Последние темы
Вход
Поиск
Навигация
ПРАВИЛА ФОРУМА---------------
ИСТОРИЯ БЕРДИЧЕВА
КНИГА ОТЗЫВОВ
ПОИСК ЛЮДЕЙ
ВСЁ О БЕРДИЧЕВЕ
ПОЛЬЗОВАТЕЛИ
ПРОФИЛЬ
ВОПРОСЫ
Реклама
Социальные закладки
Поместите адрес форума БЕРДИЧЕВЛЯНЕ ЗА РУБЕЖОМ на вашем сайте социальных закладок (social bookmarking)
Василий Гроссман
+5
Sem.V.
Михаил-52
Kim
Faina
@AlexF
Участников: 9
Страница 1 из 1
Василий Гроссман
_________________
Доверие, как девственность: теряешь раз и навсегда!
http://www.israelprivate.com
http://www.wix.com/israelprivate/tours
@AlexF- Администратор
- Возраст : 61
Страна : Город : Ашкелон
Район проживания : Качановка, Русская, Карла Либкнехта
Место учёбы, работы. : Школа N13, ПТУ-4, БЗРВТ
Дата регистрации : 2008-01-22 Количество сообщений : 1323
Репутация : 636
Re: Василий Гроссман
В годы Великой Отечественной войны 1941—1945 Г. — военный корреспондент газеты «Красная звезда» — публикует серию очерков о борьбе сов. народа против фашистов и повесть «Народ бессмертен» (1942) — первое крупное произведение о событиях войны, где дана обобщённая картина народного подвига. В 1952 опубликовал роман «За правое дело», в котором содержится попытка широкого осмысления исторического опыта Великой Отечественной войны. Основная тема романа — тема народа, вынесшего на своих плечах всю тяжесть защиты родной земли. Война предстаёт здесь во всей её конкретности — от событий исторического масштаба до мельчайших подробностей, из которых складываются эти события. Позднее Г. опубликовал ряд рассказов («Дорога», «Несколько печальных дней» и др.) и лирический дневник-очерк о поездке в Армению «Добро вам!» (1965). Награжден 3 орденами, а также медалями.
Faina- Новичок
- Возраст : 72
Страна : Город : Ashdod
Район проживания : Карла Либкнехта
Место учёбы, работы. : Школа9, МашТехникум
Дата регистрации : 2008-01-22 Количество сообщений : 10
Репутация : 4
Re: Василий Гроссман
ПЕПЕЛ БЕРДИЧЕВА - СЕРДЦЕ ПИСАТЕЛЯ
Вышла американская биография Василия
Гроссмана
С творчеством Джона и Кэрол
Гэррардов я познакомился пять лет назад, когда газета "Вашингтон
таймс" попросила меня отрецензировать их книгу "Внутри Союза
советских писателей" (inside the soviet writes' union". Я начал читать ее с большим скепсисом. Ну
как, думалось мне, американцы могут разобраться в том клубке интриг,
столкновений, подсиживаний, ударов из-за угла, которые происходили за фасадом
декларируемого единства и показушной преданности "делу партии"? Однако
выяснилось, что профессор университета штата Аризона и его супруга поняли все
правильно.
И вот я держу в руках
увесистый фолиант тех же авторов под названием "Прах Бердичева: Жизнь и
судьба Василия Гроссмана" (the bones of berdichev: the life and fate of vasily grossman, by john gerrard & carol gerrard. the free press: 1996). В этом томе больше четырехсот
страниц, но в нем нет лишних слов.
СЕМЕН РЕЗНИК
1.
Книгу Гэррардов надо читать
“по-еврейски”, то есть справа налево, начиная с приложений. Среди помещенных
здесь, архивных документов – запись беседы Василия Гроссмана с М.А. Сусловым –
о конфискованном романе писателя “Жизнь и судьба”. Письмо Гроссмана Н.И. Ежову
(июнь 1938 г.), в котором писатель заявлял о невиновности своей арестованной
жены Ольги Михайловны Губер. Письма Сталину и Хрущеву. Но особое место занимают
два не отправленных письма Гроссмана матери, написанные в 1950-м и 1961 годах.
Они и не могли быть отправлены. Екатерина
Савельевна Гроссман погибла от рук нацистов в сентябре 1941-го – в числе
тридцати тысяч расстрелянных евреев Бердичева. Не отправленные письма –
свидетельства душевных терзаний Гроссмана, который считал, что мог спасти мать
– и не спас. Эти терзания переплавлялись в бесстрашие мысли, да и в бесстрашие
в самом прямом смысле этого слова – под ураганным огнем противника. И из них
высекались искры его творческих озарений.
В книге Гэррардов Гроссман
предстает живым человеком, нисколько не приукрашенным, во всей сложности своего
характера.
Авторы доказывают, что вторая
жена Василия Семеновича, Ольга Михайловна, которую он сумел вырвать из ежовых
рукавиц НКВД, была ему очень предана. Но она деспотично правила мужем, а он
малодушно ей уступал.
Когда началась война, Гроссман
хотел сразу же ринуться в Бердичев, чтобы вывезти мать (вместе с ее больной
племянницей и его дочерью от первого брака Катей). Однако Ольга Михайловна
воспротивилась. А через две недели немецкие войска заняли Бердичев... Катя
осталась жива только потому, что бабушка еще до войны отправила ее в пионерский
лагерь.
Василий Семенович понял, что
случилось непоправимое... Так начался трагический конфликт писателя с самим
собой.
2.
На долю Василия Гроссмана выпала
горькая творческая судьба – и прижизненная, и посмертная.
Когда он умер, главное его
произведение лежало замурованным в сейфах Лубянки. А в те дни, когда оно все же
увиделосвет за границей, вовсю гремела слава Александра Солженицына,
так что большой сенсации не произошло. Гроссман первым (по крайней мере, в
СССР) со всей беспощадностью обнажил язвы сталинизма и большевизма, но в глазах
мира он оказался всего лишь последователем Солженицына.
Гроссман не только слишком рано
умер, но и слишком поздно родился. Не окунувшись по малолетству в водоворот
яркой творческой жизни серебряного века, он и в 20-е годы, когда писателям еще
кое-как дозволялось дышать, был весьма далек от литературы, так как учился на
химическом факультете. По иронии судьбы, его первое произведение – очерк о
Бердичеве – появилось только в 1929 году, когда в литературе вводился режим
казармы. Вскоре многие талантливые писатели замолчали сами, другим заткнули
рты, третьи поспешили освоиться в роли литературных холуев. Государство
закабаляло литературу и одновременно подкупало ее.
Поскольку места на Олимпе были
прочно заняты старшим писательским поколением, Гроссман оказался во втором эшелоне
литературной элиты. Но на большее он и не претендовал. Его издавали и
переиздавали, платили ему щедрые гонорары, хвалили в печати, одаряли
литфондовскими благами чего же еще? Существовали правила игры, и он им следовал
без сопротивления. В те годы он делал обычную литературную карьеру.
3.
Узнав о падении Бердичева,
Гроссман записался добровольцем на фронт. Он хотел бить врага или быть убитым
врагом, чтобы разделить участь матери. Но политуправление армии сочло более
полезным прикомандировать писателя к газете “Красная звезда”, где он вскоре
стал ведущим автором. Мало кто добывал правду о войне с таким терпением и
неустрашимостью.
Гроссман неделями находился на
передовой, спал на снегу, укрывшись шинелью; невозмутимо держался под шквальным
огнем, а в часы затишья хлебал с солдатами из общего котла. Его очерки были
наполнены живыми голосами, неповторимыми характерами, яркими зарисовками
военного быта, глубоким осмыслением событий. “Отписавшись”, он снова рвался в
пекло войны. В окопах Сталинграда, на Мамаевом кургане, где сражались бойцы
Сибирской дивизии полковника Гуртиева, на переправе через Волгу, писатель, как
губка вбирал в себя впечатления, которые позднее легли в основу его романов
"За правое дело" ("Сталинград") и "Жизнь и
судьба".
4.
Василий Гроссман никогда не
чурался еврейской темы. Но в своих довоенных произведениях Гроссман смотрит на
евреев как бы со стороны. Имя Иосиф он, еще в молодости сменил на русское –
Василий. В этом не было желания утаить свое еврейство – еговсе равно
выдавала фамилия. Просто он вырос на русской культуре, русский язык был его
языком. Словом, он был Василием в гораздо большей мере, чем Иосифом. Холокост
пробудил в нем отсутствовавшее, казалось бы, ощущение причастности к своему
народу-изгою. Гроссман все больше убеждался в том, что Гитлер вел не одну
войну, а две. Но если про первую неустанно и повседневно писали сотни его
коллег, то вторая война – куда более страшная по своей бесчеловечной
тотальности – оставалась неизвестной. Вступив вместе с передовыми частями на
Украину, Гроссман, к ужасу своему, убедился, что на этой родной ему земле не
осталось евреев! Очерк "Украина без евреев" авторы книги считают
одним из самых значительных произведений Гроссмана времен войны. Этот очерк
логически привел писателя к участию в работе над “Черной книгой” – первым
коллективным трудом, который должен был задокументировать нацистский геноцид.
"Черная книга"
редакторы-составители И. Эренбург и В. Гроссман) готовилась с благословения
высших партийных инстанций. Но по мере приближения полного разгрома германского
нацизма быстро коричневел сталинский режим. “Черная книга” Кремлю стала не
нужна. Эренбург поспешил устраниться. Гроссман продолжал везти взрывоопасный
груз. К работе над книгой были привлечены многие авторы, сам же Василий Семенович
взял на себя то, что не мог не взять, – Бердичев! Оказалось, что именно в
Бердичеве нацисты начали осуществлять программу “окончательного решения
еврейского вопроса”. Евреи составляли половину шестидесятитысячного населения
города. В живых не осталось ни одного...
Гэррарды посвятили “праху
Бердичева” вступительную главу, что придало книге особый колорит. Они
установили, что убийства евреев в Бердичеве начались 7 июля, то есть в первый же
день занятия города немцами. Они выяснили точные даты создания еврейского гетто
в Бердичеве, нарисовали картину широкого сотрудничества местного населения с
нацистами, идентифицировали имена некоторых соучастников нацистских преступлений,
а также имена многих жертв.
Пятого сентября 1941 года десять
тысяч евреев были вывезены из гетто к югу от города и все до одного
расстреляны. Авторы считают, что это был самый массовый одноразовый расстрел
евреев за всю Вторую мировую войну. Но в гетто оставалось еще двадцать тысяч
человек – в основном старики, инвалиды, малолетние и грудные дети. Их черед
настал 14 сентября. С раннего утра их начали вывозить в западном направлении,
высаживали и отводили от дороги группами на четыре-пять километров. Дальше эти
бедолаги просто не могли двигаться. Здесь их и укладывали выстрелами в заранее
вырытые могилы... Поскольку за один день не управились, то работа была
завершена назавтра.
Гроссман первым собрал материал
об этих злодеяниях, пополненный теперь его биографами.
5.
В январе 1948 года по приказу
Сталина НКВД ликвидирует Михоэлса, затем арестовывают верхушку Еврейского
антифашистского комитета. В числе главных обвинений – переданная на Запад
“Черная книга”,' одно из главных доказательств шпионской деятельности. Но по
иронии судьбы главного “шпиона” – составителя и редактора книги – репрессии
обходят стороной. Он в это время работает над эпопеей о войне под названием
“Сталинград”.
И вот роман завершен и сдан в
редакцию журнала “Новый мир”. Вроде бы никаких препятствий к его публикации
нет. Но – имя автора! В разгар кампании против “безродных космополитов”
печатать столь значительное произведение о преданности родине автора с
“космополитической” фамилией было бы по меньшей мере политической
близорукостью!
Гроссман идет на рискованный шаг
– пишет письмо Сталину. После
этого рукописи дали ход, но роман стали терзать редакторы, выхолащивая его дух,
выскабливая рискованные фразы и реплики. Само название романа было непоправимо
искалечено: вместо простого и нейтрального “Сталинград” появилось
агитпроповское “За правое дело”. После выхода романа в свет его стали громить в
печати. А потом – неожиданно – автору присудили Сталинскую премию...
То, что происходило в последние
сталинские годы с самим Гроссманом, с его вполне лояльным романом, с его
прежними произведениями (при переизданиях из них стали вымарывать упоминания о
евреях и нацистском геноциде), с его знакомыми и друзьями – все это вело к
коренной переоценке писателем ценностей.
Так возник замысел великого
романа нашего века – “Жизнь и судьба”. В нем Гроссман поднялся на такую
творческую высоту, с которой видно, что все деспотические режимы одинаково
бесчеловечны, кровавы и все питаются ненавистью. И нет существенной разницы
между классовой и расовой ненавистью, так как они легко перетекают одна в
другую.
Это была идея, опередившая свое
время на многие годы. В романе она выражена с огромной художественной силой. Вот
почему так всполошился КГБ, нагрянувший к писателю с обыском и изъявший все
экземпляры рукописи, черновики и даже копировальную бумагу.
В послесталинской России
известного писателя уже не могли упрятать за решетку за неопубликованное
инакомыслие. Но его запрятали в сурдокамеру гробового молчания. В России “Жизнь
и судьба” увидела свет только с началом гласности, да и то с купюрами.
Предпоследнюю главу биографии
Гроссмана Гэррарды назвали “Заживо погребенный”, а последнюю – “лазарь”.
Действительно, Гроссман был
заживо погребен вместе с лучшими своими произведениями, а потом воскрес, как
евангельский Лазарь, став классиком русской литературы.
6.
Русской? Или, может быть, еврейской? Или
еще какой-нибудь?
В контексте нынешних политических
и литературных баталий в России эти вопросы неизбежны. Достаточно вспомнить,
какой разразился скандал, когда в журнале “Октябрь” был напечатан последний
роман Гроссмана “Все течет...”, в котором писатель пытался осмыслить
ленинско-сталинскую тиранию в контексте тысячелетней истории России. Фашиствующие
патриоты во главе с Игорем Шафаревичем обвиняли Гроссмана в еврейском
“национальном пристрастии” и в русофобии. Защитники же, естественно,
доказывали, что Гроссман – подлинный патриот России и именно русский писатель. Любой
россиянин – в России или на Западе, – взявшись писать биографию Гроссмана, не
мог бы отстраниться от этого спора. Отбор материала, его подача, акценты в
такой биографии были бы расставлены в соответствии с позицией автора. И такая
книга наверняка проиграла бы в объективности.
Вот почему считаю большой удачей,
что первая полноценная биография Василия Гроссмана написана авторами,
свободными от российских “разборок”. Они просто исследуют его Жизнь и Судьбу.
Вышла американская биография Василия
Гроссмана
Гэррардов я познакомился пять лет назад, когда газета "Вашингтон
таймс" попросила меня отрецензировать их книгу "Внутри Союза
советских писателей" (inside the soviet writes' union". Я начал читать ее с большим скепсисом. Ну
как, думалось мне, американцы могут разобраться в том клубке интриг,
столкновений, подсиживаний, ударов из-за угла, которые происходили за фасадом
декларируемого единства и показушной преданности "делу партии"? Однако
выяснилось, что профессор университета штата Аризона и его супруга поняли все
правильно.
И вот я держу в руках
увесистый фолиант тех же авторов под названием "Прах Бердичева: Жизнь и
судьба Василия Гроссмана" (the bones of berdichev: the life and fate of vasily grossman, by john gerrard & carol gerrard. the free press: 1996). В этом томе больше четырехсот
страниц, но в нем нет лишних слов.
СЕМЕН РЕЗНИК
1.
Книгу Гэррардов надо читать
“по-еврейски”, то есть справа налево, начиная с приложений. Среди помещенных
здесь, архивных документов – запись беседы Василия Гроссмана с М.А. Сусловым –
о конфискованном романе писателя “Жизнь и судьба”. Письмо Гроссмана Н.И. Ежову
(июнь 1938 г.), в котором писатель заявлял о невиновности своей арестованной
жены Ольги Михайловны Губер. Письма Сталину и Хрущеву. Но особое место занимают
два не отправленных письма Гроссмана матери, написанные в 1950-м и 1961 годах.
