Re: Хроника государственного антисемитизма Сталинской эпохи и после Сталина

автор Borys 20.11.12 7:00

Еврейская сага
Предисловие и послесловие Артура Штильмана

Предисловие

Геннадий Рождественский и его «Еврейская сага»

В 1974 году музыкальный мир Москвы был взбудоражен событием из ряда вон выходящим. Стало известным, что главный дирижёр Большого Симфонического Оркестра Всесоюзного радио и телевидения (БСО) Геннадий Рождественский подал заявление об уходе с работы на радио. Этому предшествовал ряд событий, главным из которых была начавшаяся «третья волна» эмиграции из Советского Союза. После первых настоящих сионистов, годами добивавшихся права на выезд в Израиль, довольно скоро одной из заметных составляющих эмиграционный поток стали музыканты. Всё это теперь часть истории нашего поколения.

Мой многолетний друг Анатолий Агамиров-Сац с 1965-го по 1971 годы работал музыкальным журналистом на радио и на Центральном телевидении, закончив свою работу в 1971 году по приказу председателя Комитета при совете министров (по радио и телевидению) С.Г.Лапина. Естественно, что став одним из ведущих музыкальных тележурналистов, Агамиров часто интервьюировал таких выдающихся артистов, как Д.Ойстрах, С.Рихтер. Как-то С.Г.Лапин высказал вслух мысль, вероятно часто его беспокоившую: «Агамиров-Сац смотрится в кадре некорректно». В одно мгновение Агамирова уволили. Подходящий повод отдел кадров всегда имел наготове – и не только, понятно, на одного Агамирова.

О многом, происходившем на радио в те времена, мой друг рассказывал всегда остроумно и захватывающе интересно. Каждый отдел радио был переполнен информацией, которая своими волнами иногда поднималась и на более высокие этажи здания на Пятницкой улице. Как и в любом учреждении, большинство служащих знало многое как о своём начальстве, так и друг о друге. В это же время, начала 70-х, начала набирать силу одна из пока мало известных телеведущих музыкальных программ – Ольга Доброхотова.

Часто бывая заграницей, она привозила оттуда входившие уже тогда в обиход видео кассеты с записями опер с такими певцами, как Доминго, Паваротти, дирижёром Клаудио Аббадо, певицей Монсеррат Кабалье (которую, естественно, Доброхотова называла Кабáлле, делая ударение на «А»), демонстрируя частично эти видео для советских телезрителей. Но всё это было только предисловием к главному – её муж Владимир Федосеев много лет дирижировал оркестром русских народных инструментов Всесоюзного радио, и, конечно же, очень даже хотел выйти из своей роли постоянного дирижёра этого оркестра. Для работавших тогда на радио не было секретом, что его жена - Ольга Доброхотова была весьма приближённой особой к самому С.Г.Лапину, способствуя успехам мужа всеми возможными способами.

Забегая много вперёд, сегодня, когда читаешь интервью Владимира Федосеева от 2007 года «православному обозрению «Радонеж», диву даёшься, как человек, считающий себя христианином, совершенно бессовестно нарушает одну из главнейших заповедей – «Не лжесвидетельствуй». Вот его слова:

«Когда приходишь в сложившийся коллектив (имеется в виду, что Федосеев получил БСО после ухода Рождественского – А.Ш.), да ещё с грандиозной историей, проблем достаточно. Я решился на прослушивание всех музыкантов – звёздных и рядовых. Кое-кто не захотел, решил уйти. Поднялся скандал. И тогда Рождественский в своём интервью сообщил, что якобы, его вызвал руководитель Госкомитета радио и телевидения Лапин и потребовал уволить из оркестра всех музыкантов еврейской национальности. Он, Рождественский, конечно, отказался и потому ушёл. Но его слова и интервью – абсолютная ложь. Лапин был умный человек, да если бы и захотел, одним росчерком пера мог бы закрыть оркестр: тогда на радио их было два. Ну, и конечно же, я по утверждению Рождественского, был назначен на роль «антисемитского городового». Вы можете себе представить, чего мне стоило пережить и работать первые десять лет в России и за рубежом, из-за этой фальшивой легенды» (Наталья Ларина. «Радонеж». Православное обозрение №8, 2007 г. 18/10/2007).

Всё в этом пассаже – нагромождение лжи. «Я решился на прослушивание музыкантов...». Дело было проще – это был приказ Лапина, выполнить который должен был его подчинённый. Вот свидетельство одной из скрипачек, о которой говорится в рассказе Геннадия Рождественского – Инны Двоскиной, поведанное автору этих строк в 1981 году (она после иммиграции в США была скрипачкой таких оркестров, как Балтимор Симфони и Хьюстон Симфони):

«Перед началом второй половины репетиции, когда уже все сели, ко мне подошёл какой-то незнакомый человек и попросил предъявить удостоверение. Я нашла его в сумке. Он положил моё удостоверение в карман и предложил идти с ним. Я сложила скрипку и пошла за ним к выходу. Он взял меня за руку и вывел на улицу. Это было концом моей работы в БСО». Инна Двоскина вскоре подала заявление на выезд из СССР.

Так же был позднее уволен концертмейстер оркестра М.Черняховский, а отказавшиеся играть личное прослушивание Федосееву ушли сами. Самая сильная часть скрипичной группы оркестра, куда входили не только евреи, решила уйти, справедливо полагая, что у Федосеева в то время вообще не было представления о звучании струнных инструментов, так как он много лет работал со щипковым оркестром народных инструментов.

К чести Юрия Симонова, бывшего тогда главным дирижёром Большого театра, он пригласил в оркестр этих лучших струнников, ушедших из БСО с целью не работать под руководством Федосеева. Это были скрипачи: Р.Степанян, Л.Игнатьева, В.Рора, М.Штейнберг, В.Башкирова, супруги Филатовы. Был также приглашён один из лучших контрабасистов Москвы Леопольд Андреев (ветеран войны). Это только те, кого я помню.

В.Федосеев обвиняет во лжи одного из самых прославленных дирижёров мира, безусловно рисковавшего в ту пору очень многим, отказавшись от выполнения приказа в виде «пожелания» Лапина. Откуда же Федосеев мог знать, что Рождественский не получал такого «пожелания»-приказа? Только от Лапина. А почему Лапин именно так изложил суть дела Федосееву, читателю будет понятно по прочтении «Еврейской саги» Г.Н.Рождественского.

В своей автобиографической книге «Треугольники» Рождественский выразил пожелание рассказать как-нибудь в будущем эту историю. Получив от автора в подарок эту уникальную книгу (как и вторую – «Мозаики»), я во время не очень частых контактов с Геннадием Николаевичем постарался его убедить написать, наконец, истинную историю происшедшего тогда. Иначе это останется только в «фольклоре», то есть в устных сказаниях музыкантов и едва ли кто-нибудь из них может рассказать о том, что было в реальной жизни. Я счастлив, что мне удалось убедить Маэстро это сделать. Теперь – его собственное слово.

Артур Штильман

ГЕННАДИЙ РОЖДЕСТВЕНСКИЙ

ЕВРЕЙСКАЯ САГА

(ИЗ ДАЛЁКОГО ПРОШЛОГО)

В Пушкинском «Пире во время чумы» Председатель обращается в своей знаменитой «Песне» к пирующим с вопросом – «Что делать нам? И чем помочь?»

Собственно говоря, точно такой же вопрос задал мне Председатель Государственного Комитета по Радиовещанию и Телевидению при Совете министров СССР Сергей Георгиевич Лапин, пригласив в один прекрасный день в свой служебный кабинет на Пятницкой улице в городе Москве. Это произошло вскоре после знаменитой Косыгинской «рекомендации» о взимании с желающих покинуть СССР «лиц еврейской национальности» суммы, затраченной советским государством на их образование, что было тогда воспринято этими «лицами» (при всей тяжести «оброка») своеобразным открытием дверей на пути в Землю Обетованную, сиречь государство - Израиль.

В это время я, будучи Главным дирижёром и художественным руководителем Большого Симфонического оркестра Всесоюзного Радио и Телевидения (БСО), работал над циклом передач под общим названием «Музыка и живопись», надеясь пригласить многочисленных телезрителей – слушателей в волшебную страну цвето-звука, показать им всю красоту этого необъятного мира...

Одна из первых передач была задумана так: на дирижёрском подиуме был поставлен мольберт, на котором импровизировал в «ташистском» стиле художник, то нанося на холст яростными ударами кисти буйные, красочные «протуберанцы», то предлагая вниманию оркестра изысканные графические построения в импрессионистском, «мирискуссническом» духе. Этим художником был некто В.Тежек, работавший тогда на киностудии «Союзмультфильм» (его порекомендовал мне мой добрый знакомый, Главный художник Большого Театра В.Ф.Рындин, во вкусе которого я не сомневался).

Самое интересное заключалось в реакции оркестра на увиденное. Эта реакция была спонтанна и абсолютно точна, в студии рождалась музыка, идентичная изображению на холсте. На яростные «протуберанцы» столь же яростно реагировали группы медных и ударных инструментов, а изысканная графика мгновенно рождала импровизации флейты в сопровождении нежнейших» глиссандо» арфы в стиле «Послеполуденного отдыха Фавна» Дебюсси.

К тому времени из оркестра «выбыли» 7 «лиц еврейской национальности» и мудрый Председатель Госкомитета С.Г.Лапин создал специальную комиссию с целью обнаружения этих «лиц» на заснятых телефильмах и немедленного «обрезания» их изображений, даже, как он выразился - «если они засняты со спины».

Бдительный Председатель, по-видимому, думал, что дело касается только «видеоряда», не сообразив, что «обрезание» богомерзких ликов повлечёт за собой повреждение звуковой дорожки телефильма, после чего его надо было бы считать уничтоженным. Таким образом и было уничтожено около дюжины созданных мною телефильмов...

К уехавшим музыкантам артистами БСО была немедленно «приклеена» этикетка – «Великолепная семёрка» (по названию демонстрировавшегося в СССР американского ковбойского боевика).

У меня лично эта «семёрка» почему-то ассоциировалась с еврейским семисвечником...

В «Великолепную семёрку» входили: первый флейтист Наум Зайдель, скрипачи Инна Двоскина, Марк Баранов, Юрий Белявский, альтисты – Ефим Золотурский и Моник Мишнаевский и виолончелист Рафаил Фурер. Все они были высококвалифицированными музыкантами. И.Двоскина и М.Баранов выступали в концертах БСО как солисты («Поэма» Шоссона и 2-й Концерт Моцарта), а Н.Зайдель и Ю.Белявский с успехом участвовали в камерных концертах замечательной пианистки М.В.Юдиной.

Должен сказать, что перед отъездом из СССР, каждый из отъезжающих подвергался омерзительной публичной «проработке» на общем собрании оркестра, во время которой все, кому не лень, обливали его потоками грязи, явно получая при этом садистическое удовольствие. Само собой разумеется «задавали тон» этому позорному улюлюканью члены КПСС, тексты выступлений которых были предварительно «одобрены» начальством... К сожалению, я, как руководитель коллектива не мог не присутствовать на этих унизительных «аутодафе», но, слава Богу, благодаря своей чудом сохранившейся беспартийности (эта тема требует отдельного повествования!) каждый раз категорически отказывался выступать и «клеймить» отъезжающих музыкантов, что, мягко говоря, не очень нравилось «руководству» и, как я думаю, и самому Председателю... Я всегда считал и считаю неотъемлемым правом каждого человека выбирать для себя место жительства, потому не находил для себя возможным участие в «клеймении».

Но всё это, как говорится, лирика.

Как я уже писал ранее, в один прекрасный день С.Г.Лапин пригласил меня в свой кабинет на Пятницкой улице и в очень любезной манере сообщил мне следующее: (предварительно он распорядился принести мне чаю с баранками, как он выразился – «По-ленински»).

Председатель

«К сожалению, - сказал Председатель, - за последнее время участились случаи эмиграции из руководимого Вами оркестра «лиц еврейской национальности», что заставляет меня с тревогой думать о будущем коллектива БСО. Сегодня семь человек, завтра ещё семь, - ласково улыбаясь сказал Председатель, - и в результате оркестр перестанет существовать, а Вам, дорогой Геннадий Николаевич, нечем будет дирижировать... Да-с...Так вот, поразмыслив и посоветовавшись с товарищами (при этом он даже не показал пальцем на потолок, что в таких случаях обыкновенно делалось), я пришёл к выводу, что возможен только один выход из создавшейся ситуации – а именно – скорейшим образом освободиться от всех «лиц еврейской национальности», играющих сегодня в БСО.

Мы, вот тут, подсчитали и выяснили, что их всего (!!!) 42...Не так уж много (ещё одна ласковая улыбка...) Вот... мы их уволим, а Вы, я надеюсь, нам поможете, а затем объявим на их места Всесоюзный конкурс и пополним оркестр хорошими русскими музыкантами. Я уверен, что к нам придёт масса желающих, кто же не хочет работать с Маэстро Рождественским? (улыбка становится просто ослепительной, а он предлагает мне глотнуть ещё чайку...)

«А в чём, простите, может заключаться моя помощь?» - задал я вопрос Председателю. «Ну, ну как вам сказать? Ну... ну не все же у Вас такие дисциплинированные? Правда, ведь? Кто опоздал на репетицию, ...кто-то болтает во время репетиции, ... ну, а потом, не все же они безупречно играют, а...? Хотя извините, это уж целиком Ваша компетенция, я в этом, как говорится, «не копенгаген» (смешок...) Да-с... Так вот: кто-то опоздал, кто-то болтал, а Вы нам докладную записочку – так, мол, и так, а что дальше делать мы уж как-нибудь разберёмся, это уж не Ваша забота... Да-с...»

«Да... вот ещё... вот Вы знаете, Геннадий Николаевич, вот Вы знаете, мне бы очень не хотелось, чтобы после нашей беседы у Вас сложилось впечатление, что Лапин - антисемит. Ни в коем случае! Уверяю Вас... У меня, Вы знаете, няня была еврейка, да-да... няня - Фаина Соломоновна – милейшая, должен сказать, женщина...

А потом ещё вот что. Я понимаю, что среди этих 42 человек есть хорошие музыканты, есть люди, которым Вы симпатизируете, к которым Вы просто-напросто привыкли и это совершенно естественно, это совершенно нормально, никто в Вас за это камень не бросит, но... Понимаете ли, Геннадий Николаевич, существует личный подход к решению того или иного вопроса, и существует подход государственный, который куда важнее, куда значительнее... (в этот момент улыбка сползает с лица Председателя).

Вот я Вам скажу про себя. Вы вероятно знаете, что я одно время был послом в Китае, в Пекине... Вот... и со мной жил там сынишка Ванечка... (может быть Васенька, Петенька, не помню сейчас, давно дело было – Г.Р.) Там тогда не было школы при Посольстве, - продолжает Сергей Георгиевич, - и он ходил в нормальную китайскую школу и в один прекрасный день влюбился в одноклассницу, китаяночку (Председатель понижает голос, говорит почти шёпотом). Ну, Вы сами понимаете, я его всячески уговаривал, разъяснял, что всё это может привести к очень печальным для меня последствиям... Ну, посмотри, говорю, Ванечка в окно. Вон наши посольские девочки во дворе гуляют, одна другой краше, ну что тебе далась эта китаянка? Нет... упёрся как баран – «Я, - говорит, - папа её люблю...» Ну, что ты будешь делать! Упёрся, да и всё тут! Ну... я вижу – дело плохо. Позвонил по «вертушке» Маршалу Гречко (я с ним в хороших отношениях был). Говорю: «Так, мол, и так – помоги, говорю, Андрей, забери Ванюшку в армию!» А он мне: «Не могу, он же у тебя несовершеннолетний!» Ну, туда-сюда: уговорил я его... Да-с... Пошёл Ванька на следующий день в школу, а домой уже не вернулся. Его прямо из школы на посольской машине увезли в аэропорт и оттуда прямым ходом в Москву, в армию... Да-с... Ну, что... послужил, очухался, человеком стал... Вот так...»

Прослушав эту притчу, я сказал, что, к сожалению, не смогу ему помочь в увольнении 42-х музыкантов, хотя совершенно согласен с ним по вопросу о приоритете государственных интересов над личными...

На что он вымолвил – «А Вы подумайте, Вы подумайте, искренне Вам советую...» (улыбка, на сей раз, на его лице не появилась...). За время нашей довольно таки продолжительной беседы (я это понял, увидев по выходе из кабинета в приёмную Сергея Георгиевича довольно большое количество ожидающих встречи с ним людей), Председатель дважды отклонялся от основной темы. Должен сказать, что среди своих подчинённых Сергей Георгиевич слыл страстным библиофилом. Зная, что мне это известно, он, как бы невзначай, пытался подсунуть мне «крючок», елейным голосом спросивши (ни к селу, ни к городу!): «А вы, Геннадий Николаевич, не читали «Воспоминания» Александры Львовны Толстой под названием «Отец»?» Я сделал вид, что не понимаю, о чём идёт речь и невинным голосом ответил: «Нет, не читал. А что это такое? Разве они изданы в СССР?» (каюсь, соврал я Сергею Георгиевичу. «Воспоминания» Александры Львовны я прочёл во время очередных гастролей в США и с большим сожалением «забыл» их в гостиничном номере). Председатель испытующе посмотрел на меня и процедил - «Они изданы в Америке». На что я ему просто нагло сказал – «Я, Сергей Георгиевич, не читаю книги, изданные в Америке...» Он, по-видимому, подумал (во всяком случае на лице его это было написано) «Ну, он, видимо, птица стреляная...» - и был прав!

Но, желая придать этой теме элегантную концовку, он сказал – «У меня эти «Воспоминания» Пётр Нилыч зачитал (тогдашний министр культуры П.Н. Демичев) - надо будет ему как-нибудь позвонить и напомнить...» (вновь засияла знакомая обаятельная улыбка).

В другой раз Председатель спросил меня: «А Вы, Геннадий Николаевич, не знакомы с Леонидом Ильичём?» «Ну, что Вы, Сергей Георгиевич, - благоговейно произнёс я, - куда уж мне...» «Я Вас как-нибудь обязательно познакомлю, - доверительно пообещал Председатель, - он милейший человек...» Я склонил голову долу...

«Ну, а теперь вернёмся к нашим баранам (сиречь - к евреям – Г.Р.), - уверенно сменив интонацию и, как бы засучив рукава, сказал Сергей Георгиевич и добавил,- не хотите ли ещё чайку?» Словом, всё, как полагается...

Через несколько дней после аудиенции у Председателя ко мне на квартиру ранним утром явился фельдъегерь в военной форме и вручил мне под расписку пакет с грифом: «Почта Председателя», в котором я обнаружил маленькую записочку с двумя словами – «Для ознакомления» и подпись – С.Лапин. Эта записочка была приклеена к грязноватенькому конверту, из которого я извлёк письмецо, оказавшееся анонимным. Текст этого письмеца казался написанным левой рукой и изобиловал чудовищными грамматическими ошибками.

Письмецо было адресовано Председателю, до сведения которого автор доводил, что БСО, по сути дела, не оркестр, а сионистский центр, во главе которого стоит Г.Н.Рождественский, всячески «потакающий жидам» и пренебрежительно относящийся к настоящим русским музыкантам.

Прочитав это славное письмецо, я помчался на Пятницкую, где меня немедленно принял Председатель, который (уже без всяких улыбок) на мой вопрос – «Зачем Вы послали мне анонимку?» - спокойно ответил – «Чтобы предупредить о сложившейся вокруг Вас ситуации». На следующий день на стол Председателя легло моё заявление об уходе с поста Главного дирижёра и художественного руководителя БСО. Само собой разумеется, о причине ухода я благоразумно умолчал. Ровно через две недели (согласно закону!) мне позвонил по телефону С.Г.Лапин. Разговор был очень коротким:

ОН: «Вы не передумали, не хотите взять заявление назад?»

Я: «Нет, не передумал»

ОН: «Ну, что ж – очень жаль, очень жаль...»

Буквально через несколько часов Сергей Георгиевич подписал приказ о назначении на моё место дирижёра Оркестра русских народных инструментов Всесоюзного Радио и Телевидения В.И.Федосеева. В скором времени оркестр был «очищен от скверны» и в нём остался только один представитель «лиц еврейской национальности» - концертмейстер группы виолончелей В.Л.Симон, который, кажется, по сей день беззаветно служит своему художественному руководителю...

И остался я, горемыка, без работы: нельзя же существовать на жалованье преподавателя-«почасовика» кафедры дирижирования Московской Консерватории! Но фортуна, как говорится, многолика! Как-то, прогуливаясь по Кузнецкому мосту и горестно размышляя о своих перспективах, встретил я Бориса Александровича Покровского, идущего на репетицию оперы Шостаковича «Нос», происходившую в подвале расположившегося неподалёку бывшего Филиала Большого Театра , превращённого «мудрым» решением тогдашнего Министра Культуры Е.А.Фурцевой в «Театр Оперетты».

Разъедаемый недоверием к услышанному (ведь эта опера так трудна!), и нездоровым любопытством я попросил у Бориса Александровича разрешения послушать репетицию, на что он благосклонно согласился. Как поётся в опере «Борис Годунов» - «О, что увидел (и услышал) я бояре!» Мне было продемонстрировано несколько сцен из оперы уже почти готовых к исполнению. Я был, просто напросто в восторге. И вот, увидев мою реакцию, Борис Александрович предложил мне осуществить совместно с ним постановку «Носа» на сцене руководимого им «Московского Театра Камерной Оперы», так как начавший работу над оперой дирижёр Владимир Дельман только что эмигрировал в Израиль (ох уж эти мне «лица еврейской национальности», проходу от них нигде нету!) Ни секунды не раздумывая я согласился подключиться к «Носу», но... как же быть с оркестром? Ведь в штате театра, в составе его оркестра только 15 музыкантов, а партитура «Носа» требует минимум 35-40?

И тут меня осеняет поистине гениальная мысль – «Я найду необходимых и очень квалифицированных музыкантов», - говорю я Покровскому, - я приглашу их из БСО!

Всеобщее ликование... По тогдашним законам – скорее междуведомственным инструкциям - так называемый «музыкант-совместитель» получал на месте «совместительства» половину своей зарплаты «по месту основной работы». И вот, я беру телефонную трубку и звоню своему бывшему концертмейстеру в БСО, и предлагаю ему собрать группу музыкантов (человек 15-20) для того, чтобы осуществить постановку оперы «Нос» у Покровского на неслыханно выгодных условиях – каждый музыкант получит в месяц половину своей БСО-й (очень высокой!) оплаты, и плюс ко всему репетиции «Носа» будут подогнаны по времени к их рабочему БСО-му графику. Короче говоря – фантастика, «не жизнь, а малина» и.т.д. и.т.п.!

«Спасибо, - холодновато отвечает мне мой бывший концертмейстер, - я поговорю с музыкантами и через несколько дней тебе позвоню...» Эти несколько дней показались мне вечностью. Наконец долгожданный звонок прозвенел. Я приготовил лист бумаги и ручку – записывать фамилии музыкантов, и вдруг: «Ты знаешь, я даже не знаю, как тебе сказать, я переговорил кое с кем..., ну, короче, у нас ведь у всех семьи, а ты, в общем-то, «персона нон грата», поэтому они не хотят рисковать, не хотят с тобой работать...»

Безвыходных положений не бывает. Я нашёл в Москве необходимое количество музыкантов, которые с радостью согласились сотрудничать со мной и с Покровским. Честь им и хвала. Постановка «Носа» имела огромный успех, мощный общественный резонанс. Разумеется, этому во многом способствовало присутствие на всех репетициях и первых спектаклях гениального создателя партитуры «Носа» - Дмитрия Дмитриевича Шостаковича....

***

Когда я ещё находился на посту Главного дирижёра и художественного руководителя БСО Госконцерт СССР подписал контракт с шведским импресарио Хенриком Лоддингом о гастролях БСО в Швеции. После моего ухода из оркестра Хенрик Лоддинг отказался принять БСО с его новым руководителем. Не желая терять прибыль, Госконцерт согласился (предварительно проконсультировавшись со мной) на моё участие в гастролях. Начался репетиционный период, который иначе как кошмарным сном не назовёшь. Саботаж, саботаж и саботаж – дело доходило до краж оркестровых партий с пультов за несколько часов до начала радиопередач, только чудом удавалось «выползать» из этих ситуаций.

Совершенно очевидно, что кто-то потратил немало сил для организации этого саботажа, надеясь, что я от гастролей откажусь. Уже в Стокгольме мне был нанесён, как кому-то казалось, «сокрушительный удар». На следующее утро после первого концерта я прочёл в местной газете сообщение о том, что я не собираюсь возвращаться в СССР и остаюсь в Швеции. С этой газетой в руках я отправился в Советское Посольство, где встретился с Послом, почтенным старцем, многоопытным М.Д.Яковлевым, который был уже ознакомлен с заметкой и посоветовал мне никак на неё не реагировать. «Мы здесь каждый день слышим такой лай из подворотни», - сказал Посол, однако после минутного размышления попросил подождать минут 10-15 и вышел. Я терпеливо ждал... Вернувшись, Посол, как ни в чём ни бывало сказал – «А что? Я думаю, будет правильно с Вашей стороны написать протестующее письмо главному редактору газеты. Что это, действительно, за безобразие!»

Я так и сделал и моментально получил ответ: «Эти сведения к нам пришли из Москвы».

Комментарии, как говорится, излишни.

По возвращении в Москву я узнал, что С.Г.Лапина посетила группа иностранных корреспондентов, поинтересовавшихся причиной моего ухода из БСО. В ответ Председатель объявил им, что я подал заявление по «собственному желанию» и он не счёл себя в праве на меня «давить». Надо, дескать, уважать артистов! Стоит ли говорить, что никакой другой формулировки кроме «по собственному желанию» в те времена не существовало. Совсем забыл – Председатель распорядился внести в мою трудовую книжку «благодарность за безупречную службу» Не правда ли, как трогательно...

