочила в коридор.

Присутствующие не кинулись догонять беглянку, а дружно заржали, ведь в здании не было ни одного окна без решетки, а внизу на выходе круглосуточная охрана и только немецкая. Бежать-то некуда, разве что заскочить в другой кабинет... А толку?

Но страх смерти не имеет логики. Ада из коридора кинулась на второй этаж и забежала в первую попавшуюся открытую дверь. Немцы обрадовались новому развлечению и не спеша, планомерно, как инопланетяне в поисках человека, обходили комнату за комнатой:

- Тефощка. Ау!

- Кте ты ест?

- Ком, дас кляйн юдише швайн...

- Ау! Ми тепя искать!

Инопланетяне обошли все помещения на обоих этажах, потом еще раз, еще... Им уже было не смешно. Еврейки нигде не было. Через пару часов поиска они поняли, что девчонке удалось просунуть голову между прутьями в туалете, и она сбежала. И какие же маленькие головы бывают у этих подлых еврейских детей...

Тут же вызвали «майстра» из местных, и он присобачил дополнительную перемычку к туалетной решетке. В комендатуре наступила ночь. Офицеры разошлись по домам, темный особняк опустел, только охрана у входа еле слышно переговаривалась.

С самого утра Ада лежала внутри старинного камина, но до сих пор боялась дышать. Камин зиял чернотой в самой большой комнате купеческого дома. При советской власти барство было не в почете, экономили дрова, топили буржуйками и каминную трубу заложили кирпичом, но так удачно, что внутри на высоте полутора метров получилась кирпичная полка. Сантиметров сорок в ширину, тут пока можно было переждать. Пока...

В эту ночь девочка так и не покинула своего убежища. Наступило утро, в комендатуре затрещала работа, и о вчерашней сбежавшей еврейской девочке все конечно забыли. Только во вторую ночь Ада решилась покинуть свою норку. Она неслышно, как привидение, пробралась в туалет, без которого уже почти падала в обморок. Жадно напилась воды и вернулась в «свою» комнату, По запаху нашла в чьем-то столе спрятанное печенье и залегла до следующей ночи.

Так из ночи в ночь Ада все расширяла свой жизненный круг. Доходила даже до первого этажа, влезала в буфет, а там всегда можно было поживиться кусочком хлебушка, не обделяя господ офицеров. Она понимала, что если пропадет хоть кусочек сала, то будут подозрения и могут здание обыскать с собакой. А это смерть.

Но пока сама Ада превращалась в дикую собачку, или скорее в затравленного мышонка с огромным не мышиным телом, которое нужно кормить. Все чувства ее обострились. Девочка слышала даже, сколько существ находится на втором этаже и сколько на первом. Лежа в камине, она чувствовала вибрацию стен от входящих в здание инопланетян. Днем не спала, боялась, что во сне пошевелится.

Девчонка знала всех солдат и офицеров комендатуры, хоть никогда их и не видела. Различала по голосам, походке и запаху. Вскоре приноровилась мыться и стирать белье в туалете. Самым страшным еженощным испытанием был слив воды унитазного бачка.

Со временем Аду уже невозможно было застать врасплох. Она по своим внутренним часам знала, когда под утро придут истопники, работники кухни, а уж охранники, по ночам обходящие этажи, для нее казались просто махорочными топающими слонами. Человек ко всему привыкает. Ада стала привидением, о котором даже не ходило слухов... Девочка сначала интуитивно, а потом и по словам начала понимать немецкую речь.

Жизнь шла. Ведь, несмотря на ежесекундный смертельный риск быть обнаруженной, это была все же жизнь. Чтоб не сойти с ума, она мысленно разговаривала с родителями и со "знакомыми" немецкими офицерами. Однажды ночью, когда девчушка привычно прокралась в туалет, ее как громом поразило. На умывальнике лежали: ломтик хлеба и малюсенький кусочек мыла. Это был не офицерский туалет и мыло каждый приносил свое, могли, конечно, забыть, но хлеб откуда!!?

О НЕЙ КТО-ТО ЗНАЛ!

Ада не притронулась к этому богатству. Вдруг западня... На следующую ночь все повторилось. Эх, будь что будет, взяла. В конце концов, немцы люди педантичные. Если б что и заподозрили, то не мыльцем бы выманивали, а овчарками. Через неделю девочка поняла, что доброй феей была уборщица тетя Зина. То ли по маленьким мокрым следам, то ли еще как, но тетя Зина догадалась о «привидении».

Жизнь у Ады началась царская: целый кусочек хлеба в день иногда даже с кубиком сахара. В одно прекрасное утро в комендатуре перестала звучать немецкая речь. Все шло совсем непривычно. Дом наполнился новыми запахами и звуками. Незнакомые люди говорили только по-русски. Ада целых три дня еще сидела в камине прислушиваясь, пока не решилась выйти к нашим. Был 1943 год.

Четырнадцатилетнюю еврейскую девочку Аду вначале отправили в полтавский детский дом, а в 44-м - в ленинградский интернат. В этом городе она и прожила всю свою жизнь. Детей у Ады не было - расплата за подорванное в камине женское здоровье.

Я знаю тетю Аду, сколько себя помню. Мы жили дверь в дверь. Меня часто с ней оставляли родители, когда шли в кино. От нее я и услышал всю эту жуть.

Году в семидесятом тетя Ада съездила на Полтавщину, где и разыскала уборщицу тетю Зину, которая к тому времени уже давно отмотала свою «десятку». Узнала по голосу... Забрала ее к себе, и живут с тех пор вместе. Ада заботится о тёте Зине.»

Гражданка Израиля Элла Нурик весной 2003 года получила странное письмо из Белгорода: «Не будучи знаком с Вами, уважаемая Элла Исааковна, все-таки решился составить это сообщение, – писал отправитель. – Я – Сергей Иванович Потапов, 1933 года рождения, при некоторых обстоятельствах обнаружил запечатанный воском патрон на месте боев в нашей области. В патроне была найдена записка с данными погибшего красноармейца Исаака Абрамовича Флейшера. Я лично предпринял некоторые розыскные действия, в ходе которых выяснил, что Исаак Флейшер, год рождения 1912, место рождения г. Херсон, является Вашим отцом. В том случае, если мои данные верны, готов при визите в Государство Израиль встретиться с Вами и передать лично Вам в руки эту священную реликвию. С самыми добрыми пожеланиями, Сергей Потапов».

Теперь я должен рассказать, что за человек Элла Нурик, чей адрес в городе Бат-Ям был выведен крупным почерком на конверте письма.