Они и не могли быть отправлены. Екатерина
Савельевна Гроссман погибла от рук нацистов в сентябре 1941-го – в числе
тридцати тысяч расстрелянных евреев Бердичева. Не отправленные письма –
свидетельства душевных терзаний Гроссмана, который считал, что мог спасти мать
– и не спас. Эти терзания переплавлялись в бесстрашие мысли, да и в бесстрашие
в самом прямом смысле этого слова – под ураганным огнем противника. И из них
высекались искры его творческих озарений.
В книге Гэррардов Гроссман
предстает живым человеком, нисколько не приукрашенным, во всей сложности своего
характера.
Авторы доказывают, что вторая
жена Василия Семеновича, Ольга Михайловна, которую он сумел вырвать из ежовых
рукавиц НКВД, была ему очень предана. Но она деспотично правила мужем, а он
малодушно ей уступал.
Когда началась война, Гроссман
хотел сразу же ринуться в Бердичев, чтобы вывезти мать (вместе с ее больной
племянницей и его дочерью от первого брака Катей). Однако Ольга Михайловна
воспротивилась. А через две недели немецкие войска заняли Бердичев... Катя
осталась жива только потому, что бабушка еще до войны отправила ее в пионерский
лагерь.
Василий Семенович понял, что
случилось непоправимое... Так начался трагический конфликт писателя с самим
собой.
2.
На долю Василия Гроссмана выпала
горькая творческая судьба – и прижизненная, и посмертная.
Когда он умер, главное его
произведение лежало замурованным в сейфах Лубянки. А в те дни, когда оно все же
увиделосвет за границей, вовсю гремела слава Александра Солженицына,
так что большой сенсации не произошло. Гроссман первым (по крайней мере, в
СССР) со всей беспощадностью обнажил язвы сталинизма и большевизма, но в глазах
мира он оказался всего лишь последователем Солженицына.
Гроссман не только слишком рано
умер, но и слишком поздно родился. Не окунувшись по малолетству в водоворот
яркой творческой жизни серебряного века, он и в 20-е годы, когда писателям еще
кое-как дозволялось дышать, был весьма далек от литературы, так как учился на
химическом факультете. По иронии судьбы, его первое произведение – очерк о
Бердичеве – появилось только в 1929 году, когда в литературе вводился режим
казармы. Вскоре многие талантливые писатели замолчали сами, другим заткнули
рты, третьи поспешили освоиться в роли литературных холуев. Государство
закабаляло литературу и одновременно подкупало ее.
Поскольку места на Олимпе были
прочно заняты старшим писательским поколением, Гроссман оказался во втором эшелоне
литературной элиты. Но на большее он и не претендовал. Его издавали и
переиздавали, платили ему щедрые гонорары, хвалили в печати, одаряли
литфондовскими благами чего же еще? Существовали правила игры, и он им следовал
без сопротивления. В те годы он делал обычную литературную карьеру.
3.
Узнав о падении Бердичева,
Гроссман записался добровольцем на фронт. Он хотел бить врага или быть убитым
врагом, чтобы разделить участь матери. Но политуправление армии сочло более
полезным прикомандировать писателя к газете “Красная звезда”, где он вскоре
стал ведущим автором. Мало кто добывал правду о войне с таким терпением и
неустрашимостью.
Гроссман неделями находился на
передовой, спал на снегу, укрывшись шинелью; невозмутимо держался под шквальным
огнем, а в часы затишья хлебал с солдатами из общего котла. Его очерки были
наполнены живыми голосами, неповторимыми характерами, яркими зарисовками
военного быта, глубоким осмыслением событий. “Отписавшись”, он снова рвался в
пекло войны. В окопах Сталинграда, на Мамаевом кургане, где сражались бойцы
Сибирской дивизии полковника Гуртиева, на переправе через Волгу, писатель, как
губка вбирал в себя впечатления, которые позднее легли в основу его романов
"За правое дело" ("Сталинград") и "Жизнь и
судьба".
4.
Василий Гроссман никогда не
чурался еврейской темы. Но в своих довоенных произведениях Гроссман смотрит на
евреев как бы со стороны. Имя Иосиф он, еще в молодости сменил на русское –
Василий. В этом не было желания утаить свое еврейство – еговсе равно
выдавала фамилия. Просто он вырос на русской культуре, русский язык был его
языком. Словом, он был Василием в гораздо большей мере, чем Иосифом. Холокост
пробудил в нем отсутствовавшее, казалось бы, ощущение причастности к своему
народу-изгою. Гроссман все больше убеждался в том, что Гитлер вел не одну
войну, а две. Но если про первую неустанно и повседневно писали сотни его
коллег, то вторая война – куда более страшная по своей бесчеловечной
тотальности – оставалась неизвестной. Вступив вместе с передовыми частями на
Украину, Гроссман, к ужасу своему, убедился, что на этой родной ему земле не
осталось евреев! Очерк "Украина без евреев" авторы книги считают
одним из самых значительных произведений Гроссмана времен войны. Этот очерк
логически привел писателя к участию в работе над “Черной книгой” – первым
коллективным трудом, который должен был задокументировать нацистский геноцид.
"Черная книга"
редакторы-составители И. Эренбург и В. Гроссман) готовилась с благословения
высших партийных инстанций. Но по мере приближения полного разгрома германского
нацизма быстро коричневел сталинский режим. “Черная книга” Кремлю стала не
нужна. Эренбург поспешил устраниться. Гроссман продолжал везти взрывоопасный
груз. К работе над книгой были привлечены многие авторы, сам же Василий Семенович
взял на себя то, что не мог не взять, – Бердичев! Оказалось, что именно в
Бердичеве нацисты начали осуществлять программу “окончательного решения
еврейского вопроса”. Евреи составляли половину шестидесятитысячного населения
города. В живых не осталось ни одного...
Гэррарды посвятили “праху
Бердичева” вступительную главу, что придало книге особый колорит. Они
установили, что убийства евреев в Бердичеве начались 7 июля, то есть в первый же
день занятия города немцами. Они выяснили точные даты создания еврейского гетто
в Бердичеве, нарисовали картину широкого сотрудничества местного населения с
нацистами, идентифицировали имена некоторых соучастников нацистских преступлений,
а также имена многих жертв.
Пятого сентября 1941 года десять
тысяч евреев были вывезены из гетто к югу от города и все до одного
расстреляны. Авторы считают, что это был самый массовый одноразовый расстрел
евреев за всю Вторую мировую войну. Но в гетто оставалось еще двадцать тысяч
человек – в основном старики, инвалиды, малолетние и грудные дети. Их черед
настал 14 сентября. С раннего утра их начали вывозить в западном направлении,
высаживали и отводили от дороги группами на четыре-пять километров. Дальше эти
бедолаги просто не могли двигаться. Здесь их и укладывали выстрелами в заранее
вырытые могилы... Поскольку за один день не управились, то работа была
завершена назавтра.
Гроссман первым собрал материал
об этих злодеяниях, пополненный теперь его биографами.
5.
В январе 1948 года по приказу
Сталина НКВД ликвидирует Михоэлса, затем арестовывают верхушку Еврейского
антифашистского комитета. В числе главных обвинений – переданная на Запад
“Черная книга”,' одно из главных доказательств шпионской деятельности. Но по
иронии судьбы главного “шпиона” – составителя и редактора книги – репрессии
обходят стороной. Он в это время работает над эпопеей о войне под названием
“Сталинград”.
И вот роман завершен и сдан в
редакцию журнала “Новый мир”. Вроде бы никаких препятствий к его публикации
нет. Но – имя автора! В разгар кампании против “безродных космополитов”
печатать столь значительное произведение о преданности родине автора с
“космополитической” фамилией было бы по меньшей мере политической
близорукостью!
Гроссман идет на рискованный шаг
– пишет письмо Сталину. После
этого рукописи дали ход, но роман стали терзать редакторы, выхолащивая его дух,
выскабливая рискованные фразы и реплики. Само название романа было непоправимо
искалечено: вместо простого и нейтрального “Сталинград” появилось
агитпроповское “За правое дело”. После выхода романа в свет его стали громить в
печати. А потом – неожиданно – автору присудили Сталинскую премию...
То, что происходило в последние
сталинские годы с самим Гроссманом, с его вполне лояльным романом, с его
прежними произведениями (при переизданиях из них стали вымарывать упоминания о
евреях и нацистском геноциде), с его знакомыми и друзьями – все это вело к
коренной переоценке писателем ценностей.
Так возник замысел великого
романа нашего века – “Жизнь и судьба”. В нем Гроссман поднялся на такую
творческую высоту, с которой видно, что все деспотические режимы одинаково
бесчеловечны, кровавы и все питаются ненавистью. И нет существенной разницы
между классовой и расовой ненавистью, так как они легко перетекают одна в
другую.
Это была идея, опередившая свое
время на многие годы. В романе она выражена с огромной художественной силой. Вот
почему так всполошился КГБ, нагрянувший к писателю с обыском и изъявший все
экземпляры рукописи, черновики и даже копировальную бумагу.
В послесталинской России
известного писателя уже не могли упрятать за решетку за неопубликованное
инакомыслие. Но его запрятали в сурдокамеру гробового молчания. В России “Жизнь
и судьба” увидела свет только с началом гласности, да и то с купюрами.
Предпоследнюю главу биографии
Гроссмана Гэррарды назвали “Заживо погребенный”, а последнюю – “лазарь”.
Действительно, Гроссман был
заживо погребен вместе с лучшими своими произведениями, а потом воскрес, как
евангельский Лазарь, став классиком русской литературы.
6.
Русской? Или, может быть, еврейской? Или
еще какой-нибудь?
В контексте нынешних политических
и литературных баталий в России эти вопросы неизбежны. Достаточно вспомнить,
какой разразился скандал, когда в журнале “Октябрь” был напечатан последний
роман Гроссмана “Все течет...”, в котором писатель пытался осмыслить
ленинско-сталинскую тиранию в контексте тысячелетней истории России. Фашиствующие
патриоты во главе с Игорем Шафаревичем обвиняли Гроссмана в еврейском
“национальном пристрастии” и в русофобии. Защитники же, естественно,
доказывали, что Гроссман – подлинный патриот России и именно русский писатель. Любой
россиянин – в России или на Западе, – взявшись писать биографию Гроссмана, не
мог бы отстраниться от этого спора. Отбор материала, его подача, акценты в
такой биографии были бы расставлены в соответствии с позицией автора. И такая
книга наверняка проиграла бы в объективности.
Вот почему считаю большой удачей,
что первая полноценная биография Василия Гроссмана написана авторами,
свободными от российских “разборок”. Они просто исследуют его Жизнь и Судьбу.
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
БЕРДИЧЕВ НЕ В ШУТКУ, А ВСЕРЬЁЗ
Очерк В. Гроссмана
Всякий антисемит, услыша слово “Бердичев”, ухмыляется.
Бердичев – синоним еврейской торговой буржуазии, гнездо спекулянтов, - город, где живут торговлей и обманом. Охотнорядцы и сухаревцы любят склонять это слово при каждом случае. В трамвае, или торгуясь с покупателем-евреем, охотнорядец говорит: “Не толкайтесь, тут вам не Бердичев; нечего, в Бердичеве будешь торговаться”. Дурной славой пользуется город Бердичев среди охотнорядцев. Да что охотнорядцы! Чеховский доктор Чебутыкин, господин вполне интелегентный, с ужасом восклицает: “Бальзак венчался в Бердичеве, Бальзак венчался в Бердичеве!” Доктора поразило: Бальзак, гениальный писатель (кстати, вряд ли высоко-интелегентный доктор читал его произведения, так как сам признавался, что, кроме газет, ничего не читает) – и вдруг венчался в грязном смешном городе Бердичеве. “Даже запишу” – сказал доктор, вынул записную книжечку и записал.
Что знал доктор о Бердичеве? – Что Бальзак там венчался.
Что знает о Бердичеве охотнорядец антисемит? – Что это “ихняя столица”.
Что знает о Бердичеве всякий склонный к антисемизму? – Что это город торговцев и спекулянтов.
Что знает о Бердичеве просто гражданин? Ничего не знает, кроме того, что родился в Бердичеве, венчался там, либо прожить год или два, - вещь, о которой вслух рассказывать не стоит. “Откуда ваша жена родом?” – “Да так, знаете ли, из Киевской губернии”…
“Просто гражданам” надо рассказать о Бердичеве. Пусть знают, что город этот – вполне хороший честный советский город, ничуть не хуже Уфы или Волокаламска.
Находясь на пересечении двух торговых путей, на так называемом “Черном Шляху”, Бердичев начал развиваться как городское поселение. Литва, Польша, Киев, Черное море – были связаны дорогой, идущей через Бердичев. Католические монахи – “босые кармелиты” – построили крепость – монастырь, защищавшую город от татарских набегов. Бердичев рос. К концу ХІХ столетия в Бердичеве было около 60 тысяч человек населения. Оно состояло из украинских, польских и еврейских рабочих, католических монахов, крупных польских помещиков и торговцев. До войны Бердичев представлял собой крупный центр оптовой торговли мануфактурой и кожей.
По национальному составу населения в Бердичеве преобладают евреи. Это, кажется единственное, что твердо известно о Бердичеве каждому “механическому гражданину”.
В дореволюционное время условия жизни рабочих были чрезвычайно тяжелы. Старые рабочие рассказывают такие жуткие подробности об эксплуатации их хозяивами, что так и кажется, что это было на каторжных работах в далёкие прошлые века. В таких условиях работали вместе сотни еврейских, русских, польских рабочих, работали на сапожных фабриках, в портняжных мастерских, на мелких металло – фабриках, в мастерских гнутой меьели.
Былали между рабочими национальная рознь? Не была и не могла быть. В 90-х годах появились в Бердичеве революционеры – агитаторы; рабочие начали объединяться в нелегальные союзы: в пользу союза отчислялось 5 копеек с рубля. Началась упорная борьба за повышение заработной платы и сокращение рабочего дня. Первую забастовку устроили сапожники в 1901 году: они требовали 12-часового рабочего дня и повышения оплаты труда за выделку пары ботинок с двух копеек до трех. Забастовка была ими выиграна. Изо дня в день, из года в нод, бердичевские рабочие вели упорную борьбу с хозяевами. Благодаря крепкой спайке между отдельными союзами, мужеству рабочих, не боявшихся многонедеольных голодовок во время забастовки, борьба эта была победоносна. Во всех ремеслах положение рабочих улучшилось; сапожники получавшие за пару обуви в 1900 г. две копейки, дружной борьбой и забастовками за каждую копейку довели в 1904 году оплату до 13 копеек; портные, вместо 1 р. 50 коп. в неделю, начали получать 6-7 рублей. Рабочий день сокращался, и в 1905 г. достиг 8 часов.
До самой революции не прекращалась ожесточённая борьба между рабочими и хозяевами. Это была классовая борьба. В ней еврейские и украинские рабочие выступали всегда вместе, их объединяли общие интересы: борьба, работа. Надо сказать, что и в противоположном лагере национальный вопрос решался весьма благополучно: евреи фабриканты и владельцы магазинов были в наилучших отношениях с полицмейстером, приставыами, жандармским ротмистром; попивали вместе чай, за чаем передавали власть имущим списки особенно активных рабочих, участников не только экономической, но и политической борьбы с царизмом. Представители власти не клали этих списков под сукно, - тюрьмы были всегда битком набиты.