Геннадий Рождественский. Стокгольм. 17.8.2012

***

От редакции. Когда статья уже была опубликована, пришло письмо от Геннадия Рождественского с просьбой опубликовать фотографию "Мемориала погибшим евреям", воздвигнутого в центре Берлина в 2005 году американским архитектором Питером Эйсенманом. Геннадий Рождественский написал: "Этот невероятный по простоте и неожиданности замысла монумент производит сильнейшее впечатление своей совершенно магической силой воздействия. Монумент занимает целую площадь, находящуюся между Бранденбургскими воротами и "элементами" бункера Гитлера. Он состоит из 2700 совершенно одинаковых серых камней. Его созданию способствовал тогдашний канцлер ФРГ Вилли Брандт". Мы выполняем просьбу Геннадия Николаевича и публикуем присланный им снимок:

Питер Эйсенман. "Монумент жертвам Холокоста"

***

Послесловие

«Еврейская сага» Геннадия Рождественского – документ большого драматизма и психологической силы. Удивителен мир «Председателя», который раскрыл всего себя в одном эпизоде – со своим сыном. Кажется, что он говорил о постороннем человеке, например о каком-то соседе: «А домой он уже не вернулся. Прямо из школы на посольской машине...» Наверное, если бы нужно было сдать сына в КГБ или раньше в НКВД, то Председатель не задумываясь сделал бы это, чтобы не нарушать гармонии «личного и общественного», кои были действительно слиты для него и ему подобных воедино. Ведь если что-то мешало или угрожало его карьере, то он безжалостно устранил бы любого, самого близкого родственника или друга. Для людей ему подобных в самом деле их личная жизнь, благополучие, карьера и её безопасность отождествлялись с интересами своего государства, потому что именно это государство и дало им всё, из «ничего» сделало всем, но могло и снова превратить в «ничто», с чего начиналась их жизнь (уместно вспомнить слова «Интернационала: «Кто был ничем, то станет всем»). Внутренний мир этих людей действительно страшен. И видится Председатель на всех постах, куда бы его не назначали, всегда исполнительным служащим, постоянно интригующим против возможных конкурентов, постоянно заискивающий перед вышестоящими, но и в постоянном напряжении от каждодневных своих усилий по удержанию собственной власти в иерархии партии.

***

Два всемирно известных дирижёра ХХ века сталкивались с подобной ситуацией, в которой оказался Геннадий Рождественский. Это были Артуро Тосканини и Вильгельм Фуртвенглер.

Тосканини отказался дирижировать открытием Байройтского фестиваля летом 1933 года – первым фестивалем после прихода к власти Гитлера. Этим он выразил свой протест против немедленного изгнания всех музыкантов – дирижёров, солистов, оркестрантов – еврейского происхождения сразу же после прихода к власти нацистской партии. Вероятно, не случайно он дирижировал в 1936 году на открытии Палестинского Симфонического оркестра (так оркестр называли англичане, а на иврите он назывался Симфоническим оркестром Эрец Исраэль - ha-Tizmoret ha-Simfonit ha-Eretz Yisre'elit), организованного в 1936 году всемирно известным скрипачом Брониславом Губерманом (с 1948 года - оркестр Израильской филармонии (IPO) – один из лучших симфонических оркестров мира). Оркестр дал работу и возможность спасти жизни многих музыкантов и их семей из нацистской Германии и Европы. На первых скрипках оркестра играли семь концертмейстеров крупнейших германских оркестров!

Артуро Тосканини таким образом способствовал спасению жизней многих людей, получивших убежище и работу в Палестине. Кроме того он обеспечил въезд в США знаменитому дирижёру Бруно Вальтеру и начинавшему тогда свою карьеру дирижёра – Эриху Ляйнсдорфу. Он делал такие жесты много раз, вплоть до самой Второй мировой войны.

Только один человек в Германии среди немецких музыкантов-неевреев поднял свой голос протеста - Вильгельм Фуртвенглер. Он опубликовал в газете "Фоссише цайтунг" (11 апреля 1933 года) открытое письмо Геббельсу. Биограф Рихарда Штрауса Метью Бойден пишет, что "Фуртвенглер отнюдь не был героем вне своего дирижёрского подиума, что делает его позицию ещё более героической". В том письме говорилось, в частности, следующее:

«Квоты не могут быть использованы в музыке, как это делается с хлебом или картофелем. Если ничего достойного и примечательного не может быть представлено на концертах - зрители перестанут на них ходить. По этой причине качество музыки не определяется идеологией. Это вопрос выживания искусства». Геббельс ответил на этот протест гневной статьёй, в которой утверждал, что «Германские музыканты были обречены на молчание в течение последних 14 лет своими еврейскими конкурентами» (Привет Председателю С.Г.Лапину из далёкого 1933 года от выпускника Гейдельбергского Университета! - А.Ш.)

Вильгельм Фуртвенглер не уехал из Германии, но как и Тосканини неоднократно помогал многим музыкантам – известным и неизвестным – покинуть Германию после прихода к власти нацистов. Доктор Фуртвенглер трижды спасал своего коллегу – Карла Флеша – всемирно известного скрипача и педагога. Сначала он помог Флешу выехать из Германии. Второй раз, когда Флеш попал под арест в оккупированной Голландии, где оказался после вторжения туда нацистских войск. Фуртвенглер помог ему выбраться в Венгрию. И третий раз, когда над Флешем нависла угроза нового ареста в фашистской Венгрии, Фуртвенглер добился для него разрешения на въезд в Швейцарию. Вильгельм Фуртвенглер не был ни юдофилом, ни националистом. Он был честным и благородным человеком.

Конечно, ситуация 1933 года в Германии сразу стала драматической для всех «расово-неполноценных» музыкантов. В 1974 году в Москве, несмотря на непрекращавшуюся государственную политику антисемитизма, ситуация всё же не была столь драматичной, но.... Но то, с чем пришлось столкнуться Геннадию Рождественскому достаточно напоминало в беседах с реальным представителем власти «второе пришествие» 1933 года. В советском, так сказать, варианте.

Думается, что и Тосканини, как и Фуртвенглер, не был юдофилом, как и не страдал от каких-либо ксенофобий. Таким же представляется наш современник Геннадий Рождественский.

Эти три уникальных музыканта - гордость мирового исполнительского искусства – в разное историческое время, но при схожих обстоятельствах продемонстрировали главное человеческое качество – безупречную порядочность и благородство, отказавшись подчиниться гнусным действиям властей предержащих и сделаться их сообщниками. Это важнейшее качество личности каждого из великих музыкантов вписало их имена в историю своего времени как людей, не только служивших своим искусством высочайшим человеческим идеалам, но и своим примером мужества, так трудно дающимся обычным людям при чрезвычайных обстоятельствах.

Артур Штильман. Нью-Йорк, СЕНТЯБРЬ 2012 г.

автор Borys 18.12.12 4:36

Пересылаю линк на потрясающий док. фильм "РЕПРИЗА - Прогулки по Парижу" о сталинском плане выселения евреев на Крайний Север и Дальний Восток.

Автор сценария Аркадий Ваксберг.

Режиссер постановщик Григорий Илугдин. 50 мин.

http://www.worldjewishtv.com/content/detail/927/

"... Фильм этот произвел на меня особое впечатление, так как совсем недавно мне стало известно о том, как готовился к этим событиям мой покойный отец. Так же, как и М.Зорин наша семья тогда тоже жила в Риге, и также, как и Зорину, о предстоящем выселении стало достоверно известно и моему отцу....

В статье М.Зорина есть такая фраза (цитирую) - " Казакевич – этот бесстрашный человек, боевой разведчик, любимец армии, автор военных книг, лауреат Сталинской премии, сказал Матусовскому: «Я им не дамся...». Что он имел в виду, говоря это, трудно сказать."

Что имел в виду Казакевич, мы не знаем, но как готовился бороться мой отец, я теперь знаю со многими подробностями. Он готовился сражаться! Только сейчас я узнала, что пистолет, который всегда тайно хранился у нас в семье, и который, уезжая в Израиль, я кое-кому оставила, был частью заготовленного им еще тогда АРСЕНАЛА. У него, военного криминалиста, была возможность раздобыть оружие... Кроме этого, он приготовил все для того, чтобы забаррикадировать квартиру, слабо, но все же надеясь на то, что ради ареста еще одной семьи не захотят устраивать слишком большой шум, взламывая обитые металлом двери в многоквартирном доме. Если бы это все-таки произошло, родителями было твердо решено, что никого живого в квартире не найдут. Мне тогда был 1 годик, брату - 8 лет. Отец говорил, что последней соломинкой, которая толкнула его на путь сопротивления, был его ужас людоедства. В предыдущей волне массовой высылки, организованной Сталиным (кулаки в 1929-30гг. ), в поездах не было НИКАКОГО продовольствия. Некоторые высланные пережили недели на поездах только посредством убийства и пожирания других людей. Фактически никакие дети не достигли предназначения - они все были съедены. Этот факт зарегистрирован в архивах ГУЛАГА и мемуарах охранников поезда. Папа (светлая ему память) был абсолютно уверен в том, что в живых все равно не останется никто, поэтому был готов покончить со всем хотя бы без мучений......."

ЕВРЕЙСКОЕ ТЕЛЕВИДЕНИЕ

http://www.worldjewishtv.com/content/detail/927/

автор Lubov Krepis 01.03.13 11:09

На прилавках наших книжных магазинов появилась новая книга о Сталине мудром, родном и любимом, написанная профессором Лондонского университета Дональдом Рейфилдом. Её интересно полистать.

Читая книгу о Сталине

Задался он похвальной целью
Себе присвоить ум чужой.
А.С. Пушкин

Зашел я недавно в книжный магазин и увидел там книгу о Сталине и его вешателях. Полистал и обнаружил редкие фотографии. Например, труп Маяковского в белой рубашке и галстуке - "бабочке" вскоре после самоубийства; Горький с Ягодой; Ежов с женой; Меньжинский в гробу, Киров в гробу, Орджоникидзе в гробу ... Заинтересовался, купил и прочел.
Книга объемная, больше 500 страниц, со множеством примечаний. В ней оказались занимательные подробности, неизвестные мне прежде. Промелькнуло несколько незаслуженно забытых имен. Предполагаю, что интересующимся делами Сталина, его окружением, его временем, мои выписки покажутся любопытными. Не смог удержаться от незначительных комментариев. Выделены <>.
Итак, "Stalin and his hangmen" by Donald Rayfield, professor of Russian and Georgian at the University of London, ISBN 0-375-50632-2.

Сталин, находясь в Туруханской ссылке, совратил 13-летнюю девочку. <Достоевский оказался пророком (см. исповедь Ставрогина). Хотя и этому преступлению он устами старца Тихона дал оценку: очень многие этим грешны, и многие даже старцы.>

Чекист Петерс, зам Дзержинского, открыл в Киеве в 1918 г "бразильское посольство". В этом посольстве чекисты под видом бразильских чиновников обещали за деньги выдать бразильскую визу. Сам Петерс говоривший по-русски с акцентом изображал бразильского консула. Когда денег от желающих сбежать от большевиков хоть в Бразилию набралось порядочно, всех обращавшихся за визой расстреляли. <Каков шутник.>

Розалия Залкинд (Землячка) была любовницей Бела Куна, венгерского еврея. Они в Крыму вместе расстреливали, топили, жгли в топках белых офицеров, сдавшихся под честное слово Михаила Фрунзе. <Землячка похоронена в Кремлевской стене. Бела Куну повезло меньше. Расстрелян в 1939 г.>

После убийства Урицкого и покушения на Ленина Дзержинский впал в трусливую истерию, побрил голову, достал фальшивый польский паспорт и сбежал в Лугано (Швейцария) к жене и сыну. Спустя несколько месяцев увидел, что все не так страшно для него, успокоился и вернулся в Россию, в ЧК.

Чекист Всеволод Балицкий (Balitsky), пытавший и насиловавший в киевском ЧК, в середине 20-х годов был назначен начальником ГПУ Украины. Позже участвовал в организации голода на Украине в 31-33 гг. Расстрелян в 1937. По указанию Путина в 2002 г была выпущена марка в его память. <Знатный чекист.>

В 1943 г Сталин сказал Черчиллю, что коллективизация заботила его гораздо сильнее, чем Вторая Мировая война. Количество уничтоженных крестьян Сталин оценил в 10 миллионов. Впрочем, не сожалея. Он, по-видимому, считал русских крестьян кем-то вроде колонизированных англичанами индусов и африканцев.

Когда Борис Савинков нелегально перешел границу СССР в 1924 г и завтракал на квартире в Минске, гпушник Филипп Медведь, прикидывавшийся двойным агентом, пришел его арестовывать. "Отлично сработано, - сказал Савинков. - Не возражаете, если я закончу завтрак?"

Украденный в Париже в 1929 г агентами ГПУ генерал Петр Кутепов умер от избыточной дозы хлороформа, которым его усыпили, по дороге на пароход в деревянном ящике.

Осип Брик, муж любовницы Маяковского Лили Брик, был сотрудником ГПУ. Сообщение об этом было нацарапано на дверях его квартиры в Москве. Маяковский дружил с чекистом Яковом Аграновым, сочинившим дело Таганцева, по которому был в том числе расстрелян Н. Гумилев.

<Алешковский в песне и прозе повторял замечание Сталина, написанное на тексте Горького "Девушка и смерть": "Сильней, чем "Фауст" Гете". То же встречается и у Довлатова в "Зоне". На самом деле> свое замечание Сталин написал с пьяной насмешкой. Когда издали избранные труды Горького с воспроизведенной фразой Сталина на титульном листе, Сталин в преподнесенном ему экземпляре перечеркнул свою фразу красным карандашом.

Сын Горького Максим сотрудничал с ГПУ. Получил в награду за помощь при аресте <очевидно, за донос> коллекцию конфискованных у арестованного марок. Умер, пролежав ночь пьяным на улице и заболев пневмонией. Пил "ерш" (автор поясняет: "ерш" - смесь водки и пива) с секретарем папаши Петром Крючковым, агентом ГПУ. <Кажется, Ягоду и Крючкова имел в виду Булгаков, описывая последних гостей, появившихся на балу у Воланда, которых даже Коровьев еще не запомнил по именам.>
В смерти Максима подозревался Ягода, любовник жены Максима Тимоши. В утешение Горькому самый большой пассажирский самолет был назван "Максим Горький" по указанию Сталина. Самолет разбился.
<Ходасевич в воспоминаниях о Горьком (Некрополь) характеризовал его сына Максима как прирожденного клоуна. Подходящее сочетание: клоун и стукач. Как и все окружение Горького, насквозь пронизанное гпушниками.>

Настоящая фамилия Ягоды - Иегуда. Он переделал ее на польский манер. Сталин, дразня, называл его Ягодой (ударение на букву я).

После революции Саша Коллонтай вышла замуж за Дыбенко, который был моложе ее на 17 лет, но в 1923 г рассталась с ним.
Находилась в Норвегии, работала в посольстве. По ее предложению СССР закупил в Норвегии полмиллиона тонн селедки. После чего благодарная рыбная индустрия Норвегии вынудила свободную норвежскую прессу прекратить печатно называть Коллонтай шлюхой (whore).
Сталин злорадно пригласил ее и Дыбенко к себе на обед, заставил Дыбенко петь украинские песни, а на прощанье сказал ему, что он напрасно разошелся с Коллонтай, свалял дурака. Вскоре Дыбенко был расстрелян.
Коллонтай не была репрессирована, по-видимому, из-за того, что ее не любил Троцкий.
В Норвегии Коллонтай требовала запретить гастроли балерины-эмигрантки Анны Павловой, после чего стала бойкотироваться местным обществом. Ее перевели в посольство СССР в Стокгольме, но и там она выглядела глупо после бегства двух дипломатов и отказа Швеции их выдать, несмотря на ее требования.

Павлик Морозов действительно "стукнул" на своего отца Трофима, председателя сельсовета. Трофима посадили на 10 лет. Павлик после этого доносил и на других жителей деревни, пока агент ГПУ Спиридон Карташов не прикончил его и его брата Федю штыком и прикладом. В убийстве обвинили родственников Павлика - дедушку и бабушку (около 80 лет), дядю и двоюродного брата 19 лет. После короткого суда всех их отвели к колодцу (или яме), раздели, расстреляли и сбросили вниз. Отца Павлика Трофима в лагере заставили вырыть себе могилу в вечной мерзлоте и потом расстреляли. Сергей Эйзенштейн снял фильм "Бежин луг", где представил историю Павлика и его дяди в виде библейской притчи об Аврааме и Исааке. Сталин с раздражением фильм запретил.

Глава Госбанка СССР Пятаков, находясь под следствием, просил Ежова разрешить ему лично расстрелять свою жену, изобличенного врага народа. <Не помогло. Расстрелян в 1937 г.>

Об опечатках в книгах и прессе, которые влекли за собой репрессии. Всем известно, что за опечатку сажали и расстреливали. Автор упоминает эпизод из фильма А. Тарковского "Зеркало" и приводит несколько таких опечаток: "Ссалин, Сралин, Сталингад, Ленин окотился" (вместо "охотился").

Люди, наиболее близкие к Сталину: секретарь Александр Поскребышев (умер в 1965г); начальник охраны в течение 13 лет Карл Паукер (расстрелян в 1937г), бывший парикмахер и гример львовской оперетты, дезертировал из Австро-венгерской армии в Россию. <Или Сталин не обращал внимания на фамилии или, наоборот, радовался их неблагозвучности.>

Итак, Ягоду Сталин звал ягодой, а Ежова - ежевикой. Выдвижению Ежова способствовал некто Москвин. Ежов так ему полюбился, что стал кем-то вроде приемного сына. Жена Москвина звала его воробышком за малый рост и тщедушие. Но Ежов оказался скорее кукушкой, пару лет спустя распорядившись расстрелять Москвина и его жену. По многим свидетельствам Ежов с большим чувством пел русские народные песни. В том числе "Черный ворон, что ты вьешься над моею головой".
Вторая жена Ежова, Евгения Файнберг, <кажется, коллекционировала писателей. Во всяком случае, она> была любовницей Бабеля, журналиста Михаила Кольцова. В 1937 г занималась любовью с Шолоховым в гостинице "Националь" во время его приезда в Москву. Их свидание было подслушано ГПУ, данные переданы Ежову. Тот, однако, против Шолохова ничего предпринять не мог. <Вот что значит украсть великую рукопись.>
Ежов в тюрьме Суханово, где в бывшем монастыре по его приказу алтарь церкви был перестроен в расстрельную камеру с внутренним крематорием, под пытками написал свою сексуальную биографию. Он, будучи классическим бисексуалом, имел множество любовников и любовниц. <Русская присказка "Е-т все, что шевелится", кажется, о нем и сочинена.> После такой автобиографии обвинения в шпионаже показались банальными.
При этом своих детей Ежов не имел. Приемная дочь после его ареста отданная в приют, всю свою жизнь требовала реабилитации Ежова, говоря, что он виновен не больше других членов Политбюро. <Справедливо.>
Расстрелял Ежова Василий Блохин, незадолго до этого расстрелявший Тухачевского с Якиром. При обыске в кабинете Ежова нашли пули, завернутые в бумажки с надписями "Каменев", "Зиновьев", "Смирнов" (две пули, <живучий, гадина, попался>).

Судьями на процессе Тухачевского, Якира и других Сталин назначил Буденного, Дыбенко, Шапошникова, Алксниса, Белова, Каширина. После пыток обвиняемые стали давать показания на своих судей. Примерно через полгода после этого из состава суда на свободе и в живых остались только Буденный и Шапошников. Буденный в страхе лично отвез свою жену в тюрьму на Лубянку. Она, солистка Большого театра, общалась с иностранцами и явно была врагом народа. Но и после этого Буденный продолжал бояться, пока Ворошилов не успокоил его, сказав, что Сталин ликвидирует только умных маршалов.

<Кто же следующий? Ну, конечно ... Сегодня праздник у ребят, ликует пионерия. Сегодня к ним пришел в отряд Лаврентий Палыч Берия.>
В архивах ФСБ до сих пор хранится 30-томное досье Берии, которое никогда, даже во время гласности, не было доступно историкам. В 2003 г была предпринята попытка выкрасть досье, закончившаяся неудачей. <Очевидно, сведения о жизни и деятельности Л.П. до сих пор составляют государственную тайну, разглашение которой чревато снижением обороноспособности России.>

Нестор Лакоба, старый приятель Сталина, глава Абхазии, был вызван Берией в Тбилиси в 1936 г. Жена Берии, милая красавица Нина пригласила Лакобу к ним на обед, на форели (<прямо как Фамусова>). После обеда Лакоба отправился в оперу (<будучи глухим>), где и скончался в конвульсиях. Грузин отравил абхаза.
В примечании автор пишет, что так свершилось ироническое правосудие. Предок Нестора Урус Лакоба в 1822 г за обедом отравил грузинского наместника, правителя Абхазии.

Константин Гамсахурдиа, самый значительный грузинский прозаик 20-го века, отец будущего президента Грузии, несмотря на написанный им антиколхозный роман "Украденная луна", уцелел, дожил до 1975 г благодаря взаимному уважению с Берией. А другие писатели и поэты? Beaten to death... Tortured to death... Shot... <Довольно, надоело. Грузия такая маленькая, откуда в там взялось столько писателей и поэтов? Клевета на товарища Берию.>

Андрей Свердлов, сын 1-го председателя Совнаркома Якова Свердлова, арестован Ежовым в 1938 г, но вскоре освобожден Берией с извинениями и снова назначен следователем. Специализировался на ученых, артистах, женах старых большевиков; отличался сочетанием методов физического воздействия с психологическими беседами. Умер в 1965 г.

Сталин дважды санкционировал применение при допросах "физическое воздействие". Сначала шифрованной телеграммой в 1937 г, потом в 1939 г открытой инструкцией ГПУ.

Берия основал ансамбль песни и пляски ГПУ, подобный ансамблю Красной Армии, и устроил туда на работу драматурга Николая Эрдмана, автора пьес "Мандат" и "Самоубийца", и этим спас его от серьезных репрессий. Эрдман сказал: "А что если Гестапо организует свой ансамбль песни и пляски?"

<Еще о Василии Блохине.> В 1940 г он расстрелял через небольшие промежутки времени журналиста Михаила Кольцова, писателя Бабеля, режиссера Мейерхольда. Прах их находится в похоронной яме #1 на Донском кладбище в Москве. На снимке в книге Блохин в 40-е годы в чине генерал-майора, при нескольких орденах (<вроде "Красного знамени", трудно разглядеть>) и медалях. Пережил Сталина. Умер в 1955 году.

Корейцы были первой группой жителей СССР, сосланных по национальному признаку. 180 тысяч их было выселено в Казахстан и Узбекистан в августе 1937 г, как потенциальных японских пособников. В примечании сказано, что Япония депортировала корейцев из Северной Кореи, как потенциальных советских шпионов. <А в США после начала Второй Мировой войны японцев по национальному признаку из всех штатов собрали и отправили в лагеря.>

Катынь. Польские офицеры и интеллигенция, захваченные при разделе Польши, были шибко образованными и слали всюду запросы, выясняя, кто же они. Если военнопленные, то должны содержаться согласно Женевской конвенции. Если же официальной войны между СССР и Польшей не было, то их задержали незаконно. Писали они и в Красный Крест, и в западные посольства, и в Женеву, и так достали Берию (да еще и лагеря были переполнены, а пора было уже прибалтов сажать), что он обратился в Политбюро с рекомендацией: "[поляки] враги советской власти..., только и ждут, чтобы освободиться и начать с ней вооруженную борьбу..." И предложил их расстрелять. 5 марта 1940 г (<в будущий день смерти Сталина и в бывший день Пурим>) Политбюро проголосовало за уничтожение. Первым подписался Сталин, за ним Ворошилов, Молотов, Микоян. Каганович с Калининым одобрили по телефону.
Для исполнения приехали 50 палачей с Лубянки и Суханово под руководством кого? Конечно, Блохина. Оснащены они были немецким оружием, что очень пригодилось потом, когда стали все валить на немцев. Но Блохин-то не был таким дальновидным и предпочитал "Walter" советским револьверам, потому что "Walter" не заедал при частой стрельбе.
А Сталин как будто почуял последствия и из списка главных руководителей убийства - Берия, Меркулов, Баштаков - вычеркнул Берию и заменил на Кобулова. Мало ли что, а Берия пригодится.

В 1940 г после раздела Польши и захвата Прибалтики Сталин ударился в философию. Враги побеждены, колхозы процветают, индустрия развивается. Чем еще заняться? К Гитлеру отнесся серьезно; потребовал перевести Mein Kampf и изучал. Читал те же книги, что и Гитлер: "На войне" (Clausewitz), мемуары Бисмарка. По-видимому, пришел к выводу, что Германия не повторит ошибки Наполеона (вторжение в Россию) и не станет снова вести войну на два фронта (как в Первую Мировую). Сталин и Гитлер были игроками. Сталин предпочитал расчетные игры (<типа преферанса, где можно подсчитать расклад>), а Гитлер все ставил на одну карту: blitzkrieg. <Играли за одним столом, но в разные игры. Получалось отвратительно.>

<Немного подробностей об убийстве Троцкого.> Берия поручил операцию по его ликвидации двум своим сотрудникам - Науму Ейтингону (Eitingon) по кличке генерал Котов (работал под ней в Испании) и Иосифу Григулевичу (Grigulevich), выдав им ₪1,190.34 000. Первая попытка, организованная Григулевичем, была любительским набегом с автоматами на квартиру Троцкого, возглавляемым художником Давидом Сикейросом. Но непрофессионалы и вели себя соответственно: не заметили Троцкого, спрятавшегося под кроватью. Сикейрос бежал из Мексики в Чили с помощью поэта Пабло Неруды.
Ейтингон действовал успешнее. Внедрил Меркадера в качестве секретаря Троцкого. Тот и сработал ледорубом 20 августа 1940 г. "Правда" триумфально объявила об убийстве еще до того, как мексиканская полиция узнала о покушении. Ейтингон и мать Меркадера Карадад сбежали в Калифорнию, а оттуда в СССР.
Сталин был очень доволен результатом операции и лично заверил Наума Ейтингона, что с его, Наума, головы никогда не упадет ни один волос. Но безродный космополитизм Наума все-таки привел к его аресту в 1951 г. <Однако, ничего; не расстрелян. Умер в 1981 г.>

<Лев Мехлис, многолетний редактор "Правды", как-то незаслуженно мало известен.> Он дважды отличился в Крыму: в 1920 г, помогая расстреливать, и в 1942 г, помогая оборонять. Как армейский комиссар он имел право смещать и расстреливать командиров любого ранга. Во многом его стараниями Крым был сдан немецкой группировке почти вдвое меньшей численности с потерей 400 танков, 400 самолетов и около полумиллиона бойцов. Сталин больше не допускал его близко к фронту, чтобы уменьшить причиняемый им вред.