Элла осиротела в ходе войны: отец ее пропал без вести летом 1943 года, а мать погибла сразу после войны на работах по лесосплаву. Близкие родственники сгорели в огне Холокоста. Элла Флейшер попала в детский дом тринадцати лет от роду. Дом оказался обычным по тем послевоенным временам, а потому, во многом, и судьба Эллы сложилась далеко не лучшим образом. Озлобленная на весь мир девушка-красавица пошла по дурной дорожке и к 1958 году «отмотала» пятилетний срок на зоне за воровство.

Спасла Эллу любовь военного человека, еврея – Бориса Нурика. Характер женщины оказался восприимчивым к покою, заботе и ласке. Часть ночи, после того как Нурик сделал ей предложение, Элла Флейшер горько проплакала, а утром проснулась без ощущения привычной горечи, радуясь наступающему дню.

– У тебя, Эллочка, лицо стало совсем другим, – сказал ей тогда Борис.

Это и в самом деле было так. С новым лицом Элла пошла учиться, закончила техникум и проработала технологом на местном металлургическом заводе почти сорок лет. Дети у Флейшеров родились друг за другом – в 1960 и 62-м годах, девочка и мальчик. Все складывалось в дальнейшей жизни Эллы как обычно, без особых проблем и событий. Но в 1981 году после продолжительной болезни умер ее муж, не дожив и до шестидесяти лет.

Элла тяжело переживала смерть Бориса, но горе свое не выказывала при посторонних и детях. Трудная судьба научила ее сдержанности, даже суровой сдержанности, которую малознакомые люди принимали за черствость характера и даже жестокость, обычную для людей с тяжелым детством и криминальной юностью.

Так вот, Элла Нурик прочла послание из Белгорода будто это была квитанция на оплату за электричество. И сунула письмо в деревянную распорку, где лежали эти самые оплаченные квитанции, потом вышла на балкон своей квартиры и закурила. Элле понадобилась не одна, а три сигареты, чтобы прийти в себя.

Ей исполнилось 70 лет, но до сих пор она не могла простить своим родителям их смерть и то, что подростком попала в ад послевоенного детского дома. «Я ненавижу вас! – немо кричала она тогда в вонючую, грязную подушку. – Ненавижу!»

И вот теперь обида вновь возникла в сердце пожилой женщины, но продолжалось это недолго, и Элла вдруг решила, что полученное письмо – весточка от отца, который просит у нее прощения за то, что не смог сберечь себя на фронтах страшной войны с нацизмом.

Выкурив третью сигарету, Элла Нурик вернулась в холл, села за письменный стол и, не раздумывая долго, сочинила ответ Сергею Потапову:

«Уважаемый г. Потапов! Спасибо за память о моем отце. Буду рада встретиться с вами в Израиле. Элла Нурик». И все. Она не стала расшаркиваться перед незнакомцем. Решив так: если он человек добрый, – не обидится, а если злой, – то и комплименты в этом случае не помогут.

Теперь о том, как в руки Потапова попал патрон с запиской Исаака Флейшера. Его сын – Дмитрий Потапов – зарабатывал себе на жизнь «черной археологией». Раньше он служил шофером в райкоме партии, возил начальство, а с 1994 года занялся новым и весьма прибыльным делом.

Человек обстоятельный и серьезный – Дмитрий – начал с того, что приобрел необходимые знания и инструменты для успешного ведения дела. Он стал читать труды генералов и военных историков. И не просто читать, а внимательно прорабатывать найденный материал. Затем он составил подробные топографические карты и приобрел современный металлоискатель. Младший Потапов не рискнул работать в одиночку. Он прекрасно знал буйный характер местных «черных археологов», но постепенно, благодаря «научному» подходу и связям с «братвой», добился определенной независимости и перестал работать на «общий котел».

Специализацией Дмитрия Потапова стало оружие. В лесах и окрестных полях его было множество. Глинистая почва способствовала сохранности металла. Впрочем, он только чистил найденное оружие. Его реставрацией, переделкой и продажей занимались другие люди в специальной мастерской. Потапов даже не знал, где она, эта мастерская, находится. Каждую неделю он встречался с посредником, отдавал ему «улов» и получал вознаграждение, как правило, в валюте.

Попадалось Потапову, конечно, не только оружие, но и памятные знаки погибших солдат. Причем не одних солдат Красной армии, но и немцев. На знаках тоже можно было заработать, но этими реликвиями Дмитрий не занимался. Он сдавал их другим «черным археологам» и тем самым гарантировал свой покой при основном направлении бизнеса.

Иногда, из досужего любопытства, он вскрывал найденные солдатские памятки. Вот и патрон с запиской Исаака Флейшера вскрыл.

– Жидок попался, – сказал он отцу. – Исачок… Слушай, может, торгануть записочкой этой? Евреи – народ богатый – расплатятся.

– Все они, что ли, богатые? – насупившись, спросил Сергей Потапов.

– Все, даже бедные, – решительно ответил «черный археолог».

Надо сказать, что отец Дмитрия антисемитом не был. Он просто по складу своего характера не мог им быть. На эту тему Сергей Потапов часто спорил с сыном еще в советские времена. И вообще отношения между ними никогда нельзя было назвать мирными и спокойными. Яблоко от яблони далеко упало – бывает и такое.

Не любил, если уж честно, старик сына. Он внуков любил безмерно, а потому и навещал часто семью Дмитрия. И вот во время такого визита и произошел у них разговор по поводу патрона с данными на красноармейца Флейшера.

– Подлость это! – сказал тогда Николай Потапов. – Человек погиб за родину, а ты его памятью торгануть хочешь. Подлость это и негодяйство.

– Ты, папаша, глубоко неправ, – сказал сынок. – И пролежал бы этот патрончик до скончания века. Я работал, я его отрыл. Я, может, радость этим его жиденятам доставлю. Почему даром?

– Глаза бы мои тебя не видели пожизненно, – сказал старик. – Отдай мне этот патрон.

– Еще чего!

– Тогда продай.

– Сто баксов.

Сергей Потапов бедным человеком не был. Всю жизнь он и его покойная супруга помнили о черном дне, жили по-спартански в своем доме на окраине города и имели солидное хозяйство на десяти сотках чернозема.

Сто долларов сын получил.

– И чего ты с этой писулькой делать намерен? – спросил он.

– Найду родных этого человека и отдам патрон, – сказал Николай Потапов. – Хоть твой грех, подлеца, немного замолю.

– Псих ты, папаша, – улыбнулся Дмитрий. – Честное слово, псих.

Завладев патроном, старик тут же отправил письмо по имеющемуся в записке адресу. Ответа он не получил и, подождав больше месяца, сам отправился в город Херсон.