В довоенные годы Бердичев являлся городом с развитой промышленностью и крупным торговым центром. Это объясняется тем, что Бердичев лежал на пересечении двух важных железнодорожных линий; Киев-Петербург и Киев-Ровно-Брест-Варшава. В старой части города можно видеть целые кварталы, занятые оптывыми складами: эти приземистые здания с одинаковыми железными воротами – дверьми выстроились как солдаты на смотру. Большинство из них теперь заперты на тяжелые замки, а когда-то в квартале царило оживление. Но после революции торголя умерла. С отделением Польши Бердичев потерял выгоды своего географического положения. Революция, меняющая судъды отдельных людей, меняет жизнь и лицо городов. Во дворце миллионера Рибушинского помещается студенческое общежитие, в Московском дворянском собрании – областной совет профсоюзов, в Английском клубе – музей Революции. Обитатели подвалов и чердаков переезжают “в этажи”. Жившие в этажах переселяются в менее удобные квартиры: кто в подвал, кто за город. То, что случилось во всех городах, пожалуй, наиболее резко и выпукло видно в Бердичеве. Хижины победили “дворцы”. Рабочая часть города – Пески, долгие годы упорно боровшаяся с бердичевским Бродвеем - Соборной площаью, - победила. Буржуазные квартиры давно заняты рабочими. Большие купеческие дома сверху донизу заселены рабочими: рабочие живут в кварталах своих бывших хозяев. Бердичев, как центр частной оптовой торговли, умер. Город, который до революции насчитывал сотни крупных оптовых торговых предприятий, со сферой проникновения далеко за пределы Украины, - по данным переписи 1926 года, имел лишь 13 торговцев, применявших наемную рабочую силу. Вместо многих сотен оптовиков и целых кварталов, занятых торговыми складами, - всего 13 лавочников с наемными приказчиками. Как отозваось уничтожение большого общественного слоя на жизни города? Может быть, со смертью торговцев умер и город? Нет, Город не умер, а зажил по-новому. Ведь, кроме торговцев, в Бердичеве был другой более многочисленный класс людей, класс производителей и полезный: рабочие и кустари. Купцы в годы революции сотнями покинули Бердичев. Численность населения во время империалистической войны составляла 76000 человек (правда от этой цифры надо откинуть 2-3 тысячи, приходивштхся на воинские части, и многочисленных сотрудников ставки главнокомандующего юго-заподного фронта); в 1923 году население составляло 43574 человека. Это значит, что за годы революции город покинуло около 20000 человек. Кто это за люди? Торговцы, фабриканты, люди не трудовых профессий, их матери, отцы, многочисленные родственники и дети. Куда бежали эти 20000 крыс с тонущего корабля? По большей части – за советскую границу: в Польшу, Литву, Северную и Южную Америки. Город претерпел кризис, а затем выздоровел и начал жить по-новому. Население начало расти, и расти уже не за счет торговцев, а трудового населения. В 1926 г. в Бердичеве уже 55613 жителей, а в нынешнем их число перевалило за 60000 человек. В городе имеется два больших сахарных завода (песочный и рафинадный) и кожевенный завод имени Ильича – самый крупный завод в СССР; есть кожевенный завод поменьше – “Спартак”, имеется машиностроительный завод, обслуживающий 13 сахарных заводов округа, многоэтажная паровыая мельница. Это, так сказать, предприятия республиканского значения. На них занято свыше 14 тысяч рабочих. Более мелких заводов и фабрик около 20; производится на них кирпаичи, гвозди, краски, клей, чугунное литье, мебель, пиво, конфеты и т.д. Очень важную роль в жизни города играют кустарные промысла, - в них занято около двух с половиной тысяч рабочих. Изделия бердичевских кустарей пользуются большим распространением: бердичевской мебелью снабжается ряд южных округов Украины, ботинки и сапоги носят рабочие Донбасса, окрашенную папиросную бумагу потребляет Москва и Ленинград, а лакированная кожа, выделываемая кустарями, завоевала ноги граждан среднеазиатских республик, настолько завоевала, что “азиаты” затеяли целую переписку, чтобы организовать переезд кустарей, производящих эти кожи, в Ташкент. Нужно ещё упомянуть о весьма живой организации “Комборбез” – Комитет по борьбе с безработицей. Комборбезом по городу организовано около 20 производственных объединений: фабрика гнутой мебели, кожевенно-посадочные мастерские, обувная фабрика, швейная и пр. В области народного образования и культурно-просветительной работы после революции имеются большие достижения. Старые духовные школы ушли в область преданий. Хедер сделался достояние истории. Нет ребе – учителя в традиционной ермолке. Еврейские школьники не разучивают больше нараспев мудрости талмуда. В городе имеется 16 школ соцвоса, 3 профшколы, агрошкола, в них учится 5217 детей, что составляет 90% всех детей школьного возраста. Организованы и учебные курсы повышенного типа – педагогический техникум, курсы по подготовке в вуз. Для рабочих, помимо школ ликвидации неграмотности, имеются 3 вечерних школы, из них две 2-й ступени, в которых учится 650 чел.; 3 года существует рабфак; есть вечерний рабочий университет. Большой интерес представляет собой еврейская агрошкола, единственное учебное заведение такого типа на всей Украине. У школы имеется 35 гектаров земли, засеваемой по всем правилам агронауки самими учащимися. Учится в школе 75 человек – дети еврейской бедноты Бердичевского, Проскуровского, Каменец-Подольского округов. Решительно все работы в поле, огороде, саду производятся самими учащихся. Успехи, достигнутые в постановке хозяйства школы, поистене разительны. Любопытный факт: окресные крестьяне в момент организации школы отнеслись к ней враждебно, но с большим скептицизмом, с юмором, так сказать: чахлые еврейские дети, сироты местечковых сапожников и портных казались совсем неподходящим народом для полевых работ. Но после того как агрошкола получила две награды на сельскохозяйственных выставках, удостоилвась на выставке денежной премии, - отношение крестьян к ней изменилось: крестьяне приезжают советываться со школьным агрономом, присматриваются к методам работы на школьных огородах и полях.
Таков “ужасный” город Бердичев, “притча во языцех” всех антисемитов-черносотенцев, “грязный еврейский город”, в котором венчался Бальзак, вызвав столь необдуманным поступком чрезвычайное удивление доктора Чебутыркина. Город, в котором почему-то считают неприличным родиться, учится и жить. Что же в итоге можно сказать об этом “нехорошем” городе? Что до революции это был город безмерно эксплуатируемых рабочих, - рабочих, в прошлом подчинявшихся своему рабскому ярму, а потом в течение 25 лет боровшихся без страха и отступлений с хозяевами; после революции не стало фабрикантов и оптовых торговцев, и Бердичев превратился в город рабочих и кустарей. В Париже есть пышный монумент: памятник неизвестному солдату, безименной жертве мировой войны капиталистов. В Бердичеве есть более великий памятник, правдв, как произведение искусства он стоит немного: простой серый камень, лежит на маленьком, огороженном решоткой пространстве городской площади; под этим камнем братская могила красноармейцев, погибших при взятии города. Там лежат бердичевские рабочие, добровольцы: поляки, евреи, украинцы; красноармейцы Интернационального полка: латыши, мадьяры, китайцы: лежат там и кавалеристы 3-го кавалерийского полка: тульские, калужские и брянские крестьяне. Это великий памятник Интернационала. Мы советуем гражданам, не уяснившим себе до сих пор национального вопроса, постоять немного у интернациональной могилы, - может быть, они поймут, что сила классовой солидарности, связавшая этих людей в одно целое, заставлявшая их вместе боротся и вместе умереть, есть единственная сила, которая может и должна соединять трудящихся всех национальностей.
Очерк В. Гроссмана
Всякий антисемит, услыша слово “Бердичев”, ухмыляется.
Бердичев – синоним еврейской торговой буржуазии, гнездо спекулянтов, - город, где живут торговлей и обманом. Охотнорядцы и сухаревцы любят склонять это слово при каждом случае. В трамвае, или торгуясь с покупателем-евреем, охотнорядец говорит: “Не толкайтесь, тут вам не Бердичев; нечего, в Бердичеве будешь торговаться”. Дурной славой пользуется город Бердичев среди охотнорядцев. Да что охотнорядцы! Чеховский доктор Чебутыкин, господин вполне интелегентный, с ужасом восклицает: “Бальзак венчался в Бердичеве, Бальзак венчался в Бердичеве!” Доктора поразило: Бальзак, гениальный писатель (кстати, вряд ли высоко-интелегентный доктор читал его произведения, так как сам признавался, что, кроме газет, ничего не читает) – и вдруг венчался в грязном смешном городе Бердичеве. “Даже запишу” – сказал доктор, вынул записную книжечку и записал.
Что знал доктор о Бердичеве? – Что Бальзак там венчался.
Что знает о Бердичеве охотнорядец антисемит? – Что это “ихняя столица”.
Что знает о Бердичеве всякий склонный к антисемизму? – Что это город торговцев и спекулянтов.
Что знает о Бердичеве просто гражданин? Ничего не знает, кроме того, что родился в Бердичеве, венчался там, либо прожить год или два, - вещь, о которой вслух рассказывать не стоит. “Откуда ваша жена родом?” – “Да так, знаете ли, из Киевской губернии”…
“Просто гражданам” надо рассказать о Бердичеве. Пусть знают, что город этот – вполне хороший честный советский город, ничуть не хуже Уфы или Волокаламска.
Находясь на пересечении двух торговых путей, на так называемом “Черном Шляху”, Бердичев начал развиваться как городское поселение. Литва, Польша, Киев, Черное море – были связаны дорогой, идущей через Бердичев. Католические монахи – “босые кармелиты” – построили крепость – монастырь, защищавшую город от татарских набегов. Бердичев рос. К концу ХІХ столетия в Бердичеве было около 60 тысяч человек населения. Оно состояло из украинских, польских и еврейских рабочих, католических монахов, крупных польских помещиков и торговцев. До войны Бердичев представлял собой крупный центр оптовой торговли мануфактурой и кожей.
По национальному составу населения в Бердичеве преобладают евреи. Это, кажется единственное, что твердо известно о Бердичеве каждому “механическому гражданину”.
В дореволюционное время условия жизни рабочих были чрезвычайно тяжелы. Старые рабочие рассказывают такие жуткие подробности об эксплуатации их хозяивами, что так и кажется, что это было на каторжных работах в далёкие прошлые века. В таких условиях работали вместе сотни еврейских, русских, польских рабочих, работали на сапожных фабриках, в портняжных мастерских, на мелких металло – фабриках, в мастерских гнутой меьели.
Былали между рабочими национальная рознь? Не была и не могла быть. В 90-х годах появились в Бердичеве революционеры – агитаторы; рабочие начали объединяться в нелегальные союзы: в пользу союза отчислялось 5 копеек с рубля. Началась упорная борьба за повышение заработной платы и сокращение рабочего дня. Первую забастовку устроили сапожники в 1901 году: они требовали 12-часового рабочего дня и повышения оплаты труда за выделку пары ботинок с двух копеек до трех. Забастовка была ими выиграна. Изо дня в день, из года в нод, бердичевские рабочие вели упорную борьбу с хозяевами. Благодаря крепкой спайке между отдельными союзами, мужеству рабочих, не боявшихся многонедеольных голодовок во время забастовки, борьба эта была победоносна. Во всех ремеслах положение рабочих улучшилось; сапожники получавшие за пару обуви в 1900 г. две копейки, дружной борьбой и забастовками за каждую копейку довели в 1904 году оплату до 13 копеек; портные, вместо 1 р. 50 коп. в неделю, начали получать 6-7 рублей. Рабочий день сокращался, и в 1905 г. достиг 8 часов.
До самой революции не прекращалась ожесточённая борьба между рабочими и хозяевами. Это была классовая борьба. В ней еврейские и украинские рабочие выступали всегда вместе, их объединяли общие интересы: борьба, работа. Надо сказать, что и в противоположном лагере национальный вопрос решался весьма благополучно: евреи фабриканты и владельцы магазинов были в наилучших отношениях с полицмейстером, приставыами, жандармским ротмистром; попивали вместе чай, за чаем передавали власть имущим списки особенно активных рабочих, участников не только экономической, но и политической борьбы с царизмом. Представители власти не клали этих списков под сукно, - тюрьмы были всегда битком набиты.
В довоенные годы Бердичев являлся городом с развитой промышленностью и крупным торговым центром. Это объясняется тем, что Бердичев лежал на пересечении двух важных железнодорожных линий; Киев-Петербург и Киев-Ровно-Брест-Варшава. В старой части города можно видеть целые кварталы, занятые оптывыми складами: эти приземистые здания с одинаковыми железными воротами – дверьми выстроились как солдаты на смотру. Большинство из них теперь заперты на тяжелые замки, а когда-то в квартале царило оживление. Но после революции торголя умерла. С отделением Польши Бердичев потерял выгоды своего географического положения. Революция, меняющая судъды отдельных людей, меняет жизнь и лицо городов. Во дворце миллионера Рибушинского помещается студенческое общежитие, в Московском дворянском собрании – областной совет профсоюзов, в Английском клубе – музей Революции. Обитатели подвалов и чердаков переезжают “в этажи”. Жившие в этажах переселяются в менее удобные квартиры: кто в подвал, кто за город. То, что случилось во всех городах, пожалуй, наиболее резко и выпукло видно в Бердичеве. Хижины победили “дворцы”. Рабочая часть города – Пески, долгие годы упорно боровшаяся с бердичевским Бродвеем - Соборной площаью, - победила. Буржуазные квартиры давно заняты рабочими. Большие купеческие дома сверху донизу заселены рабочими: рабочие живут в кварталах своих бывших хозяев. Бердичев, как центр частной оптовой торговли, умер. Город, который до революции насчитывал сотни крупных оптовых торговых предприятий, со сферой проникновения далеко за пределы Украины, - по данным переписи 1926 года, имел лишь 13 торговцев, применявших наемную рабочую силу. Вместо многих сотен оптовиков и целых кварталов, занятых торговыми складами, - всего 13 лавочников с наемными приказчиками. Как отозваось уничтожение большого общественного слоя на жизни города? Может быть, со смертью торговцев умер и город? Нет, Город не умер, а зажил по-новому. Ведь, кроме торговцев, в Бердичеве был другой более многочисленный класс людей, класс производителей и полезный: рабочие и кустари. Купцы в годы революции сотнями покинули Бердичев. Численность населения во время империалистической войны составляла 76000 человек (правда от этой цифры надо откинуть 2-3 тысячи, приходивштхся на воинские части, и многочисленных сотрудников ставки главнокомандующего юго-заподного фронта); в 1923 году население составляло 43574 человека. Это значит, что за годы революции город покинуло около 20000 человек. Кто это за люди? Торговцы, фабриканты, люди не трудовых профессий, их матери, отцы, многочисленные родственники и дети. Куда бежали эти 20000 крыс с тонущего корабля? По большей части – за советскую границу: в Польшу, Литву, Северную и Южную Америки. Город претерпел кризис, а затем выздоровел и начал жить по-новому. Население начало расти, и расти уже не за счет торговцев, а трудового населения. В 1926 г. в Бердичеве уже 55613 жителей, а в нынешнем их число перевалило за 60000 человек. В городе имеется два больших сахарных завода (песочный и рафинадный) и кожевенный завод имени Ильича – самый крупный завод в СССР; есть кожевенный завод поменьше – “Спартак”, имеется машиностроительный завод, обслуживающий 13 сахарных заводов округа, многоэтажная паровыая мельница. Это, так сказать, предприятия республиканского значения. На них занято свыше 14 тысяч рабочих. Более мелких заводов и фабрик около 20; производится на них кирпаичи, гвозди, краски, клей, чугунное литье, мебель, пиво, конфеты и т.д. Очень важную роль в жизни города играют кустарные промысла, - в них занято около двух с половиной тысяч рабочих. Изделия бердичевских кустарей пользуются большим распространением: бердичевской мебелью снабжается ряд южных округов Украины, ботинки и сапоги носят рабочие Донбасса, окрашенную папиросную бумагу потребляет Москва и Ленинград, а лакированная кожа, выделываемая кустарями, завоевала ноги граждан среднеазиатских республик, настолько завоевала, что “азиаты” затеяли целую переписку, чтобы организовать переезд кустарей, производящих эти кожи, в Ташкент. Нужно ещё упомянуть о весьма живой организации “Комборбез” – Комитет по борьбе с безработицей. Комборбезом по городу организовано около 20 производственных объединений: фабрика гнутой мебели, кожевенно-посадочные мастерские, обувная фабрика, швейная и пр. В области народного образования и культурно-просветительной работы после революции имеются большие достижения. Старые духовные школы ушли в область преданий. Хедер сделался достояние истории. Нет ребе – учителя в традиционной ермолке. Еврейские школьники не разучивают больше нараспев мудрости талмуда. В городе имеется 16 школ соцвоса, 3 профшколы, агрошкола, в них учится 5217 детей, что составляет 90% всех детей школьного возраста. Организованы и учебные курсы повышенного типа – педагогический техникум, курсы по подготовке в вуз. Для рабочих, помимо школ ликвидации неграмотности, имеются 3 вечерних школы, из них две 2-й ступени, в которых учится 650 чел.; 3 года существует рабфак; есть вечерний рабочий университет. Большой интерес представляет собой еврейская агрошкола, единственное учебное заведение такого типа на всей Украине. У школы имеется 35 гектаров земли, засеваемой по всем правилам агронауки самими учащимися. Учится в школе 75 человек – дети еврейской бедноты Бердичевского, Проскуровского, Каменец-Подольского округов. Решительно все работы в поле, огороде, саду производятся самими учащихся. Успехи, достигнутые в постановке хозяйства школы, поистене разительны. Любопытный факт: окресные крестьяне в момент организации школы отнеслись к ней враждебно, но с большим скептицизмом, с юмором, так сказать: чахлые еврейские дети, сироты местечковых сапожников и портных казались совсем неподходящим народом для полевых работ. Но после того как агрошкола получила две награды на сельскохозяйственных выставках, удостоилвась на выставке денежной премии, - отношение крестьян к ней изменилось: крестьяне приезжают советываться со школьным агрономом, присматриваются к методам работы на школьных огородах и полях.