Американская военная помощь очень пригодилась в 1943 и в 1944 гг, когда депортировали сначала калмыков, потом чеченцев с ингушами, потом балкарцев. Их отвозили к железнодорожным станциям на американских грузовиках "Studebaker". За вклад в дело депортации Верховный Совет наградил Берию, Кобулова, Круглова и Серова орденами Суворова I степени (<вот это полководцы!>), а 413 рядовых сотрудников НКВД получили медали "за отвагу" и "за боевые заслуги". <С такой медалью на груди очень авторитетно прогуляться 9 мая где-нибудь возле Большого театра. Особенно, к 60-летию победы, если кто дожил.>

Генералу фон Паулусу, захваченному в плен под Сталинградом, разрешили заказать у германского военного атташе в Анкаре теплые ботинки, носки, свитер, портфель. Счет за посылку был отправлен жене Паулуса в Берлин.

Во время погрома в 1946 в Kielce <не знаю, как по-русски, это польский город> поляки возможно (perhaps) убили 2000 евреев. Они, поляки, считали, что коммунисты и евреи - одно и тоже. <Не без оснований.>

С помощью Красной Армии и НКВД чехи осуществили свое самое популярное национальное мероприятие: выселили 3 миллиона немцев из Судет.

Православная Церковь получила покровительство Сталина во время Второй Мировой войны; разрешено было печатать Библию. Драматург Николай Вирта за 500 000 рублей, полученных от руководства Церкви, отредактировал Библию и засвидетельствовал, что в его редакции Старый и Новый Заветы полностью соответствуют партийной идеологии. <Как вспоминал один советский художник, время было трудное, сталинское. Но платили хорошо.>

Посмотрев 2-ю часть "Ивана Грозного", Сталин вызвал к себе Эйзенштейна и Черкасова и читал им лекцию по русской истории. В частности сказал: "У вас царь такой сомневающийся, как Гамлет". <Неглупо.>

В Германии Геринг заявил: "Только я определяю, кто из моих подчиненных - еврей". В СССР евреи самоопределялись. Каганович утверждал, что он принадлежит к (говоря современным жаргоном) властным структурам, а не еврейскому сообществу. Литвинов объявил себя этническим русским. Племянница Кагановича пришла на похороны Михоэлса и сказала его родственникам: "Ни у кого ничего не спрашивайте".

Арестованная Полина Жемчужина (жена Молотова) была сломлена Абакумовым очной ставкой с двумя служащими, заявившими, что они участвовали в групповом сексе с ней. Сталин был заинтригован групповым сексом, судя по его маргинальным комментариям на полях к сценам полигамии в книге Энгельса, рассказывающей о происхождении его семьи. Заинтригован настолько, что читал показания с той очной ставки членам Политбюро в присутствии Молотова.

За время Второй Мировой войны СССР потерял примерно 80 000 самолетов. Из них около половины разбились из-за механических неполадок. Летчики называли свои самолеты летающими гробами. Особенно ненадежным был Як-9.

Глава МГБ Абакумов позаимствовал у Гестапо холодильные пыточные камеры. После ареста в 1951 г он сам на себе испытал действие такой камеры. <Советский вариант доктора Гильотена. Впрочем, кажется, это басня, и доктор благополучно пережил революцию и террор.>

После смерти Сталина весной 1953 г Берия, казалось, потерял вкус к крови. Среди его добрых дел в частности была амнистия уголовникам, которую позже назвали Ворошиловской. Еще Берия внес предложение, чтобы власть на Украине и в Литве была передана в руки местных кадров. Русские партийные секретари, не говорившие по-литовски, должны были оставить свои посты. Берия предложил начать переговоры об объединении ГДР и ФРГ для создания "демократической мирной независимой Германии". Берия вернул Полину Жемчужину в Москву, разрешив ей снова выйти замуж за Молотова; реабилитировал брата Кагановича и назначил пенсию его вдове. Ни от Молотова, ни от Кагановича благодарности не последовало. Без сомнения больше народу было уничтожено подписями Молотова или Хрущева, чем Берией. Но они убивали росчерком пера, а рубашка Берии была забрызгана настоящей кровью. Сексуальная деятельность Берии также не представляла собой чего-то сверхъестественного по стандартам советских лидеров, которые использовали балетную труппу Большого театра в качестве борделя. Хотя Берия в перерывах заседаний заказывал себе женщин, как современные политики - питцу.

Дела казненных подельщиков Берии Деканозова, Мещика, Влодимирского были пересмотрены Верховным судом России 29 мая 2002 г, и им вместо высшей меры было посмертно назначено 25 лет заключения, что позволило наследникам получить их конфискованное имущество. Несколько раньше, в 1994 г, с той же целью было пересмотрено дело Абакумова. <Наследникам адмирала Колчака, насколько мне известно, повезло меньше. Российский суд вины с него не снял даже посмертно.>

В заключение автор пишет, что Лев Толстой и Федор Достоевский настаивали на том, что только полное признание поможет избавиться от преступлений прошлого и снова сделать жизнь общества приемлемой, но Российское государство не желает отречься от Сталина и его вешателей.
<Как там у Пушкина: Сказка - ложь, да в ней намек.>

автор **Kim** 10.03.13 11:58

По следам очередной антисемитской кампании

Иосиф Хейфец, Израиль

«Евреи подобны гвоздям и заклепкам в многоэтажном здании:
сами по себе
большой ценности не представляют, но без них здание не устоит»
Джозеф Аддисон, известный представитель английской элиты 18 ст.

Большая часть моей сознательной жизни прошла на Украине. Я работал на благо этой республики и страны, в целом, великолепно понимая и ощущая перманентное состояние скрытого антисемитизма, накрывшего страну своеобразной атмосферной пеленой.

Адаптироваться к этому было невозможно. Антисемитизм доставал каждого еврея в тот, или иной, момент его жизни. Наиболее остро и болезненно это проявляется в детском возрасте. Мне, в этом плане, повезло больше, чем моему брату, сыну, моим племянникам. Мои школьные годы прошли в послевоенном Киеве. По данным 1939 год в Киеве проживало 224, 2 тыс. евреев, что составляло 27% от всего населения города. Площадь города составляла 680 км2. А так как большая часть русско-украинского населения обосновалась на периферии (Шулявка, Святошино, Куреневка, Демеевка, Соломенка и др.), а добираться до города было не просто, процент еврейского населения центральных районов города превышал 80%. Это же соотношение сохранилось и в первые послевоенные годы. В эти годы идиш был главным языком общения в центре города.

В школьных классах преобладали евреи и, естественно, ни о каком антисемитизме не могло быть и речи.Только к середине 50-ых годов, когда была разработана и начала широко внедряться программа переселения евреев на периферию, и заселение центра города «лицами коренной национальности» со всех областей Украины (родственниками партийных деятелей), следующее поколение школьников столкнулось с «жидовской» проблемой, которая, как клеймо, или желтая звезда Давида, угнетали каждого еврейского ребенка.

Сегодня это клеймо вновь извлекают из истории и планируют сделать общегосударственным достоянием.

После окончания школы, каждый из нас в полной мере глотнул плоды национальной политики и, каждый по мере собственных возможностей, адаптировались к этому климату. Я поехал учиться на Кавказ, куда государственная политика никогда не проникала. На всей территории Кавказа евреи были наиболее уважаемой нацией. Показательно то, что стыдился признаться, что плохо владею родным языком идиш. Всячески скрывал это. На еврейских концертах безбожно фантазировал, переводя своим друзьям — соученикам, чем смешил зрителей больше, чем актеры.
Именно на Кавказе я проникся гордостью за свой народ и научился агрессивно относиться к любым проявлениям антисемитизма, даже если они меня напрямую не касались. Эта агрессивность и бескомпромиссность, как оказалось, стали главной броней, отбивавшей желание у антисемитов испытывать меня на прочность. Не сомневаюсь, что агрессивность и бескомпромиссность способны и сегодня оградить мой народ, да и остальной мир, от арабского антисемитизма.

Посторонний читатель может скептически отнестись к моей позиции. Но задайтесь простым вопросом: почему более миллиона евреев, большая часть которых великолепно адаптировалась на «райских» славянских просторах, все бросили и, в течение двух лет, покинули этот Богом забытый регион, чтоб начать все с нуля. Без жилья, без работы, без языка, без каких либо перспектив прорости корнями на новом месте. Тех, кто пытается подвести это под эффект стадности, я должен разочаровать. Много ли вы знаете тех, кто совершив подобный шаг по причине стадности, возвратились на обжитые ранее места? Единицы. Да и те в погоне за длинным рублем, сохраняя новое гражданство.

Спустя более 22-ти лет после отъезда в возрасте 55+, мое убеждение в этом укрепилось. Антисемитизм, буквально на всех уровнях, ненависть, море еврейской крови, которой пропитана украинская земля, — все это не может пройти незаметно.

Философы утверждают, что единственным доказательством существования Бога, является судьба еврейского народа, лишенного тех категорий, которые определяют само понятие народ: территория, единый язык и единая культура. Не смотря на это, мой народ выжил вопреки всему. Канули в пучину вечности непобедимые цивилизации и страны, Но мы выжили. Вопреки погромам. Вопреки невиданной в мире Катастрофе, унесшей, как минимум, 6 миллионов в течение одного десятилетия. Вопреки отлучению от религии. Вопреки подмене еврейской истории, лежащей в основе иудейско-христианской цивилизации, на коммунистический суррогат и оболванивание с раннего детства и до перехода в мир иной. И не просто выжил, а стал в авангарде цивилизации и вытаскивал на современный уровень тех, кто выбивался из сил, чтоб унизить и уничтожить нас.

Более миллиона евреев, в короткий срок покинувших СССР и переехавших на историческую родину, это более 4 миллионов квадратных метров освобожденной жилой площади, это море пресной воды, которую, по словам Высоцкого, мы отбирали у великого народа. Это горы сала, мяса, масла и других продуктов, которыми мы объедались, отнимая у трудового народа. Помогло ли это море изобилия тем, которые сделали все возможное и невозможное, чтоб выдавить нас из страны? Скорее наоборот. Как не помогло разграбленное имущество моего деда в местечке, тем, кто отправил их на место казни и расстреливал.

До какой же степени невежества нужно дойти, чтоб в 21 столетии вновь возводить антисемитизм в ранг государственной политики, чем сегодня столь успешно занимаются власти Украины и парламентская партия «Свобода», подталкивая оставшихся в стране евреев к эмиграции. То, что сегодня происходит на Украине в стремлении унизить и оскорбить немногих оставшихся там евреев, не может остаться безнаказанным. Несомненно, первыми начнут покидать страну дети, на которых, в первую очередь, отражается эта атмосфера морального гонения. Они не связаны никакими имущественными якорями, но, без сомнения, сохранят в памяти своего поколения презрение к стране, издевающейся над их детским самолюбием. Надеюсь и их родители не пройдут стороной мимо своры антисемитов — подонков, изливающих свои комментарии на эти газетные полосы, чем иллюстрируют истинную сущность украинского народа, изрыгая пену и ненависть ко всему, что прямо или косвенно относится к евреям и к Израилю. Хотите остаться с отбросами, не умеющими себя уважать? Скоро добьетесь этого. Но учтите, что эта болезнь заразная. Вся вылитая на страницы этой газеты блевотина отрыгнется на ваших детях. Поумнев и осознав вашу роль в грязной травле, и поняв, чего в результате добились, они отвернутся и от вас. А мы, в очередной раз выживем вопреки вашему лаю.
Rezume.Ru

автор Borys 25.03.13 0:49

ТАЙНА ЕВРЕЙСКИХ ОФИЦЕРОВ
http://subscribe.ru/group/zhizn-prozhit-ne-pole-perejti/4096524/

. В 2009 году исполнилось 100 лет со дня рождения этой мужественной и красивой женщины, о которой в настоящее время мало кто знает. 23 ноября 1950 г. в сталинских застенках была казнена журналистка Мириам (Мирра) Айзенштадт (Железнова). В середине 1945 г. именно она первой опубликовала в газете «Эйникайт» списки Героев Советского Союза — евреев. Оказалось, что к концу войны этого звания удостоились 135 евреев. Это был невероятно высокий процент для полумиллиона солдат и офицеров — евреев, сражавшихся на фронтах Великой войны, но это в корне меняло иерархию межнациональных отношений: вслед за русским народом-победителем шел маленький, на треть истребленный, но не сломленный еврейский народ — Герой.
Вот этого Мирре и не простили, затаившись до поры — в апреле 1950-го ее арестовали.

Почему в статистике советских офицерских кадров за 1943–1945 гг. нет евреев?

Отсутствие евреев в статистических перечнях нерусских офицерских кадров военных лет (публикации 1961 и 1972 гг.), конечно же, не было случайностью. Двадцатью годами ранее «белое пятно» такого рода явилось симптомом возрождения в СССР государственного антисемитизма.

2 апреля 1942 г. руководители Еврейского антифашистского комитета Соломон Михоэлс и Шахно Эпштейн направили в ЦК ВКП(б) записку на имя А. С. Щербакова по поводу отсутствия данных о евреях в статистике награждений военнослужащих в январском номере журнала «Большевик». Щербаков не ответил, но в следующей публикации цифры награждений евреев были приведены. Статистике офицерских кадров никакая критика не угрожала, и она много лет воспроизводилась без изменений как яркое свидетельство интернационализма Советской армии. В действительности, однако, свидетельство это имело противоположный смысл, ибо интернационализм и антисемитизм несовместимы.
Ветераны начинают борьбу

В марте 1997 г. офицеры-ветераны Петербургской организации евреев — инвалидов войны отправили письмо в Институт военной истории: «Мы полагаем, что «белое пятно» в списках офицеров не должно оставаться в военной историографии навечно. Просим Вас дать указание произвести по имеющимся архивным материалам подсчет количества офицеров-евреев, отсутствующего в упомянутых перечнях».

Ответ от 20 марта был отрицательным: «В указанных Вами работах действительно отсутствуют данные о количестве офицеров-евреев… В случае заказа Министерством обороны Институту военно-исторических работ, затрагивающих вопросы национального состава, мы учтем Ваше пожелание. Проведение же внеплановых исследований не представляется возможным».

В марте 2001 г. ветераны обратились в Министерство обороны: «В последние годы историография Великой Отечественной войны подвергается критическому пересмотру, и настало время признать, что в советской военно-исторической литературе нередко намеренно замалчивался или приуменьшался вклад еврейского народа в победу над германским фашизмом. В статистические перечни военнослужащих по национальностям данные о солдатах и офицерах-евреях часто не включались, во многих случаях умышленно скрывалась еврейская национальность героев войны, имели место факты прямой фальсификации… В 3-м томе шеститомной «Истории Великой Отечественной войны» приводится национальный состав нерусских офицерских кадров: «В конце 1943 г. среди офицеров Военно-воздушных сил насчитывалось более 28 тыс. украинцев, 5305 белорусов, 1079 армян, 1040 татар, 800 грузин, 405 чувашей… и др. Среди офицеров бронетанковых и механизированных войск было 14136 украинцев, 2490 белорусов, 830 татар, 270 грузин, 269 мордвин… и представители многих других народов». Далее, в книге полковника В. Ф. Самойленко «Дружба народов — источник могущества советских Вооруженных сил» cообщается: «К концу Великой Отечественной войны в числе командного состава артиллерии, кроме русских, было более 6000 украинцев, 1246 белорусов, 240 армян, 173 татарина, 129 грузин… и представители еще 40 национальностей». Во всех трех приведенных перечнях евреи отсутствуют. В чем же дело? Надо полагать, офицеров-евреев не включили не потому, что их было слишком мало, а, наоборот, потому что их было «слишком много». Настало время исправить эту несправедливость. Просим Вас дать указание произвести, на основе имеющихся архивных материалов, дополнительный подсчет офицеров-евреев». Содержание ответного письма Министерства обороны от 10 октября 2002 г. было предсказуемым: «Относительно Вашей просьбы о подсчетах офицеров-евреев сообщаем, что Минобороны России не располагает возможностями выполнить данную просьбу. В аналогичных ситуациях мы рекомендуем привлекать внебюджетные источники, спонсоров».

Итак, проблема решается спонсорской помощью. Вероятность успеха казалась вполне реальной.

Полковник сказал «нет»

На деле, однако, ситуация оказалась тупиковой. В декабре 2005 г. начальник Института военной истории полковник Александр Кольтюков отказался заключить договор о внеплановой работе по теме еврейских офицеров «из-за ограниченного количества научных сотрудников». Итак, статистику офицеров, предоставленную другим народам СССР бесплатно, евреи не получат даже за деньги. Полковник Кольтюков легко мог найти сотрудников-добровольцев для проведения исследований по договору в нерабочее время. Но, вероятно, не захотел создавать прецедент и навлекать на себя гнев историков-«патриотов», которые в свое время травили его предшественника генерал-полковника Волкогонова.

Тайна еврейских летчиков раскрыта

Ситуация изменилась, когда стало известно то, что руководство Института военной истории не сочло нужным сообщить еврейским ветеранам. В 1962 г. Главный штаб ВВС выпустил под грифом «совершенно секретно» отпечатанный на ротапринте сборник «Советская авиация в Великой Отечественной войне 1941 — 1945 гг. в цифрах». Секретными в сборнике были, по всей видимости, цифры боевых потерь и таблицы национального состава командных кадров ВВС Красной армии в 1943 и 1944 гг., включавшие евреев. В 1992 г. Генеральный штаб рассекретил этот сборник, но он по-прежнему оставался известным и доступным лишь немногим. Ниже приводятся данные из таблицы национального состава офицерских и генеральских кадров ВВС по состоянию на 1 декабря 1944 г.: русские — 102 844 (68%); украинцы — 28 902 (10.1%); евреи — 7149 (4,73%); белорусы 5818 — (3,85%); татары — 1189 (0, 78%); армяне — 1158 (0,77%); грузины — 824 (0,55%)…

Итак, более 7000 еврейских офицеров и генералов ВВС занимали в списке третье место. При этом 4549 из них находились на фронте. Процентная доля этих офицеров и генералов (4,73%) в несколько раз превышала процент еврейского населения СССР по переписи 1939 г. (! 77%).

Количество еврейских офицеров в ВВС в конце 1943 г. (его подсчета добивались петербургские ветераны) представлено в сборнике весьма близкой цифрой — 6623 (вместе с генералами). Таким образом, статистика нерусских офицерских кадров ВВС на конец 1943 г. выглядит следующим образом: более 28 тысяч украинцев, 6623 еврея, 5305 белорусов, 1079 армян, 1040 татар, 800 грузин, 405 чувашей и др. Еврейские летчики находились в этом списке на втором месте! Но председатель редакционной комиссии шеститомной «Истории Великой Отечественной войны», директор Института марксизма-ленинизма П. Н. Поспелов решил иначе: в статистике офицерских кадров евреям нет места вообще. В состав комиссии входили выдающиеся советские военноначальники, в том числе маршалы Советского Союза И. Х. Баграмян, А. А. Гречко, и В. Д. Соколовский, повидавшие на фронте немало офицеров-евреев. Но сталинец Поспелов проводил генеральную линию партии и лично товарища Хрущева, и фальсификация состоялась. Аналогичную операцию проделали со статистикой еврейских офицеров-артиллеристов в книге В. Ф. Самойленко.

Михоэлс и Эпштейн в письме в ЦК ВКП(б) дали оценку замалчиванию еврейского героизма: оно на руку «гитлеровским агентам, распространяющим злостные слухи о том. что «евреи не вою¬ют». Эта оценка, за вычетом «гитлеровских агентов», сохраняет свою актуальность до сих пор.

По состоянию на 1 декабря 1944 г. в ВВС Красной армии насчитывалось 22 генерала-еврея. Звание Героя Советского Союза было к этому моменту присвоено восьми летчикам-евреям и двум «полуевреям».
* * *
Поиск статистических данных о еврейских офицерах-танкистах и артиллеристах продолжается. В свое время эти цифры, вероятно, были подсчитаны, но не опубликованы: танкистов вместе с летчиками убрал из списков товарищ Поспелов, а об артиллеристах позаботилась советская цензура.
«Еврейская газета» №08(84), 2009

От редакции

23 ноября 1950 г. в сталинских застенках была казнена журналистка Мириам (Мирра) Айзенштадт (дев. Казаринская). Литературный псевдоним — Железнова. В чем же была вина этой женщины? За какую «измену Родине» ее арестовали?

Мирра Железнова работала в аппарате Еврейского антифашистского комитета, куда ее, известную уже журналистку, обозревателя газеты «Эйникайт», летом 1942 г. привел Илья Эренбург. Лучшие публикации газеты «Эйникайт» — рупора ЕАК — передавались по каналам Софинформбюро в страны антигитлеровской коалиции. Железнова одна из первых, как и Илья Эренбург и Василий Гроссман собирала материалы о жертвах Катастрофы и евреях-героях войны, готовила свою книгу документальной прозы по собранным рассказам о горе и мужестве.

В середине 1945 г. именно она первой опубликовала в газете «Эйникайт» списки Героев Советского Союза — евреев. Оказалось, что к концу войны этого звания удостоились 135 евреев. Списки из газеты перепечатала европейская и американская пресса. Сто тридцать пять Героев Советского Союза — евреи! Это был невероятно высокий процент для полумиллиона солдат и офицеров — евреев, сражавшихся на фронтах Великой войны, но это в корне меняло иерархию межнациональных отношений: вслед за русским народом-победителем шел маленький, на треть истребленный, но не сломленный еврейский народ — Герой.

Вот этого Мирре Железновой и не простили, затаившись до поры — в апреле 1950-го ее арестовали. На единственном допросе 20 мая 1950 г. публикация цифры 135 стала одним из главных, предъявленных ей обвинений. В ее деле, по воспоминаниям дочери, которая видела позже протокол того допроса, есть только одна страница и приговор «к высшей мере».

229 дней провела мужественная женщина в камерах Лубянки и Лефортова, вплоть до вечера 23 ноября 1950 г., когда истерзанная Мирра вступила в расстрельный подвал…

Какую же «государственную тайну» выдала Мирра Железнова? Все данные о героически сражавшихся людях она получила в 7-м наградном отделе ГлавПУРа на основании документов, оформленных и завизированных в отделе кадров, по официальному запросу, подписанному Соломоном Михоэлсом, и разрешению Александра Щербакова. Муж Мирры Леопольд Айзенштадт (Железнов), военный корреспондент, уволенный со всех постов «за потерю бдительности» сумел летом 1950 г. добиться проведения экспертизы и доказать, что все списки Героев Советского Союза были получены Миррой Железновой официально. Но ей это не помогло. Простить журналистке, опубликовавшей на весь мир цифру (которая не вписывалась в сталинскую «национальную политику») выявленных евреев, награжденных Золотой Звездой Героя, ни Сталин, ни его юдофобское окружение не смогли.

Российский историк Геннадий Костыриченко в своем исследовании («В когтях у красного фараона», М, 1994) писал, что полковник из наградного отдела, оказавший содействие журналистке в получении информации, получил двадцать пять лет лагерей, как выдавший ей «государственную тайну».

В этом году исполнилось 100 лет со дня рождения этой мужественной и красивой женщины, о которой в настоящее время мало кто знает. Ее дочь, литературный критик. Надежда Железнова-Бергельсон написала книгу «Мою маму убили в середине XX века», вышедшую под эгидой МБПЧ (Academia, М, 2009), презентация которой прошла в ЦДЛ в Москве.

Данными, за которые расплатилась жизнью Мирра Железнова, сейчас открыто пользуются крупнейшие военные историки, а имя мужественной журналистки есть на памятнике жертвам сталинских репрессий в Иерусалиме.