Никого из Флейшеров он, естественно, не нашел, но совершенно случайно встретил в порту старика – рыбака и горького пьяницу. Старик этот Флейшеров помнил. Потапов распил с ним бутылку и в конце распития узнал, что жена красноармейца эвакуировалась с дочерью на север и там, по сведениям старика, погибла, а дочь Флейшера была отправлена в детский дом. Рыбак дал адрес знакомой – пожилой женщины из Батайска, которая, он точно знал, переписывалась некоторое время после войны с женой Флейшера.

В общем, затянули поиски Сергея Потапова. Та женщина в Батайске умерла несколько лет назад, но дочь ее оказалась бережливым человеком и нашла старику необходимое письмо, но не от самой Фаины Флейшер, а от ее подруги. Подруга писала, что «моя дорогая и любимая Фанечка погибла утонутием, а ее дочь приютил наш местный домок для сирот».

Еще месяц шел старик по следу Эллы Флейшер. И, наконец, в его руках оказался адрес в Израиле, по которому он и отправил приведенное выше письмо.

Денег, потраченных на розыски, Потапов-старший не жалел. В долгих разъездах он перестал чувствовать острое и тоскливое одиночество безделья, от которого даже внуки не спасали.

Возможность отправиться по делу в далекую заморскую страну он воспринял тоже с радостью. Точку в его деле следовало поставить именно в Израиле.

Элла Нурик встретила Потапова в аэропорту и сразу спросила, где он намерен остановиться. «В гостинице, конечно», – ответил старик.

Элла промолчала и, только устроив гостя в своей машине, сухо произнесла, что он может пожить у нее.

Потом они сидели за столом, в холле квартиры Эллы Нурик-Флейшер, и пожилая женщина читала и перечитывала строки, написанные рукой ее погибшего отца.

Она хотела вернуть старику патрон с запиской.

– Что вы? – удивился Потапов. – Это – ваше.

– Скажите, – строго спросила гостя Элла, – вы долго меня искали?

– Пришлось побегать, – улыбнулся старик.

– Зачем вам все это было нужно?

– Не знаю, – Сергей Потапов пожал плечами. – Для равновесия, может, так… Сынок у меня… Ну, чтобы не было нарушения природы.

– Мои дети работают в США, – сказала Элла. – Они хорошие дети. Я человек не бедный и могла бы вернуть вам часть затраченных средств.

– Обидите кровно, – сказал Потапов.

Через две недели он улетел на родину, но спустя год вернулся в Израиль по приглашению Эллы Флейшер.

Для того чтобы зарегистрировать брак, старикам пришлось отправиться на Кипр. Элла ругала при этом израильские порядки, а Сергей Потапов был в глубине души рад еще одной возможности совершить не столь дальнее, но все-таки путешествие.

А. Красильщиков

Из книги "Рассказы о русском Израиле"

Итак, вот настоящая причина, по которой Израиль стал первой страной в мире, которая получила вакцины от Diffuser раньше, чем остальной мир ...

Шестьдесят тысяч евреев остались в Салониках, Греция, накануне начала Второй мировой войны. Живая и динамичная еврейская община. Большинство носильщиков в порту Салоников были евреями. Порт Салоники был даже закрыт в субботу. Там же жили великие раввины.

Гитлер атаковал Грецию, чтобы обезопасить свое южное крыло, прежде чем начать операцию «Барбаросса» и наступление на Россию.

Из 60 000 евреев Салоников около 50 000 были уничтожены в Биркенау за очень короткое время.

Это славное сообщество было мгновенно уничтожено. Мало кто выжил.

Среди выживших была семья Бурла.

После войны в 1961 году родился член семьи Бурла. И они назвали его Израиль - Авраам. (Альберт).

Альберт вырос и изучал ветеринарную медицину. Он получил докторскую степень в области репродуктивной биотехнологии в Школе ветеринарной медицины Университета Аристотеля в Салониках.

В 34 года переехал в США. Он женился на еврейке по имени Мириам и имел двоих детей.

В Соединенных Штатах Burla интегрировалась в медицинскую промышленность. Он очень быстро прогрессировал и присоединился к Pfizer, где стал «руководителем отдела глобальных вакцин».

Отсюда путь к его назначению на пост генерального директора Pfizer в 2019 г.

В течение года Бурла руководил усилиями компании по поиску вакцины от короны.

Проект вакцинации, который спасет жизни миллиардов людей во всем мире, возглавил еврей. Сын переживших Холокост. Из Салоников.

Его вакцина также будет доставлена в Германию, где десятки тысяч немцев умерли от коронной чумы.

Вакцина также призвана спасти жизни десятков миллионов немцев.

Некоторые - бывшие нацисты, сыновья нацистов, их внуки и правнуки ...

Сын Бурлы, семья которого была разрушена во время Холокоста, спасает семьи тех, кто разрушил его семью ...

Вот почему Израиль становится первой страной, получившей вакцину. Памяти бабушки и дедушки Альберта. В память о семье. В память о нашей семье. В память о еврейском народе, погибшем в Холокосте.

И теперь, когда вы читаете эту правдивую и удивительную историю, подумайте, сколько семейств бурла сгорело и сгорело в крематории Биркенау и во всех лагерях смерти, в которых содержались все те шесть миллионов евреев, убитых во время Холокоста.

Сколько профессоров, ученых, математиков и других талантов могли бы спасти этот мир от стольких бедствий, которые злые люди принесли в этот мир, точно так же, как нацисты во время Второй мировой войны ...

Гордимся тем, что являемся частью этого удивительного народа, который даже в трудные дни, как в этом году (и заканчивается в хорошее время), умеет восстать из праха и пепла.

Народ Израиля живет вечно.

НЕ ЗАРЕКАЙСЯ

Марик как рос странным, так им и вырос: полный, необщительный юноша, чуравшийся веселых компаний своих сверстников, почти равнодушный к противоположному полу (и к своему тоже – не надо ни на что намекать!), с вечно уткнутым в книгу носом. Книги заменяли Марику всё и всех.

Телевизор он не смотрел лет с четырнадцати, заявив пялящимся в ящик родителям, что телевидение делается подонками для недоумков и счастливо избежав наказания. В институте, вместо того, чтобы заглядываться на груди однокурсниц на уроках физкультуры, Марик записался в шахматную секцию. Нет, странный, странный мальчик!

Когда открылась граница, Марик бросил мединститут на пятом курсе и рванул из Львова так, как будто его травили собаками. Родители предлагали ему окончить сначала учебу и ехать уже с дипломом, но к тому времени они уже осознали, что спорить с сыном бессмысленно, хотя бы потому, что он, не участвуя в споре, делает только то, что считает необходимым. Поэтому родители безропотно поднялись вслед за Мариком и репатриировались в Иерусалим, где Марик немедленно восстановился на медицинском факультете местного университета (иврит, как выяснилось, он подпольно выучил еще на Украине).