Таков “ужасный” город Бердичев, “притча во языцех” всех антисемитов-черносотенцев, “грязный еврейский город”, в котором венчался Бальзак, вызвав столь необдуманным поступком чрезвычайное удивление доктора Чебутыркина. Город, в котором почему-то считают неприличным родиться, учится и жить. Что же в итоге можно сказать об этом “нехорошем” городе? Что до революции это был город безмерно эксплуатируемых рабочих, - рабочих, в прошлом подчинявшихся своему рабскому ярму, а потом в течение 25 лет боровшихся без страха и отступлений с хозяевами; после революции не стало фабрикантов и оптовых торговцев, и Бердичев превратился в город рабочих и кустарей. В Париже есть пышный монумент: памятник неизвестному солдату, безименной жертве мировой войны капиталистов. В Бердичеве есть более великий памятник, правдв, как произведение искусства он стоит немного: простой серый камень, лежит на маленьком, огороженном решоткой пространстве городской площади; под этим камнем братская могила красноармейцев, погибших при взятии города. Там лежат бердичевские рабочие, добровольцы: поляки, евреи, украинцы; красноармейцы Интернационального полка: латыши, мадьяры, китайцы: лежат там и кавалеристы 3-го кавалерийского полка: тульские, калужские и брянские крестьяне. Это великий памятник Интернационала. Мы советуем гражданам, не уяснившим себе до сих пор национального вопроса, постоять немного у интернациональной могилы, - может быть, они поймут, что сила классовой солидарности, связавшая этих людей в одно целое, заставлявшая их вместе боротся и вместе умереть, есть единственная сила, которая может и должна соединять трудящихся всех национальностей.
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
К 100-летию со дня рождения
Тернистый путь к славе
12 декабря 1905 г. в Бердичеве у Соломона Гроссмана родился мальчик, которого назвали библейским именем Иосиф. Отец – химик, мать – преподаватель французского, дома на идиш не разговаривали. Няне привычнее было звать ребенка Васей, а не Осей. Cпустя годы в литературе он стал известен как Василий Гроссман. Не случайно первый его расказ, опубликованный в 1934 г. и высоко оцененный Горьким, Бабелем и Булгаковым, назван «В городе Бердичеве». В литературу Гроссман пришел, пережив Гражданскую войну и разруху. В 1929 г., окончив химический факультет МГУ, он едет работать в Донбасс, но заболевает туберкулезом и возвращается в Москву. Творческий путь его начинался удачно: десять рассказов, две повести, сборники, а в 1937 г. Василий Гроссман был принят в Союз писателей. Затем он создает роман «Степан Кольчугин» – о революции в России, представленный к Государственной премии, но вычеркнутый из списка Сталиным.
Внешне Гроссман вел себя как типичный советский конформист: писал в традиционном духе соцреализма. Может быть, поэтому до определенного момента ему везло: ведь трижды он был на грани ареста. Прозревал долго и мучительно, пока не пришел к радикальным выводам.
Война круто изменила жизнь писателя. Освобожденный по болезни от армии, он добровольно едет на фронт корреспондентом «Красной звезды» и все четыре года находится в гуще событий. Его очерками и статьями зачитывались на фронте и в тылу, их печатали в союзных странах.
Летом 1942 г. появляется первое в советской литературе крупное сочинение об этой войне – повесть Гроссмана «Народ бессмертен», которая была выдвинута на Сталинскую премию и вновь отвергнута привередливым вождем. Заслуги писателя не оградили его от критики в связи с пьесой, названной в прессе «реакционной» и «упадочнической». Накопленный в годы войны уникальный опыт Гроссман использовал в работе над самым своим значительным произведением – дилогией «За правое дело» и «Жизнь и судьба».
Роман «За правое дело» был опубликован в 1952 г., а вскоре в «Правде» появилась погромная статья, в которой писателю инкриминировалось принижение роли партии, русского народа, рабочего класса в победе над Германией. Он обратился с письмом к Сталину с просьбой пересмотреть несправедливую оценку книги, но ответа не последовало. Лишь после смерти «отца народов» ее отдельное издание стало возможным в урезанном виде.
Между тем Фадеев, Твардовский, Симонов, также обращавшиеся к теме войны, высоко оценили это произведение. Даже Шолохов, задумавший создать «Они сражались за Родину», сказал: «Лучше Гроссмана о войне не напишешь, а хуже писать не хочется».
Обе книги дилогии объединены идеей всенародной защиты отечества, чья судьба решалась в Сталинградском сражении. Читая их, невольно вспоминаешь роман «Война и мир». Подобно Л. Толстому, В. Гроссман стремился раскрыть военные события как можно объемнее и на их фоне показать судьбы своих персонажей. Фронт и тыл, солдаты и офицеры Красной армии и вермахта, рабочие и ученые, комиссары и гестаповцы – такова историческая панорама, в которой каждая деталь подана удивительно верно. Масштабность книги не помешала писателю уделить пристальное внимание мыслям, чувствам, поступкам персонажей. В этом он следует традиционным для русской литературы человечности и историзму. То, что оппоненты Гроссмана именовали «бесплодным философствованием», свидетельствует о таланте и мудрости художника-мыслителя. В центре размышлений автора и его героев извечные проблемы добра и зла, государства и личности, свободы и рабства, политики и морали. В самом названии и содержании романа переплетаются «жизнь» и «судьба». Жизнь для писателя символизирует свободу личности, а в судьбе воплощена ее зависимость от внешних сил. Но хотя «судьба ведет человека, он идет, потому что хочет, и он волен не хотеть». Мы несем ответственность за себя перед собой и другими, и в этом проявляется совесть. «Главная беда наша в том, что мы живем не по совести, – размышляет в романе Штрум. – Мы говорим не то, что думаем, чувствуем одно, а делаем другое».
Судьба второй части дилогии сложилась трагически. «Жизнь и судьба» завершена в 1960 г. и передана в журнал «Знамя». Руководители Союза писателей и редакция вынесли приговор: это произведение политически и идеологически вредное; автору предложено «изъять из обращения все его экземпляры и не допустить, чтобы они попали в руки врагов».
В ожидании ареста писатель передал текст верным друзьям. В квартире произвели обыск, найденные рукописи и черновики конфисковали. В письме на имя Хрущева Гроссман заявил: «Эта книга мне так же дорога, как отцу дороги его честные дети... Нет смысла, нет правды в нынешнем положении – в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал жизнь, находится в тюрьме. Ведь я ее написал, ведь я не отрекаюсь от нее». Ответом было высокомерное молчание, и лишь спустя несколько месяцев Суслов подтвердил, что о публикации романа не может быть речи. Тайно вывезенная на запад, рукопись в 1980 г. с помощью В. Войновича, А. Сахарова, Е. Боннэр была опубликована в Лозанне, в 1983 г. благодаря С. Маркишу и Е. Эткинду – в Париже, а спустя еще пять лет издана на родине писателя.
Тернистый путь к славе
12 декабря 1905 г. в Бердичеве у Соломона Гроссмана родился мальчик, которого назвали библейским именем Иосиф. Отец – химик, мать – преподаватель французского, дома на идиш не разговаривали. Няне привычнее было звать ребенка Васей, а не Осей. Cпустя годы в литературе он стал известен как Василий Гроссман. Не случайно первый его расказ, опубликованный в 1934 г. и высоко оцененный Горьким, Бабелем и Булгаковым, назван «В городе Бердичеве». В литературу Гроссман пришел, пережив Гражданскую войну и разруху. В 1929 г., окончив химический факультет МГУ, он едет работать в Донбасс, но заболевает туберкулезом и возвращается в Москву. Творческий путь его начинался удачно: десять рассказов, две повести, сборники, а в 1937 г. Василий Гроссман был принят в Союз писателей. Затем он создает роман «Степан Кольчугин» – о революции в России, представленный к Государственной премии, но вычеркнутый из списка Сталиным.
Внешне Гроссман вел себя как типичный советский конформист: писал в традиционном духе соцреализма. Может быть, поэтому до определенного момента ему везло: ведь трижды он был на грани ареста. Прозревал долго и мучительно, пока не пришел к радикальным выводам.
Война круто изменила жизнь писателя. Освобожденный по болезни от армии, он добровольно едет на фронт корреспондентом «Красной звезды» и все четыре года находится в гуще событий. Его очерками и статьями зачитывались на фронте и в тылу, их печатали в союзных странах.
Летом 1942 г. появляется первое в советской литературе крупное сочинение об этой войне – повесть Гроссмана «Народ бессмертен», которая была выдвинута на Сталинскую премию и вновь отвергнута привередливым вождем. Заслуги писателя не оградили его от критики в связи с пьесой, названной в прессе «реакционной» и «упадочнической». Накопленный в годы войны уникальный опыт Гроссман использовал в работе над самым своим значительным произведением – дилогией «За правое дело» и «Жизнь и судьба».
Роман «За правое дело» был опубликован в 1952 г., а вскоре в «Правде» появилась погромная статья, в которой писателю инкриминировалось принижение роли партии, русского народа, рабочего класса в победе над Германией. Он обратился с письмом к Сталину с просьбой пересмотреть несправедливую оценку книги, но ответа не последовало. Лишь после смерти «отца народов» ее отдельное издание стало возможным в урезанном виде.
Между тем Фадеев, Твардовский, Симонов, также обращавшиеся к теме войны, высоко оценили это произведение. Даже Шолохов, задумавший создать «Они сражались за Родину», сказал: «Лучше Гроссмана о войне не напишешь, а хуже писать не хочется».
Обе книги дилогии объединены идеей всенародной защиты отечества, чья судьба решалась в Сталинградском сражении. Читая их, невольно вспоминаешь роман «Война и мир». Подобно Л. Толстому, В. Гроссман стремился раскрыть военные события как можно объемнее и на их фоне показать судьбы своих персонажей. Фронт и тыл, солдаты и офицеры Красной армии и вермахта, рабочие и ученые, комиссары и гестаповцы – такова историческая панорама, в которой каждая деталь подана удивительно верно. Масштабность книги не помешала писателю уделить пристальное внимание мыслям, чувствам, поступкам персонажей. В этом он следует традиционным для русской литературы человечности и историзму. То, что оппоненты Гроссмана именовали «бесплодным философствованием», свидетельствует о таланте и мудрости художника-мыслителя. В центре размышлений автора и его героев извечные проблемы добра и зла, государства и личности, свободы и рабства, политики и морали. В самом названии и содержании романа переплетаются «жизнь» и «судьба». Жизнь для писателя символизирует свободу личности, а в судьбе воплощена ее зависимость от внешних сил. Но хотя «судьба ведет человека, он идет, потому что хочет, и он волен не хотеть». Мы несем ответственность за себя перед собой и другими, и в этом проявляется совесть. «Главная беда наша в том, что мы живем не по совести, – размышляет в романе Штрум. – Мы говорим не то, что думаем, чувствуем одно, а делаем другое».
Судьба второй части дилогии сложилась трагически. «Жизнь и судьба» завершена в 1960 г. и передана в журнал «Знамя». Руководители Союза писателей и редакция вынесли приговор: это произведение политически и идеологически вредное; автору предложено «изъять из обращения все его экземпляры и не допустить, чтобы они попали в руки врагов».
В ожидании ареста писатель передал текст верным друзьям. В квартире произвели обыск, найденные рукописи и черновики конфисковали. В письме на имя Хрущева Гроссман заявил: «Эта книга мне так же дорога, как отцу дороги его честные дети... Нет смысла, нет правды в нынешнем положении – в моей физической свободе, когда книга, которой я отдал жизнь, находится в тюрьме. Ведь я ее написал, ведь я не отрекаюсь от нее». Ответом было высокомерное молчание, и лишь спустя несколько месяцев Суслов подтвердил, что о публикации романа не может быть речи. Тайно вывезенная на запад, рукопись в 1980 г. с помощью В. Войновича, А. Сахарова, Е. Боннэр была опубликована в Лозанне, в 1983 г. благодаря С. Маркишу и Е. Эткинду – в Париже, а спустя еще пять лет издана на родине писателя.
Михаил-52- Почётный Бердичевлянин
- Возраст : 72
Страна : Город : Нью-Йорк
Район проживания : Качановка (ул. Косогоркая,2) и ул.Ново-Ивановская
Место учёбы, работы. : школа №2, Бердичевский маш. техникум
Дата регистрации : 2008-02-11 Количество сообщений : 571
Репутация : 334
Re: Василий Гроссман
Вечный еврейский вопрос
Гроссман – интернационалист по образу мыслей и жизни, русский интеллигент по воспитанию и образованию, языку общения и литературной деятельности. Вместе с тем он не чурался своей национальности: еврейская тема постоянно звучит в его творчестве. Вряд ли кто другой из советских авторов, кроме писавших на идиш, так часто упоминал в своих произведениях еврейские имена, когда это считалось «непристойным». С какой теплотой изображает Гроссман местечковый быт и нравы, как рельефно рисует колоритные образы евреев!
Хаим Магазинник, его жена Бейла и акушерка Розалия Самойловна, рискуя собой, заботливо опекают беременную женщину-комиссара в оставляемом красными Бердичеве. А деликатный, всеми уважаемый Борис Исаакович («Старый учитель»), скромный инженер Давид Кругляк, сохранивший верность друзьям («Фосфор»)?!
Но Гроссман не идеализирует соплеменников, раскрывая их сложные, порой противоречивые характеры. Фанатичный Лев Меклер, поступившись природной добротой ради победы «мировой революции», засадил в тюрьму родного отца («Всё течет»). Комиссар Берман из карьеристских побуждений готов отдать под суд еврея, обругавшего однополчанина за антисемитскую выходку, а Виктор Штрум, отказавшись от публичного покаяния в своих мнимых грехах, ставит подпись под «коллективным осуждением» безвинных коллег («Жизнь и судьба»).
Постигшая еврейство Катастрофа потрясла Гроссмана, побудив в художественной форме исследовать антисемитизм как социальный феномен, прежде всего его фашистскую разновидность. Особенно впечатляют сцены поголовного истребления евреев, увиденные глазами Анны Семеновны Штрум, попавшей в гетто.