Лариса Воловик

Железнова Мириам Соломоновна (псевдоним – Мирра Железнова) (1909-1950)
(Справка составлена по воспоминаниям дочери, Надежды Железновой-Бергельсон)
1909. — Родилась Мирра Казаринская. Дед – Марк Казаринский, бондарь. Отец – Соломон Казаринский, адвокат. Учеба на Высших курсах Искусствоведения, в балетном училище в Ленинграде. 1927. — Замужество. Муж – Леопольд Абрамович Айзенштадт (Железнов), журналист, подполковник, журналист «Ленинградской правды» по рекомендации Марии Ильиничны Ульяновой, спичрайтер секретаря Ленинградского губкома ВКП(б) С. М. Кирова, главный редактор «Иллюстрированной газеты», газеты «Фронтовая иллюстрация», «Красноармейской иллюстрированной газеты» ( скончался в 1988 г.). 1934. — Переезд в Москву в связи с переводом мужа Леопольда Железнова в центральный аппарат «Правды». Журналист «Литературной газеты», «Правды». 1941, 3 июля. — Отъезд с дочерью в эвакуацию в Сталинград, затем во Фрунзе. 1942 – 1948. — Работа в аппарате Еврейского антифашистского комитета (ЕАК) до его закрытия, обозреватель газеты «Эйникайт». В ЕАК привел и рекомендовал Илья Эренбург. Антифашистская работа, официально – на основании писем, подписанных в ЕАК Соломоном Михоэлсом и завизированных в ГлавПУРе Александром Щербаковым, – собирала материалы о подвигах евреев – солдат и офицеров Советской Армии. 1945. — Первой опубликовала в газете «Эйникайт» полученные из Седьмого наградного отдела ГлавПУРа списки евреев Героев Советского Союза в количестве 135 человек, перепечатанные европейская и американская пресса. 1948, 24 декабря – 1949, конец января. — Арест всего Президиума и актива ЕАК. 1950, 4 апреля. — Арест. Обвинение в разглашении военной тайны. Муж, Леопольд Железнов, добился проведения в Министерстве обороны юридической экспертизы законного получения Миррой Железновой наградных списков. 1950, 20 мая. — Единственный допрос. 1950, 23 ноября. — Расстреляна. 1955, 28 декабря. — Пересмотр Военной Коллегии Верховного Суда СССР дела по обвинению Железновой Мириам Соломоновны с отменой приговора Военной Коллегии от 22 ноября 1950 г.
* сведения, выходящие за рамки воспоминаний, выделены курсивом
ОБЫКНОВЕННОЕ УБИЙСТВО
Драма одной судьбы

Надежда Железнова-Бергельсон

Лет десять назад в одном из скверов Иерусалима я присутствовала на малочисленном собрании пожилых в основном людей, открывавших памятный камень жертвам сталинских репрессий – членам президиума и сотрудникам Еврейского антифашистского комитета. На скромном монументе, возведенном на средства детей и вдов деятелей еврейской культуры, – двадцать шесть фамилий. На второй строке этого горестного списка – имя Давида Бергельсона, великого еврейского писателя. Его Максим Горький называл новым Шолом-Алейхемом – за то, что он на любимом языке идише блистательно рассказал миру о своем «Глухом» и «Миреле», о любимом Днестре и родной многострадальной культуре, веками пробивавшейся из глухих местечек, из галута – на просторы вселенной. Войдя в семью Поэта, с почтением ношу эту фамилию без малого полвека.
...А шестая строка мартиролога отсылала меня в детство, перечеркнутое, разрубленное трагедией, c которой живу всю жизнь: на камне имя Мириам Железновой. Имя моей мамы, первой вошедшей в расстрельные подвалы Лубянки. Ее убили 23 ноября 1950 года... Вот об этой судьбе, неразрывно связанной с трагедией ЕАК, я и попробую рассказать.
Миру Железнову привел и рекомендовал в Еврейский антифашистский комитет летом 1942 года Илья Эренбург. Знаменитый – особенно в годы Отечественной войны – публицист без тени сомнения поручился за представленную им руководству комитета молодую талантливую журналистку. Ей, выпускнице Ленинградского ИФЛИ, едва исполнилось тридцать лет, но ее уже хорошо знали в литературной Москве – мама много и ярко писала о театре, о новинках литературы, об актерах... И вовсе неудивительно, что совсем скоро она нашла себя и в аппарате ЕАК, и в газете «Эйникайт», выпускавшейся комитетом, – стала ее обозревателем по вопросам культуры. Это было время, когда вокруг газеты и самого комитета сгруппировались десятки еврейских писателей и журналистов, от молодежи, делавшей первые шаги на литературном пути, до знаменитых патриархов – таких, как прозаики Дер Нистор и Давид Бергельсон. Для каждого, кто воспринимал войну с фашизмом как личное сражение, антифашистская работа становилась делом жизни. Вот и мама пришла на работу в ЕАК как на личную войну с фашизмом. Десятилетия спустя после ее гибели Александр Борщаговский, автор широко известной трилогии «Обвиняется кровь» (о трагедии еврейской культуры, прошедшей все девять кругов ГУЛАГовского ада), с уважением и теплотой расскажет в своей книге о «блестящей журналистке, трудившейся яростно, как на фронте»...
C первых же шагов в газете Мира Железнова стремительно расширила свои обязанности обозревателя. Она писала о героизме народа, миром поднявшемся против фашизма и гитлеровского нашествия. Идиш мама не знала, ее статьи переводили с русского на еврейский, и это было явлением уникальным – и для «Эйникайт», и для повседневной работы в комитете. Однако материалы Железновой быстро завоевали популярность в Советском Союзе, да и за рубежом (лучшие публикации газеты «Дер Эйникайт» по каналам Совинформбюро передавались на Запад).
Я только начинала учиться, когда родители меня забрали из эвакуации (после разгрома немцев под Москвой мой отец Леопольд Железнов, военный корреспондент «Правды» на Южном фронте, – был назначен главным редактором очень популярной в годы войны газеты «Фронтовая иллюстрация»), но я прекрасно помню оглушительный успех маминого очерка «Статуя» – и в Москве после публикации в «Эйникайт», и на Западе – в газетах союзников. Когда немцев отогнали от Москвы, мама вместе с отцом (так бывало нередко) уехала в командировку на фронт. Вскоре ее очерк о русской матери, пытавшейся отбить сынишку у эсесовцев и замученной, залитой водой на жестоком морозе (до подвига Карбышева еще оставались годы), – перепечатывали самые популярные издания США, Великобритании, Франции, Канады.
Она нередко писала о новых постановках ГОСЕТа, о блестящих ролях Зускина и Михоэлса, об аншлагах в Еврейском театре, куда любили приходить и евреи, и русские, весь цвет артистической, литературной Москвы. Ходили в ГОСЕТ и Жемчужина-Молотова и Каганович...
Но чаще всего персонажами очерков Миры Железновой становились евреи – герои партизанской войны, люди фантастических судеб, чудом избежавшие гибели в лагерях смерти. Нашу квартирку в Нижнем Кисельном переулке постоянно заполняли авторы, чьи рассказы буквально потрясали мое детское воображение. Помню, например, горькую исповедь жертвы фашистского ада Сонечки Гурвич (сегодня мамин очерк об этой судьбе опубликован в «Неизвестной Черной книге», вышедшей в Москве в 1993 году). Помню лицо молодой красавицы в гимнастерке с пустым рукавом. Она вырвалась из оккупированной родной Умани, прошла две тысячи километров по Украине и Белоруссии, где попала в партизанский отряд. Это счастливая история, по крайней мере такой она казалась в конце сорок третьего года. Но сколько жестоких трагедий довелось тогда услышать, а маме, готовившей свою книгу документальной прозы о войне, записать. Собирала она материалы и о евреях, сражавшихся на фронтах Великой Отечественной войны – бесстрашно, истинно героически, презиравших смерть, – еще и потому, что дома многих из них ждали только безымянные могилы расстрелянных семей, порушенная навсегда прежняя жизнь...
Вот здесь, в этой теме, и таится подспудный смысл (если применимо это слово к кровавому дебошу антисемитизма, возглавленному и благословленному Сталиным) того главного «обвинения», которое – неназванное, неупомянутое даже в протоколе единственного допроса Миры Железновой от 20 мая 1950 года – означало ее смертный приговор. Дело в том, что моя мама первой опубликовала (в газете ЕАК, а затем и в американской, европейской прессе) списки евреев – Героев Советского Союза. Списки Героев с помощью моего отца, продолжавшего работать в ГЛАВПУРе на высоком посту, мама получила совершенно официально, в наградном отделе этого учреждения. Запрос от ЕАК подписывал сам Михоэлс, разрешение давал «сам» Александр Щербаков. В чем же был криминал? Никакой государственной тайны не было в перечнях тех ненавистных Сталину фамилий. Когда летом 1950 года моего отца (разумеется, уволенного из армии и военной журналистики) попытаются исключить из партии (за этим должен был последовать его арест) за «потерю партийной бдительности», он сумеет настоять на официальной экспертизе и доказать, что все данные, использованные Мирой Железновой в печати, были получены ею совершенно официально. Только и это не могло спасти мою сорокалетнюю красавицу-маму: ее страшная «вина» таилась именно в цифре 135. Не так давно военные историки стали открыто признавать, что число Героев Советского Союза – евреев, сражавшихся на всех фронтах Отечественной войны, самим фактом своего существования (причем – прилюдно названного!) коренным образом меняло иерархию межнациональных отношений в стане победителей. Если соотнести цифру награжденных представителей «проклятой нации» и ее процент в общем народонаселении страны, то выходило, что вслед за русским народом-победителем шел ... маленький, на треть истребленный, но не покоренный еврейский... Простить такое открытие ни Сталин, ни его кровавые приспешники, от Абакумова до Рюмина, конечно не намеревались. Но что можно было вменить Железновой (как и всем жертвам этой кровавой вакханалии, членам Еврейского антифашистского комитета)? Национализм?.. То, что она цифрами и фактами подтвердила героизм своих соплеменников? Не случайно при обыске у нас забрали лишь 133 машинописных листка с мамиными статьями («Ваша мать писала только о евреях?»), да еще фотографию мамы в почетном карауле возле гроба Соломона Михоэлса...
Я уже сказала, что Еврейский антифашистский комитет с момента его создания в августе 1941 года был обречен на гибель. Каждый из членов президиума ЕАК да и рядовые его сотрудники, члены редакционной группы, готовившей к изданию «Черную книгу», работники газеты «Эйникайт» и издательства «Дер Эмес» – все они были «под колпаком» МГБ. Каждая партия писем, стекавшихся со всех концов страны к депутату Моссовета Соломону Михоэлсу, фиксировалась «наверху» как доказательство «опасно растущей» (цитирую одно из гэбэшных донесений, с которыми в сороковую годовщину гибели ЕАК познакомилась в Государственном архиве Российской Федерации) роли комитета в жизни страны, только вступавшей в послевоенную эпоху. Каждый документ, представленный на той выставке в Госархиве, казалось, взывал, cлезно молил: «Остановитесь, спасайтесь, безумцы!». А они продолжали энергично работать, выпускать газету и книги, писать – перьями Маркиша и Квитко – чудесные добрые стихи, проникнутые искренней любовью к Советской Родине-мачехе, помогать людскому горю, реки которого могли затопить скромный особнячок на Кропоткинской... Разве могли бы поверить Михоэлс и Лозовский, Бергельсон и Маркиш, главный врач Боткинской больницы Шимелиович, спасший в годы войны тысячи солдат и офицеров, или семидесятилетняя Лина Штерн, уже стоявшая на пороге великого открытия в медицине, что возможен тот январский день сорок восьмого года, когда на окраине Минска будет обнаружен изувеченный труп великого режиссера и актера? Или в то, что через несколько месяцев закроют ГОСЕТ, а уже в конце ноября того же года серые люди в серых шинелях ворвутся в здание ЕАК на Кропоткинской и в короткие часы, учинив там истинный погром, попросту прекратят деятельность комитета, его семилетнюю войну против фашизма, против ксенофобии и антисемитизма, метастазы которого быстро распространялись в порушенной войной стране?.. А потом, уже в конце декабря сорок восьмого, начнутся аресты – всенародно известных писателей, поэтов, ученых с мировыми именами, сотрудников ЕАК, авторов газеты «Эйникайт»...
Маму арестовали 4 апреля 1950 года – через 16 месяцев после разгрома комитета. В ту же ночь были арестованы 250 евреев-специалистов на автозаводе имени Сталина (ЗИС) и заводе «Динамо». Об этом странном совпадении я услышала в школе через день-другой после маминого ареста. Дело в том, что в школе № 240, что на улице Рождественке, училось немало дочек гэбэшников из соседнего Варсонофьевского переулка. Некоторые и не скрывали, что знают об аресте моей мамы от домашних. Иные злорадствовали: вот схватили «вредителей», которые должны были на первомайской демонстрации бросить бомбу в «товарища Сталина»... Так или иначе, но совпадение чисел запомнилось. И тому была еще одна причина: в начале сорок шестого года, то есть уже после маминой статьи о 135 Героях еврейской национальности, она получила спешное задание от кого-то в руководстве ЕАК – написать вместе с литератором Самуилом Персовым (он погибнет в один день с Мирой Железновой) о евреях-специалистах двух крупнейших столичных заводов. Об их труде передовиков производства, об их полнокровной творческой жизни – в заводской самодеятельности, в студиях хорового и театрального искусства, о выставках художественных работ на заводах. И мама, и ее соавтор работали с увлечением, встречаясь с множеством людей – от старика-директора заводского ПТУ до начальников цехов, работников заводской амбулатории ... Вскоре стало известно, что этот цикл очерков будет издан отдельной книгой – ее довели до стадии верстки и приостановили по неизвестной причине. А году в пятьдесят втором, обивая очередные пороги в главной военной прокуратуре на улице Кирова, я услышала мамину фамилию из уст женщин, ожидавших вместе со мной приема у какого-то чиновника: «Мира Железнова... муж к ее деятельности не имеет никакого отношения, а проходит по делу Железновой»... Не буду описывать сцены, последовавшей за моим признанием, что я – дочь Железновой: ничем помочь друг другу ни я, ни жены и дети заводчан, уже отбывавших сроки по так и не состоявшемуся «делу ЗИСа и завода “Динамо”», не могли. Напуганные женщины даже не решились взять мой домашний телефон – вдруг прослушка... Только в годы перестройки, когда госбезопасность приоткрыла некоторые свои тайны, когда Александр Борщаговский прочитал 93 тома следственных дел ЕАК, когда я день за днем проводила свои собственные расследования, сопоставляя факты и события тех 226 дней, что провела мама в лефортовской камере, когда, наконец, известный ныне историк Геннадий Костырченко опубликовал свою книгу «В когтях у красного фараона» (1994), стал более или менее ясным бездарный сценарий уничтожения Еврейского антифашистского комитета.
«Ссылка, депортация евреев, – пишет Александр Борщаговский, – не миф, но мифологический, близкий к фантастике образ вожделений и тайных планов Сталина, дополнительный момент ненависти из-за сознания невыполнимости его мечты... Все возраставшая жажда расправы и породила новую волну репрессий».
Бездарный сценарий об «антисоветском подполье» в ЕАК, еврейском заговоре в среде интеллигенции и «террористах» рушился буквально с первых шагов. Ни страшные побои и издевательства, ни пропасть предательства, в которую были брошены комитетчики и другие арестованные, все это не сломило героев-страдальцев. Процесс разваливался на глазах и, как известно, не состоялся.
Отсутствовал заказанный Сталиным террор. «А без параграфа о терроре и о готовности к террору обвинение представлялось сиротским, незавершенным» (А. Борщаговский). И вот тогда в ход пошел еще один вариант сценария, согласно которому террористической деятельностью должны были заниматься евреи-специалисты двух московских заводов «под руководством» связной ЕАК – Миры Железновой. Ее арестовали, как уже сказано, вечером 4 апреля 1950 года. А 4 июня случилось невероятное: мне передал записку от мамы паренек, явно служивший внутри Лефортовской тюрьмы. Я не знаю других таких примеров, не обижусь на тех, кто не поверит мне, но это было... В записке мамы, обращенной к отцу и ко мне, полной любви и страдания, были и такие слова: «Обвинения, предъявленные мне, чудовищны. Я ничего не подпишу, и значит, мы никогда не встретимся».
Она ничего не подписала, в ее деле – два листка: протокол допроса от 20 мая 1950 года и – смертный приговор, под которым стоит подпись генерал-лейтенанта Чепцова. Через пять лет он откликнется на одно из десятков моих писем в Военную коллегию Верховного суда СССР, после получения справки о посмертной реабилитации мамы (5 января 1956 года) пригласит в свой кабинет и со слезами (!) на глазах будет уговаривать не искать мамину тень и начинать новую жизнь. Тем более, что у этого палача были все основания говорить о «новой жизни»: через месяц-другой мне предстояло стать матерью. Никогда не пойму этой тупой жестокости... Как не понимаю и не могу по сей день разгадать другую загадку: пять лет назад на мемориальной конференции, посвященной 45-й годовщине расстрела мучеников ЕАК, выяснилось, что в деле Еврейского комитета еще много загадок: в архиве Сталина, например, найдено «дело», заведенное госбезопасностью на Миру Железнову... в декабре 1952 года. Расстрелянная двумя годами раньше, она выступала в этом эпизоде как глава террористической организации, в которую входили столь известные ученые- оборонщики, что их имена даже не были названы. Однако я не теряю надежды найти ответы на загадки, казалось бы, оставшиеся в прошлой жизни, но мучающие меня и поныне.
«Эпохи имеют свойство заканчиваться. Важно уметь вовремя поблагодарить их за уроки» – прочитала недавно в статье умного и хорошо мыслящего публициста. И не согласилась: мне не за что благодарить эпоху, перечеркнувшую мою жизнь в шестнадцатилетнем возрасте. А вот ее уроки нам надо помнить всем: прошлое, даже фантастически страшное, имеет способность возвращаться..

автор **ИльяР** 14.04.13 15:24

Как в семье православного священника вырос израильский политик

http://ria.ru/society/20130403/930749785.html

автор **ИльяР** 22.05.13 15:38

С чего бы начать?.. А начну я, пожалуй, с цитаты. Довольно популярный в русскоязычном интернете антисемитский текст называется «Евреи и культура. Разложение людской души»:

http://vilavi.ru/prot/241112/241112.shtml

автор **ИльяР** 24.05.13 14:59

Хрущев и евреи

“На нашей Украине нам не нужны евреи”.
Из беседы Первого секретаря ЦК КП(б)У
Н. С. Хрущева с еврейкой М. Хельминской
в Киеве в 1949 году

http://newswe.com/index.php?go=Pages&id=3051&in=view

автор **ИльяР** 25.06.13 13:57

Иссак Соболев - автор слов "Бухенвальдский набат"

>> Наверно, не найдётся читателей немолодого поколения, кому бы не были
>> известны слова из песни конца 50-х годов:
>>
>> " Люди мира, на минуту встаньте!
>> Слушайте, слушайте: гудит со всех сторон -
>> Это раздаётся в Бухенвальде
>> Колокольный звон, колокольный звон!
>> Это возродилась и окрепла
>> В медном гуле праведная кровь.
>> Это жертвы ожили из пепла
>> И восстали вновь, и восстали вновь.
>> И восстали,
>> И восстали,
>> И восстали вновь! "
>>
>> Многие, конечно, могут сказать: это "Бухенвальдский набат" - Вано
> Мурадели.
>> Да, это песня, которая мгновенно возвела опального, низложенного в
>> 1946 г.(Ждановскую эру ) композитора, снова на самый гребень славы.
>> Однако, кто же автор этих пронзительных, даже не нуждающихся в музыке,
>> бьющих, как набат, слов? Многие ли назовут автора, не заглянув в
>> интернет?
>>
>> Но интернет у нас не так уж давно, всего каких - нибудь 10-11 лет, а
>> до интернета автор слов, облетевших весь земной шар и переведённых на
>> множество языков мира, более 40 лет оставался просто неизвестен. А
>> ведь эта песня, 50 лет тому назад буквально всколыхнувшая весь мир, а
>> не только советских людей, звучит очень актуально и сегодня для всего
>> человечества, испытывающего угрозу ислама. Как же могло случиться, что
>> автор такой песни, таких слов остался неизвестным? Очень просто:
>> упоминание имени автора при исполнениях намеренно избегалось, не
>> рекомендовалось.
>>
>> Считалось, что достаточно одного звучного грузинского имени Мурадели,
>> и так и пошло, и так оно закрепилось.
>>
>> Фамилия Соболев не бросила бы тени на песню, но в 5-й графе паспорта
>> автора стояло: "еврей "и имя Исаак. Имя Исаак годилось для
>> ленинградского собора, построенного в 1858 году Огюстом Монферраном,
>> но для автора "Бухенвальдского набата" звучало, вероятно, диссонансом.
>>
>> Автор "Бухенвальдского набата" Исаак Владимирович Соболев* родился в
>> 1915 году в селе Полонное Винницкой обл., неподалёку от Киева, в
>> бедной, многодетной, еврейской семье. Исаак был младшим сыном в семье.
>> Фамилия его с рождения была Соболев, благодаря прадеду - кантонисту,
>> прослужившему на царской службе в армии 25 лет. Кантонистам в царской
>> армии для простоты обращения присваивались фамилии их командиров.
>>
>> Исаак начал сочинять стихи с детства, всегда шептал их про себя. Отец,
>> заметив, что он постоянно что-то шепчет, сказал матери озабоченно:
>> "Что он всё бормочет, бормочет. Может, показать его доктору?".
>> Когда он окончил школу, школьный драмкружок на выпускном вечере
>> показал спектакль по пьесе, написанной им: "Хвосты старого быта".
>>
>> В 1930 году умерла мать, отец привёл мачеху в дом. Ему было 15 лет:
>> положив в плетёную корзинку пару залатанного белья и тетрадь со своими
>> стихами, в которой уже были пророческие строчки, предсказавшие его
>> нелёгкий в жизни путь:
>>
>> "О , как солоны, жизнь, твои бурные, тёмные воды!
>> Захлебнуться в них может и самый искусный пловец..."
>>
>> Исаак уехал к старшей сестре в Москву. Там он поступил в ФЗУ, выучился
>> на слесаря и стал работать в литейном цехе на авиамоторном заводе.
>> Вступил в литературное объединение и вскоре в заводской газете стали
>> появляться его стихи и фельетоны, над которыми хохотали рабочие.
>> В 1941 году, когда началась война, Исаак Соболев ушёл
>> на фронт рядовым солдатом, был пулемётчиком стрелковой роты на
>> передовой. Во время войны он продолжал писать стихи и статьи, которые
>> печатались во фронтовой газете, там ему предложили печатать их под
>> именем Александр, оттуда и закрепился за ним псевдоним Александр
>> Соболев.
>> В конце 1944 года после нескольких ранений и двух тяжёлых контузий
>> Соболев вернулся в Москву сержантом, инвалидом войны второй группы.
>> Вернулся он снова на авиамоторный завод, где стал штатным сотрудником
>> заводской газеты.
>> Помимо заводской газеты его стихи, статьи, фельетоны стали появляться
>> в "Вечерней Москве", "Гудке", "Крокодиле", "Труде". В редакции
>> заводской газеты он встретил Таню, русскую, белокурую девушку - свою
>> будущую жену, которая оставалась для него до самого его последнего
>> вздоха другом, любимой, путеводной звездой, отрадой и наградой за всё
>> недополученное им от жизни.
>> Вместе они прожили 40 счастливых, полных взаимной любви, лет.
>>
>> Его статьи в заводской газете о злоупотреблениях с резкой критикой
>> руководства скоро привели к тому, что его, беспартийного еврея,
>> невзирая на то, что он был инвалидом войны, а их по советским законам
>> увольнять запрещалось, уволили по сокращению штатов. Начались поиски
>> работы: "хождение по мукам".
>>
>> Отчаяние, невозможность бороться с бюрократизмом, под которым надёжно
>> укрывался разрешённый властями антисемитизм, порождали у Соболева
>> такие стихи:
>>
>> *О нет, не в гитлеровском рейхе,**
>> а здесь, в стране большевиков,
>> уже орудовал свой Эйхман
>> с благословения верхов ...
>> Не мы как будто в сорок пятом,
>> а тот ефрейтор бесноватый
>> победу на войне добыл
>> и свастикой страну накрыл".
>>
>> Здоровье Соболева резко ухудшилось, и ему пришлось провести почти 5
>> лет в различных больницах и госпиталях. В результате врачи запретили
>> ему работать, выдав заключение: нетрудоспособен. В довершение ко
>> всему, его жену - журналистку, радиорепортёра - уволили из
>> Московского радиокомитета заодно с другими евреями - журналистами в
>> 1954 году, пообещав восстановить на работе, если она разведётся с
>> мужем - евреем.
>> Татьяна Михайловна Соболева так вспоминает об этом: "После того, как
>> двери советской печати наглухо и навсегда передо мною закрылись, я
>> поняла: быть женой еврея в стране победившего социализма наказуемо".
>>
>> Летом 1958 года Соболев с женой находился в городе Озёры Московской
>> области. По радио он услышал сообщение о том, что в это время в
>> Германии в Бухенвальде на месте страшного концлагеря состоялось
>> открытие Мемориала памяти жертв нацизма. А на деньги, собранные
>> жителями ГДР, над мемориалом возвели башню, увенчанную колоколом, звон
>> которого должен напоминать людям об ужасах прошедшей войны, о жертвах
>> фашизма.
>>
>> Сообщение потрясло Соболева, он заперся в комнате, а через 2 часа, как
>> вспоминает вдова поэта, он прочитал ей:
>>
>> "Сотни тысяч заживо сожжённых
>> Строятся, строятся в шеренги к ряду ряд.
>> Интернациональные колонны
>> С нами говорят, с нами говорят.
>> Слышите громовые раскаты?
>> Это не гроза, не ураган.
>> Это, вихрем атомным объятый,
>> Стонет океан, Тихий океан.
>> Это стонет,
>> Это стонет,
>> Тихий океан".
>>
>> Таня плакала, слушая эти стихи. Соболев понёс их в центральный
>> партийный орган - в "Правду", полагая, что там ими заинтересуются:
>> война не так давно кончилась, автор-фронтовик, инвалид войны. Там его
>> встретили вполне дружелюбно, внимательно расспросили кто он, откуда,
>> где работает и обещали прислать письменный ответ. Когда он получил
>> ответ, в конверте лежали его стихи - перечёркнутые. Объяснений не
>> было.
>>
>> Тогда Соболев понёс их в "Труд", где уже публиковался ранее. В
>> сентябре 1958 г. в газете "Труд" был напечатан Бухенвальдский набат" и
>> там же ему посоветовали послать стихи композитору Вано Мурадели, что
>> он и сделал. Через 2 дня Вано Ильич позвонил по телефону и сказал:
>> "Какие стихи! Пишу музыку и плачу. Таким стихам и музыка не нужна! Я
>> постараюсь, чтобы было слышно каждое слово!!!".
>> Музыка оказалась достойной этих слов. "Прекрасные торжественные и
>> тревожные аккорды эмоционально усилили мощь стихов".
>>
>> Мурадели сам понёс эту песню на Всесоюзное радио, там Художественный
>> совет передал песню на одобрение самому прославленному в то время
>> поэту - песеннику, генералу песни, как его называли, Льву Ивановичу
>> Ошанину.
>>
>> Судьба песни, а также самого автора оказались полностью в руках
>> Ошанина: он мог казнить и мог миловать. Соседи по Переделкино
>> вспоминали, какой он был добрый и сердечный человек. В судьбе поэта
>> Александра Соболева Ошанин сыграл роль простого палача, бессердечного
>> убийцы, который своей бессовестной фальшивой оценкой, явно из
>> недоброго чувства зависти, а, может быть, и просто по причине
>> антисемитизма, перечеркнул возможность продвижения Соболева на
>> официальную литературную работу, иными словами "отнял кусок хлеба" у
>> безработного инвалида войны.
>> Ошанин заявил - это "мракобесные стихи: мёртвые в колонны строятся". И
>> на песню сразу было повешено клеймо: "мракобесие". А Мурадели
>> попеняли, что же это Вы, Вано Ильич, так нерадиво относитесь к выбору
>> текста для песен. Казалось бы, всё - зарезана песня рукой Ошанина.
>> Но Соболеву повезло: "...в это время в Советском Союзе проходила
>> подготовка к участию во Всемирном фестивале молодёжи и студентов в
>> Австрии. В ЦК ВЛКСМ, куда Соболев принёс "Бухенвальдский набат", песню
>> оценили, как подходящую по тематике и
>> "спустили к исполнению" в художественную самодеятельность. В Вене она
>> была впервые исполнена хором студентов Свердловского университета и
>> буквально покорила всех. Её тут же перевели практически на
>> все языки, и участники фестиваля разнесли её по миру. Это был
>> триумф!"
>> Судьба "Набата" оказалась не подвластной ни генералу советской песни,
>> ни тупым невежественным советским чиновникам. Вышло как в самой
>> популярной песне самого генерала: "Эту песню не задушишь, не убьёшь,
>> не убьёшь!.." На родине в СССР песню впервые услышали в документальном
>> фильме "Весенний ветер над Веной". Теперь уже и здесь остановить её
>> распространение было невозможно. Её взял в свой репертуар
>> Краснознамённый Ансамбль песни и пляски под управлением Бориса
>> Александровича Александрова. Было выпущено около 9 миллионов пластинок
>> с "Бухенвальдским набатом" без указания имени автора слов.
>> Соболев обратился к Предсовмина Косыгину с просьбой выплатить ему хотя
>> бы часть гонорара за стихи. Однако правительственные органы не
>> удостоили его хотя бы какого-либо ответа. Никогда он не получил ни
>> одной копейки за авторство этой песни. Вдова вспоминала, что при
>> многочисленных концертных исполнениях "Бухенвальдского набата" имя
>> автора стихов никогда не называли. И постепенно в сознании слушателей
>> утвердилось словосочетание: "Мурадели. Бухенвальдский набат".
>>
>> В Советском Союзе, где государственный антисемитизм почти не был
>> скрываем, скорее всего , замалчивание авторства такого эпохального
>> произведения было результатом указания сверху, в это же время
>> советские газеты писали: "Фестиваль ещё раз продемонстрировал всему
>> прогрессивному человечеству антивоенную направленность политики
>> Советского Союза и великую дружбу народов, населяющих СССР. Это
>> членами советской делегации была исполнена лучшая антивоенная песня
>> фестиваля "Бухенвальдский набат". Это советский поэт призывал: "Люди
>> мира, будьте зорче втрое, берегите мир, берегите мир!". Триумф
>> достался только композитору, который получал мешками благодарственные,
>> восторженные письма, его снимали для телевидения, брали у него
>> интервью для радио и газет.
>>
>> У поэта песню просто-напросто отняли, "столкнув его лицом к лицу с
>> государственным антисемитизмом, о котором чётко говорилось в слегка
>> подправленной народом "Песне о Родине". И с тех пор советский
>> государственный антисемитизм преследовал поэта до самой смерти". Майя
>> Басс "Автор и государство".
>>
>> Соболев в это время был без работы, в поисках работы, он обратился за
>> помощью к инструктору Горкома партии, который ему вполне серьёзно
>> посоветовал: "Учитывая вашу национальность, почему бы вам не пойти в
>> торговлю?"
>>
>> Вдова его комментирует: "Это был намёк, что еврею в журналистике делать
>> нечего".
>>
>> Иностранцы пытались связаться с автором, но они натыкались на
>> непробиваемую "стену молчания" или ответы, сформулированные
>> "компетентными органами": автор в данный момент болен, автор в данный
>> момент в отъезде, автора в данный момент нет в Москве - отвечали
>> всегда заботливые "люди в штатском".
>>
>> Во время гастролей во Франции Краснознамённого Ансамбля песни и пляски
>> имени А. В. Александрова (а завершал концерт всегда "Бухенвальдский
>> набат") после концерта к руководителю Ансамбля подошёл взволнованный
>> благодарный слушатель пожилой француз и сказал, что он хотел бы
>> передать автору стихов в подарок легковой автомобиль. Как он это может
>> осуществить?
>>
>> Сопровождавший Ансамбль в заграничные поездки и присутствовавший при
>> этом "человек в штатском" быстро ответил: " У нашего автора есть всё,
>> что ему нужно!". Александр Соболев жил в это время в убогой
>> комнатёнке, которую он получил как инвалид войны, в многоквартирном
>> бараке без воды и отопления и других элементарных удобств, он нуждался
>> не только в улучшении жилищных условий, он просто нищенствовал на
>> пенсии инвалида войны вместе с женой, уволенной с журналистской работы
>> из-за мужа-еврея.
>>
>> В период самой большой популярности "Бухенвальдского набата" Соболеву
>> стали звонить недоброжелатели-завистники, иногда звонки раздавались
>> среди ночи. Однажды один из таких звонящих сказал: " Мы тебя
>> прозевали. Но голову поднять не дадим!.."
>>
>> Это уже была настоящая травля!
>>
>> В 1963 году песня "Бухенвальдский набат" была выдвинута на соискание
>> Ленинской премии, но Соболева из числа авторов сразу вычеркнули из
>> списков: не печатающийся, никому не известный автор, не член Союза
>> cоветских писателей. А песня без автора слов уже не могла числиться в
>> соискателях. Тем временем история авторства стала постепенно обрастать
>> легендами. Одна из легенд, что стихи "Бухенвальдского набата" были
>> написаны на стене барака концлагеря неизвестным заключённым.
>>
>> Мурадели, человек уже "пуганый", прошедший вместе с Ахматовой и
>> Зощенко через зловещий ад Ждановского Постановления 1946 года, молчал.
>> Он всегда молчал, когда дело касалось Соболева. Заступиться боялся
>> даже в "бестеррорное" время.
>> А, впрочем, когда это террора не было? Сажали всегда, советские лагеря
>> не были упразднены. Чтобы отстоять своё авторство, нужно было стать
>> членом Союза Писателей, а для этого нужно было писать определённую
>> продукцию. Соболев же не написал ни одной строчки восхваления
>> коммунистической партии и её вождя "отца народов", поэтому членство в
>> СП для него было закрыто. Из-под его пера выходили совсем другие
>> стихи, не имевшие права на жизнь:
>>
>> "Ох, до чего же век твой долог,
>> Кремлёвской банды идеолог
>> Глава её фактический,
>> Вампир коммунистический."
>>
>> Только молодым нужно объяснять, что это о Суслове.
>>
>> Или:
>>
>> "...Утонула в кровище,
>> Захлебнулась в винище,
>> Задохнулась от фальши и лжи ...
>>
>> .. А под соколов ясных**
>> Рядится твоё вороньё.
>> А под знаменем красным
>> Жирует жульё да ворьё.
>> Тянут лапу за взяткой
>> Чиновник, судья, прокурор...
>> Как ты терпишь, Россия,
>> Паденье своё и позор?!...
>>
>> Кто же правит сегодня твоею судьбой?
>> - Беззаконие, зло и насилие!"
>>
>> А вот "афганская тема" в его творчестве. 1978 год, воевать в
>> Афганистан посылали 18- летних призывников, ещё совсем мальчишек. Вот
>> отрывок из стихотворения "В село Светлогорье доставили гроб":
>>
>> "... И женщины плакали горько вокруг,
>> стонало мужское молчанье.
>> А мать оторвалась от гроба, и вдруг
>> Возвысилась, как изваянье.
>> Всего лишь промолвила несколько слов:
>> - За них - и на гроб указала, -
>> Призвать бы к ответу кремлёвских отцов!!!
>> Так, люди? Я верно сказала?
>> Вы слышите, что я сказала?!
>> Толпа безответно молчала -
>> Рабы!!!..."
>>
>> Или:
>>
>> "... Я не мечтаю о награде,
>> Мне то превыше всех наград,
>> Что я овцой в бараньем стаде
>> Не брёл на мясокомбинат..."
>>
>> "...Непобедимая, великая,