Получив же израильскую докторскую лицензию, Марик немедленно отправился на призывной пункт и добровольно призвался врачом в пехотный батальон. Рыхлый Марик в пехоте – умора! Но пойди докажи что-то тому, кто к своим поступкам относится, как к аксиоме!

Единственное, что как-то примиряло родителей Марика с ним, была его внезапная женитьба перед мобилизацией. С Катей он познакомился в университете, где она учила химию, и на третьем свидании сделал ей предложение. Видимо, Марик владел какими-то секретами крестных отцов мафии, поскольку отказаться от его предложения Катя не смогла и послушно отправилась вместе с Мариком в раввинат, где ей, чуть ли не единственной нерелигиозной девушке не пришлось врать об отсутствии добрачной половой связи с будущим мужем. До чего же странный этот Марик!

Но всё-таки одной из самых больших его странностей была ненависть Марика ко всему немецкому: товарам, языку, странам, где на нем говорят. Да, конечно, в Львовском гетто погибли его родственники, а тетку матери Марика – блестящего львовского педиатра – нацисты расстреляли в августе сорок второго вместе со всеми пациентами и персоналом больницы гетто, и, тем не менее…

Пепел Клааса в сердце Марика заглушал голос разума, и Марик продолжал утверждать, что шесть миллионов евреев уничтожил не Гитлер, а немецкий народ, и прощать этому народу Марик не желал ничего. Более того, он решительно прервал какое-либо общение с родным братом, уехавшим в свое время из Львова в Гамбург, и теперь, когда брат ежегодно прилетал в Иерусалим повидаться с родителями и показать им внуков, Марик, не желая слушать мольбу матери о примирении братьев, в эти же сроки улетал в Европу.


Естественно, в те страны, где шансы услышать немецкую речь были невелики. Возвращаясь домой, Марик на глазах у родителей аккуратно выбрасывал в их мусорное ведро нераспечатанные подарки брата. Вот и сейчас Марик, услышав об очередном визите немецкого родственника, улетел с женой в Тоскану. Проведя бессонную ночь в аэропорту и самолете, они немного покатались по Сиене, поужинали и расположились на ночлег в снятой на неделю старинной вилле, переделанной хозяевами в семь отдельных гостиничных номеров.

Катя и Марик видели уже десятые сны, как вдруг в дверь кто-то начал истошно колотиться. С трудом пробудившись и недоуменно глядя в окно (ночь на дворе!), Марик поплелся к двери.
- Кто там? – спросил он по-английски.
- Простите за беспокойство, вы доктор? – донесся из-за двери женский голос, говорящий по-английски с тяжелым немецким акцентом. Марик удивился и открыл дверь. Перед ним стояла сухонькая женщина лет шестидесяти в кофте, надетой прямо на ночную рубашку.


- Мы ваши соседи, – объяснила женщина, – моему мужу очень плохо. Он задыхается. Я позвонила хозяину виллы, он вызвал амбуланс, но раньше, чем минут через сорок, он из Флоренции сюда не доберется. А хозяин вспомнил, что сегодня он записывал в журнал прибывших доктора и миссис Гершман. Умоляю вас, скажите мне, что вы доктор медицины, а не философии!

- Медицины, медицины, – буркнул Марик, делая в памяти зарубку наорать по приезде на своего тур-агента: зачем было упоминать докторскую степень в заказе, к чему это чванство?! Он быстро натянул джинсы и
футболку, только теперь сообразив, что всё это время беседовал со старушкой в трусах, и поспешил в соседний номер. Проснувшаяся Катя из любопытства увязалась следом. Сосед сидел в кровати и хрипел. На его синих губах белела пена. Очень толстый, в отличие от своей супруги, и, видимо, намного ее старше, дедок взглянул на Марика с мольбой.


- Отек легких, – пробормотал Марик, приложив ухо к спине старика, и ткнул его в левый сосок.
- Сердце болит? – отрывисто спросил доктор. Старик испуганно посмотрел на жену, которая что-то быстро залопотала по-немецки. Марик скривился.

Старик перевел глаза с жены на эскулапа и покивал головой.
- Значит, не просто отек, а вторичный сердечной атаке, – не слишком понятно для посторонних (а кто, собственно, кроме Кати, мог его понять?!) объяснил Марик.

– Ладно, за дело. Катя, мне нужно много ваты, спиртосодержащая жидкость и три чулка.

Марик на руках перенес старика к окну, распахнул обе его створки и посадил соседа на стул поближе к вкусному ночному воздуху. Катя, поискав нужные слова, как-то перевела слова мужа соседке, и женщины забегали по номеру. Через минуту толстяк дышал носом в пук ваты, сильно отдающей водкой, а оба его бедра и правая рука были крепко перевязаны чулками.

- Марик, что ты делаешь, если не секрет? – спросила Катя шепотом.
- Я ему сделал дыхательный фильтр – алкоголь осаждает влагу из легких. Ты же химик – неужели сама не догадалась? – упрекнул Марик жену.
- А чулки? Тоже самой догадаться? – съязвила Катя.
- Это я ему централизовал кровообращение – весь кислород, что есть в его артериях, нужен легким. Ноги могут немного подождать. Жаль, больше трех конечностей перевязывать нельзя!
- Надо же, – тихо сказала Катя, – а у меня за годы общения с тобой и твоими коллегами сложилось впечатление, что сегодняшние врачи без своих лекарств и приборов беспомощны, как простые обыватели.


- Так и есть, – кивнул Марик, – но мне повезло: в львовском мединституте пропедевтику и терапию нам читал профессор Семенов. Он из семьи земских врачей, сам начинал в деревне еще до революции и натаскивал нас на диагностику и лечение в полевых и сельских условиях. Как выяснилось, что-то из его уроков я еще помню... 


Доктор налил еще водки на вату и подмигнул толстяку. Тот слабо улыбнулся и показал, что ему немного легче.
- Где ж эта чертова «скорая»? – вздохнул Марик. – Инфаркт ждать не любит, а я его тут без кардиограммы чую. Кстати…
Он резко повернулся к соседке:
- У вас аспирин есть? Давайте сюда.

Марик взглянул на дозировку лекарства, уточнил у пациента отсутствие проблем с желудком и всунул ему в рот две таблетки, показав зубами: жуй, мол. Немец прожевал аспирин и скривился от горечи.
- Ничего, ничего, вытащу я тебя, – сказал ему Марик почему-то по-русски и обрадованно прислушался: из коридора доносились торопливые шаги.