Он первым из журналистов написал репортаж о Треблинке с ее изуверской технологией истязания и убиения людей. Этот страшной силы документ был представлен на Нюрнбергском процессе и вошел в «Черную книгу», созданную Гроссманом вместе с Эренбургом. В романе «Жизнь и судьба» автор рассказал о военвраче Софье Левинтон, вместе с малышом Давидом и сотнями других узников гибнущей в газовой камере. В мировой литературе трудно найти аналог этой жуткой картины, от которой буквально стынет кровь.
На горьком опыте Гроссман убедился, что антисемитизм настолько глубоко и широко укоренился, что изжить его в ближайшей перспективе невозможно. Став свидетелем преследования «космополитов» и «сионистов», дела врачей, расправы с Михоэлсом и всей еврейской культурой, он впервые в Советском Союзе заговорил об этом открыто. Писатель исследовал разные формы антисемитизма – от бытового до партийно-государственного, от биологического до идеологического, от тщательно маскируемого до нагло демонстрируемого. Причины их он видит, в частности, в бездарности и зависти тех, кто свои поражения и беды пытается объяснить «кознями еврейства». Трагедия еврейского народа, перипетии личной судьбы лишь укрепили в Гроссмане собственное достоинство и национальное самосознание. В одном из последних произведений – «Добро вам!» – он с благодарностью вспоминает слова уважения армян, «обращенные к евреям, к их трудолюбию, уму. И старики убежденно называли еврейский народ “великим народом”». Редакторы потребовали от автора убрать это место из текста, но он отказался, и очерк при его жизни не был опубликован. Гроссман и здесь остался верным своим благородным принципам.
Гроссман – интернационалист по образу мыслей и жизни, русский интеллигент по воспитанию и образованию, языку общения и литературной деятельности. Вместе с тем он не чурался своей национальности: еврейская тема постоянно звучит в его творчестве. Вряд ли кто другой из советских авторов, кроме писавших на идиш, так часто упоминал в своих произведениях еврейские имена, когда это считалось «непристойным». С какой теплотой изображает Гроссман местечковый быт и нравы, как рельефно рисует колоритные образы евреев!
Хаим Магазинник, его жена Бейла и акушерка Розалия Самойловна, рискуя собой, заботливо опекают беременную женщину-комиссара в оставляемом красными Бердичеве. А деликатный, всеми уважаемый Борис Исаакович («Старый учитель»), скромный инженер Давид Кругляк, сохранивший верность друзьям («Фосфор»)?!
Но Гроссман не идеализирует соплеменников, раскрывая их сложные, порой противоречивые характеры. Фанатичный Лев Меклер, поступившись природной добротой ради победы «мировой революции», засадил в тюрьму родного отца («Всё течет»). Комиссар Берман из карьеристских побуждений готов отдать под суд еврея, обругавшего однополчанина за антисемитскую выходку, а Виктор Штрум, отказавшись от публичного покаяния в своих мнимых грехах, ставит подпись под «коллективным осуждением» безвинных коллег («Жизнь и судьба»).
Постигшая еврейство Катастрофа потрясла Гроссмана, побудив в художественной форме исследовать антисемитизм как социальный феномен, прежде всего его фашистскую разновидность. Особенно впечатляют сцены поголовного истребления евреев, увиденные глазами Анны Семеновны Штрум, попавшей в гетто.
Он первым из журналистов написал репортаж о Треблинке с ее изуверской технологией истязания и убиения людей. Этот страшной силы документ был представлен на Нюрнбергском процессе и вошел в «Черную книгу», созданную Гроссманом вместе с Эренбургом. В романе «Жизнь и судьба» автор рассказал о военвраче Софье Левинтон, вместе с малышом Давидом и сотнями других узников гибнущей в газовой камере. В мировой литературе трудно найти аналог этой жуткой картины, от которой буквально стынет кровь.
На горьком опыте Гроссман убедился, что антисемитизм настолько глубоко и широко укоренился, что изжить его в ближайшей перспективе невозможно. Став свидетелем преследования «космополитов» и «сионистов», дела врачей, расправы с Михоэлсом и всей еврейской культурой, он впервые в Советском Союзе заговорил об этом открыто. Писатель исследовал разные формы антисемитизма – от бытового до партийно-государственного, от биологического до идеологического, от тщательно маскируемого до нагло демонстрируемого. Причины их он видит, в частности, в бездарности и зависти тех, кто свои поражения и беды пытается объяснить «кознями еврейства». Трагедия еврейского народа, перипетии личной судьбы лишь укрепили в Гроссмане собственное достоинство и национальное самосознание. В одном из последних произведений – «Добро вам!» – он с благодарностью вспоминает слова уважения армян, «обращенные к евреям, к их трудолюбию, уму. И старики убежденно называли еврейский народ “великим народом”». Редакторы потребовали от автора убрать это место из текста, но он отказался, и очерк при его жизни не был опубликован. Гроссман и здесь остался верным своим благородным принципам.
М. EРЕНБУРГ, Д. ШИМАНОВСКИЙ
Михаил-52- Почётный Бердичевлянин
- Возраст : 72
Страна : Город : Нью-Йорк
Район проживания : Качановка (ул. Косогоркая,2) и ул.Ново-Ивановская
Место учёбы, работы. : школа №2, Бердичевский маш. техникум
Дата регистрации : 2008-02-11 Количество сообщений : 571
Репутация : 334
Re: Василий Гроссман
Мемориальная доска на доме по улице Шевченко 14,
где жил Василий Семенович Гроссман.
Мемориальная доска, установленная на доме в Донецке,
где работал Василий Семенович Гроссман.
И еще фотографии Василия Семеновича Гроссмана,
одного из моих любимых писателей.
Последний раз редактировалось: Sem.V. (Вс 23 Авг - 21:50:46), всего редактировалось 4 раз(а) (Обоснование : РАЗБРОС СООБЩЕНИЙ !!!)
Sem.V.- Почётный Бердичевлянин
- Возраст : 88
Страна : Город : г.Акко
Район проживания : Ул. К.Либкнехта, Маяковского, Н.Ивановская, Сестер Сломницких
Место учёбы, работы. : ж/д школа, маштехникум, институт, з-д Прогресс
Дата регистрации : 2008-09-06 Количество сообщений : 666
Репутация : 695
Re: Василий Гроссман
Смотрите Фильм Коммисар (1967)
По мотивам рассказа Василия Гроссмана "В городе Бердичеве" вот текст (http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/r_berdichew.txt).
Женщина-комиссар по фамилии Вавилова вынуждена на время оставить свой
отряд. Ей предстоит родить ребенка… Поселившись в многодетной еврейской
семье мелкого ремесленника и наблюдая повседневный быт этих бедных, но
отзывчивых людей, мадам Вавилова, как ее называет хозяин дома Ефим
Магазанник, открывает для себя мир неизведанных доселе человеческих
радостей, счастье материнства и семейной жизни. Но вскоре ей предстоит
возвращение к военным будням, и она оставляет новорожденного сына новым
знакомым…
Картина многослойна. Она о судьбе еврейской семьи с трогательными
деталями ее местечкового быта, о страшном крушении материнства под
давлением Идеи и Долга, о трагизме братоубийственной войны...
Впервые в кино пронзительно прозвучала тема Холокоста.
Запрещенный советской цензурой шедевр поэтического, философского
кинематографа спустя 20 лет триумфально обошел мировые экраны и
является одним из самых знаменитых отечественных фильмов!
=======================================
Смотри фильм тут
http://www.mefeedia.com/feeds/92636/videos-related-to-epson-artisan-810-all-in-one-product-overview/newest/3
06/06/09
По мотивам рассказа Василия Гроссмана "В городе Бердичеве" вот текст (http://lib.ru/PROZA/GROSSMAN/r_berdichew.txt).
Женщина-комиссар по фамилии Вавилова вынуждена на время оставить свой
отряд. Ей предстоит родить ребенка… Поселившись в многодетной еврейской
семье мелкого ремесленника и наблюдая повседневный быт этих бедных, но
отзывчивых людей, мадам Вавилова, как ее называет хозяин дома Ефим
Магазанник, открывает для себя мир неизведанных доселе человеческих
радостей, счастье материнства и семейной жизни. Но вскоре ей предстоит
возвращение к военным будням, и она оставляет новорожденного сына новым
знакомым…
Картина многослойна. Она о судьбе еврейской семьи с трогательными
деталями ее местечкового быта, о страшном крушении материнства под
давлением Идеи и Долга, о трагизме братоубийственной войны...
Впервые в кино пронзительно прозвучала тема Холокоста.
Запрещенный советской цензурой шедевр поэтического, философского
кинематографа спустя 20 лет триумфально обошел мировые экраны и
является одним из самых знаменитых отечественных фильмов!
=======================================
Смотри фильм тут
http://www.mefeedia.com/feeds/92636/videos-related-to-epson-artisan-810-all-in-one-product-overview/newest/3
06/06/09
Wainapel- Студент
- Возраст : 74
Страна : Район проживания : Ул. Свердлова 2 кв. 10
Дата регистрации : 2009-10-20 Количество сообщений : 50
Репутация : 64
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
Люк Гардинг | The Guardian
Василий Гроссман, величайший летописец России, у русских не в моде
Россия проводит самые грандиозные парады по случаю разгрома нацистов, но поворачивается спиной к писателю, который был свидетелем этих событий, пишет The Guardian о Василии Гроссмане. Когда немцы вторглись в СССР, Гроссман отправился на фронт в качестве корреспондента "Красной звезды" и во время отступления несколько раз чудом избежал гибели или плена, повествует корреспондент Люк Гардинг. Он также стал очевидцем Сталинградской битвы и вместе с советской армией дошел до Берлина.
Дочь Гроссмана, Екатерина Короткова-Гроссман, в начале войны отдыхала в пионерском лагере, а затем вместе с матерью и сестрой еле успела бежать из Киева. Как она поведала, в Днепропетровске их нагнала наступающая немецкая армия, пришлось переходить через мост под обстрелом и бомбежкой.
На этой неделе Москва устраивает крупнейший в истории парад 9 мая по случаю 65-летия победы. "Но эти торжества омрачены обвинениями в историческом ревизионизме, особенно по вопросу о том, какова была, если вообще была, роль Иосифа Сталина в победе", - пишет автор. По данным газеты, последние 10 лет Кремль проводит тонкую кампанию реабилитации Сталина, позиционируя его не как убийцу, но как великого и успешного лидера времен войны, дабы возродить статус сверхдержавы.
Но не все одобряют возвращение Сталина, подчеркивает газета. Екатерина Васильевна Короткова-Гроссман в интервью изданию заметила, что Сталин напрасно поверил Гитлеру и в результате СССР не был готов к нападению вермахта. "Победа СССР не была персональным достижением Сталина", - добавила она.
В Великобритании на этой неделе выйдет новым изданием последний шедевр Гроссмана, повесть "Все течет". Будут также изданы рассказы Гроссмана, а в 2011 году BBC станет транслировать радиоверсию "Жизни и судьбы". В последние годы известность Гроссмана на Западе растет, пишет газета. "В России Гроссман теперь не в моде. Его главные темы - уничтожение евреев, голод на Украине, ГУЛАГ, репрессии, пособничество советских граждан немцам - по-прежнему не сочетаются с героической кремлевской версией истории", - пишет газета. В 1961 году КГБ конфисковал рукопись "Жизни и судьбы", что стало для Гроссмана тяжелым ударом, но писатель до самой своей смерти в 1964 году надеялся, что роман найдет своего читателя. Он никогда не терял веры в людей, заметила Екатерина.
Источник: The Guardian
Василий Гроссман, величайший летописец России, у русских не в моде
Россия проводит самые грандиозные парады по случаю разгрома нацистов, но поворачивается спиной к писателю, который был свидетелем этих событий, пишет The Guardian о Василии Гроссмане. Когда немцы вторглись в СССР, Гроссман отправился на фронт в качестве корреспондента "Красной звезды" и во время отступления несколько раз чудом избежал гибели или плена, повествует корреспондент Люк Гардинг. Он также стал очевидцем Сталинградской битвы и вместе с советской армией дошел до Берлина.
Дочь Гроссмана, Екатерина Короткова-Гроссман, в начале войны отдыхала в пионерском лагере, а затем вместе с матерью и сестрой еле успела бежать из Киева. Как она поведала, в Днепропетровске их нагнала наступающая немецкая армия, пришлось переходить через мост под обстрелом и бомбежкой.
На этой неделе Москва устраивает крупнейший в истории парад 9 мая по случаю 65-летия победы. "Но эти торжества омрачены обвинениями в историческом ревизионизме, особенно по вопросу о том, какова была, если вообще была, роль Иосифа Сталина в победе", - пишет автор. По данным газеты, последние 10 лет Кремль проводит тонкую кампанию реабилитации Сталина, позиционируя его не как убийцу, но как великого и успешного лидера времен войны, дабы возродить статус сверхдержавы.
Но не все одобряют возвращение Сталина, подчеркивает газета. Екатерина Васильевна Короткова-Гроссман в интервью изданию заметила, что Сталин напрасно поверил Гитлеру и в результате СССР не был готов к нападению вермахта. "Победа СССР не была персональным достижением Сталина", - добавила она.
В Великобритании на этой неделе выйдет новым изданием последний шедевр Гроссмана, повесть "Все течет". Будут также изданы рассказы Гроссмана, а в 2011 году BBC станет транслировать радиоверсию "Жизни и судьбы". В последние годы известность Гроссмана на Западе растет, пишет газета. "В России Гроссман теперь не в моде. Его главные темы - уничтожение евреев, голод на Украине, ГУЛАГ, репрессии, пособничество советских граждан немцам - по-прежнему не сочетаются с героической кремлевской версией истории", - пишет газета. В 1961 году КГБ конфисковал рукопись "Жизни и судьбы", что стало для Гроссмана тяжелым ударом, но писатель до самой своей смерти в 1964 году надеялся, что роман найдет своего читателя. Он никогда не терял веры в людей, заметила Екатерина.
Источник: The Guardian
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
На фасаде запущенного дома по ул.Шевченко, в котором жил В.Гроссман, сначала появилась вполне добротная мемориальная доска из цветного металла. Прошло некоторое время, и от неё остались только штыри крепления... Надеюсь, что на гранитную доску уже никто не позарится...
Borys- Почётный Бердичевлянин
- Возраст : 77
Страна : Город : Оберхаузен
Район проживания : Центральная поликлиника
Место учёбы, работы. : Школа №9, маштехникум, завод Комсомолец
Дата регистрации : 2010-02-24 Количество сообщений : 2763
Репутация : 2977
Re: Василий Гроссман
К сожалению, я не знаю автора, но советую прочитать.
Написано здорово.
Можно сказать, что Василий Семенович Гроссман происходил из аристократической еврейской семьи. Это не шолом-алейхемская беднота, эти евреи учились и живали в Европе, отдыхали в Венеции, Ницце и Швейцарии, жили в особняках, носили бриллианты, говорили по-французски и по-английски, а не только на идиш.
Родители Гроссмана познакомились в Италии. Его бедовый отец, Соломон Иосифович (Семен Осипович), увел мать (Екатерину Савельевну Витис) от мужа. Старший Гроссман учился в Бернском университете, стал ин женером-химиком, а происходил он из богатого бессарабского купеческого рода. Екатерина Савельевна была отпрыском такого же богатого одесского семейства, училась во Франции, преподавала французский язык. Словом, жили они как <белые люди>, да простят мне афроамериканцы этот советский фольклор. Жили они в Бердичеве, исповедовали гуманизм и атеизм пополам со скептицизмом, и 12 декабря 1905 года у них родился сын Иосиф. Иося быстро превратился в Васю, так няне было проще. И рос он в родителей - космополитом. Двенадцать лет счастливой жизни: елки, игрушки, сласти, кружевные воротнички, гувернантка, бархатные костюмчики. Полицмейстер приходил поздравлять с Пасхой и Рождеством, получал <синенькую> (пять рублей) и бутылку коньяка и благодарил барина и барыню. Мальчик никогда не слышал слово <жид>. Погромов в Бердичеве вовсе не было, слишком велико было еврейское население (полгорода), погромщиков самих бы разгромили к черту.