автор **Kim** 26.06.13 18:22

Путин вдохнул новую жизнь в старую антисемитскую ложь: «Евреи составляли большинство в первом советском правительстве»

Некоторые антисемитские истории никогда не умрут, поэтому еврейским журналистам каждый раз вновь и вновь приходится их опровергать. И это особенно важно в тех случаях, когда подобная ложь исходит из уст брутального российского политика, имеющего возможность причинить много страданий евреям, живущим в его стране.

Как сообщает издание The Jewish Press со ссылкой на информацию, опубликованную на сайте JTA, на прошлой неделе президент России Владимир Путин сообщил всему миру о том, что как минимум 80 процентов членов первого советского правительства составляли евреи.

«Вот о чем я только что подумал: решение о национализации данной библиотеки было принято первым советским правительством, которое на 80 – 85 процентов состояло из евреев», - заявил Путин 13 июня во время визита в Московский Еврейский Музей и Центр Толерантности.

Эти слова Путина были сказаны в отношении библиотеки Йосефа Ицхака Шнеерсона, лидера движения Хабад-Любавич. В этом месяце книги, на которые предъявили свои права представители движения Хабад в Соединенных Штатах, переводят в музей в Москве.

Согласно официальной стенограмме речи президента Путина в музее, он заявил, что политики в преимущественно еврейском советском правительстве руководствовались «ложными идеологическими соображениями, шли тогда на аресты и репрессии и иудеев, и православных, представителей других конфессий, мусульман. Они всех гребли под одну гребёнку».

Другими словами, в массовых убийствах евреев Советами можно винить только им же подобных.

Вот он, его ловкий трюк.

«И вот эти идеологические шоры и ложные идеологические установки, слава Богу, рухнули. И мы действительно сегодня, по сути, передаем еврейской общине эти книги с улыбкой», - заключил Путин.

Продолжайте улыбаться, или не снести вам головы…

Совет Народных Комиссаров – Совнарком, или просто СНК, являлся правительственной организацией, которая была сформирована вскоре после Октябрьской революции 1917 года. Созданный на территории Российской Империи, Совет заложил основы перестройки страны для формирования Советского Союза. Он должен был стать верховным органом исполнительной государственной власти в государствах, перешедших под контроль большевиков.

Вот список первых комиссаров:

Председатель Владимир Ленин, умер в 1924 году.

Секретарь Николай Петрович Горбунов не еврей, был казнен в 1938 году.

Народный комиссар земледелия РСФСР Владимир Павлович Милютин, не еврей, был казнен в 1937 году.

Верховный главнокомандующий российской армией после Октябрьской революции Николай Крыленко, не еврей, был казнен в 1938 году.

Павел Дыбенко, украинский казак, безусловно, не еврей, был казнен в 1938 году.

Народный комиссар торговли и промышленности РСФСР Виктор Ногин, не еврей, умер естественной смертью в 1924 году.

Народный комиссар просвещения РСФСР Анатолий Луначарский, имел друзей евреев, но не был евреем, умер естественной смертью в 1933 году.

Народный комиссар продовольствия Иван Теодорович, переехал из Польши. Это могло бы говорить о его еврействе, но никаких достоверных упоминаний об этом в его биографии, опубликованной в сети, нет, был казнен в 1937 году.

Народный комиссар по иностранным делам РСФСР Лев Троцкий, единственный настоящий еврей в списке, был убит в Мексике по указу Сталина (зарублен ледорубом) в 1940 году.

Народный комиссар внутренних дел РСФСР Алексей Рыков, его родители были крестьянами из деревни Кукарка, однозначно не еврей, был казнен в 1938 году.

Народный комиссар юстиции РСФСР Георгий Оппоков, выгнан из правительства в 1918 году, не еврей, был казнен в 1937 году.

Народный комиссар труда РСФСР Александр Шляпников, происходил из семьи староверов, которые в каком-то смысле были протестантами Русской Православной Церкви, поэтому евреем быть не может, был казнен в 1937 году.

Народный комиссар по делам национальностей Иосиф Сталин, как вы можете догадаться, тоже не еврей, умер (в Пурим) естественной смертью в 1953 году (считал, что еврейские врачи хотели его убить).

Народный комиссар почт и телеграфов РСФСР Николай Глебов-Авилов, не еврей, был казнен в 1937 году.

Должность народного комиссара путей сообщения РСФСР осталась вакантной, таким образом, никакой еврей не занял эту позицию и не был казнен.

Народный комиссар финансов Иван Скворцов-Степанов, не еврей, умер естественной смертью в 1928 году.

Народный комиссар государственного призрения Александра Коллонтай, ее отцом был генерал Михаил Алексеевич Домонтович, из казачьей семьи, родословную которой можно проследить вплоть до 13го века, таким образом, она также не была еврейкой, умерла естественной смертью в 1952 году.

Таким образом, мы точно знаем, что лишь один из комиссаров был евреем. Он был основателем Красной Армии, которая в результате смогла одержать победу над нацистами. Это Лев Троцкий. А также, есть еще один комиссар, который переехал из Польши. Поэтому, кто знает, может быть, и он был евреем.

Многие евреи верили в большевистскую революцию до тех пор, пока не оказалось слишком поздно и они уже не могли спастись. И многие из них были причастны к гонениям евреев. Но обвинять евреев в большевицком захвате власти в России – это не что иное, как кровавый навет.

24-06-2013, 00:38

Источник: SEM40

автор **ИльяР** 19.07.13 13:31

http://www.forumdaily.com/15588/

Евреи, Сталин и Россия: кто кому должен быть благодарен?

Хроника государственного антисемитизма Сталинской эпохи и после Сталина - Страница 2 Stalinu-ot-Hitlera_1939

Хроника государственного антисемитизма Сталинской эпохи и после Сталина - Страница 2 Stalinu-ot-Hitlera_1939

«Евреи должны быть благодарны Сталину, а вместо этого они развалили и разворовали страну», — заявил писатель Захар Прилепин. Ему ответили 7 августа студенты-евреи из организации «Гилель». Публикуем текст письма.
«Здравствуйте, писатель Захар Прилепин!
Мы пишем вам, не прячась за художественным вымыслом, не скрывая свои чувства и убеждения за литературными приемчиками. Потому что нам нечего скрывать и нечего стыдиться. Мы – члены еврейской студенческой организации «Гилель», которых вы оскорбили публикацией «Письмо товарищу Сталину». Всех вместе и каждого в отдельности. Вы написали о нас, не зная, какие мы, мы знаем, кто вы, а потому не надеемся на понимание. Но и промолчать не имеем права, потому что последствия опусов, подобных вашему, известны и описаны. Ваши предшественники – вы неоригинальны и не новы с этим вашим юдофобским пафосом – начали готовить почву для погромов и Холокоста много веков назад. Их воображение было богаче вашего, уважаемый писатель! Они придумали, что мы используем кровь христианских младенцев и девственниц для изготовления мацы на Песах, они сочинили «Протоколы Сионских мудрецов», они приписали евреям убийство Александра Второго и революцию. Они сочиняли сказки, воруя друг у друга сюжеты, жизнь превращала для нас эти сказки в кровавый триллер. Нас резали и насиловали, нашим беременным прабабушкам вскрывали животы, наших дедов сжигали в синагогах, нас миллионами отправляли в печи концлагерей. Поэтому мы не можем просто презрительно отмахнуться от вашего текста – слишком много читателей, готовых поверить в рассказанную вами сказку, слишком хорошо мы помним каждого, кто стал жертвой подобных вам сочинителей.

Вы, Захар Прилепин, писатель. А писатель, как известно, не ученый, для него не существует фактов, его мир – воображаемая реальность, в которой могут жить добрые хоббиты, а могут – злые евреи. Мы не знаем, чем вы провинились перед Музой, но она подарила вам кривое зеркало, в котором Сталин, вырезавший десятки миллионов ваших соплеменников, великий вождь, а евреи – воплощение демонического зла. Не пугайтесь, дорогой писатель! Это всего лишь воображаемый мир, который существует в вашем сознании. В мире настоящем все совсем не так страшно.
В мире настоящем жил, например, в России в 18 веке дипломат Петр Павлович Шафиров, друг и соратник Петра I. Еврей Шафиров царю был предан беззаветно. После неудачного для русской армии Прутского сражения царь с войсками попал в окружение. Позор невиданный – государя могли взять в плен, а львиная доля российских земель отошла бы туркам. Если бы не Шафиров, который отправился на переговоры к турецкому визирю. В результате и Петр свободен, и государство российское остается целым и неделимым. Одна беда – верный дипломат долгие два с половиной года проведет в турецком плену в качестве заложника.

Или вот, например, художник Исаак Левитан, друг Чехова. Это не его ли вы обвиняете в «непрестанном уничтожении населения страны и народной аристократии»? Это он что ли «заработал миллиарды на пустом месте»? Гениальный пейзажист всю жизнь прожил в бедности. А ненадолго отправляясь в путешествие по Европе, погибал от тоски по родине.
«Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси — реки разлились, оживает все, — писал он друзьям. — Нет лучше страны, чем Россия!». Именно он, Исаак Ильич Левитан, написал Россию такой, какой виделась она Чехову и Достоевскому, Толстому и Пушкину. Во всей красе и печали, каждым пейзажем вновь и вновь признаваясь в любви стране, которая не раз больно ранила его антисемитскими нападками.
В вашем воображаемом мире не существует, видимо, и великого режиссера и актера Соломона Михоэлса, который в годы Второй мировой войны ездил по миру и собирал средства для поддержки советских войск. Ездить он взялся не сам – по заданию вашего кумира, «великого» Сталина. А когда война закончилась, по приказу вождя Михоэлса задавили грузовиком на темной улице.

Ваше кривое зеркало не отражает Якова Зельдовича и Юлия Харитона, создателей атомных и водородных бомб. Вы почему-то решили, что эти бомбы придумал Сталин, не закончивший даже среднюю школу. Вам показалось, что именно он, дымя трубкой в кремлевском кабинете, произвел расчет цепной реакции деления урана.
Нет в вашем придуманном мире ни Марка Бернеса, ни Аркадия Райкина, ни Леонида Утесова, ни Майи Плисецкой. Нет кинорежиссера Хейфеца, нет писателей Эренбурга и Гроссмана.

Почему-то не отражаются в вашем кривом зеркале и цифры. Вам не до фактов, вы писатель, мыслите образами. Что ж, вообразите себе почти 5 млн. евреев, проживавших на территории СССР перед войной. Из них три миллиона погибнет в концлагерях, а полмиллиона отправится воевать – это 167 тысяч офицеров и 334 тысячи рядовых и сержантов, 276 генералов и адмиралов. Почти сто тысяч евреев оказываются в блокадном Ленинграде – по двадцать часов работают на военных заводах. 50 тысяч евреев в Украине, Молдавии и Белоруссии – на оккупированных территориях – составляют партизанские отряды. Все они в вашем искаженном мире «воевали на хребте русского народа».

Эти люди – не придуманные герои вашей сказки, это наши деды и прадеды, у нас дома хранятся их фотографии и фронтовые письма и иногда наши мамы тихонько плачут, перебирая пожелтевшие страницы.
Вот только в вашем воображаемом мире евреи не плачут. Они – как на фашистских карикатурах – злобно ухмыляются, помахивая крючковатыми носами. Страшная картинка! Чем мы вас так напугали? Так ли страшен математик Перельман, живущий затворником на мамину пенсию? Какого Кощея, чахнущего над златом, вы представляете, слушая музыканта Башмета? Что за демоны вам видятся в Бродском, Мандельштаме, Пастернаке — поэтах, которые прославили Россию на весь мир?
Хроника государственного антисемитизма Сталинской эпохи и после Сталина - Страница 2 Stalin_Hitler_1939_2

Хроника государственного антисемитизма Сталинской эпохи и после Сталина - Страница 2 Stalin_Hitler_1939_2

В вашем воображаемом мире все смешалось – жертвы выглядят палачами, палачи – героями, монстры – реформаторами, а изможденная и обескровленная страна – великой империей. В вашем зеркале не отражаются наши погибшие деды. Но в нем нет и ваших дедов – тех десятков миллионов, которые погибли в войну и в сталинских лагерях. И это, товарищ писатель, для вас очень хорошая новость. Потому что человек без прошлого не отвечает за свое будущее и настоящее. Как не отвечает он перед своими дедами за то, что осквернил их память, так не отвечает он перед своими детьми за страшный, уродливый мир, который сам для них сочинил. Мир, в котором нет добрых хоббитов, есть только злые евреи и всесильный вождь, строящий великую страну ценой миллионов жизней.
Студенты «Гилеля».

автор Borys 06.08.13 7:33

Матвей Ганапольский ·
2 августа в 7:09 ·
Статья в "Новой газете" по поводу приговора школьному учителю Фарберу называется "Лютость". Очень точно. Там же точно замечено, что Фарбер не политик, так что лютовать не было смысла.
Но оттянулись по полной.
Фраза стороны обвинения:
- «А поверим ли мы, что человек по фамилии Фарбер будет бесплатно помогать деревне?»
Эта фраза станет классикой, а в УК видимо введена новая норма - национальность, отягчающая вину, национальность обязательной виновности.
Сказавший эту фразу не уволен, а продолжает работать.
А суд не отменён, а вынес приговор.
"Новая" пишет: прокурор заявлял, что «Фарбер поставил под сомнение и подорвал авторитет власти», и рассказывал присяжным, что на диктофонной записи ему лично якобы отчетливо слышен хруст передаваемых денег: «Это хруст денежных купюр, я насчитал 30 хрустов по 5 тысяч».
Прямых доказательств получения Фарбером взятки прокуратура на суд не принесла.
Но хрусту поверили, дали 7 лет.
7 лет!
Нет ни гнева по поводу приговора Фарберу, ни юмора. Вообще никаких эмоций нет.
Есть ощущение, что война. Какие-то фашисты захватили твою страну.Пока не расстреливают, но уже сажают, просто по своему хотению.
Судебная власть рвёт страну в разнос, приговоры лепит как под наркотой.
Как в последний раз - типа оттянемся перед катострофой, терять нечего.
И как будто нет власти в стране - никто не одёрнет.
Российский суд стал нарицательным по понятию, стал символом бессудия.
Правду найти невозможно, во власти трусливые воры-тряпки.
Защиты нет.
Дело идёт к финалу.
Силовому, к сожалению.
http://www.echo.msk.ru/blog/ganapolsky/1127774-echo/

автор **Kim** 14.08.13 2:21

В продолжении этой темы...
Мнение израильских журналистов:

автор **ИльяР** 15.08.13 13:00

Сельский учитель (20.08.2012)

автор **ИльяР** 15.10.13 13:36

автор **Kim** 22.10.13 21:43

Отрывок из стенограммы.
Повестка дня: "Обсуждение литературной деятельности беспартийного писателя Ильи Григорьевича Эренбурга".

Отрывок из выступления Анатолия Суркова:
Я предлагаю товарища Эренбурга исключить из Союза советских писателей за космополитизм в его произведениях.
Николай Грибачев:
Товарищи, здесь очень много говорилось об Эренбурге, как о видном и чуть ли не выдающемся публицисте. Да, согласен, во время Отечественной войны он писал нужные, необходимые для фронта и тыла статьи. Но вот в своем многоплановом романе "Буря" он похоронил не только основного героя Сергея Влахова, но лишил жизни всех русских людей – положительных героев. Писатель умышленно отдал предпочтение француженке Мадо. Невольно напрашивается вывод: русские люди пусть умирают, а французы – наслаждаются жизнью? Я поддерживаю товарищей Суркова, Ермилова, Софронова, что гражданину Эренбургу, презирающему все русское, не может быть места в рядах "инженеров человеческих душ", как назвал нас гениальный вождь и мудрый учитель Иосиф Виссарионович Сталин.
Михаил Шолохов:
Эренбург – еврей! По духу ему чужд русский народ, ему абсолютно безразличны его чаяния и надежды. Он не любит и никогда не любил Россию. Тлетворный, погрязший в блевотине Запад ему ближе. Я считаю, что Эренбурга хвалят неоправданно за публицистику военных лет. Сорняки и лопухи в прямом смысле этого слова не нужны боевой, советской литературе:
Илья Григорьевич Эренбург:
Вы только что с беззастенчивой резкостью, на которую способны злые и очень завистливые люди, осудили на смерть не только мой роман "Буря", но сделали попытку смешать с золой все мое творчество.
Однажды в Севастополе ко мне подошел русский офицер. Он сказал: "Почему евреи такие хитроумные, вот, например, до войны Левитан рисовал пейзажи, за большие деньги продавал их в музеи и частным владельцам, а в дни войны вместо фронта устроился диктором на московское радио?".
По стопам малокультурного офицера-шовиниста бредет малокультурный академик-начетчик. Бесспорно, каждый читатель имеет право принять ту или иную книгу, или же ее отвергнуть. Позвольте мне привести несколько читательских отзывов. Я говорю о них не для того, чтобы вымолить у вас прощение, а для того, чтобы научить вас не кидать в человеческие лица комья грязи.
Вот строки из письма учительницы Николаевской из далекого Верхоянска:
На войне у меня погибли муж и три сына. Я осталась одна. Можете себе представить, как глубоко мое горе? Я прочитала ваш роман "Буря". Эта книга, дорогой Илья Григорьевич, мне очень помогла. Поверьте, я не в том возрасте, чтобы расточать комплименты. Спасибо вам за то, что вы пишете такие замечательные произведения.
А вот строки из письма Александра Позднякова: Я – инвалид первой группы. В родном Питере пережил блокаду. В 1944 году попал в госпиталь. Там ампутировали ноги. Хожу на протезах. Сначала было трудно. Вернулся на Кировский завод, на котором начал работать еще подростком. Вашу "Бурю" читали вслух по вечерам, во время обеденных перерывов и перекуров. Некоторые страницы перечитывали по два раза. "Буря" – честный, правдивый роман. На заводе есть рабочие, которые дрались с фашизмом в рядах героического Французского Сопротивления. Вы написали то, что было, и за это вам наш низкий поклон.
И вот еще одно, самое важное для меня письмо:
Дорогой Илья Григорьевич! Только что прочитал Вашу чудесную "Бурю". Спасибо Вам за нее. С уважением И. Сталин.
Все присутствующие встали и бурно зааплодировали !!!

автор Sem.V. 29.10.13 8:41

ДОРОГИЕ ГАЗЫ

Рассыльный нью-йоркского ресторана Mangia Адам Верчински выиграл иск против своего руководства, обвинив его в антисемитских нападках в собственный адрес. Верчински получит 900 тысяч долларов в качестве компенсации морального ущерба.

Согласно иску, начальник ночной смены ресторана Артур Збозен неоднократно «пускал ветры» перед Верчински, утверждая при этом, что это и есть тот самый газ «Циклон Б», (газ, которым нацисты уничтожали своих жертв в лагерях смерти).

«Да, так все и было, — поделился 57-летний Верчински в интервью The New York Times, — Збозен, грубо говоря, громко пердел, все смеялись, а потом он спрашивал: “Ну, ты чуешь, какой это газ? Это же Циклон Б, глупый еврей!”»

«Во время судебного заседания, — продолжает Верчински, — мне пришлось объяснить присяжным, что такое Циклон Б, потому что все они еще очень молоды и не знали этого. Когда я рассказал, что этим газом травили евреев в Освенциме, все стали очень серьезными. Среди моих многочисленных родственников в Восточной Европе Холокост пережили всего двое, в том числе мой отец».