Через минуту испуганный хозяин вводил в номер бригаду кардиореанимации. У вошедших врачей глаза поползли на лоб, но Марик быстро растолковал им суть своих действий. Доктора одобрительно выставили вверх большие пальцы и залопотали между собой.
- Кардиограмма, давление, мочегонное внутривенно, гепарин, – как бы про себя сказал Марик по-английски. Коллеги улыбнулись и синхронно показали Марику еще один интернациональный жест: «всё ОК». После чего занялись пациентом вплотную. Самый молодой член бригады тем временем уселся заполнять протокол.

- Как твое имя, доктор? – спросил он у Марика.
- Доктор Гершман, – ответил тот, косясь на выползающий лист кардиограммы и бормоча себе под нос: «инфаркт передней стенки, что и требовалось доказать».
- Где работаешь? – продолжил «допрос» итальянец.
- Врач в израильской армии. Точное место работы тебя, надеюсь, не интересует?

Доктора расхохотались.
- Доктор, ты еврей? – донеслось вдруг из-под кислородной маски, скрывавшей нос и рот больного.
- Еврей, конечно, – ответил Марик, пожимая плечами.
- Oh, mein Gott! – слабо сказал толстяк, но относилось ли это к еврейству Марика или к тому, что его закинули на носилки, осталось непонятым.

Марик помахал уезжающему соседу рукой и повернулся к Кате:
- Сразу предупреждаю: если ты хочешь меня подколоть, сначала хорошо подумай.
Катя покатилась со смеху:
- Нет, ну, согласись, что это забавно: с твоими попытками абстрагироваться от существования немцев спасать их на отдыхе по ночам.


- Во-первых, не их, а его, во-вторых, он бы и так не умер – ничего я его не спасал, а в-третьих, может, он вообще не немец, а какой-нибудь швейцарец из немецкого кантона.
- Можно подумать, что, если бы ты был уверен в том, что он немец, ты бы его не лечил, – фыркнула Катя.
Марик хмыкнул. Помолчал. Поглядел в окно:
- Светает. А спать, как ты понимаешь, уже не хочется. Пошли пить кофе?

Катя посмотрела на мужа, как будто видела его в первый раз: в ее глазах читалось море уважения, омывавшее островок любви. Они вернулись в свой номер, позавтракали и уехали во Флоренцию, твердо намереваясь выстоять сколько угодно часов, но попасть в галерею Уффици. Вернулись на виллу наши герои уже под вечер: галерея оказалась выше всяких похвал, а наличие в ней буфета позволило Кате и Марику не выходить из нее почти до самого закрытия.

Во дворе на скамейке сидела соседка и курила тоненькую сигарету. Она явно их поджидала, потому что поднялась им навстречу, как только узнала силуэт Марика за рулем съемной «Альфа-Ромео»..
- Еще кому-то плохо? – пробурчал Марик. Катя прыснула:
- Обожаю твой цинизм, – сказала она, целуя мужа в щеку.

Они вышли из машины и приветственно помахали рукой немке.
- Как ваш супруг? – спросила Катя.
- Лучше, – ответила соседка. – Как и сказал ваш муж вчера, инфаркт и отек легких. Завтра моего Генриха переведут во Франкфурт: мы вызвали специальный вертолет для перевозок больных. Знаете, дома и болеть легче.
- Вот и хорошо, – бодро отозвался Марик, намекая, что беседа подошла к логическому завершению.

Старушка умоляюще посмотрела на него.
- Еще одну минуту, доктор, – сказала она, хватая за руку почему-то не Марика, а Катю. – Я понимаю, что отблагодарить тебя мне нечем: деньги бессильны, когда речь идет о спасении жизни, а без тебя амбуланс приехал бы к трупу. Я и ночью об этом догадывалась, а сегодня в больнице врачи сказали мне это прямым текстом. Но и уехать просто так я не могла.

- Принимаю вашу благодарность, – равнодушно сказал Марик, – но не надо преувеличивать: я всего лишь исполнял свой долг.
Немка, казалось, его не слышала: она повернулась к Кате, в ее глазах стояли слезы.
- Бог не дал нам детей, – шептала она, – он мой единственный ребенок, моя любовь, моя жизнь. Твой муж спас не только его, но и меня – без него мне на этой земле делать нечего. Пожалуйста, прими от меня это, пожалуйста!

- Что это? – удивилась Катя, глядя, как старушка надевает ей на палец кольцо с большим камнем.
- Это наше фамильное кольцо восемнадцатого века, полтора карата и белое золото. Оно в моей семье было больше двухсот лет: я последняя из рода прусских дворян, и, поверьте мне, это был славный род. А сейчас я хочу, чтобы это кольцо перешло по наследству к тому, кто заслуживает
его больше всех.


- Что вы? Этому кольцу, наверное, цены нет – я не могу взять его у вас, – запротестовала Катя.
- Девочка, ты не можешь не взять то, что я уже тебе отдала, – ласково погладила ее по руке соседка, прощаясь то ли с Катей, то ли с кольцом, плотно надетым на ее палец.

Марик глядел на это, словно перед ним разыгрывалась сцена из телевизионного розыгрыша, но поскольку телевизор он не смотрел никогда, то и не рыскал глазами по сторонам в поисках скрытых камер.


- Доктор, для тебя у меня тоже кое-что есть, – сказала старушка. – Это письмо от моего мужа. Только, пожалуйста, открой его после моего отъезда.
Она вручила Марику конверт, поцеловала Катю в щеку, села в серебристый «Мерседес» и резко рванула с места.
- Бабулю только в «Формулу-1» приглашать – ничего себе старт! – ошеломленно сказал Марик.
Он вскрыл конверт и при свете фонаря прочитал несколько строк, написанных по-английски дрожащим почерком:


«Спасибо Вам, доктор, за все. Спасибо и, если можете, простите. Генрих Гросс, унтерштурмфюрер СС»

«ДЕЛО ВРАЧЕЙ»
https://www.alexanderyakovlev.org/almanah/inside/almanah-intro/55550?fbclid=IwAR0V0uSbDai8fzz7ZTUvPx67_E4Y8YFTRbjtqbERYytL-2V9CVTgqSsbq88

«Страдания открыли мне великую истину» Женщина семь лет искала автора письма в бутылке и нашла. Ей помогали детективы и экстрасенсы

https://newrezume.org/news/2021-01-18-38572

Миша Эльман
http://odessa-memory.info/index.php?id=351&fbclid=IwAR0LzM5qu52_OWQPZKLF8I08fVKRjbWRVkssATi_ky4IB7HOhcKftDBm_pQ

Adidas VS Puma: История о том, как ненависть двух братьев привела к созданию известнейших брендов

https://newrezume.org/news/2021-02-03-37262

Потрясная история 1847 года:

В 1847 году 24-летний дерзкий столичный хлыщ, потомственный дворянин, отставной гусар Сергей Лисицын ступил на палубу корабля под Андреевским флагом, стремясь попасть в Америку.