А потом <сон золотой> кончи лся: сначала родители разошлись, но это еще не беда. Вася с матерью жили у богатого дяди, доктора Шеренциса, построившего в Бердичеве мельницу и водокачку. Но пришел 1917-й, богатые стали бедными, а бедные не разбогатели. Гимназия превратилась в школу, которую Вася закончил в 1922 году. И по семейной традиции поехал учиться на химика в Москву, в МГУ на химический факультет. В 1929 году он его закончил и вернулся в Донбасс, где проходил практику. Работал на шахте инженером-химиком, преподавал химию в донецких вузах. Был писаный красавец: высокий, голубоглазый, чернокудрый, с усами, да еще и европеец: мама возила его во Францию, два года он учился в швейцарском лицее. И, конечно, с такими данными он подцепил в Киеве красивую Аню, Анну Петровну Мацук, свою первую жену, которая родила ему дочь Катю (названную в честь матери). Но в шахте Василий Семенович подхватил туберкулез. Надо было уезжать. И в 1933-м он едет в Москву (туда стремились из провинции не только сестры, но и брат ья), а с женой они в том же году разводятся. Свободен и невидим!
Первый звонок
В это время Гроссман еще наивный марксист-меньшевик в бухаринском стиле. Верит в Ленина и социализм. Во-первых, молодой и зеленый, а во-вторых, наследственность: Семен Осипович, папа, согрешил с марксизмом - на свои деньги организовывал по стране марксистские кружки (на свою, естественно, голову). Его кочевая жизнь (еще ведь и по шахтам ездил, новаторские методы внедрял) и развела его с женой. Но любил он ее до самой смерти, и переписывались они, как нежные любовники. Так что Василий сначала шел налево вместе с веком (уже потом пошел направо, против течения).
В 1934 году он покорил Горького (да зачтется и это старому экстремисту) производственной повестью <Глюкауф> из жизни инженеров и шахтеров и рассказом <В городе Бердичеве> о Гражданской войне. Это еще, конечно, пустая порода, но крупицы золота там поблескивают. Горький, опытный старатель, велел ему промывать золотишко.
Три года подряд, с 1935-го по 1937-й, он издает рассказы: о бедных евреях, о беременных комиссаршах (почти весь будущий фильм <Комиссар>). Да еще в 1937-1940 годах выходит эпос историко-революционный - <Степан Кольчугин>, о революционных (даже слишком) демократах 1905-1917 годов, когда еще можно было веровать в добродетель и <светлое царство социализма>, как писал самый старший Гайдар. Ну что ж, это был успех: три сборника, эпос, поездки к Горькому на дачу, а в 1937 году его приняли в Союз писателей. Булгаков Гроссману завидовал, говорил: неужели можно напечатать что-то порядочное? И даже сталинская борона (хотя Сталин его и не любил и регулярно из премиальных списков вычеркивал) Гроссмана не зацепила. Ведь ему помогало литобъединение <Перевал>: Иван Катаев, Борис Губер, Николай Зарудин. В 1937 году <перевальцев> уничтожили почти всех, даже фотокарточек не осталось. А его пронесло.
А ведь незадолго до этого наш красав ец и баловень судьбы (как тогда казалось многим) влюбился в жену своего друга Бориса Губера и увел ее из семьи, от мужа и двух мальчиков, Феди и Миши. А тут аресты, Апокалипсис, Ольгу берут вслед за Борисом как ЧСИР. И здесь Василий Семенович идет на грозу. Забирает к себе Федю и Мишу, едет в НКВД, начинает доказывать, что Ольга уже год как его жена, а вовсе не Бориса. Он отбивал ее год, и случилось чудо: Ольгу ему отдали - тощую, грязную и голодную. Он ее отмыл, откормил и женился на ней. Ольга стала его второй женой. Ольга Михайловна Губер. Федя и Миша стали его детьми. Он сходил за женой в ад, как Орфей, и вернулся живым. Отчаянная смелость и благородство Серебряного века.
А снаряды ложились все ближе: в 1934 году арестовали и выслали его кузину Надю Алмаз, в квартире которой он жил. В 1937 году расстреляли не только <перевальцев>: был расстрелян дядя, доктор Шеренцис. Гроссман не унижался, не подписывал подлые письма, не лизал сталинские сапоги. Его явно хр анило Провидение. Он не должен был погибнуть раньше, чем выполнит свою миссию. У него не было дублера, его симфонию не мог бы сыграть даже солженицынский оркестр.
Гроссман-антифашист
На остатках советского энтузиазма и на врожденном благородстве (не бросать в беде) нестроевой, глубоко штатский, забракованный всеми комиссиями Гроссман пробивается в военные корреспонденты газеты <Красная звезда>. И оказывается блестящим военным журналистом. Его репортажи бойцы учили наизусть, их вывешивали в Ставке: когда ожидались наступление или какая-нибудь замысловатая операция, Ставка заказывала в <Красной звезде> Гроссмана. Он писал не по <материалам>, он лез в самое пекло, его репортажи пахли порохом, кровью и смертью. Он был словно заговорен: под ноги ему бросили гранату, и она не разорвалась; он один спасся из утопленного снарядами в Волге транспорта; за всю войну он ни разу не был ранен. Его статьи заставляли союзников плакать хорошими слезами и испы тывать теплые чувства к Красной Армии. Он был личным врагом фашизма, его кровником, он объявил Третьему рейху вендетту. На то была особая причина: 15 сентября 1941 года в Бердичеве в гетто вместе с другими евреями была расстреляна Екатерина Савельевна Витис, его кроткая, образованная, тяжело больная костным туберкулезом мать. Так она и пошла к могильному братскому рву на костылях. Атеист и вольнодумец Гроссман вспомнил о том, что он еврей. Об этом ему напомнили уготованные его народу газовые камеры и печи крематориев. Это был его личный счет. Он становится самым пламенным членом ЕАК - Еврейского антифашистского комитета. Он привлекает массу западных денег и западных сердец. Потом, в 1948 году, это спасет его от ареста и расстрела, когда комитет начнут разгонять, когда убьют Михоэлса.
За участие в Сталинградской битве он получил орден Красной Звезды. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка <Направление главного удара>. Мемориал не учебник, оттуда слова не выкинешь и надпись не сотрешь. Василий Гроссман стал неприкосновенным и мог просить у Сталина все, что угодно. Но не просил ничего: он ненавидел его. Гроссман даже не обращал внимания на то, что его репортажи часто печатает иностранная пресса и не смеет публиковать советская. Он должен был сокрушить фашизм. Он первым заговорил о холокосте в книге <Треблинский ад>. В 1946 году они с Эренбургом составили <Черную книгу> о горькой участи евреев. Но в антисемитском СССР она долго не выходила, ее опубликовали только в Израиле в 1980 году.
Но вот окончилась война, обет исполнен, фашизм осужден, разбит, вне закона, очерки вошли в книгу <В годы войны>, можно почить на лаврах. Но Василий Семенович дает следующий обет: сокрушить сталинизм. Пока крушил, разобрался в ленинизме и стал крушить советский строй как таковой. В 1946 году он начинает писать первую часть дилогии <За правое дело>. Вполголоса, выжимая из себя правоверность. Но это - бомба без часового механизма. <Семнадцать мгновений весны> без Штирлица. Живой Гитлер, живой Муссолини, живые Кейтель и Йодль. Сталина практически нет, этот злодей всегда казался Гроссману серым, как деревенский валенок. Но это же не семидесятые, а пятидесятые годы, какой там Штирлиц, Сталин еще жив. И начинается ад: вопли критиков, Твардовский резко отказывается печатать роман, роман крошат в капусту, переделывают, трижды меняют название. Но Гроссман не боится ничего: он входил в Майданек, Треблинку и Собибор вместе с войсками, он видел Шоа - холокост.
Твардовский потом к роману потеплел, а сначала спрашивал у Гроссмана, советский ли он человек. Гроссман пытался признать ошибки, писал Сталину, но унижаться он не умел, получилась угроза: напишу вторую часть, тогда вы увидите, где раки зимуют. Словом, он ждал ареста в том самом марте, когда случилось то, что он так победно провозгласил в самиздатовской, посмертной, <пилотной> ко второй части дилогии <Жизнь и судьба> повести <Все течет>: <И вдруг пятого марта умер Сталин. Эта смерть вторглась в гигантскую систему механизированного энтузиазма, назначенных по указанию райкома народного гнева и народной любви. Сталин умер беспланово, без указаний директивных органов. Сталин умер без личного указания самого товарища Сталина. Ликование охватило многомиллионное население лагерей. Колонны заключенных в глубоком мраке шли на работу. Рев океана заглушал лай служебных собак. И вдруг словно свет полярного сияния замерцал по рядам: Сталин умер! Десятки тысяч законвоированных шепотом передавали друг другу: "Подох... подох...", и этот шепот тысяч и тысяч загудел, как ветер. Черная ночь стояла над полярной землей. Но лед на Ледовитом океане был взломан, и океан ревел>. Роман вышел, а Гроссман засел за вторую часть.
Индейка и копейка
Вторая часть называлась <Жизнь и судьба>. Из нашей плачевной истории ХХ века нам известно, что судьба - индейка, а жизнь - копе йка. Судьба - нечто недоступное, чуждое, праздничное, американское блюдо ко Дню благодарения. Советский работяга не мог не только попробовать индейку, он не мог и увидеть ее - разве что на картинке в дореволюционной книжице <Птичий двор бабушки Татьяны>. Индейка падала сверху и била клювом в затылок советских гадких утят. Им не давали времени стать лебедями. А Гроссман успел. Он содрал с себя советский пух, эту мерзкую шкуру, даже семь шкур. Он пел лебединую песню, перекидывался в орла, он ястребом и соколом долбил своих жалких современников. Хищный лебедь-оборотень, птица Феникс, добровольно сгорающая на собственном костре.
А что жизнь - копейка и для Третьего рейха, и для IV Интернационала, знали все, кто ходил под свастикой или под серпом и молотом с красной звездой. Закончив свой потрясающий труд, Гроссман в 1961 году стал штурмовать замерзающие перед ним от ужаса оттепельные редакции. Твардовский прямо спросил: <Ты хочешь, чтобы я положил партбилет?> <Да, хочу>, - честно ответил писатель. А ведь он мог жить припеваючи, получать ветеранский паек. Ему дали квартиру в писательском доме у метро <Аэропорт>, чтобы удобнее было следить за его контактами. Из горячих рук НКВД и МГБ он перешел по эстафете в теплые руки КГБ - его недреманное око не выпускало писателя из виду. А у него был один из первых в Москве телевизоров, коллеги ходили посмотреть. И он увел от очередного мужа очередную жену. У Ольги кончились силы, она хотела отдохнуть и пожить для себя, а не носить передачи мужу-декабристу. Она заклинала его сжечь рукопись и даже пыталась отнести ее в КГБ (чистый Оруэлл: <Спасибо, что меня взяли, когда меня еще можно было спасти>). Они с сыном ели Василия Семеновича поедом, и если он не развелся, то из чистого благородства: хотел, чтобы его вдова получала литфондовскую пенсию. Он увел жену у Заболоцкого, Екатерину Васильевну Короткову. Вот она была как раз декабристкой. Они не расписывались, но она скрасила его последние годы, и ей он оставил на хранение рукопись повести <Все течет>.
Дальше начинается чистый триллер. Трусливый Кожевников отдал роман в КГБ. КГБ захлопал крыльями и закудахтал: такое яичко ему Гроссман помог снести! Ордена, погоны, премии. Гроссмана не арестовали, арестовали роман.
Но коварный Гроссман всех перехитрил. Он заранее припрятал у друзей несколько экземпляров. Сделал вид, что отдал все, что было, даже забрал у машинисток пару штук. А КГБ устраивал обыски, перекапывал огороды. И это был 1961 оттепельный год! Они поверили, что захватили все.
Гроссман написал Хрущеву наглое письмо, требовал рукопись назад. Ходил к Суслову, наводил тень на плетень. Суслов сказал, что роман опубликуют через 250 лет. Но куда было этим сусликам, шакалам и хорькам до матерого серого волка, вышедшего за флажки! Русские писатели научились писать <в стол>, а режиссеры - ставить фильмы <на полку>. А. Платонов считал Гроссмана ангелом. Но наши ан гелы не без рогов, они бодаются. Даже с дубом, как теленок Солженицына.
Судьба <Жизни и судьбы> и повести <Все течет> привела писателя к раку почки. Почку вырезали, метастазы пошли в легкие. Он умирал долго и мучительно, Оля и Катя ходили к нему по очереди, через день. В бреду ему чудились допросы, и он спрашивал, не предал ли кого. 15 сентября 1964 года он ушел, научившись писать слово <Бог> с заглавной буквы.
А триллер продолжился. Андрей Дмитриевич Сахаров в собственной ванной переснял <Жизнь и судьбу> и <Все течет> на фотопленку. Владимир Войнович бог знает в каком месте переправил ее на Запад. В 1974 году переправил, и в 1980-м ее напечатали в Лозанне, а в 1983-м - в Париже. В Россию Гроссман вернулся в 1988 году. Вернулся судией. Книги из нашего скорбного придела - это и был российский Нюрнберг.
Без политических деклараций Гроссман доказал, что фашизм и коммунизм тождественны. Концлагеря шли на концлагеря, застенок воевал против застенка. Гестаповец Лисс называл старого большевика Мостовского своим учителем, советское подполье в немецком концлагере жило по сучьим законам СССР: харизматического лидера пленных майора Ершова суки-подпольщики отправили в Бухенвальд, на верную смерть, потому что он был беспартийный, из раскулаченных. Комиссар Крымов только на Лубянке вспомнил, что помог в 1938-м посадить друга, немецкого коммуниста. С помощью Гроссмана мы совершаем экскурсию в газовую камеру и умираем вместе с хирургом Софьей Осиповной и маленьким Давидом. А потом умираем с тысячами детей, медленно умираем от голода в голодомор на Украине. Это было куда дольше. Гроссман готов простить тех, кто предавал в застенке, но не собирается списывать грехи с тех, кто вместо зернистой икры <боялся получить кетовую>. <Подлый, икорный страх>. Его вердикт: дети подземелья, весь XX век, и немцы, и русские. Морлоки, уже не люди. Он понял, что свобода не только в Слове, но и в деле: шить сапоги, печь булки, растить свой урожай. Это теперь называется <рыночная экономика>. Он понял, что <буржуи>, <кулаки>, лавочники, середняки были правы. Это тогда только Солженицын понимал. Заговор. Заговор русской литературы против русской чумы.
Нобелевскую премию не дают посмертно, иначе русские писатели и поэты разорили бы Нобелевский комитет.
Написано здорово.
Можно сказать, что Василий Семенович Гроссман происходил из аристократической еврейской семьи. Это не шолом-алейхемская беднота, эти евреи учились и живали в Европе, отдыхали в Венеции, Ницце и Швейцарии, жили в особняках, носили бриллианты, говорили по-французски и по-английски, а не только на идиш.
Родители Гроссмана познакомились в Италии. Его бедовый отец, Соломон Иосифович (Семен Осипович), увел мать (Екатерину Савельевну Витис) от мужа. Старший Гроссман учился в Бернском университете, стал ин женером-химиком, а происходил он из богатого бессарабского купеческого рода. Екатерина Савельевна была отпрыском такого же богатого одесского семейства, училась во Франции, преподавала французский язык. Словом, жили они как <белые люди>, да простят мне афроамериканцы этот советский фольклор. Жили они в Бердичеве, исповедовали гуманизм и атеизм пополам со скептицизмом, и 12 декабря 1905 года у них родился сын Иосиф. Иося быстро превратился в Васю, так няне было проще. И рос он в родителей - космополитом. Двенадцать лет счастливой жизни: елки, игрушки, сласти, кружевные воротнички, гувернантка, бархатные костюмчики. Полицмейстер приходил поздравлять с Пасхой и Рождеством, получал <синенькую> (пять рублей) и бутылку коньяка и благодарил барина и барыню. Мальчик никогда не слышал слово <жид>. Погромов в Бердичеве вовсе не было, слишком велико было еврейское население (полгорода), погромщиков самих бы разгромили к черту.