«Другие руководители ресторана тоже насмехались над моим подзащитным, — рассказал адвокат Верчински, Мэтью Блитт, — называли его, например, “грязным евреем”. Когда же он сказал, что совсем недавно принимал душ, они сказали: “Нет, этого недостаточно, все-таки еще пахнет евреем”». По словам адвоката, Верчински на протяжении долгого времени сносил оскорбления и не увольнялся, поскольку опасался, что не сможет из-за своего немолодого возраста найти другую работу.

Судебное заседание продолжалось четыре часа, многие свидетели давали показания на польском — своем родном языке. Потерпевший не скрывал радости от решения присяжных и от того, что получит такую значительную компенсацию. «Он был просто счастлив. Для него это настоящая победа», — сказал адвокат.

Материал подготовил Роберт Берг
www.jewish.ru

автор **Kim** 25.01.14 0:13

Евреи обвинили "Беркут" в махровом антисемитизме

Всеукраинская общественная организация "Украинский независимый совет еврейских женщин" направила открытое письмо президенту Януковичу и главе МВД Виталию Захарченко в связи с антисемитизмом на странице спецподразделения "Беркут" в социальной сети Фейсбук. Об этом сообщает "Киев еврейский".

В обращении президента ОО Элеоноры Гройсман говорится: "Нас возмутил факт того, что страница "Беркут-Украина" - информационная поддержка украинского подразделения "Беркут" - представляет собой концентрацию махрового антисемитизма и экстремизма".

Более тысячи пользователям ФБ эта страница нравится и более полутора тысяч ее обсуждают. Поддержку "Беркуту" на странице выражают провластные общественные деятели, юристы, политики и журналисты.

Представительство "Беркута" в соцсети facebook.com изобилует материалами о "еврейских корнях и связях с евреями" лидеров оппозиции Юлии Тимошенко, Виталия Кличко, Арсения Яценюка и Олега Тягныбока.

Все материалы на сайте размещены от имени "Беркут-Украина". "Евреи - пособники нацистов , евреи на службе вермахта ... евреи - коллаборационисты, сионисты - прихвостни Гитлера, нацистско-сионистский герб " и другие заголовки статей наполняют страницу украинского "Беркута " в социальной сети Фейсбук. Страница также изобилует наложениями нацистской свастики на шестиугольную звезду Давида.

"Мы считаем, что так называемые "образовательные цели" спецподразделения МВД "Беркут-Украина" в популярной социальной сети Фейсбук, направленные на натравливание населения на евреев как виновников всех бед, являются разжиганием межнациональной розни и призывом к насилию против евреев", - отметила Гройсман.

Между тем в Тель-Авиве состоялась демонстрация израильтян в поддержку Евромайдана. Ее участники скандировали "Израиль за победу Майдана!", "Долой диктатуру!" и "Слава героям Майдана!"

Также участники выразили протест "разжиганию антисемитских настроений, в чем повинна нынешняя власть". И почтили память "безвинно погибших, желавших жить в нормальной цивилизованной стране".

NewsRu.ua

автор Borys 28.01.14 9:12

Михаил Зорин

Депортация готовилась…

Я пишу как современник тех событий, которые теперь изучают историки. К весне 1953 года я уже был бывшим корреспондентом «Литературной газеты» по всей Прибалтике: сняли после публикации в «Правде» 25 февраля 1952 года статьи за подписью «Группа читателей» по поводу романа В. Лациса «К новому берегу». За «Группой читателей» стояли Сталин, Молотов, Маленков, Берия, как было установлено еще 10-15 лет назад.
Однако вернемся к статье о депортации евреев. В декабре 1952 года мне позвонил друг нашей семьи Карл Мартынович Граудин – член ЦК компартии Латвии, начальник политотдела Прибалтийской железной дороги, бывший корреспондент «Правды» по Латвии в первые послевоенные годы.
- Миша, нет ли у тебя настроения погулять в Верманском парке? Рад буду тебя видеть, – сказал Карл.
Карл Граудин встретил меня на дорожке парка и начал:
- Мне необходимо тебе кое-что сказать… Вчера я провожал Бориса Полевого (Карл дружил с Полевым), и вот что он мне поведал… Ты только не волнуйся, Борис сказал, что готовится операция еще страшней, чем с народами Кавказа… Готовится депортация всех евреев на Дальний Восток.
- Это произойдет и в Латвии? – спросил я Карла.
- Везде, в том числе и в Латвии, – ответил он.
Карл любил выпить, и мы зашли в ресторан «Кавказ», где его хорошо знали.
- Что же делать? – спросил я друга.
- Ума не приложу, куда ехать… Будут снимать и в поездах, требовать паспорта, но тебе не нужен паспорт… Во всяком случае, надо быть готовым.
По словам Бориса Полевого (он работал в «Правде» и был близок к высшим партийным кругам), был создан штаб во главе с Сусловым, который и готовил эту операцию. Зима проходила в тревоге и горьких раздумьях. Карл Граудин почти каждый вечер звонил. Моя судьба осложнялась еще и тем, что я был заклейменным журналистом Михаилом Зориным. Зорин – мой литературный псевдоним, под этой фамилией я публиковался в «Литгазете» и других изданиях, а по паспорту я Симхович Михаил Израилевич. Моя семья – это жена, литератор, переводчица с идиша Шулькина Ида Захаровна, моя мать, женщина преклонного возраста, Фаня Моисеевна Симхович, сын Захар, школьник, старший брат – доктор-рентгенолог Залман Израилевич, старший научный сотрудник института травматологии в Риге, и младший брат Илья Израилевич – известный артист цирка, дрессировщик медведей (на афишах писали: Леонид Дубровский – первый еврейский укротитель медведей). Я заказал телефонный разговор с младшим братом Ильей (он гастролировал в Саратове) и рассказал ему о наших опасениях. Дело в том, что Илья был женат на русской, кроме того он разъезжал по стране.
- В цирке нет антисемитизма, – сказал он. – Меня никто не тронет, – в этом он был убежден. – Я в цирке – Дубровский.
А у жены моей Иды брат Абрам Захарович был директором ремесленного училища, он участник войны, как и мы. Словом, вся наша большая семья жила в тревогах и волнениях.
События назревали грозно. 18 февраля 1953 года был арестован коммунист, член партийной организации Союза писателей Латвии профессор Макс Юрьевич Шау-Анин. Ему шел шестьдесят девятый год; полуслепой литератор, в годы буржуазной Латвии он был большим другом Советского Союза, активно работал во время войны в Еврейском комитете защиты мира. В Риге пошли аресты евреев. Примерно 20 февраля в Союзе писателей Латвии состоялось закрытое партийное собрание, на котором я присутствовал как член партии (вступил в компартию в 1942 году в армейской газете). Секретарь партбюро Карл Краулинь сказал: «В нашей среде много лет маскировал свое лицо сиониста Шау-Анин. Теперь он разоблачен». Был снят с работы в ЦК партии Латвии друг нашей семьи главный редактор журнала «Блокнот агитатора» герой войны Исаак Соломонович Лившиц. Арестовали еврейского писателя Мовшу (Марка) Разумного. Арестовали участника гражданской войны в Испании и Второй мировой войны Бориса Клеймана…
Мы с женой каждую ночь ждали ареста. На нашей площадке жил прокурор города Риги Романовский. Его сынишка школьного возраста приходил играть с нашим сыном. Как-то он сказал: «Папа говорит, что в Риге будет много свободных квартир, потому что арестуют всех евреев…». Я с волнением ждал приезда из Москвы Карла Мартыновича Граудина. В конце февраля он позвонил, и мы, как всегда, встретились в парке. Вот что рассказал Карл. Он принимал участие в совещании руководителей железных дорог страны и начальников политотделов дорог. Руководил совещанием М.А. Суслов. Присутствовал Г.М. Маленков, но не выступал: сидел угрюмый и молчаливый. Суслов сказал, что в ближайшее время в стране будет проведена серьезная акция, к которой нужно готовиться руководителям железных дорог в отдаленных районах страны. Речь шла о Сибири, Казахстане, Оренбурге, Забайкалье. Слово «евреи» не произносилось. Суслов сказал, что за акцией, ее подготовкой и проведением внимательно следит товарищ Сталин.
Карл Граудин пользовался большим уважением. Член ЦК партии Латвии, ученый, член-корреспондент Академии наук Латвии, журналист «Правды», блестяще владевший пером. На совещании он не выступал. Но после совещания его друг из партийных кругов Сибири сказал: «Речь идет о депортации евреев в наши сибирские края».
- Что с нами будет? – спросил я Карла.
- Ума не приложу… – повторял он.
Граудин рассказал, что он побывал в редакции «Правды», от которой в послевоенные годы был собкором в Латвии, и встретился с ее главным редактором Леонидом Ильичевым. Ильичев в разговоре касался предстоящей акции, но слово «евреи» тоже не произносил. Он заметил, что Латвия и особенно Литва – это «сионистские гнезда в Прибалтике». На прощание Ильичев подарил Граудину свою блестяще изданную монографию «Фридрих Энгельс».
Томительно шли дни февраля и марта. Директор Латгосиздата Петерис Баугис в один из таких дней рассказал нам, что был вызван в ЦК Латвии, где ему предложили уволить всех работников еврейской национальности и всем авторам-евреям вернуть рукописи. Любопытно, что начальник политотдела Московской окружной дороги рассказал Граудину, что провели дезинфекцию в товарных вагонах огромного эшелона, в которых везли на Восток пленных немцев.
- Теперь эти эшелоны будут двигаться без остановок на Восток, за редким исключением для поездной прислуги, – сказал начальник политотдела.
В Москве Граудин, конечно же, встретился со своим другом Борисом Полевым (они в соавторстве написали небольшую книжицу). Борис Николаевич горестно заметил, что по Москве ходят слухи о депортации евреев.
И вдруг неожиданность – в первых числах марта болезнь и скоропостижная смерть Сталина!
31 марта я выехал в Москву. Пришел в редакцию «Литературной газеты». У всех членов редколлегии во главе с Симоновым, Рюриковым, Гулиа, Атаровым – перекошенные лица.
Я навестил семью Михаила Матусовского, с которым в Донбассе молодыми начинали литературную жизнь. Миша жил в районе Сивцева вражка. Они с женой Женей рассказали, что каждую ночь ждали «гостей».
- Смотри, мы готовились к печальному отъезду… – Они показали мне валенки, тулупы, теплые вещи, мешки для постели…
Миша скорбно качал головой. Он – известный поэт, участник войны, получивший тяжелое ранение, большой друг Константина Симонова, написавший с ним поэму о революционном Луганске, член партии, жил в тревоге за свою семью, малолетних дочурок, за свою жену, бывшую с ним на фронте.
- Мы перезванивались каждую ночь с Алигер, Долматовским, Казакевичем, Гроссманом…
Казакевич – этот бесстрашный человек, боевой разведчик, любимец армии, автор военных книг, лауреат Сталинской премии, сказал Матусовскому: «Я им не дамся…». Что он имел в виду, говоря это, трудно сказать.
В ту пору дружбой с Казакевичем гордились многие писатели. Это можно судить по записям Твардовского, Юрия Олеши, упомянувшего его в книге «Ни дня без строчки…». Матусовский говорил мне, что Казакевич поделился своими тревогами с Олешей. Юрий Карлович – великий художник, затюканный в советское время как «исписавший себя писатель богемного типа», сказал: «Если это случится, я тоже еврей…».
Матусовский рассказывал, что Василий Семенович Гроссман, который в то время жил на Беговой улице, почти не спал ночами. Гроссман – летописец войны, особенно Сталинградской битвы, человек мужества и отваги, чьи статьи, написанные во время войны, перепечатывались в США, Англии, распространялись листовками, сказал Матусовскому: «Они не остановятся ни перед кем…». Гроссман был просто потрясен в те дни. А Москва словно потеряла чувство времени. 4 апреля вечером я поехал к Сергею Островому. Сергей Островой – еврей, известный поэт. Едва я вошел в дом, он сказал:
- Только что сообщили – врачей освободили… Рюмина арестовали…
Когда я вернулся в Ригу, профессор Шау-Анин был освобожден, освобождены и другие евреи, широко известные в Латвии. Карл Мартынович Граудин говорил потом в нашем доме:
- Я вас очень жалел и не все рассказывал. Когда я был на совещании в Центральном комитете партии, начальник политотдела Московской окружной дороги сообщил мне, что вагоны, в которых возили пленных немцев, так промыли дезинфекцией, что пробыть в вагоне пять-десять минут опасно для здоровья-кружится голова, болят и слезятся глаза, душит кашель, начинается рвота. И в этих вагонах собирались везти евреев! Нам с Харьей (русская жена Граудина,-М. З.) было вас жаль до боли…
В 1953 году после ареста Берии я и моя семья жили в Москве, в писательском доме в Лаврушинском переулке, № 17, в квартире писательницы Валерии Герасимовой – первой жены Александра Фадеева. И Герасимова рассказала нам, что Саша, как она называла Фадеева, в один из февральских дней ей сказал, что «замышляется страшная акция против евреев…». Как известно, после развода с Фадеевым Валерия Герасимова вышла замуж за Бориса Левина – талантливого писателя, погибшего во время финской войны. У нее остался ребенок, рожденный уже после гибели Левина, – девочка Анечка.
- А в нашем доме, – говорила Валерия Анатольевна, – столько писателей-евреев – Кирсанов, Каверин, семья Михаила Голодного, поэт Юрий Левитанский, Кирилл Левин… Даже Миша Светлов готовился к худшему.
И еще одно доказательство, что такая акция готовилась. Граудин рассказал, что он как начальник политотдела Прибалтийской железной дороги (то есть Латвии, Литвы и Эстонии) получил письмо из Центрального Комитета партии Советского Союза: по линии политуправления министерства путей сообщения подготовить список лиц не коренной национальности – инженеров, техников, руководителей различных отраслей дороги, их домашние адреса, номера телефонов. Насчет «лиц некоренной национальности» – это была маскировка. Более того, из Москвы приезжали сотрудники аппарата ЦК и политуправления, перечитали этот список и взяли с собой. Один из них даже заметил Граудину: «У вас на дороге все руководящие посты занимают не национальные кадры, а евреи…» Сегодня в Москве, если она не уехала, должна проживать дочь Карла Мартыновича – Людмила Карловна Граудина, доктор филологических наук. Она знает о нашей дружбе с ее славным отцом. Живет там и семья Михаила Матусовского – Инна, Евгения. Живет дочь Валерии Герасимовой – Аня Шаргунова, которую мы знали ребенком. Как сказал мне Вениамин Александрович Каверин (мы были связаны двадцатилетней дружбой): «Только смерть палача спасла евреев еще от одной трагедии».
Рига
http://maxpark.com/community/4391/content/1792346

автор Алексей 05.02.14 5:24

Антисемитам посвящается
«Антисемит не может быть христианином»
Папа Римский Франциск

Старый анекдот:
- Во всём виноваты евреи и велосипедисты!
- А почему велосипедисты?
В самом деле, при чём здесь велосипедисты?
Ненависть к евреям живёт много тысяч лет, а если точнее, с тех пор, когда Бог благословил евреев. Не потому, что они такие хорошие или лучше других. Но, они не поклонялись другим богам, т.е. не занимались идолопоклонением. Иудеи всегда поклонялись живому Богу, если даже они жили в среде людей других вероисповеданий. Таким являлся, например Данил (Даниэйл в книге Кетувим).
А возненавидели их по простой причине - зависть. Почему Бог благословил евреев, а не русских, украинцев или арабов. А их в то время не было.
Кстати, в Израиле любят один анекдот.
Собрался некий форум многих представителей разных стран, чтобы уточнить границы. Выступает представитель от Израиля:
- Когда Авраам с евреями перешёл реку Ефрат, люди решили искупаться. Выйдя из воды, они не обнаружили своей одежды, видимо её украли арабы.
Представитель Палестины перебил докладчика:
- тогда арабов ещё не было.
- Вот, именно об этом я и хотел вам сказать, - продолжал представитель Израиля.
Менталитет людей сохранился: пусть будет плохо не только нам, а всем.
Но, Бог благословил именно евреев, так Он решил, кто будет с Ним судиться?
Прошло много тысячелетий, а антипатия к евреям не угасла.
Еврейские погромы были и в царской России, и Польше, и в Молдавии, да практически везде. Чего стоит только хрустальная ночь в Германии.
И Франция туда же, всем известен указ Наполеона о восстановлении прав евреям.
Но, самую яркую страницу в антисемитизм несомненно внёс Гитлер.
В довоенном СССР при наличия антисемитизма, всё же были еврейские школы – хедеры. Еврейских детей называли, например, Мойшами, Срулями и Ханами.
При развитом послевоенном антисемитизме многие евреи вынуждены были представляться с именами в изменённом виде, созвучно с местными.
Хаимы стали Ефимами, Срули – Сашами, Абрамы - Аркадиями и т.д.
Как дико слушать, что бандита Бандеру, который по горло в крови евреев, с лёгкой руки экс-президента В.Ющенко зачислили в герои.
Что некоторые известные учёные историки отвергают Холлокост и лагеря смерти, и это при наличии ещё живых жертвах.
Под знамя Гитлера и Бандеры становятся нацисты, называя себя кличками с немецкими именами и приветствуя друг друга, - зих хайль! И самое парадоксальное, что многие из них знают, что их деды и прадеды пострадали или погибли от фашистов.

Неоспоримо, что Советский Союз победил в Великой Отечественной войне за счёт многих факторов: это за счёт численности людей, за счёт их патриотизма, и в тылу в том числе.
Многие фронтовики шутят, что войну выиграли генерал мороз и генерал болото.
Учёные историки до сих пор ломают голову. Каким образом всё это произошло?
Да, всё очень просто – Бог помог! Это с человеческой логики необъяснимо.
Я когда-то читал, когда в Польше в 40-м году в некой семье собрались гости. Пожилая полька подошла к окну и увидела, как колонну евреев гонят в гетто или на расстрел. Она изрекла:
- Гитлер проиграет войну.
Гости удивились, - мощная германская военная машина прошла уже пол Европы.
- Гитлер гонит евреев, - продолжила полька.
В 53-м году Бог уложил Сталина в гроб (кстати, в праздник Пурим). И это спасло врачей от казни, а евреев от депортации в не столь отдалённые края.
Когда в 45-м объявили День Победы, незнакомые люди плакали и обнимались друг с другом. Вот, этого и хочет Бог. Так неужели для этого нужна была такая бойня?
Я прожил на Украине 60 лет и вкусил все прелести антисемитизма. Хорошие, весёлые, добрые, приветливые люди, и среди них море антисемитов.
Мы возмущаемся, что в Палестине с младенчества учат детей ненавидеть евреев. И на Украине хватает таких «патриотов».
Антисемитские разговоры дети слышат в семьях, детских садах и школах.
У О.Тягнибока взыграли гены прадеда Л.Цегельского – украинского националиста. Легко догадаться, среди каких разговоров он вырос в своей семье.
Существовало негласное указание не принимать в ВУЗ-ы евреев, ну, может 1 %. И на предприятиях то же самое, но куда им деваться.
На нашем заводе многие ключевые должности занимали евреи. Вызывали руководителей и журили их за это.
- А с кем нам работать? – оправдывались они.
Однако, толковые и талантливые люди пробивались во все области науки и культуры.
Смеялись пародиям А.Райкина, признавали гений А.Энштейна, восхищались Л.Утёсовым, М. Плисецкой, но внутри жил червячок презрения к евреям.
Во время застолья (я работал в рабочей среде), подвыпившие украинцы успокаивали меня:
- Алик, ты хороший хлопець, хоть и жидок. Это было высокое звание в лице антисемитов.
На сколько извращено сознание людей, или это ложная установка лжеучителей.
Ведь католики поклоняются Марии (Мирьям), и Иисусу (Иешуа). Богдан Хмельницкий, Бандера и др. наверное, были верующие люди. Гитлер тоже был католик, уж он то точно знал, что Мария и Иисус иудеи.
Спустя много лет Римский Папа Иоанн покаялся перед евреями. И вот совсем недавно Папа Франциск сказал, что антисемит не может быть христианином. Представляю, какой это удар для католиков. Ведь слово Папы всегда было – свято.
Уверен, что большинство людей на минутку огорчились, но тут же забыли. Они хотят слышать то, что хотят.
Мы уже 15 лет живём в Германии. Некогда фашистская Германия, сознавая вину перед евреями, разрешила беженцам- евреям поселиться здесь и обеспечила самым необходимым для нормальной жизни. Я не знаток истории, но, по-моему, ни в одной стране не было таких аналогов.
Верующие коренные немцы приходят в синагоги и просят прощения за своих соотечественников. Очень многие миссионеры ездят в свои отпуска на свои средства в Израиль и на Украину с этой же миссией.
Характерно, что ни католики, ни православные из стран СНГ не собираются каяться.
Они свято верят, что во всех их бедах виноваты евреи. Если они уедут, всё изменится в лучшую сторону. Уехали миллионы евреев, а воз и поныне там, если не отъехал далеко назад.
Перед «великим» походом Гитлера на Европу в Германии стали обучать детей и формировать Гитлерюгенд.
А сейчас не нужно никого обучать и тратить на это средства. Фашисты, как озимые всходы взошли, и ждут благоприятных условий.
И сейчас на Украине люди собрались на Майдан выразить протест правительству за свою нищенскую жизнь. А питомцы фашизма – бандеровцы сразу же воспользовались заварушкой. Некоторые западные страны тут же заслали боевиков и инструкторов, чтобы финансировать и организовать бандеровцев и нацистов для уличных драк.
Верные сыны Дьявола успели посеять зёрна антисемитизма и они успешно взошли
И вот, колонна последователей дивизии СС Галичина, идут маршем во главе со своим лидером О.Тягнибоком по улице столицы с портретом Бандеры и лозунгами, - Геть жидiв и моcкалiв! Значит, мы не одиноки, виноваты поляки и русские тоже. Это несколько успокаивает.
Кто мог подумать, что в Израиле могут появится фашисты и антисемиты? В их законах не было даже карающей статьи на этот счёт. Но, нынче они и там. Парадокс Израиль и фашизм – абсолютная несовместимость.
Повторяюсь, всю погоду создают религиозные лидеры с извращённым мышлением. Они были во все времена. И вот, появились лжепророки, например Мария Цвигун и Юрий Кривоногов (Белое братство), Григорий Грабовой, назвавшиеся себя Христосами и другие.
Опьянённые властью и Гитлер, и Сталин возомнили себя богами и получили, что заслужили.
Такая же участь ждёт всех нацистов и антисемитов, если не на этом свете, то на том точно.
И даже если об этом им скажет Папа Римский, всё равно не поверят.
Приведу притчу из Библии своими словами. Некий грешник после земной жизни попал в ад. Он просит Авраама, гуляющего в раю рассказать пятерым своим братьям, что их ждёт.
Но, Авраам ответил: - они всё равно не поверят, пусть читают Закон Моисея.

автор **Kim** 10.02.14 22:56

Алексей, спасибо за затронутую тему, тем более за собственное мнение, личный опыт и наблюдения.
В последнем номере "Еврейской газеты" (февраль2014) в статье "ООН объявила год ненависти еврейскому народу" http://www.evreyskaya.de/
очень хорошо освещается прошлое настоящее и будущее этой проблемы. Очень советую всем прочесть.
Я лично считаю, что фраза "Антисемит не может быть христианином", произнесенная однажды понтификом
не может исправить полжение дел и 2000 лет ненависти инквизиции погромов холокоста превратить в любовь к еврейскому народу.
Вот если бы Папа Франциск повторял эту фразу в своих ежедневных проповедях, а за ним это делали все
христианские священослужители, сильные мира сего, влиятельные политики, журналисты, деятели культуры.
Если б это тиражировалось в СМИ, тогда, может быть через пару десятков лет что-то сдвинулось бы к лучшему,
и наши дети и внуки жили бы в другом мире. Хочется в это верить!

автор **Kim** 15.02.14 6:33

Еврейский погром в Киеве в сентябре 1945 года
В послевоенном Киеве свирепствовал разнузданный АНТИСЕМИТИЗМ, в результате которого евреи ежедневно подвергались оскорблениям и избиениям. Слово «жид» или «бей жидов» — излюбленный лозунг немецких фашистов, украинских националистов и царских черносотенцев — со всей сочностью раздавался на улицах столицы Украины, в трамваях, в троллейбусах, в магазинах, на базарах и даже в некоторых советских учреждениях. В несколько иной, более завуалированной форме это имело место в партийном аппарате. И никто из властей не становился на защиту евреев.

А чему здесь было удивляться, если во всех звеньях партийного и советского аппарата проведением национальной политики, подбором кадров, а главным образом, насаждением антисемитизма занимались всякого рода националисты, на которых сильное влияние оказали немцы.

Большинство из них оставались на Украине при немцах и активно сотрудничали с ними, а после войны, как и до неё, оказались на руководящих должностях. Эти «руководящие» кадры в большинстве своем были люди со звонкой украинской фамилией, но зато с весьма сомнительной в прошлом политической репутацией. Это были люди весьма слабые, порой совершенно неграмотные по своей деловой квалификации. Но зато это были люди весьма опытные по делам украинского национализма и антисемитизма. Право на работу на руководящих должностях во всех звеньях хозяйства завоевали люди с тёмным прошлым, воспитанные в условиях немецкого господства на Украине и не случайно поэтому пропитанные духом антисемитизма.

Вот почему партийные и советские органы Украины не только не вели никакой политико-массовой и разъяснительной работы по отношению к евреям, к этой наиболее пострадавшей при немцах нации, но, наоборот, возглавили разжигание национальной розни и проводили позорную антисемитскую политику.

Это они установили особый режим в отношении евреев. Многим евреям, коренным жителям Киева, включая инвалидов Великой отечественной войны и детей, потерявших родителей, не разрешался въезд в свой родной город, где они прожили всю свою жизнь, где погибли их семьи. Многих евреев не прописывали, лишали жилплощади и отправляли в районы, месяцами не принимали на работу, не восстанавливали в прежних должностях, не брали на партийный учет. Для поступления в институты, аспирантуру и другие научные учреждения были установлены для евреев специальные нормы, по примеру царского режима. И это только за то, что они евреи.