Был принят в офицерской кают-компании дружелюбно, но в пьяном виде наговорил дерзостей командиру корабля и стал подбивать матросов на мятеж. Капитан приказал скрутить подстрекателя, завязать глаза и высадить на пустынный берег, с запиской…

Когда арестант освободился от пут и сорвал повязку с глаз, на горизонте он увидел уходящий корабль. Благородный капитан оставил ему чемодан с одеждой, три пары сапог, тулуп (Охотское море – не тропический океан), пару пистолетов, шашку, кинжал, запас сахара и чая, золотые карманные часы, складной нож, пуд сухарей, две фляги с водкой, чистые записные книжки, бритвенный прибор, огниво, запас спичек и даже 200 гаванских сигар.

Ко всему этому прилагались отличное ружьё с 26 зарядами и записка командира корабля: «Любезный Сергей Петрович! По Морскому уставу вас следовало бы осудить на смерть. Но ради вашей молодости и ваших замечательных талантов, а главное, подмеченного мною доброго сердца я дарю вам жизнь… Душевно желаю, чтобы уединение и нужда исправили ваш несчастный характер. Время и размышления научат вас оценить мою снисходительность, и если судьба когда-нибудь сведёт нас снова, чего я душевно желаю, то мы не встретимся врагами. А. М.».

Дворянин Лисицын сроду ничего не делал своими руками: в имении его обслуживали крепостные, в полку опекал денщик. Зная, что корабль шёл по Охотскому морю, он надеялся, что его оставили на одном из клочков суши гряды Алеутских или Курильских островов. Но вскоре убедился, что его положение хуже некуда. Он был зажат судьбой в клещи двух морей. Перед ним плескалось холодное Охотское море, а за спиной шумело дремучее «зелёное море тайги». А в ней – медведи, волки, рыси, ядовитые змеи…

За неделю «русский Робинзон» устроил себе дом с печью, смастерил мебель. Сделал пращу, лук и стрелы (благоразумно решив беречь патроны к ружью). И правильно – зимой в его дом рвалась голодная волчья стая – убил из ружья 8 хищников в упор. А перед этим подстрелил медведя, обеспечив себя тёплой шубой и запасом медвежатины. Ловил рыбу, собирал и сушил грибы.

12 апреля Сергей Лисицын прогуливался по берегу, оценивая последствия весенних штормов, и увидел лежащего ничком человека. Без сил и чувств. Выяснилось, что Василий, так звали несчастного, – с транспорта, шедшего в Русскую Америку. Судно дало течь, все с него сбежали, а его с сыном забыли. Корабль нашли неподалёку. Помимо 16-летнего паренька на нём оказались две овчарки, коты, 8 холмогорских коров, бык, 16 волов, 26 овец, запасы продуктов, инструменты, семена ячменя и ржи, а ещё оружие, телескоп, две подзорные трубы, самовар, строительный и огородный инструмент.

Семь месяцев одиночества напрочь выветрили у «барина» всю дворянскую спесь. С таким хозяйством и ещё с двумя парами крепких и умелых рук они за лето не только обновили дом и баню, но и научились делать масло, сметану, сыр и творог. Вспахали поле и собрали урожай ячменя и ржи. Организовали обильный лов морской и речной рыбы. Начали сбор и переработку грибов, ягод и лесных трав. Словом, зажили трудовой коммуной.

….В 1857 г. писатель Александр Сибиряков встречался с гостеприимным хозяином медных и золотых приисков в Приамурье Сергеем Лисицыным. Залежи медной руды и золота тот когда-то нашёл, будучи в одиночестве. Он был назначен правительством ещё и управляющим этими землями. Василий «Пятница» был при нём. Его сын учился в Московском университете.

А в Петербургском университете за счёт Лисицына учились оба сына командира корабля, который когда-то высадил смутьяна-гусара на пустынный берег. Став богатым человеком, Сергей Лисицын нашёл старика, проводил его в последний путь и взял на себя все заботы о его детях.

По рассказу чудом выжившей Е. Пузановой (г. Луга)

Сейчас, когда чаще оборачиваешься на прошлое, чем заглядываешь в будущее, вспоминается родительский дом до войны. Жили мы в небольшом белорусском местечке. Когда началась война, туда очень скоро вошли немцы. Наше село сожгли, а жителей, погрузив в вагоны, погнали в трудовые лагеря. Кого-то направили в Германию, нас же повезли в Латвию, где поместили в концлагерь. Хотя я тогда была ребенком, но многое помню очень хорошо. Особенно голод и постоянный страх. К концу войны немцы ещё более ужесточили свои порядки. В лагере совсем не было еды.
Помню, все мои тогдашние детские помыслы были направлены на то, чтобы обнаружить хоть какой-то съедобный кусочек. Была рада помоям, отбросам - всему, что могло называться пищей.
Предчувствуя свой конец и неминуемый момент расплаты, фашисты начали интенсивно заметать следы зверств. Каждый день в лагере собиралась колонна узников, которую вели в ту сторону, откуда никто не возвращался. Однажды эта участь постигла и нашу семью. Я с моими старшими братьями оказалась в такой колонне. У нас не было сил не то что сопротивляться, не было сил идти пусть и навстречу своей смерти.