А потом <сон золотой> кончи лся: сначала родители разошлись, но это еще не беда. Вася с матерью жили у богатого дяди, доктора Шеренциса, построившего в Бердичеве мельницу и водокачку. Но пришел 1917-й, богатые стали бедными, а бедные не разбогатели. Гимназия превратилась в школу, которую Вася закончил в 1922 году. И по семейной традиции поехал учиться на химика в Москву, в МГУ на химический факультет. В 1929 году он его закончил и вернулся в Донбасс, где проходил практику. Работал на шахте инженером-химиком, преподавал химию в донецких вузах. Был писаный красавец: высокий, голубоглазый, чернокудрый, с усами, да еще и европеец: мама возила его во Францию, два года он учился в швейцарском лицее. И, конечно, с такими данными он подцепил в Киеве красивую Аню, Анну Петровну Мацук, свою первую жену, которая родила ему дочь Катю (названную в честь матери). Но в шахте Василий Семенович подхватил туберкулез. Надо было уезжать. И в 1933-м он едет в Москву (туда стремились из провинции не только сестры, но и брат ья), а с женой они в том же году разводятся. Свободен и невидим!
Первый звонок
В это время Гроссман еще наивный марксист-меньшевик в бухаринском стиле. Верит в Ленина и социализм. Во-первых, молодой и зеленый, а во-вторых, наследственность: Семен Осипович, папа, согрешил с марксизмом - на свои деньги организовывал по стране марксистские кружки (на свою, естественно, голову). Его кочевая жизнь (еще ведь и по шахтам ездил, новаторские методы внедрял) и развела его с женой. Но любил он ее до самой смерти, и переписывались они, как нежные любовники. Так что Василий сначала шел налево вместе с веком (уже потом пошел направо, против течения).
В 1934 году он покорил Горького (да зачтется и это старому экстремисту) производственной повестью <Глюкауф> из жизни инженеров и шахтеров и рассказом <В городе Бердичеве> о Гражданской войне. Это еще, конечно, пустая порода, но крупицы золота там поблескивают. Горький, опытный старатель, велел ему промывать золотишко.
Три года подряд, с 1935-го по 1937-й, он издает рассказы: о бедных евреях, о беременных комиссаршах (почти весь будущий фильм <Комиссар>). Да еще в 1937-1940 годах выходит эпос историко-революционный - <Степан Кольчугин>, о революционных (даже слишком) демократах 1905-1917 годов, когда еще можно было веровать в добродетель и <светлое царство социализма>, как писал самый старший Гайдар. Ну что ж, это был успех: три сборника, эпос, поездки к Горькому на дачу, а в 1937 году его приняли в Союз писателей. Булгаков Гроссману завидовал, говорил: неужели можно напечатать что-то порядочное? И даже сталинская борона (хотя Сталин его и не любил и регулярно из премиальных списков вычеркивал) Гроссмана не зацепила. Ведь ему помогало литобъединение <Перевал>: Иван Катаев, Борис Губер, Николай Зарудин. В 1937 году <перевальцев> уничтожили почти всех, даже фотокарточек не осталось. А его пронесло.
А ведь незадолго до этого наш красав ец и баловень судьбы (как тогда казалось многим) влюбился в жену своего друга Бориса Губера и увел ее из семьи, от мужа и двух мальчиков, Феди и Миши. А тут аресты, Апокалипсис, Ольгу берут вслед за Борисом как ЧСИР. И здесь Василий Семенович идет на грозу. Забирает к себе Федю и Мишу, едет в НКВД, начинает доказывать, что Ольга уже год как его жена, а вовсе не Бориса. Он отбивал ее год, и случилось чудо: Ольгу ему отдали - тощую, грязную и голодную. Он ее отмыл, откормил и женился на ней. Ольга стала его второй женой. Ольга Михайловна Губер. Федя и Миша стали его детьми. Он сходил за женой в ад, как Орфей, и вернулся живым. Отчаянная смелость и благородство Серебряного века.
А снаряды ложились все ближе: в 1934 году арестовали и выслали его кузину Надю Алмаз, в квартире которой он жил. В 1937 году расстреляли не только <перевальцев>: был расстрелян дядя, доктор Шеренцис. Гроссман не унижался, не подписывал подлые письма, не лизал сталинские сапоги. Его явно хр анило Провидение. Он не должен был погибнуть раньше, чем выполнит свою миссию. У него не было дублера, его симфонию не мог бы сыграть даже солженицынский оркестр.
Гроссман-антифашист
На остатках советского энтузиазма и на врожденном благородстве (не бросать в беде) нестроевой, глубоко штатский, забракованный всеми комиссиями Гроссман пробивается в военные корреспонденты газеты <Красная звезда>. И оказывается блестящим военным журналистом. Его репортажи бойцы учили наизусть, их вывешивали в Ставке: когда ожидались наступление или какая-нибудь замысловатая операция, Ставка заказывала в <Красной звезде> Гроссмана. Он писал не по <материалам>, он лез в самое пекло, его репортажи пахли порохом, кровью и смертью. Он был словно заговорен: под ноги ему бросили гранату, и она не разорвалась; он один спасся из утопленного снарядами в Волге транспорта; за всю войну он ни разу не был ранен. Его статьи заставляли союзников плакать хорошими слезами и испы тывать теплые чувства к Красной Армии. Он был личным врагом фашизма, его кровником, он объявил Третьему рейху вендетту. На то была особая причина: 15 сентября 1941 года в Бердичеве в гетто вместе с другими евреями была расстреляна Екатерина Савельевна Витис, его кроткая, образованная, тяжело больная костным туберкулезом мать. Так она и пошла к могильному братскому рву на костылях. Атеист и вольнодумец Гроссман вспомнил о том, что он еврей. Об этом ему напомнили уготованные его народу газовые камеры и печи крематориев. Это был его личный счет. Он становится самым пламенным членом ЕАК - Еврейского антифашистского комитета. Он привлекает массу западных денег и западных сердец. Потом, в 1948 году, это спасет его от ареста и расстрела, когда комитет начнут разгонять, когда убьют Михоэлса.
За участие в Сталинградской битве он получил орден Красной Звезды. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка <Направление главного удара>. Мемориал не учебник, оттуда слова не выкинешь и надпись не сотрешь. Василий Гроссман стал неприкосновенным и мог просить у Сталина все, что угодно. Но не просил ничего: он ненавидел его. Гроссман даже не обращал внимания на то, что его репортажи часто печатает иностранная пресса и не смеет публиковать советская. Он должен был сокрушить фашизм. Он первым заговорил о холокосте в книге <Треблинский ад>. В 1946 году они с Эренбургом составили <Черную книгу> о горькой участи евреев. Но в антисемитском СССР она долго не выходила, ее опубликовали только в Израиле в 1980 году.
Но вот окончилась война, обет исполнен, фашизм осужден, разбит, вне закона, очерки вошли в книгу <В годы войны>, можно почить на лаврах. Но Василий Семенович дает следующий обет: сокрушить сталинизм. Пока крушил, разобрался в ленинизме и стал крушить советский строй как таковой. В 1946 году он начинает писать первую часть дилогии <За правое дело>. Вполголоса, выжимая из себя правоверность. Но это - бомба без часового механизма. <Семнадцать мгновений весны> без Штирлица. Живой Гитлер, живой Муссолини, живые Кейтель и Йодль. Сталина практически нет, этот злодей всегда казался Гроссману серым, как деревенский валенок. Но это же не семидесятые, а пятидесятые годы, какой там Штирлиц, Сталин еще жив. И начинается ад: вопли критиков, Твардовский резко отказывается печатать роман, роман крошат в капусту, переделывают, трижды меняют название. Но Гроссман не боится ничего: он входил в Майданек, Треблинку и Собибор вместе с войсками, он видел Шоа - холокост.
Твардовский потом к роману потеплел, а сначала спрашивал у Гроссмана, советский ли он человек. Гроссман пытался признать ошибки, писал Сталину, но унижаться он не умел, получилась угроза: напишу вторую часть, тогда вы увидите, где раки зимуют. Словом, он ждал ареста в том самом марте, когда случилось то, что он так победно провозгласил в самиздатовской, посмертной, <пилотной> ко второй части дилогии <Жизнь и судьба> повести <Все течет>: <И вдруг пятого марта умер Сталин. Эта смерть вторглась в гигантскую систему механизированного энтузиазма, назначенных по указанию райкома народного гнева и народной любви. Сталин умер беспланово, без указаний директивных органов. Сталин умер без личного указания самого товарища Сталина. Ликование охватило многомиллионное население лагерей. Колонны заключенных в глубоком мраке шли на работу. Рев океана заглушал лай служебных собак. И вдруг словно свет полярного сияния замерцал по рядам: Сталин умер! Десятки тысяч законвоированных шепотом передавали друг другу: "Подох... подох...", и этот шепот тысяч и тысяч загудел, как ветер. Черная ночь стояла над полярной землей. Но лед на Ледовитом океане был взломан, и океан ревел>. Роман вышел, а Гроссман засел за вторую часть.
Индейка и копейка
Вторая часть называлась <Жизнь и судьба>. Из нашей плачевной истории ХХ века нам известно, что судьба - индейка, а жизнь - копе йка. Судьба - нечто недоступное, чуждое, праздничное, американское блюдо ко Дню благодарения. Советский работяга не мог не только попробовать индейку, он не мог и увидеть ее - разве что на картинке в дореволюционной книжице <Птичий двор бабушки Татьяны>. Индейка падала сверху и била клювом в затылок советских гадких утят. Им не давали времени стать лебедями. А Гроссман успел. Он содрал с себя советский пух, эту мерзкую шкуру, даже семь шкур. Он пел лебединую песню, перекидывался в орла, он ястребом и соколом долбил своих жалких современников. Хищный лебедь-оборотень, птица Феникс, добровольно сгорающая на собственном костре.
А что жизнь - копейка и для Третьего рейха, и для IV Интернационала, знали все, кто ходил под свастикой или под серпом и молотом с красной звездой. Закончив свой потрясающий труд, Гроссман в 1961 году стал штурмовать замерзающие перед ним от ужаса оттепельные редакции. Твардовский прямо спросил: <Ты хочешь, чтобы я положил партбилет?> <Да, хочу>, - честно ответил писатель. А ведь он мог жить припеваючи, получать ветеранский паек. Ему дали квартиру в писательском доме у метро <Аэропорт>, чтобы удобнее было следить за его контактами. Из горячих рук НКВД и МГБ он перешел по эстафете в теплые руки КГБ - его недреманное око не выпускало писателя из виду. А у него был один из первых в Москве телевизоров, коллеги ходили посмотреть. И он увел от очередного мужа очередную жену. У Ольги кончились силы, она хотела отдохнуть и пожить для себя, а не носить передачи мужу-декабристу. Она заклинала его сжечь рукопись и даже пыталась отнести ее в КГБ (чистый Оруэлл: <Спасибо, что меня взяли, когда меня еще можно было спасти>). Они с сыном ели Василия Семеновича поедом, и если он не развелся, то из чистого благородства: хотел, чтобы его вдова получала литфондовскую пенсию. Он увел жену у Заболоцкого, Екатерину Васильевну Короткову. Вот она была как раз декабристкой. Они не расписывались, но она скрасила его последние годы, и ей он оставил на хранение рукопись повести <Все течет>.
Дальше начинается чистый триллер. Трусливый Кожевников отдал роман в КГБ. КГБ захлопал крыльями и закудахтал: такое яичко ему Гроссман помог снести! Ордена, погоны, премии. Гроссмана не арестовали, арестовали роман.
Но коварный Гроссман всех перехитрил. Он заранее припрятал у друзей несколько экземпляров. Сделал вид, что отдал все, что было, даже забрал у машинисток пару штук. А КГБ устраивал обыски, перекапывал огороды. И это был 1961 оттепельный год! Они поверили, что захватили все.
Гроссман написал Хрущеву наглое письмо, требовал рукопись назад. Ходил к Суслову, наводил тень на плетень. Суслов сказал, что роман опубликуют через 250 лет. Но куда было этим сусликам, шакалам и хорькам до матерого серого волка, вышедшего за флажки! Русские писатели научились писать <в стол>, а режиссеры - ставить фильмы <на полку>. А. Платонов считал Гроссмана ангелом. Но наши ан гелы не без рогов, они бодаются. Даже с дубом, как теленок Солженицына.
Судьба <Жизни и судьбы> и повести <Все течет> привела писателя к раку почки. Почку вырезали, метастазы пошли в легкие. Он умирал долго и мучительно, Оля и Катя ходили к нему по очереди, через день. В бреду ему чудились допросы, и он спрашивал, не предал ли кого. 15 сентября 1964 года он ушел, научившись писать слово <Бог> с заглавной буквы.
А триллер продолжился. Андрей Дмитриевич Сахаров в собственной ванной переснял <Жизнь и судьбу> и <Все течет> на фотопленку. Владимир Войнович бог знает в каком месте переправил ее на Запад. В 1974 году переправил, и в 1980-м ее напечатали в Лозанне, а в 1983-м - в Париже. В Россию Гроссман вернулся в 1988 году. Вернулся судией. Книги из нашего скорбного придела - это и был российский Нюрнберг.
Без политических деклараций Гроссман доказал, что фашизм и коммунизм тождественны. Концлагеря шли на концлагеря, застенок воевал против застенка. Гестаповец Лисс называл старого большевика Мостовского своим учителем, советское подполье в немецком концлагере жило по сучьим законам СССР: харизматического лидера пленных майора Ершова суки-подпольщики отправили в Бухенвальд, на верную смерть, потому что он был беспартийный, из раскулаченных. Комиссар Крымов только на Лубянке вспомнил, что помог в 1938-м посадить друга, немецкого коммуниста. С помощью Гроссмана мы совершаем экскурсию в газовую камеру и умираем вместе с хирургом Софьей Осиповной и маленьким Давидом. А потом умираем с тысячами детей, медленно умираем от голода в голодомор на Украине. Это было куда дольше. Гроссман готов простить тех, кто предавал в застенке, но не собирается списывать грехи с тех, кто вместо зернистой икры <боялся получить кетовую>. <Подлый, икорный страх>. Его вердикт: дети подземелья, весь XX век, и немцы, и русские. Морлоки, уже не люди. Он понял, что свобода не только в Слове, но и в деле: шить сапоги, печь булки, растить свой урожай. Это теперь называется <рыночная экономика>. Он понял, что <буржуи>, <кулаки>, лавочники, середняки были правы. Это тогда только Солженицын понимал. Заговор. Заговор русской литературы против русской чумы.
Нобелевскую премию не дают посмертно, иначе русские писатели и поэты разорили бы Нобелевский комитет.
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
Сильный был человек! Глыба!
Sem.V.- Почётный Бердичевлянин
- Возраст : 88
Страна : Город : г.Акко
Район проживания : Ул. К.Либкнехта, Маяковского, Н.Ивановская, Сестер Сломницких
Место учёбы, работы. : ж/д школа, маштехникум, институт, з-д Прогресс
Дата регистрации : 2008-09-06 Количество сообщений : 666
Репутация : 695
Re: Василий Гроссман
Здорово! и это тот случай, когда хочешь узнать первоисточник...Kim пишет:К сожалению, я не знаю автора, но советую прочитать.
Написано здорово.