Из партийных и советских аппаратов Украины были изгнаны многие евреи, которые раньше десятками лет работали в этих организациях. И всё это было сделано несмотря на их деловые качества, ценность и полезность.

Американские евреи, узнав о величайших бедствиях, постигших еврейский народ на Украине, послали им в массовом порядке всякого рода подарки. Эти подарки в большинстве своём использовали в своих личных интересах местные националисты с ведома руководящих органов Украины.

О положении евреев, столь тяжело пострадавших от немцев, об их нуждах и вообще о евреях за всё время ни в прессе, ни в печати не появилось ни одной статьи. Как будто бы не существовал этот народ, как будто бы он исчез с горизонта, как будто бы он был исключен из содружества наций в Советском Союзе.
Были случаи, когда в Киеве отдельные евреи кончали на этой почве жизнь самоубийством.

Были евреи-коммунисты, которые приходили в райкомы партии и рвали или бросали на пол партийные билеты, так как считали себя недостойными быть в рядах такой партии, которая проводила расовую политику, аналогичную фашистской.

Были евреи, которые бежали из Украины, из Киева, как очумелые, чтобы поскорее избавиться от этого антисемитского омута, чтобы спасти свою жизнь от антисемитов- продолжателей дела Гитлера. Причём некоторые бежали не только в другие советские республики, но и пытались пробраться за границу: в Польшу, Америку и т. п.
Были евреи, которые раньше, до войны, живя в Киеве, считали себя интернационалистами и не чувствовали себя евреями, даже порой забывали об этом, ибо ничем это не вызывалось. И только после войны они почувствовали, что они — евреи, и у них заговорило свое национальное чувство.

Были евреи, у которых были русские жёны. И были русские, у которых были еврейские жёны. Отдельные русские мужья не могли вызвать к себе своих еврейских жён, так как им не давалось разрешение на въезд. И вот в этих смешанных семьях на почве разжигаемой на Украине национальной розни и вражды начали происходить всякого рода семейные неурядицы и тяжёлые моральные переживания.

Антисемитизм пробрался даже в пионерские отряды и школы. Ничего не знавшие до сих пор еврейские дети почувствовали к себе вражду со стороны тех детей, у которых родители были националистами. Среди молодежи вырастали новые молодые кадры погромщиков, идущие по стопам своих отцов.

Часть евреев, не видя никакого другого исхода в борьбе за своё правое дело, не видя защиты местных властей, взялась за оружие и с ним защищала честь и национальную гордость своего народа против всякого рода антисемитов и замаскированных националистов.

Вот где причины, которые привели к тому роковому выстрелу, который раздался в Киеве. Вот где корни, которые дали пищу для дальнейшего, ещё более бурного развития антисемитизма на Украине.

Всё это в конечном итоге и привело к еврейскому погрому, который произошёл в Киеве в условиях советской власти после победы над коварным немецким фашизмом.
4 сентября, в 17 часов 30 минут старший радиооператор отдела «Б» НКГБ УССР старший лейтенант Иосиф Давидович Розенштейн, проживающий в городе Киеве по Заводской улице № 30, возвращался из хлебного магазина к себе на квартиру. Он был одет в гражданскую одежду.
Навстречу ему двигались двое пьяных, тоже в гражданской одежде. Поравнявшись с Розенштейном, они начали оскорблять его антисемитскими высказываниями. На этой почве завязалась ссора. Два пьяных мужика начали избивать Розенштейна. Но проходившие мимо люди спасли его от расправы пьяных верзил.

Как впоследствии оказалось, пьяными антисемитами были находившиеся в кратковременных отпусках и приехавшие в Киев навестить своих родственников рядовой Иван Грабарь и младший сержант Николай Мельников.

Не выдержав всех этих издевательств и, видимо, морально тяжело переживая за всё то, что переживали в то время в Киеве все евреи в связи с разгулом антисемитизма, Давид Розенштейн вернулся домой, надел форму, взял состоявший у него на вооружении пистолет «ТТ» и направился во двор дома матери Грабаря, где он и застал своих обидчиков. Вслед за Розенштейном туда же прибежала и его жена, которая пыталась остановить мужа.

После краткого выяснения отношений Розенштейн, находясь в состоянии аффекта, выстрелом в упор тяжело ранил Грабаря и вторым выстрелом убил его, а затем выстрелом в упор убил Мельникова. После этого он бросился бежать.

В это время неподалёку проходили два милиционера и младший лейтенант, которые бросились преследовать Розенштейна. Им удалось догнать, задержать, обезоружить и доставить его в отделение милиции.

На крики матери убитого Грабаря стихийно собралась большая толпа народа, из которой слышались антисемитские возгласы. Некоторые лица из толпы набросились на жену Розенштейна и случайно проходившего гражданина Спектора и тяжело избили их.

Когда на место происшествия явились работники 10-го отделения милиции, озверевшая толпа не позволила им увезти трупы убитых, а также спасти от избиения гражданина Спектора и жену Розенштейна. Только после прибытия наряда конной милиции порядок был восстановлен, и толпа разошлась.
Трупы убитых Грабаря и Мельникова были доставлены в морг Октябрьской больницы.

Для оказания медицинской помощи избитые толпой и находившиеся в тяжёлом состоянии жена Розенштейна и гражданин Спектор были доставлены в ту же больницу.

Похороны убитых антисемитов состоялись 7 сентября и были особо организованы. В траурной процессии приняли участие около 300 человек. От морга Октябрьской больницы до Лукьяновского кладбища она проходила по наиболее многолюдным улицам, а затем процессия направилась на еврейский базар. Это была манифестация погромщиков. Началось избиение евреев.

На углу улицы Пушкинской и бульвара Шевченко не установленные лица из числа участвовавших в процессии нанесли побои двум евреям (работнику Комитета по делам искусств Виктору Томскому и работнику Областного отдела глухонемых Якову Шварцману), которые шли навстречу похоронной процессии.

При прохождении траурной процессии мимо Галицкого базара группой лиц были нанесены побои служащему базарной конторы Иосифу МАРКОВУ.

При прохождении по Дмитриевской улице шедшие за гробом лица, заметив смотревшего в окно гражданина, по национальности еврея, забросали окно камнями.

Группа военных и гражданских лиц воспрепятствовала задержанию Марии Поптало, избив при этом случайно проходившего еврея.

За один этот день было избито до 100 евреев. Из них 36 человек были отвезены в тяжёлом состоянии в больницы Киева, где 5 человек из этого числа в этот же день умерли.

Попутно пострадали несколько русских, которые своей внешностью были очень похожи на евреев, и погромщики избивали их наравне с евреями.

После этих событий атмосфера в городе Киеве стала ещё более накалённой. Погромщики начали подготавливать более солидный погром. Но местным органам правопорядка удалось предотвратить его.

Была установлена охрана синагоги, еврейского театра, еврейского базара и т. д. Но антисемитизм от этих мероприятий никак не думал уменьшаться.
Вот такая была обстановка в Киеве, столице Советской социалистической республики, в сентябре 1945 года.

На 28-м году Октябрьской революции, в год победы над фашизмом в Киеве произошёл первый еврейский погром, какого не было со времен падения царского самодержавия.

Автор: Альфред Грибер
sem40.ru

автор Borys 18.03.14 2:52

17 марта 2014
«Мне в этой синагоге делать нечего»[color=#003399]
«31 спорный вопрос» русской истории: интернационализм и «пятая графа»

24-й «спорный вопрос» российской истории посвящен советской национальной политике в послевоенное время. Одним из основополагающих принципов советского государства считался интернационализм. Однако в последние годы правления Иосифа Сталина была развязана кампания по борьбе с космополитизмом и «низкопоклонством перед Западом»; в дальнейшем антисемитизм стал едва ли не официальной политикой властей. «Лента.ру» поговорила с людьми, у которых были неприятности из-за «пятой графы» в советском паспорте.

Надежда Шапиро, учительница русского языка и литературы московской средней школы №57

Я узнала о том, что я еврейка, дома ― после того, как пришла с прогулки во дворе, где у нас были какие-то, я уже не помню, какие, разборки. Один мальчик плохо себя вел, я пришла домой и сказала: «Он какой-то еврей». Мама очень удивилась, а я была уверена, что еврей ― это ругательство такое. Я думаю, мне было лет шесть. Мама строго сказала: «Мы ― евреи». Для меня это было неприятное известие: я никаких других значений слова «еврей», кроме как «дурак», не знала — и с еврейской темой до этого никак не соприкасалась. Почему слово «еврей» носило ругательный оттенок, я не знаю ― например, заменителем слова «дурак» было еще имя Гоша. Только потом я для себя выяснила, что родилась в год борьбы с космополитизмом — и мой отец, военный, который заканчивал в тот год адъюнктуру, попросил, чтобы его распределили как можно дальше от центральных городов, восточнее. Отец рассказывал, что в тот момент все его начальство с облегчением выдохнуло, поскольку он мог запросить что-нибудь другое ― все-таки боевой офицер, отличник, его имя написано золотыми буквами на стене Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского. Но папа сообразил, что чем дальше, тем лучше.
Надежда Шапиро
Надежда Шапиро
Фото: sch57.msk.ru

Но у меня, надо сказать, была особая ситуация: я была не просто еврейка, а дочь полковника и довольно известного человека ― и во дворе известного, и боевого офицера, и красавца. Себя в роли жертвы каких-то презрительных замечаний я не помню никогда. И мне, видимо, в семье все достаточно хорошо объяснили ― да, есть такие нехорошие люди, которые считают, что евреи ― это плохо.

Бродский в своих детских воспоминаниях очень хорошо писал, что слово «жид» лучше слова «еврей». В первом есть какая-то определенность. А во втором случае ― если тебя спрашивали, какая у тебя национальность, и ты отвечал, что ты еврей, то люди и переглянуться могли.

Надо сказать, что моя первая встреча с еврейством рассосалась очень легко, и больше я до школы ничего об этом не слышала. А в школе стала иногда слышать. Мы жили в городе Уссурийске, это был класс, наверное, пятый. Какой-то мальчишка привязался к нам ― к девочкам, которые шли из школы. Я теперь вспоминаю, что он был не из нашего класса, но был призван нашим одноклассником, который со мной какие-то счеты хотел свести. Этот мальчик бегал и кричал: «Еврейка, еврейка!» Может, он еще что-то кричал, я уже не помню. И тут дело было даже не в моем национальном самосознании, а в том, что он поступал как-то подло и очень противно и хотел превратить в дразнилку факт моей биографии. Я была человеком горячим, и в какой-то момент совсем потеряла контроль над собой. А когда я его обрела, то выяснилось, что я сижу на этом мальчике верхом, все одноклассники расступились, а я луплю его башкой об асфальт и испытываю прежде мне неизвестное удовольствие.

После пятого класса мы переехали из Уссурийска в Ташкент. Я все время жила в военных городках, где, в общем, официальная идеология никогда не нарушалась. Нельзя было выругаться словом «еврей», потому что мы, например, интернационалисты. Но в школе у меня учились не только дети военных, и некоторые дети говорили: «А вот еще евреи пирожками на вокзале торгуют». В общем, была определенная сладость в том, чтобы отнести меня к определенной категории. Головой об асфальт я больше никого не била, но пара пощечин у меня в активе есть.

Никаких специальных еврейских традиций в нашей семье не было. Папа звался Арон Шевелевич, он не менял имя, фамилию, но больше всего всех смущало его отчество. Папа был непреклонен, и как Арон Шевелевич Шапиро прошел все годы в Советской Армии. Другое дело, что я очень поздно, будучи студенткой, узнала, что мама моя вовсе не Зоя, а Сарра. А мама не то чтобы стыдилась, она не была похожа на еврейку, просто ей хотелось ничем не отличаться от остальных. Она оставила и фамилию, и отчество ― Моисеевна. А вот Сарра была героиней анекдотов. Я думаю, маму это смущало.

Позже, когда в Ташкенте папа повез меня навестить родственников, оказавшихся там в эвакуации, эти чудесные люди решили меня угостить мацой. Когда я поняла, что это религиозное кушанье, то гордо сказала: «Я пионерка, и эту вашу мацу есть не буду». Папе, мне кажется, было немножко неловко ― оказалось, что я, дочка Арона Шевелевича, ничего ни про мацу, ни про Пейсах не знаю. Зато я знала, что крестик нужно отвергать. И свою мацу я отвергла тоже.
Митинг, организованный обществом «Память», 1989 год
Митинг, организованный обществом «Память», 1989 год
Фото: Олег Ласточкин / РИА Новости

А дальше был московский педагогический институт. Точнее, подготовка к институту. Другу отца по блату назвали имена репетиторов, с которыми я должна была готовиться к экзаменам. Я ходила к очень симпатичному человеку, фронтовику. У него была одна нога, он очень меня за мои успехи хвалил и сказал, что я почти совсем готова ― вот только некоторых вещей не слышала в своей ташкентской школе, а все остальное у меня очень хорошо. И вдруг он мне сказал такую фразу: «Только имей в виду ― если ты не поступишь в институт, то это будет справедливо». А я твердо знала, что хочу быть учителем русского языка и литературы. И я спросила преподавателя: «А почему — справедливо?» Он ответил: «Как ты думаешь, какой процент евреев с высшим образованием?» Я говорю: «Не знаю, никогда об этом не думала». Тогда он продолжил: «А какой процент якутов с высшим образованием?» И вот этот озвученный статистический государственный подход меня совершенно обескуражил, я его запомнила надолго, почти на полвека. Я впервые столкнулась с такой формулировкой государственных интересов, при которой почему-то нужно, чтобы я, Надежда Шапиро, которая столько лет собирается стать учителем русского языка и литературы, не поступила в институт, потому что мало якутов получает высшее образование.

В институт я поступила ― ну, я была отличница, медалистка; вуз закончила с красным дипломом. А дальше я очень хорошо поняла, что мне нельзя подходить к местам, в которых сидят люди, говорящие про государственные интересы. Я твердо поняла, что не буду поступать в аспирантуру, хотя несколько преподавателей меня очень звали к себе. Я понимала, что они-то хотят, но вот некоторых деталей не учитывают.

В институте были трогательные ситуации ― к примеру, одна девочка, которая очень хорошо ко мне относилась, говорила: «А ведь евреи в войну не воевали». Ей было очень горько произносить такие слова, но истина, сами понимаете, дороже. Я спрашивала, откуда у нее такая информация, а она рассказывала, что много видела памятников в деревнях, на них все фамилии ― русские. А я отвечала, что, вообще-то, и мой отец, и два его брата с первого и до последнего дня были на войне и очень гордились, что братья Шапиро воевали в небесах, на земле и на море. Потому что отец у меня был авиатором, его старший брат ― моряком, а средний ― артиллеристом. И все друзья моего отца, каких я знала, были увешаны орденами. Подруга слушала с большим интересом, но у нее был еще один заход. Она говорила: «Прости, Надя, но ты все-таки не имеешь права преподавать русский язык. Чего-то глубинного ты почувствовать не можешь». Я говорила: «Ладно, давай я тебя научу хотя бы тому, что могу почувствовать». Потому что моей подруге было трудно поверить, что, например, слово «листва» единственного числа, хотя это ― множество листьев.

Впоследствии эта тема ― имею ли я право преподавать русский язык ― несколько раз поднималась. Была смешная история: я как-то раз выступала на радио «Свобода» вместе с лингвистом Максимом Кронгаузом. Мы что-то такое рассказывали о том, как нужно преподавать русский язык, а потом отвечали на звонки слушателей. Одна слушательница сказала, что она учительница, ей очень много лет, и у нее есть ― она так прямо и сказала ― «одна задумка». А задумка была такая: не потому ли так падает уровень образования и грамотности в стране, что очень много преподавателей-евреев? Ведущий немедленно прекратил разговор и принес мне извинения, и Максим Анисимович Кронгауз неожиданно удивился и спросил: «А почему никто передо мной не извиняется?» И так, кстати сказать, я узнала, что Максим Кронгауз тоже еврей.

Я ничего не хотела из того, где могла бы получить в лоб. Я знала, чем мне нужно заниматься, а чем ― нет. Был смешной случай: мне позвонила одна моя подруга, сказала, что очень нужен преподаватель русского языка в институт имени Мориса Тореза. Годится, говорила она мне, просто все: «И твой, Надя, красный диплом и школьная медаль». Преподавание в вузе ― это все-таки карьера не карьера, но новый статус. Я очень развеселилась и ответила подруге: «А ты правда все про меня рассказала? Фамилию мою назвала? Позвони им еще раз и скажи мою фамилию, имя, отчество». Обескураженная подруга перезвонила через десять минут: «Ой, нет. Сказали — не подходишь. Я понять не могу, а в чем дело?». «А только в том, ― ответила я, ― что я еврейка». Тогда она сказала, что всю жизнь считала, что это евреи своих все время куда-нибудь тянут. Но это анекдотическая история.

Не анекдотическая история была не со мной, а с моим мужем, который был не просто красным дипломником, как я, а еще и ленинским стипендиатом. Он учился в МЭИ, у него были публикации с четвертого курса, и ясно было, что он остается в аспирантуре. Это был вроде бы 1972 год. Умные люди ему говорили: «Ищи работу». Он очень удивлялся и говорил, что никакую работу искать не будет. А когда заканчивалось распределение, ему сказали, что его кафедра не готовит кадры для Израиля. Ему дали свободный диплом ― это значило, что он должен сам себе искать работу. Для Миши это была очень тяжелая история ― он привык, что он любимец и отличник, а тут ему пришлось, вполне унизительно для себя, обойти несколько заведений, пока он не прибился к НИИ Шинной промышленности. Миша все время горько шутил, что занимается шинной наукой.

Почему к евреям государственные власти так относились ― не ко мне вопрос. Все очень запутанно. В политике это связано с возникновением государства Израиль, с теми возложенными на него надеждами, которые не оправдались. Вы же не будете меня спрашивать, зачем убили Соломона Михоэлса и Еврейский антифашистский комитет? И зачем поэту Константину Симонову в 1949 году на торжественном собрании по поводу 150-летней годовщины рождения Пушкина потребовалось сказать, что Пушкин пал от руки безродного космополита Дантеса? Это вполне было в русле государственной политики.

Но я ничего не знаю про государственную политику, я знаю, что было встречное движение: все-таки бытовой антисемитизм ― довольно обычное дело, никак не связанное с государством Израиль. И у меня есть довольно близкие знакомые, которые иногда говорят: «Эта грязная еврейка протекла на меня с верхнего этажа». Это всегда крайне неприятно. Они умеют произносить спасительную фразу: «Бывают евреи, бывают жиды». Мне их жалко.

Я помню, как появилось общество «Память» (Русский фронт освобождения «Память» возник в Москве в 1980 году ― прим. «Ленты.ру»). Нам всем было отвратительно. В нашем почтовом ящике в Люберцах появились какие-то угрозы. В какой-то момент приехали мои друзья, погрузили нас с мужем и детьми в машину, и несмотря на наше сопротивление, увезли нас куда-то очень далеко, на свою дальнюю дачу. Вообще, объявлялось время погромов, в Малаховке готовились отряды самообороны, потому что было непонятно, чего ждать. Я помню, как пошла гулять с детьми ― четырехлетней дочерью и грудным сыном ― на озеро в Малаховке. Вдруг подошел человек, стал говорить очень страшное: «Вы евреи, фашисты вас били и не добили, а вот этого младенчика надо взять за ноги и ударить об угол». И еще что-то такое же страшное. Я его как-то увела от детей, а дочка ночью вскрикивала и кричала: «Скажи фашистам, чтобы они не убивали маленькую еврейскую девочку». И она так кричала, пока моя подруга не сказала ей: «Спи спокойно, дед Арон всех фашистов убил». И у меня тоже были очень страшные сны: как люди, похожие на человека, встреченного на озере, только их очень много, окружают нас, а дальше все как в фильмах про войну. Это был призрак чего-то похороненного и вдруг восставшего, что очень многих подстегнуло к отъезду.

Потом эти «памятники» гнездились возле метро «Арбатская», я нарочно водила туда за руку своего подросшего сына ― потолкаться среди людей, которые объясняли, какие страшные эти евреи. Я говорила: «Смотри и не бойся». Я считала, что нужно его закалять, и вот ― закаляла.

Александр Шень, научный сотрудник Института проблем передачи информации

В свое время я преподавал математику в математических школах. Соответственно, я наблюдал, как выпускники математических классов пытались поступить на мехмат МГУ. Тех, кого по фамилии, отчеству или паспорту можно было счесть евреем, обычно не принимали. Например, им могли дать «задачи-гробы», которые были гораздо сложнее, чем положено экзаменационному заданию. Одному моему знакомому, который сейчас, кстати, является учителем математики, дали задачу со второго тура всесоюзной олимпиады по математике. Там она оказалось самой трудной, ее решило меньше всего участников. При этом на олимпиаде на четыре задачи давалось, кажется, пять часов, а на устном экзамене задачу требовалось решить за 10-15 минут. Бывало, что несколько часов не вызывали отвечать, бывало, что придирались к какой-то ерунде в «теории», и до задачи не доходило; если доходило, давали один или несколько этих самых «гробов» и тому подобное ― в конце концов так или иначе ставили двойку или какую-то непроходную оценку.
Александр Шень
Александр Шень
Фото: pdmi.ras.ru

Можно только догадываться, какие на этот счет существовали директивы: по-хорошему, должны быть открыты соответствующие архивы, но, поскольку советская власть так и не кончилась, никакого расследования никто не проводил, и механизмы толком не известны.

Знали ли об этом школьники? Как когда. Есть воспоминания известного математика Эдуарда Френкеля: он не из Москвы, и учился в заочной математической школе. Когда он туда зашел перед экзаменами, одна из сотрудниц этой школы ему сказала: «На мехмат евреев не берут, имейте в виду». Френкель пишет, что для него это было абсолютной неожиданностью. Еще, конечно, его смутило, что ему не побоялись это сказать. В московских математических школах, конечно, знали, кого принимали на учебу, и для наших учеников не было сюрпризом то, что евреев на мехмат не берут. Об этом можно было не знать, только если очень хотеть не знать.

Бывали очень редкие исключения ― или какой-то суперблат, или можно было попытаться в какой-то исключительной ситуации уговорить приемную комиссию закрыть на еврейство глаза. В двух случаях я даже немного участвовал в таких «переговорах»: например, в математическом классе 91-й школы, где я работал, учился Максим Концевич, победитель всяческих олимпиад, ныне знаменитый математик, и ближе к выпуску из школы родители и учителя стали думать, что бы такое предпринять. При этом нужна была длинная цепочка ― она должна была кончаться на начальстве приемной комиссии, но при этом надо было, чтобы каждый участник этой цепочки мог бы откровенно поговорить со следующим на такую подцензурную тему. Один из участников этой цепочки, известный математик, потом рассказывал, что в ответ на уговоры, что, мол, Концевич ― не еврейская, а белорусская фамилия, услышал: «Ну, знаете, этого не объяснишь».

В 1979-1980 годах работавшие в математических школах Борис Каневский и Валерий Сендеров собрали статистику поступления «еврейских» абитуриентов: по этой статистике, в 1980-м году в МИФИ поступали 29 выпускников «еврейской национальности», а поступили ― только трое. В МФТИ поступали 32 человека, поступили всего четверо. Среди «неевреев» процент был гораздо выше. У меня лично все было проще: моя мать по паспорту была еврейкой, но фамилия у нее была немецкая, а мой отец был китаец. При поступлении в анкете нужно было указать фамилии родителей, но их национальность указывать не нужно было. Поскольку отец у мамы был немцем, а ее отчество ― Фридриховна, то ее еврейство было не очевидно. А в моей пятой графе «национальность» было написано ― китаец. На китайцев, видно, специальной разнарядки не было.

Но вот у моего приятеля М.Ф. у мамы была русская фамилия, а у папы ― еврейская. Чтобы скрыть это преступное обстоятельство, он при получении паспорта взял фамилию матери, и в анкете написал, что у отца такая же фамилия. Но бдительная приемная комиссия в лице Игоря Сергеева, который, кстати, до сих пор работает на мехмате, его вызвала и сказала: «Что же вы нас в заблуждение хотели ввести?» А дело было уже после экзамена по математике, который он сдал хорошо. Ну ничего ― ему поставили «двойку» на следующем экзамене, по физике, хотя он был победителем и физических олимпиад.

В начале 1980-х для тех, кто не смог поступить на мехмат, был организован «подпольный народный университет»: все желающие могли приходить на занятия по математике, они проходили в пустых аудиториях первого гуманитарного корпуса МГУ (тогда там не было милиционеров на входе) или просто на квартире его основательницы, Беллы Абрамовны Субботовской. Кстати, занятия были по субботам, и это мало кого смущало. Этот «университет» просуществовал несколько лет, потом студентов и преподавателей стали таскать на допросы в КГБ, Субботовская погибла в странной автокатастрофе, Каневского и Сендерова посадили ― стало понятно, что это дело опасное, и все кончилось. В конце 1980-х годов ситуация улучшилась: за антисоветчину сажать перестали, недовольные стали писать жалобы в государственный комитет по образованию (тогда там был некий товарищ Ягодин (Геннадий Ягодин, в 1985-1988 годах он занимал должность министра высшего и среднего специального образования ― прим. «Ленты.ру»), в газету «Московские новости» и так далее. А вскоре советской власти сильно поплохело, и больше она на своем не настаивала, и пока что это не возобновилось.

Соломон Дрейзнер, советский сионист, осужденный по «Ленинградскому самолетному делу»

Я родился в 1932 году в Ленинграде. Еврейская семья есть еврейская семья, она все равно отличается от других. Естественно, в то время в Ленинграде между собой мои родители не говорили на идише, поскольку это было небезопасно. Иногда, правда, родители встречались со своими родственниками и в домах говорили на идише ― а мы, дети, не понимали ни слова из того, что они говорят. Для нас это был совершенно чужой язык.
Соломон Дрейзнер
Соломон Дрейзнер
Кадр: YouTube

Папа мой был рабочим, мама ― продавцом в магазине. Простые люди, но очень порядочные и умные. Дед мой был выходцем из Польши и переехал в Россию в начале Первой мировой войны: он был бизнесменом, занимался обувью, и открыл фабрику для поставок обуви русским солдатам. Впоследствии деда раскулачили, его производство национализировали и назвали «Скороход».

Мой отец погиб на фронте под Ленинградом. Меня с матерью и сестрами эвакуировали по «Дороге жизни» в Череповец, потом на Северный Кавказ, а дальше ― в Казахстан. Вывезли нас в 1942 году; мама была настолько истощена от голода, что в машину ее заносили на носилках.