По дороге я увидела собачью будку, возле которой лежала овчарка. Но не она привлекла тогда мое внимание. Возле будки мне померещилась миска с собачьей едой. Я впилась глазами в это видение и поняла, что миска стоит на самом деле. Я не выдержала и бросилась к ней. Представляю, как мои старшие братишки замерли от страха, понимая, что через какое-то мгновение я буду разорвана на куски этой зверюгой, Мне же было все равно. Но злющая на вид овчарка даже не шелохнулась, продолжая сидеть и спокойно наблюдать, как исчезает её дневная порция.
К этому времени колонна, где находились и мои близкие, уже прошла, и охранники просто вернули меня в барак. Так я в свои семь лет осталась совершенно одна. Назавтра немцы, видимо, решили, с одной стороны, провести эксперимент над поведением служебной собаки, с другой - ещё раз потешиться необычной картиной. Я снова оказалась в колонне, и когда мы приблизились к будке, эсэсовец дал мне в руки кость для собаки. Я подошла к ней, положила кость рядом, а сама накинулась на её еду. За спиной слышался хруст, собака грызла кость. Сегодня, вспоминая тот момент, понимаю: ожидаемого охранниками представления не получилось. Меня снова вернули в барак и три дня не трогали. На четвёртый день утром, когда я уже стояла в колонне, какой-то дядька из оцепления, ткнул в мою сторону пальцем и сказал по-русски, что из-за меня “псина совсем не жрёт”.
Меня вытащили из колонны и повели к будке. Возле неё стояла уже знакомая мне миска с едой. Я, недолго думая, накинулась на неё. Собака медленно вылезла из будки и наблюдала за моими действиями. Когда миска оказалась пустой и вылизанной мной чуть ли не до блеска, овчарка ухватила меня, семилетнего заморыша, который на тот момент представлял из себя скорее скелет, чем нормального ребёнка, за шкирку и запихнула в будку.
А потом я увидела, как через то же отверстие вовнутрь пролезает она сама. Не знаю почему, но я совершенно без страха прижалась к своей спасительнице. От нее терпко пахло псиной, но что мне тогда было до запахов! Пригревшись, я заснула. Сколько спала тогда, я до сих пор определить не могу. Знаю - долго. Что случилось за это время снаружи собачьей будки, я, естественно, видеть не могла. Когда открыла глаза и спать больше ни чуточки не хотелось, собаки возле меня не было. На её месте лежала краюха хлеба.
Я моментально спрятала подарок за пазуху и, на четвереньках выбравшись из будки, стала оглядываться.
Немецкой охраны не было видно. И вдруг я услышала чей-то крик: “Смотрите, ребёнок!”
Меня подхватили красноармейцы, освободившие наш концлагерь, пока я спала. Так я оказалась среди своих. Сегодня с высоты своих лет я понимаю, что, конечно, рассказанный здесь эпизод, может быть, ничего нового в героическую летопись войны и не добавит, но для меня незабываемо, что выжила я только благодаря собаке, у которой, в отличие от её хозяев, оказалось человечье сердце.

Трогательное из книги воспоминаний Кирка Дугласа.
https://www.spletnik.ru/blogs/pro_zvezd/175407_trogatelnoe-iz-knigi-vospominaniy-kirka-duglasa

Визит лидера ГДР привел к провалу израильского разведчика
https://detaly.co.il/vizit-lidera-gdr-privel-k-provalu-izrailskogo-razvedchika/

В канун праздника

Одна из самых трогательных историй жизни Маяковского произошла с ним в Париже, когда он влюбился в Татьяну Яковлеву.

Между ними не могло быть ничего общего. Русская эмигрантка, точеная и утонченная, воспитанная на Пушкине и Тютчеве, не воспринимала ни слова из рубленых, жестких, рваных стихов модного советского поэта, «ледокола» из Страны Советов.
Она вообще не воспринимала ни одного его слова, — даже в реальной жизни. Яростный, неистовый, идущий напролом, живущий на последнем дыхании, он пугал ее своей безудержной страстью. Ее не трогала его собачья преданность, ее не подкупила его слава. Ее сердце осталось равнодушным. И Маяковский уехал в Москву один.
От этой мгновенно вспыхнувшей и не состоявшейся любви ему осталась тайная печаль, а нам — волшебное стихотворение «Письмо Татьяне Яковлевой» со словами: «Я все равно тебя когда-нибудь возьму - Одну или вдвоем с Парижем!»
Ей остались цветы. Или вернее — Цветы. Весь свой гонорар за парижские выступления Владимир Маяковский положил в банк на счет известной парижской цветочной фирмы с единственным условием, чтобы несколько раз в неделю Татьяне Яковлевой приносили букет самых красивых и необычных цветов — гортензий, пармских фиалок, черных тюльпанов, чайных роз орхидей, астр или хризантем. Парижская фирма с солидным именем четко выполняла указания сумасбродного клиента — и с тех пор, невзирая на погоду и время года, из года в год в двери Татьяны Яковлевой стучались посыльные с букетами фантастической красоты и единственной фразой: «От Маяковского». Его не стало в тридцатом году — это известие ошеломило ее, как удар неожиданной силы. Она уже привыкла к тому, что он регулярно вторгается в ее жизнь, она уже привыкла знать, что он где-то есть и шлет ей цветы. Они не виделись, но факт существования человека, который так ее любит, влиял на все происходящее с ней: так Луна в той или иной степени влияет на все, живущее на Земле только потому, что постоянно вращается рядом.
Она уже не понимала, как будет жить дальше — без этой безумной любви, растворенной в цветах. Но в распоряжении, оставленном цветочной фирме влюбленным поэтом, не было ни слова о его смерти. И на следующий день на ее пороге возник рассыльный с неизменным букетом и неизменными словами: «От Маяковского».
Говорят, что великая любовь сильнее смерти, но не всякому удается воплотить это утверждение в реальной жизни. Владимиру Маяковскому удалось. Цветы приносили в тридцатом, когда он умер, и в сороковом, когда о нем уже забыли. В годы Второй Мировой, в оккупировавшем немцами Париже она выжила только потому, что продавала на бульваре эти роскошные букеты. Если каждый цветок был словом «люблю», то в течение нескольких лет слова его любви спасали ее от голодной смерти. Потом союзные войска освободили Париж, потом, она вместе со всеми плакала от счастья, когда русские вошли в Берлин — а букеты все несли. Посыльные взрослели на ее глазах, на смену прежним приходили новые, и эти новые уже знали, что становятся частью великой легенды — маленькой, но неотъемлемой. И уже как пароль, который дает им пропуск в вечность, говорили, улыбаясь улыбкой заговорщиков: «От Маяковского». Цветы от Маяковского стали теперь и парижской историей. Правда это или красивый вымысел, однажды, в конце семидесятых, советский инженер Аркадий Рывлин услышал эту историю в юности, от своей матери, и всегда мечтал попасть в Париж.
Татьяна Яковлева была еще жива, и охотно приняла своего соотечественника. Они долго беседовали обо всем на свете за чаем с пирожными.
В этом уютном доме цветы были повсюду — как дань легенде, и ему было неудобно расспрашивать седую царственную даму о романе ее молодости: он полагал это неприличным. Но в какой-то момент все-таки не выдержал, спросил, правду ли говорят, что цветы от Маяковского спасли ее во время войны? Разве это не красивая сказка? Возможно ли, чтобы столько лет подряд… — Пейте чай, — ответила Татьяна — пейте чай. Вы ведь никуда не торопитесь?

И в этот момент в двери позвонили… Он никогда в жизни больше не видел такого роскошного букета, за которым почти не было видно посыльного, букета золотых японских хризантем, похожих на сгустки солнца. И из-за охапки этого сверкающего на солнце великолепия голос посыльного произнес: «От Маяковского».