Я думаю, по-настоящему я почувствовал себя евреем после эвакуации. Мы вернулись в 1945 году в Ленинград, я пошел в школу. Я не помню, какой это был класс ― то ли четвертый, то ли пятый. Мне было уже 13 лет. Я захожу в школу и вижу, как группа ребят окружила одного мальчишку и пинает его с криками: «Жид! Жид!» Я не понимаю, откуда у меня взялось это чувство, но я моментально бросил на пол свой ранец и рванул в центр круга. Мальчишка, которого били, был даже на еврея не похож ― светленький, с рыжиной. Я стал отталкивать от него обидчиков, началась драка. Кто кого поколотил, значения не имеет ― когда зашел учитель, все разбежались. А мальчишка, которого били, стал моим ближайшим другом.

Пятая графа в паспорте для меня значила то, что я не могу поступить в нормальный институт. Помимо этого тебя постоянно оскорбляли — я не знаю, сколько десятков раз я бил за это морду. Но я как-то смог закончить авиационно-техническое училище, а потом Ленинградский инженерно-технический институт.

Я дружил только с евреями и совершенно оформленным сионистом стал в 1958 году. Это происходило так: уже было основано государство Израиль, это была твоя как бы любимая команда ― как люди болеют за футбол, так ты болеешь за Израиль. Ты еще не ощущаешь это государство своим, но впитываешь все, что там происходит. Параллельно с этим в Союзе происходят страшные вещи ― «Дело врачей», бесконечные антисемитские фельетоны. В газетах и в кино евреи выведены отрицательными персонажами. И все это складывается в одну копилку.

А в 1958 году мы с другом Гилей Бутманом (Гилель Бутман ― один из основателей сионистского движения, организатор нелегальных кружков изучения иврита ― прим. «Ленты.ру») на празднике Симхат-Тора в ленинградской синагоге познакомились с замечательным человеком, лингвистом Лией Александровной Лурье. Нам с Гилей было по 26 лет; Лурье познакомила нас с евреями старшего поколения, которые рассказали нам о нашей культуре. Сама Лия Александровна подпольно преподавала нам иврит, который выучила самостоятельно. Лурье, прошедшая сталинские лагеря, была инвалидом и не могла ходить. Вместе с нами вокруг нее организовалась группа сионистов. Лия Александровна умерла в 1960 году, и сразу после ее смерти был арестован один из членов нашей группы, Натан Цырульников: его взяли на том основании, что у него были знакомые в израильском посольстве. Это было хрущевское время, так называемая «оттепель», поэтому Цырульникову дали мягкий приговор ― всего один год. Но нас с Гилей постоянно таскали на допросы; Гилю вышвырнули с работы, мне с огромным скрипом дали закончить институт. Допрашивали даже мою маму и сестру.

До определенного момента работа нашей сионистской группы не выходила за пределы бесед о нашей причастности к государству Израиль, но разговорная наша деятельность никуда не двигалась. Мы понимали, что любим Израиль и хотим выехать на нашу историческую родину, вот только никто не даст нам в эту страну переехать ― железный занавес полностью нас блокировал. В 1966 году, когда наша группа пополнилась новыми членами и составила, в общей сложности, восемь человек, мы поняли, что нужно создать организацию, цель которой ― борьба за свободный выезд в государство Израиль. Мы создали подпольную Ленинградскую сионистскую организацию и начали эту цель проводить в жизнь ― конечно, если бы выезд в Израиль был свободным, то ничего этого бы не потребовалось: ты бы просто купил билет и уехал. Но тогда из Союза почти никого не выпускали. Второй нашей задачей было национальное образование ― изучение языка, истории. Мы основали сеть подпольных ульпанов для изучения иврита, сделали газету «Итон». Сначала мы действовали в обстановке полной секретности. В 1967 году во время Шестидневной войны Израиль сделал просто невозможное ― за шесть дней он победил три арабские армии. Это повысило настроение всех евреев во всем мире, в том числе и в СССР. Патриотизм у многих развивался скоростными темпами и нам стало легче работать ― к нам пошла молодежь, Израиль стал популярен.

А в советской прессе еврейское государство страшно поносилось: постоянно публиковались статьи об израильской агрессии. Все это казалось нам страшно несправедливым. Фигурально выражаясь, наш воз двигался в просветительном направлении ― нас уже было не восемь человек, а десятки. У нас были устав, программа, деньги ― ежемесячные членские взносы. Мы проводили на квартирах вечера еврейской культуры, отмечали праздники, вручную печатали религиозные книги. Мы даже создали подпольный Всесоюзный координационнный комитет сионистов России ― у нас были связи с сионистами Москвы, Свердловска, Риги, Тбилиси. Правила поведения у нас были очень строгие. В соответствии с уставом мы должны были вести себя тише воды, ниже травы: нельзя было ехать в трамвае без билета, нельзя было переходить улицу в неположенном месте. Почему? Потому что любой привод в милицию опасен.
Свадьба Соломона и Лили Дрейзнер. Трое из изображенных на фото вскоре отправятся в тюрьму: Давид Черноглаз (первый справа), Соломон Дрейзнер (в центре), Гилель Бутман (стоит второй слева)
Свадьба Соломона и Лили Дрейзнер. Трое из изображенных на фото вскоре отправятся в тюрьму: Давид Черноглаз (первый справа), Соломон Дрейзнер (в центре), Гилель Бутман (стоит второй слева)

Но в 1969 году к Гиле Бутману обратился Марк Дымшиц ― бывший летчик, майор в отставке, изучавший у нас иврит. Дымшиц сказал: «Слушай, меня никогда не выпустят за границу ― я летчик. Давай захватим самолет и улетим в Израиль». И Гиля пришел к выводу, что таким путем можно сделать политическое дело: если на этот захват пойдут семьи еврейской национальности и смогут перелететь в любую страну мира ― Гиля настаивал на Швеции ― то будет суд, публичное обвинение Союза в том, что он наглухо закрыл границы. Гиля считал, что это дело пробьет железный занавес. А мы решили, что нужно исследовать этот вопрос. В 1970-м году началась подготовка: Бутман подбирал «пассажиров». Операция получила кодовое название «Свадьба» ― якобы самолет захватывали пассажиры, летевшие на свадьбу. В какой-то момент мы связались с властями Израиля, и они категорически запретили нам эту акцию. Пришла депеша: «Ни в коем случае этого не делать». Дело в том, что если бы Израиль нас поддержал, это могло бы быть двояко истолковано — Израиль, как и весь остальной мир, категорически боролся с захватом самолетов. В конечном итоге координационный комитет отказался от идеи захвата, но группа сионистов в составе 16-ти человек (Марк Дымшиц, Эдуард Кузнецов, Сильва Залмансон, Алексей Мурженко, Юрий Федоров, Анатолий Альтман, Мендель Бодня, Вульф и Израиль Залмансоны (братья Сильвы), Иосиф Менделевич, Борис Пэнсон, Лейб (Арье) Хнох, его супруга Мэри Менделевич-Хнох, жена и дочери Дымшица Алевтина, Елизавета и Юлия ― прим. «Ленты.ру») попыталась захватить самолет «Ленинград—Приозерск».

15 июня, едва они прибыли на аэродром «Смольное», вся группа захвата была арестована. Вместе с ними был арестован весь наш комитет.

В тот день я был на работе в Ленжилпроекте. Меня вызвали к директору. В его кабинете ко мне подошли люди, спросили: «Соломон Гиршевич?» Я тут же понял, что меня арестуют ― на работе меня все называли Соломоном, вот только не Гиршевичем, а Григорьевичем. Мне показали ордер на арест и обыск; допрашивали меня несколько месяцев. Меня судили в 1971 году и дали три года по 70-й статье ― за антисоветскую пропаганду. Надо сказать, что всей «самолетной группе» дали мягкие сроки ― известно, что Брежнев поначалу хотел захватчиков расстрелять, а сионистов посадить всерьез и надолго, но за нас просила мировая общественность, Брежневу звонил Киссинджер, и это нас, в известном смысле, спасло.

Сидел я в лагере строгого режима в Мордовии, в Потьме. Охранниками там были полицаи, которые в свое время работали на немцев. Вместе с нами сидели украинские националисты, армянские националисты и даже русские националисты, которые боролись за возвращение монархии. Мой «подельник» Владик Могилевер говорил монархистам: «Мы хотели оставить вам Россию и уехать к себе на родину, в Израиль». А монархисты говорили: «Нет, уехать так просто нельзя. Надо было выжать из вас все по-максимуму, а потом ― выкинуть». Им важно было всех оставить под своей империей, так что ничего общего у нас с монархистами не было. Зато украинцы нас очень хорошо понимали — они тоже боролись за свою национальную обособленность.

После окончания срока меня перевезли в «Кресты» ― везли в полной изоляции, я не понимал, зачем меня везут. Потом бросили в камеру, где сидели шесть человек. На следующий день меня отвели в кабинет следователя Прокофьева, который изначально вел следствие по моему делу. Прокофьев мне сказал: «Хотите в Израиль? Раскайтесь лучше, оставайтесь. Тут же ваша мама похоронена». А дело в том, что за время срока умерла моя мама. Я говорю: «Так она и умерла потому, что вы меня посадили». Он разозлился: «Тогда выкатывайтесь из нашей страны поскорее». Через три месяца я уехал в Израиль. Я был безумно счастлив, и, конечно, поцеловал землю Израиля по прилете в аэропорт.

Евгения Физдель, участница Великой Отечественной войны

Я уроженка Одессы, там понятия об антисемитизме вообще не имели, для всех существовала только одна национальность ― «одессит». Потом, когда немцы подступали, нас эвакуировали в Ростов, где был жуткий бытовой антисемитизм, связанный с тем, что вот, дескать, «жиды» понаехали. Позже мы переехали в Уфу, где мне предложили работу в клинике. Я сказала: «Как? Я буду в тылу, пока все на фронте?» ― и ушла служить в госпиталь Первого Украинского фронта.
Евгения Физдель
Евгения Физдель

Демобилизовалась я в конце 1946-го. Когда кончилась война, наш госпиталь был в центральной группе войск, мы стояли в Венгрии, где меня, молодую девчонку, сделали заведующей отделением открытых форм сифилиса. Я хотела покончить с собой. Вы понимаете психологию? Кончилась война, началась новая жизнь, а я, девчонка, должна сидеть и щупать ― твердый шанкр, мягкий. Я написала письмо маме о том, что жизнь моя навеки кончена. Она ответила: «Мне стыдно, что ты ― моя дочь! Кого я вырастила? Это ведь тоже больные, их надо лечить». А до этого я год работала в освобожденном нашими войсками концлагере Терезин, куда немцы свезли всех больных из соседних лагерей. Мне было 22 года, и это было страшно: люди в Терезине еле передвигались, больше лежали вповалку крест накрест. Мы лечили их от сыпняка и туберкулеза.

Демобилизовавшись, я вернулась в Одессу. Прихожу в отдел кадров городского отдела здравоохранения. Сидит там некто Ягодкина. Я ей говорю: «Была капитаном медицинской службы, училась в институте». Она спрашивает: «А куда вас послали после института?» Отвечаю: «Уехала на фронт». А она мне: «И не стыдно вам фронтом хвастаться? Это все равно что сказать: “Я с мужем прожила!” Уходите отсюда!» Я не могу передать, что со мной было: мне 23 года, меня страшно унизили. Я стояла на улице и думала под машину броситься. Жидовка Ягодкиной, в принципе, была не нужна.

На работу меня не взяли. Я с трудом устроилась в ремесленное училище, а для повышения квалификации ходила в клинику, где позже поступила в ординатуру и писала диссертацию на модную тогда тему ― гипнотерапия. Люди после войны были травмированы, заниматься гипнотерапией у меня неплохо получалось. И когда диссертация была практически готова, из медицинских клиник начали увольнять всех евреев ― это был 1949 год. Дело было летом, мне нужно было сдавать кандидатский минимум. Директор клиники пообещал, что если я минимум сдам, то он меня не выгонит и даже даст диссертацию защитить.

В тот день, когда мне нужно было сдавать философию, в газетах вышла работа Сталина по языкознанию. Экзамен был назначен на вторую половину дня; работу я штудировала так, что от зубов отлетало. В итоге, из 28-ми аспирантов лишь двое получили пятерки за экзамен; одна из них была у меня. Пришел директор клиники, поздравил меня. А на следующий день меня вызвали в отдел кадров и сказали: «Чтобы духу вашего в клинике больше не было!»

И мне пришлось стать врачом в райцентре Первомайск. Я жила там в крошечной хибарочке, но это не главное ― понимаете, я была востребована! С больных, конечно, я не брала никаких денег. Мой тамошний начальник, доктор Кравиц, говорил: «Я к вам ничего не имею, вы хороший врач. Но берите же с больных деньги! Вы же иначе уедете!»

В 1953 году я вышла замуж за журналиста Бориса Фукса из газеты «Мастер угля», ушла с работы и приехала в Москву. Как сейчас помню: билет в Москву из Одессы у меня был на 19 января, а 13 января в Москве началось «Дело врачей». Отец мне сказал: «Отменяй поездку. Еврейка, врач, сейчас поедешь в Москву?!»

О том, чтобы устроиться на работу, речи не было. Но вдобавок на улице всех останавливали и проверяли документы. Еврейку, в Москве не прописанную, моментально бы выслали из столицы ― это как минимум. Как же я выходила из положения? Я целый год раз в два дня приезжала на Киевский вокзал к приходу поезда из Одессы, брала у одной из пассажирок использованный билет, и, если меня останавливали на улице, то говорила, что только что приехала из Одессы.

В разной степени антисемитизм касался всех моих родственников: так, моя мама Рахиль Матвеевна, вместе с двумя бывшими фронтовиками, решила создать музей обороны Одессы. Эти бывшие фронтовики жили в чудовищных условиях ― один из них, например, жил в дворовой уборной. На открытие музея позвали секретаря обкома партии, а он сказал: «Мне в этой синагоге делать нечего». Это был, наверное, 1951 год.

Поймите, я никогда не была националисткой, никогда. Я не знаю еврейского языка и еврейских обычаев. В школе я учила украинский язык и долго считала себя украинкой. И в школе я поначалу указывала национальность ― «украинка», пока мне папа не объяснил, что я не украинка вовсе.

Светлана Рейтер [/color]

автор Borys 21.04.14 18:49

В Славянске начал вещать сепаратистский антисемитский канал
http://news.eizvestia.com/news_politics/full/844-v-slavyanske-nachal-veshhat-separatistskij-antisemitskij-kanal

автор Borys 06.07.14 5:57

суббота, 31 мая 2014 г.
ГОЛОДНЫЕ ГЛАЗА ДЕТЕЙ

Мы не знаем, что заставило этого человека сучить дратву.

За годы работы в газете каких только писем не получал, но только редкие послания становились материалом для статей или заметок. В этом письме Марии Пулицер, как мне показалось, было гораздо больше жизни и правды, чем в двух томах последней книги покойного Солженицына. Столько лет прошло! Может и автора письма уже нет на свете, а проблемы, поставленные в нем, все еще остаются проблемами.

Уважаемый господин Солженицын!
Пишет Вам пожилая еврейка, живущая в Израиле с 1991 года, а раньше вся наша семья жила в городе Москве. Пишу это письмо и Вам, и в газету, потому что не совсем уверена, что вы мои каракули станете читать.
Расскажу Вам свою историю не затем, чтобы высказать обиду на Россию и русский народ. За свою долгую жизнь я видела разную Россию и разный русский народ. Точно также, как за последние 10 лет я увидела разный Израиль и разных евреев.
Мы с мужем моим покойным были когда-то микробиологами. В 1948 году, через год после окончания Университета, защитили кандидатскую диссертацию. К пятидесятому году закончили свои исследования для докторской. Мне тогда исполнилось 26 лет, а мужу моему, Илья Абрамовичу Пулицеру, - 34. Он успел повоевать, был ранен и жил с ампутированной рукой.
17 января 1950 года нас вызвал к себе новый директор института, и сказал, что его исследовательское учреждение больше не нуждается в услугах вейсманистов-морганистов, особенно еврейской национальности.
Мой муж сказал этому человеку, что он настоящий фашист.
Директор поднялся и ответил с улыбкой, что фашист пристрелил бы его, жида, сразу, а он просто указывает нам на дверь.
Так мы оказались без работы. Все попытки устроиться куда-то по специальности ни к чему не привели. А было у нас, к тому времени, уже трое детей: старшие девочки и мальчик. ( Он теперь известный музыкант. Живет в Канаде).
А тогда мы ютились в одной комнате огромной коммунальной квартиры на Лучниковом переулке. Комната, правда, была большая, почти 30 метров. Так что мы ее перегородили шкафами и устроили угол для детей.
Деньги наши скоро кончились. Помню, целый месяц питались одной гнилой картошкой и хлебом. Родных у нас в Москве не было. И, если бы не помощь наших русских соседей, мы бы, наверно, и не выжили. Соседи сами были очень бедными людьми, но иногда делились куском с нашими детьми, а мешок гнилой картошки привез нам из деревни сосед-пьяница. Добрейший был человек. Звали его Прокопием. Мы ему, по сути, и обязаны своей жизнью.
Всего в нашей квартире жило 13 семей. Вы наверняка такие коммуны помните. Жил у нас и один азербайджанец – Рустам. Вот этот Рустам пришел как-то к нам и сказал, что так жить нельзя, так мы все погибнем вместе с детьми, а нужно заняться делом. Он сказал, что научит нас сапожному мастерству, и мы будем шить босоножки.
Вы наверняка помните, что в то время было очень плохо с товарами легкой промышленности, а частное производство коммунисты запрещали законом. Тех, кто этот закон нарушал, ждал арест и тяжелый приговор суда.
Значит, этот Рустам предложил нам стать людьми вне закона, и выбирать между голодной смертью и риском попасть в тюрьму.
Думаю, если бы мы с мужем были одни, мы бы предпочли смерть, но дети смотрели на нас голодными глазами – и мы дали согласие.
Рустам снабдил нас кожей и инструментами. Сами понимаете, кожа эта была ворованной. Не мы ее воровали, но прекрасно знали, с каким материалом работаем.
Он же, Рустам, и реализовывал нашу продукцию через комиссионные магазины. По сути дела, он был хозяином дела, и мы работали на хозяина в сапожной мастерской на дому.
Мы себе оборудовали мастерскую в углу комнаты, загородили ее большой ширмой. Там и сидели на низких табуретах, за низким столом, и шили эти проклятые босоножки.
Вот я сказала «проклятые», хотя мы с мужем занимались производством, очень нужной людям продукции. Но должна Вам сказать, что мы оба считали себя, и не без оснований, настоящими учеными и стали сапожниками только поневоле.
Вспомнила об этом, когда читала страницы Вашей последней книги о шинкарстве евреев. Смею заверить Вас, что евреи занимались этим делом с ненавистью, вынужденно, при запрете на другие профессии, а как только появилась возможность шинки и кабаки оставить, они сразу это и доказали.
Ладно, вот мы сучим дратву, прокалываем кожу шилом. ( Мой муж, хоть и с одной рукой был, но как-то приспособился и к этому делу. Он вообще, светлая ему память, был талантливым человеком, никогда никакой работы не гнушался, и любое дело в его руках спорилось).
Сидим, значит, мы, работаем и, если честно, дрожим от страха, от любого стука входной двери вздрагиваем, потому что стоило кому-нибудь из соседей на нас донести – и все: нас бы арестовали, а детей ( старшей девочке исполнилось с тому времени всего 6 лет) отправили бы в детский дом.
Сейчас иногда пишут, что в те времена все друг на друга стучали, бегали наперегонки в КГБ с доносами, а я вам хочу сказать, что за два года нашей нелегальной работы сапожниками-надомниками ни один человек из нашей квартиры на нас не донес, а все прекрасно знали, чем мы занимаемся. И было это в самые лютые годы государственного антисемитизма.
Проблема оказалась в другом: в моем муже. Он наше сапожное занятие ненавидел, и не потому, что эта работа казалась ему черной или низкой, а потому, что отвлекала от подлинного дела его жизни. Он тогда начал писать свою книгу, на основании которой через семь лет защитил докторскую диссертацию. Он работал над этой книгой чуть ли не 18 часов в сутки. Даже во время пошива тех босоножек отвлекался, бежал к своему столу и начинал писать своими исколотыми иглой до крови пальцами. У меня до сих пор сохранились черновики той его работы, а на них пятна крови…
Со временем, мы стали жить гораздо лучше. До богатства было еще далеко, но мы уже смогли покупать детям зимнюю одежду и кормить их три раза в день.
Я была очень здоровой в молодости. Да и руки у меня было две. Вот и думала все время, как мне найти такую работу, чтобы мужа освободить от сапожной доли.
Помог случай. Попала я однажды в богато обставленную квартиру на улице Кирова. Жила там семья знакомых моей подруги. Должна вам сказать, что у меня всегда, чуть ли не с 12 лет, был один физический недостаток – слишком большая грудь.
Вы, конечно, этого не можете помнить, но одна из самых больших проблем в СССР у женщин в те годы – было приобретение нужного, красивого и удобного лифчика.
Простите, что заговорила о белье, да еще женском, но эти лифчики имеют прямое отношение к теме моего письма.
К этой, богатой женщине я попала, как раз потому, что она шила и шила замечательно бюстгальтеры на заказ.
Вот примеряю я у нее готовый лифчик, смотрю на пальцы этой женщины, а они все были в кольцах, и вдруг подумала, что и я бы могла этому делу швейному научиться.
Подумала – и сразу обратилась к той женщине с просьбой меня научить этому искусству. Она поначалу не хотела плодить конкурентов, но потом я ей предложила деньги за учебу, ну, она и согласилась, правда нехотя.
Недели две брала я уроки, а я прежде знала, как пуговицу пришить – и только, но через две недели купила я в комиссионке старую, ржавую, ножную машину «Зингер» и стала ее осваивать.
Первое время ничего не получалось – одно мучение. Верите, никак не могла научиться ногами действовать так, как надо. То и дело шить начинала не вперед, а назад.
Впрочем, я тогда, в дни учебы, и не подозревала, что станет самым неприятным в моей новой профессии.
Мы, Илюша и я, шили босоножки, но никогда не встречались с их будущими владельцами, а здесь приходилось заниматься примеркой, невольно знакомиться с теми, кому были предназначены мои лифчики.
Вот здесь я никак не могла преодолеть брезгливость. Чужой пот, чужой запах, чужая неопрятность – все это действовало на меня убийственно. Однажды чуть не бросила это новое дело, но вспомнила о муже, который был счастлив, что теперь мог целый день заниматься своей книгой, и одумалась вовремя.
Целый год шила я эти лифчики. Мы раздали все долги и начали покупать одежду не только для детей. Знаете, в один прекрасный вечер мы с мужем даже отправились в ресторан «Пекин». Это было незабываемо . Илюша напился и мы вернулись домой на такси. Он в машине все время приставал к шоферу и спрашивал, что самое прекрасное в женщине? А потом как заорет: « Грудь в лифчике, сотворенном моей женой».
Знаете, почему я об этом вспомнила? Илюша за день до смерти, уже здесь, в Израиле, в больнице, попросил меня к нему нагнуться и шепчет: «Знаешь, Мара, что самое прекрасное в женщине?» Я в первый момент не поняла, о чем это он? А Илья и говорит: « Самое прекрасное – это грудь в твоем лифчике»…
Все, сейчас поплачу, а потом продолжу.
Продолжаю. Вынужденный контакт с заказчиками кончился плохо. Одна из них, я даже знаю кто, сообщила обо мне в милицию. Не будем теперь говорить об этой женщине. Ее теперь нет в живых… У нас был обыск, перепуганные дети и бедный, растерянный Илья, который показывал тем мужчинам свои ордена и кричал, что детей как-то надо кормить…
Был суд. Мне дали немного, «детский срок»: всего пять лет общих лагерей. Я вам о тюрьме и лагере писать не буду. Здесь вы все лучше меня знаете. Тем более, что пробыла я на зоне всего девять месяцев. Тут умер Сталин, а летом объявили амнистию. По амнистии этой не только бандитов и убийц освободили, но и таких, как я: матерей с небольшим сроком.
В августе мы снова все вместе оказались. Это было такое счастье, не передать. Тут с евреев сняли обвинение, что они убийцы в белых халатах, а в январе 1954 года мне удалось устроиться лаборанткой, с окладом 700 рублей, в тот институт, где мы работали прежде. В нашем институте был уже директор другой, вполне порядочный человек. Прошло еще несколько месяцев, и мужа моего вернули на прежнюю работу с приличным окладом старшего научного сотрудника.
На этом все наши мытарства и кончились. Нам уже больше не пришлось быть сапожниками и портными. Мы стали заниматься своим дело, и, смею думать, сделали немало для науки.
Почему я пишу Вам это письмо? Мне кажется, что во втором томе вашего труда о евреях в России Вы снова сделаете попытку определить некоторые явления с точки зрения национального характера потомков Авраама.
Мне не кажется такой подход справедливым. В бедах человеческих, чаще всего, виновата глупая и жестокая власть. Никогда бы евреи не торговали водкой, если бы жизнь не заставила их делать это. Никогда бы мы с мужем не стали нарушать законы страны, пусть и дурацкие, если бы не голодные глаза наших детишек.
Не стали бы мы осваивать благородные профессии сапожника и портнихи, если бы не было в СССР государственного антисемитизма.
Есть, как мне кажется, ряд «профессий», за которые отвечает сам человек. Это «профессии» палача, доносчика, предателя…Все же остальное, подчас, не в воле человека, человека любой национальности. Я же, за свою долгую жизнь, ни разу не встречала такой подбор негодяев, который дал бы мне право заподозрить какую-либо нацию в особой склонности к злу.
Думаю, и Ваш личный опыт не идет вразрез с моим. Должна сказать, что женщина, сочинившая на меня донос, была русской, но русскими были и жильцы нашей коммуналки. Им-то никогда не приходило в голову осиротить моих детей, даже в те годы, когда травля евреев проповедовалась властями повсеместно.

Всего Вам доброго! Мария Захаровна Пулицер, г. Хайфа.

Письмо это, по настоятельной просьбе автора, отредактировал Аркадий Красильщиков.

http://a.kras.cc/2014/05/blog-post_4935.html