Удиивительный случай произошел в небе над Германией в 1943 году

 Американский бомбардировщик получил так много повреждений, что должен был упасть почти со сто процентной вероятностью.  Все выжившие члены экипажа были тяжело ранены.  Немецкий летчик-ас, вылетевший с аэродрома специально за подбитым американцем, к тому времени одержал 29 воздушных побед.  До заветного Железного креста ему нехватало буквально одного выстрела, так как недобитый американский самолет был, наверное, самой легкой добычей в истории.  Однако B-17F по прозвищу «Старый паб» в тот день благополучно вернулся на базу в Великобритании, преодолев не только 400 километров пути, но и заслон из немецких зениток.

20 декабря 1943 года бомбардировочная групD0а 8- й воздушной армии ВВС США вылетела с английского аэродрома на Бремен.  Целью был военный авиазавод.  Задание считалось чрезвычайно опасным, так как кроме мощного сопротивления в воздухе ожидались и проблемы с земли:  артиллерия ПВО Бремена насчитывала 250 зенитных орудий.  Для экипажа B-17, который сами летчики называли ласково «Старый паб», этот вылет был особенным – у воздушного корабля был только что назначен новый командир, Чарли Браун.

B-17 в этом боевом вылете не повезло.  Бомбардировщик успел сбросить бомбы на цель, но тут же попал под огонь зениток и получил множество повреждений.  Отбившийся от основного строя, самолет стал легкой добычей для десятка вражеских истребителей.  Очень скоро оказалось, что два двигателя выведены из строя, сильно повреждено хвостовое оперение, кормовой стрелок погиб, а оставшиеся в живых девять членов экипажа ранены. Положение осложнялось тем, что самолет продолжал находиться на огромной высоте, и от полученных повреждений забортная температура в - 60 градусов превратилась в настоящую проблему: у одного пилотa были отморожены ноги, а когда летчики попытались сделать раненым уколы морфия, то обнаружили, что препарат замерз в шприц-тюбиках.

Единственной удачей можно было посчитать то, что основная эскадрилья немецких истребителей почему-то не стала преследовать бомбардировщик.  Может быть посчитали, что он и так не дотянет до границы.  Однако американцы упорно продолжали вытягивать покалеченную машину «на честном слове и на одном крыле» и двигались в сторону Ла-Манша.

Американский самолет заметили на одном из военных полевых аэродромов в окрестностях Бремена.  Немецкий летчик-ас Франц Штиглер специально поднялся с земли на Messerschmitt Bf-109 и погнался за недобитым противником.  Охота, которая принесла бы ему высший орден Третьего рейха, ожидалась быстрой, B-17 и так держался в воздухе каким-то чудом.

Штиглер приблизился к американскому самолету, ожидая сопротивления, но его не последовало – отстреливаться было просто некому.  У бомбардировщика была повреждена кислородная, гидравлическая система, а также радиостанция, весь фюзеляж представлял собой решето.  Немецкий летчик позднее вспоминал, что он был несказанно удивлен, что машина в таком состоянии все еще держалась в воздухе.  Через прорехи в корпусе ас Люфтваффе разглядел убитого стрелка, летчика без ноги и израненный экипаж, который пытался оказывать ему помощь.

Штиглер подлетел так близко, что разглядел капитана судна и впервые в жизни посмотрел в глаза своему врагу. Ему вспомнились слова его учителя и бывшего командира Густава Рёделя:  «Если я когда-нибудь увижу или услышу о том, что ты стреляешь в человека на парашюте, я сам тебя застрелю».  Как Штиглер позже пояснял, «Для меня это равносильно, если они были бы на парашюте.  Я видел их, и я не мог их расстрелять».

Вот так фраза, сказанная летчиком, на чьем счету была почти тысяча боевых вылетов и почти сто сбитых самолетов, через несколько лет спасла жизни девятерым американцам.  Франц Штиглер не стал атаковать неисправный самолет, а, приблизившись, начал знаками показывать командиру B-17 сесть на немецком аэродроме и сдаться.  Раненый экипаж, который каждую секунду ожидал одного-единственного рокового выстрела, сначала не понял немецкого аса, ведь его поведение не укладывалось ни в одну из возможных схем.

Тогда Штиглер попробовал заставить самолет направиться в нейтральную Швецию, но «Старый Паб» продолжал упрямо тянуть в сторону своей базы.  Впереди сумасшедших американцев ожидали не только сотни километров над водой, но и Атлантический вал - мощнейшая береговая система немецких укреплений.  НеD0ецкий аD1, решив помогать противнику, не остановился в этом деле на полпути.  Он не только пощадил полуразбитый самолет, но и начал его эскортировать – занял позицию вблизи левого крыла бомбардировщика, прикрывая его таким образом от немецких зенитных подразделений.  Он сопровождал поврежденный B-17 над побережьем, пока они не достигли открытого моря.  Когда опасная зона была преодолена, немец отсалютовал мужеству противников, качнув крыльями, и полетел назад.

«Старой паб» сумел преодолеть 400 километров и приземлиться нa базе Ситинг в Великобритании.  Этот случай является одним из удивительнейших в истории примеров «живучести» поврежденного самолета.  После подробного доклада начальству сверху пришел строгий приказ:  о случившемся никому не сообщать, чтобы не вызывать положительных чувств по отношению к фашистам.  Франц Штиглер, разумеется, не стал отчитываться своему начальству о рыцарском поведении в небе, прекрасно понимая, чем это чревато.  В мае 1945-го Штиглер перелетел на своем истребителе к американцам и сдался.

Однако у этой истории было еще и продолжение.  Через много десятков лет после ве=D0икой поб=еды, когда американец Чарли Браун уже завершил удачную карьеру чиновника по иностранным вопросам, а бывший немецкий ас, эмигрировавший в Канаду стал крупным бизнесменом, бывшие враги нашли друг друга. Инициатором встречи был Браун.  Рассказывая на одном из мероприятий о давних боевых подвигах, он припомнил случай своего удивительного спасения и задался целью найти летчика, пощадившего его когда-то. После четырех лет поисков ему повезло, Штиглер написал из Канады: «Я был тем самым».

Мужчины встретились в начале 1990-х и дружили затем еще двадцать лет, до самой смерти.  Оба ушли из жизни в 2008 году с разницей в несколько месяцев.  Несколько лет спустя эта удивительная история увидела свет в виде книги «Высший призыв:  невероятная истинная история битвы и рыцарства в раздираемом войной небе Второй мировой войны».

Источник:  kulturologia

Для тех, кому за 50…
https://fithacker.ru/articles/mne-50-ya-vypal-iz-mira-i-ne-znayu-kak-sejchas-vojti-obratno/?fbclid=IwAR18_J82NpMxW_JRVMvsbudFXQtJCWMT-vBrB6rN6m6wWi62rVomwvUIjeI