По этой ссылке в конце рассказа есть имя Leonid Gekhman.
http://efimbog.livejournal.com/433126.html
Но дальнейшие поиски ничего не дали... жаль. Может это вымышленное имя
Лилия- Академик
- Возраст : 70
Страна : Район проживания : Дзержинского, 42 (напротив милиции)
Дата регистрации : 2008-03-18 Количество сообщений : 313
Репутация : 167
Re: Василий Гроссман
Пока искала автора, нашла еще более интересный рассказ с фотографиями http://www.pseudology.org/evrei/Grossman_Vasily.htm
Кстати этот сайт просто кладезь информации
Кстати этот сайт просто кладезь информации
Лилия- Академик
- Возраст : 70
Страна : Район проживания : Дзержинского, 42 (напротив милиции)
Дата регистрации : 2008-03-18 Количество сообщений : 313
Репутация : 167
Re: Василий Гроссман
Лилия, появляешся редко, но метко!
Спасибо за статью.
Спасибо за статью.
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Re: Василий Гроссман
Редко, но на долго...
Лилия- Академик
- Возраст : 70
Страна : Район проживания : Дзержинского, 42 (напротив милиции)
Дата регистрации : 2008-03-18 Количество сообщений : 313
Репутация : 167
Vasilij Grosman
Наш знаменитый земляк
Василий Гроссман: Жизнь как Судьба и Судьба как Жизнь
Не бедные евреи.
Можно сказать, что Василий Семенович Гроссман происходил из аристократической еврейской семьи. Это не шолом-алейхемская беднота, эти евреи учились и живали в Европе, отдыхали в Венеции, Ницце и Швейцарии, жили в особняках, носили бриллианты, говорили по-французски и по-английски, а не только на идиш.
Родители Гроссмана познакомились в Италии. Его бедовый отец, Соломон Иосифович (Семен Осипович), увел мать (Екатерину Савельевну Витис) от мужа. Старший Гроссман учился в Бернском университете, стал инженером-химиком, а происходил он из богатого бессарабского купеческого рода. Екатерина Савельевна была отпрыском такого же богатого одесского семейства, училась во Франции, преподавала французский язык. Словом, жили они как "белые люди", да простят мне афроамериканцы этот советский фольклор. Жили они в Бердичеве, исповедовали гуманизм и атеизм пополам со скептицизмом, и 12 декабря 1905 года у них родился сын Иосиф. Иося быстро превратился в Васю, так няне было проще. И рос он в родителей космополитом. Двенадцать лет счастливой жизни: елки, игрушки, сласти, кружевные воротнички, гувернантка, бархатные костюмчики. Полицмейстер приходил поздравлять с Пасхой и Рождеством, получал "синенькую" (пять рублей) и бутылку коньяка и благодарил барина и барыню. Мальчик никогда не слышал слово "жид". Погромов в Бердичеве вовсе не было, слишком велико было еврейское население (полгорода), погромщиков самих бы разгромили к черту.
А потом "сон золотой" кончился: сначала родители разошлись, но это еще не беда. Вася с матерью жили у богатого дяди, доктора Шеренциса, построившего в Бердичеве мельницу и водокачку. Но пришел 1917-й, богатые стали бедными, а бедные не разбогатели. Гимназия превратилась в школу, которую Вася закончил в 1922 году. И по семейной традиции поехал учиться на химика в Москву, в МГУ на химический факультет. В 1929 году он его закончил и вернулся в Донбасс, где проходил практику. Работал на шахте инженером-химиком, преподавал химию в донецких вузах. Был писаный красавец: высокий, голубоглазый, чернокудрый, с усами, да еще и европеец: мама возила его во Францию, два года он учился в швейцарском лицее. И, конечно, с такими данными он подцепил в Киеве красивую Аню, Анну Петровну Мацук, свою первую жену, которая родила ему дочь Катю (названную в честь матери). Но в шахте Василий Семенович подхватил туберкулез. Надо было уезжать. И в 1933-м он едет в Москву (туда стремились из провинции не только сестры, но и братья), а с женой они в том же году разводятся. Свободен и невидим!
Первый звонок
В это время Гроссман еще наивный марксист-меньшевик в бухаринском стиле. Верит в Ленина и социализм. Во-первых, молодой и зеленый, а во-вторых, наследственность: Семен Осипович, папа, согрешил с марксизмом на свои деньги организовывал по стране марксистские кружки (на свою, естественно, голову). Его кочевая жизнь (еще ведь и по шахтам ездил, новаторские методы внедрял) и развела его с женой. Но любил он ее до самой смерти, и переписывались они, как нежные любовники. Так что Василий сначала шел налево вместе с веком (уже потом пошел направо, против течения).
В 1934 году он покорил Горького (да зачтется и это старому экстремисту) производственной повестью "Глюкауф" из жизни инженеров и шахтеров и рассказом "В городе Бердичеве" о Гражданской войне. Это еще, конечно, пустая порода, но крупицы золота там поблескивают. Горький, опытный старатель, велел ему промывать золотишко.
Три года подряд, с 1935-го по 1937-й, он издает рассказы: о бедных евреях, о беременных комиссаршах (почти весь будущий фильм "Комиссар"). Да еще в 1937-1940 годах выходит эпос историко-революционный "Степан Кольчугин", о революционных (даже слишком) демократах 1905-1917 годов, когда еще можно было веровать в добродетель и "светлое царство социализма", как писал самый старший Гайдар. Ну что ж, это был успех: три сборника, эпос, поездки к Горькому на дачу, а в 1937 году его приняли в Союз писателей. Булгаков Гроссману завидовал, говорил: неужели можно напечатать что-то порядочное? И даже сталинская борона (хотя Сталин его и не любил и регулярно из премиальных списков вычеркивал) Гроссмана не зацепила. Ведь ему помогало литобъединение "Перевал": Иван Катаев, Борис Губер, Николай Зарудин. В 1937 году "перевальцев" уничтожили почти всех, даже фотокарточек не осталось. А его пронесло.
А ведь незадолго до этого наш красавец и баловень судьбы (как тогда казалось многим) влюбился в жену своего друга Бориса Губера и увел ее из семьи, от мужа и двух мальчиков, Феди и Миши. А тут аресты, Апокалипсис, Ольгу берут вслед за Борисом как ЧСИР. И здесь Василий Семенович идет на грозу. Забирает к себе Федю и Мишу, едет в НКВД, начинает доказывать, что Ольга уже год как его жена, а вовсе не Бориса. Он отбивал ее год, и случилось чудо: Ольгу ему отдали тощую, грязную и голодную. Он ее отмыл, откормил и женился на ней. Ольга стала его второй женой. Ольга Михайловна Губер. Федя и Миша стали его детьми. Он сходил за женой в ад, как Орфей, и вернулся живым. Отчаянная смелость и благородство Серебряного века.
А снаряды ложились все ближе: в 1934 году арестовали и выслали его кузину Надю Алмаз, в квартире которой он жил. В 1937 году расстреляли не только "перевальцев": был расстрелян дядя, доктор Шеренцис. Гроссман не унижался, не подписывал подлые письма, не лизал сталинские сапоги. Его явно хранило Провидение. Он не должен был погибнуть раньше, чем выполнит свою миссию. У него не было дублера, его симфонию не мог бы сыграть даже солженицынский оркестр.
Гроссман-антифашист
На остатках советского энтузиазма и на врожденном благородстве (не бросать в беде) нестроевой, глубоко штатский, забракованный всеми комиссиями Гроссман пробивается в военные корреспонденты газеты "Красная звезда". И оказывается блестящим военным журналистом. Его репортажи бойцы учили наизусть, их вывешивали в Ставке: когда ожидались наступление или какая-нибудь замысловатая операция, Ставка заказывала в "Красной звезде" Гроссмана. Он писал не по "материалам", он лез в самое пекло, его репортажи пахли порохом, кровью и смертью. Он был словно заговорен: под ноги ему бросили гранату, и она не разорвалась; он один спасся из утопленного снарядами в Волге транспорта; за всю войну он ни разу не был ранен. Его статьи заставляли союзников плакать хорошими слезами и испытывать теплые чувства к Красной Армии. Он был личным врагом фашизма, его кровником, он объявил Третьему рейху вендетту. На то была особая причина: 15 сентября 1941 года в Бердичеве в гетто вместе с другими евреями была расстреляна Екатерина Савельевна Витис, его кроткая, образованная, тяжело больная костным туберкулезом мать. Так она и пошла к могильному братскому рву на костылях. Атеист и вольнодумец Гроссман вспомнил о том, что он еврей. Об этом ему напомнили уготованные его народу газовые камеры и печи крематориев. Это был его личный счет. Он становится самым пламенным членом ЕАК Еврейского антифашистского комитета. Он привлекает массу западных денег и западных сердец. Потом, в 1948 году, это спасет его от ареста и расстрела, когда комитет начнут разгонять, когда убьют Михоэлса.
За участие в Сталинградской битве он получил орден Красной Звезды. На мемориале Мамаева кургана выбиты слова из его очерка "Направление главного удара". Мемориал не учебник, оттуда слова не выкинешь и надпись не сотрешь. Василий Гроссман стал неприкосновенным и мог просить у Сталина все, что угодно. Но не просил ничего: он ненавидел его. Гроссман даже не обращал внимания на то, что его репортажи часто печатает иностранная пресса и не смеет публиковать советская. Он должен был сокрушить фашизм. Он первым заговорил о холокосте в книге "Треблинский ад". В 1946 году они с Эренбургом составили "Черную книгу" о горькой участи евреев. Но в антисемитском СССР она долго не выходила, ее опубликовали только в Израиле в 1980 году.
Но вот окончилась война, обет исполнен, фашизм осужден, разбит, вне закона, очерки вошли в книгу "В годы войны", можно почить на лаврах. Но Василий Семенович дает следующий обет: сокрушить сталинизм. Пока крушил, разобрался в ленинизме и стал крушить советский строй как таковой. В 1946 году он начинает писать первую часть дилогии "За правое дело". Вполголоса, выжимая из себя правоверность. Но это бомба без часового механизма. "Семнадцать мгновений весны" без Штирлица. Живой Гитлер, живой Муссолини, живые Кейтель и Йодль. Сталина практически нет, этот злодей всегда казался Гроссману серым, как деревенский валенок. Но это же не семидесятые, а пятидесятые годы, какой там Штирлиц, Сталин еще жив. И начинается ад: вопли критиков, Твардовский резко отказывается печатать роман, роман крошат в капусту, переделывают, трижды меняют название. Но Гроссман не боится ничего: он входил в Майданек, Треблинку и Собибор вместе с войсками, он видел Шоа холокост.
Твардовский потом к роману потеплел, а сначала спрашивал у Гроссмана, советский ли он человек. Гроссман пытался признать ошибки, писал Сталину, но унижаться он не умел, получилась угроза: напишу вторую часть, тогда вы увидите, где раки зимуют. Словом, он ждал ареста в том самом марте, когда случилось то, что он так победно провозгласил в самиздатовской, посмертной, "пилотной" ко второй части дилогии "Жизнь и судьба" повести "Все течет": "И вдруг пятого марта умер Сталин. Эта смерть вторглась в гигантскую систему механизированного энтузиазма, назначенных по указанию райкома народного гнева и народной любви. Сталин умер беспланово, без указаний директивных органов. Сталин умер без личного указания самого товарища Сталина. Ликование охватило многомиллионное население лагерей. Колонны заключенных в глубоком мраке шли на работу. Рев океана заглушал лай служебных собак. И вдруг словно свет полярного сияния замерцал по рядам: Сталин умер! Десятки тысяч законвоированных шепотом передавали друг другу: |Подох... подох...", и этот шепот тысяч и тысяч загудел, как ветер. Черная ночь стояла над полярной землей. Но лед на Ледовитом океане был взломан, и океан ревел". Роман вышел, а Гроссман засел за вторую часть.
Индейка и копейка
Вторая часть называлась "Жизнь и судьба". Из нашей плачевной истории ХХ века нам известно, что судьба индейка, а жизнь копейка. Судьба нечто недоступное, чуждое, праздничное, американское блюдо ко Дню благодарения. Советский работяга не мог не только попробовать индейку, он не мог и увидеть ее разве что на картинке в дореволюционной книжице "Птичий двор бабушки Татьяны". Индейка падала сверху и била клювом в затылок советских гадких утят. Им не давали времени стать лебедями. А Гроссман успел. Он содрал с себя советский пух, эту мерзкую шкуру, даже семь шкур. Он пел лебединую песню, перекидывался в орла, он ястребом и соколом долбил своих жалких современников. Хищный лебедь-оборотень, птица Феникс, добровольно сгорающая на собственном костре.
А что жизнь копейка и для Третьего рейха, и для IV Интернационала, знали все, кто ходил под свастикой или под серпом и молотом с красной звездой. Закончив свой потрясающий труд, Гроссман в 1961 году стал штурмовать замерзающие перед ним от ужаса оттепельные редакции. Твардовский прямо спросил: "Ты хочешь, чтобы я положил партбилет?" "Да, хочу", честно ответил писатель. А ведь он мог жить припеваючи, получать ветеранский паек. Ему дали квартиру в писательском доме у метро "Аэропорт", чтобы удобнее было следить за его контактами. Из горячих рук НКВД и МГБ он перешел по эстафете в теплые руки КГБ его недреманное око не выпускало писателя из виду. А у него был один из первых в Москве телевизоров, коллеги ходили посмотреть. И он увел от очередного мужа очередную жену. У Ольги кончились силы, она хотела отдохнуть и пожить для себя, а не носить передачи мужу-декабристу. Она заклинала его сжечь рукопись и даже пыталась отнести ее в КГБ (чистый Оруэлл: "Спасибо, что меня взяли, когда меня еще можно было спасти"). Они с сыном ели Василия Семеновича поедом, и если он не развелся, то из чистого благородства: хотел, чтобы его вдова получала литфондовскую пенсию. Он увел жену у Заболоцкого, Екатерину Васильевну Короткову. Вот она была как раз декабристкой. Они не расписывались, но она скрасила его последние годы, и ей он оставил на хранение рукопись повести "Все течет".
Дальше начинается чистый триллер. Трусливый Кожевников отдал роман в КГБ. КГБ захлопал крыльями и закудахтал: такое яичко ему Гроссман помог снести! Ордена, погоны, премии. Гроссмана не арестовали, арестовали роман.
Но коварный Гроссман всех перехитрил. Он заранее припрятал у друзей несколько экземпляров. Сделал вид, что отдал все, что было, даже забрал у машинисток пару штук. А КГБ устраивал обыски, перекапывал огороды. И это был 1961 оттепельный год! Они поверили, что захватили все.
Гроссман написал Хрущеву наглое письмо, требовал рукопись назад. Ходил к Суслову, наводил тень на плетень. Суслов сказал, что роман опубликуют через 250 лет. Но куда было этим сусликам, шакалам и хорькам до матерого серого волка, вышедшего за флажки! Русские писатели научились писать "в стол", а режиссеры ставить фильмы "на полку". А. Платонов считал Гроссмана ангелом. Но наши ангелы не без рогов, они бодаются. Даже с дубом, как теленок Солженицына.
Судьба "Жизни и судьбы" и повести "Все течет" привела писателя к раку почки. Почку вырезали, метастазы пошли в легкие. Он умирал долго и мучительно, Оля и Катя ходили к нему по очереди, через день. В бреду ему чудились допросы, и он спрашивал, не предал ли кого. 15 сентября 1964 года он ушел, научившись писать слово "Бог" с заглавной буквы.
А триллер продолжился. Андрей Дмитриевич Сахаров в собственной ванной переснял "Жизнь и судьбу" и "Все течет" на фотопленку. Владимир Войнович бог знает в каком месте переправил ее на Запад. В 1974 году переправил, и в 1980-м ее напечатали в Лозанне, а в 1983-м в Париже. В Россию Гроссман вернулся в 1988 году. Вернулся судией. Книги из нашего скорбного придела это и был российский Нюрнберг.
Без политических деклараций Гроссман доказал, что фашизм и коммунизм тождественны. Концлагеря шли на концлагеря, застенок воевал против застенка. Гестаповец Лисс называл старого большевика Мостовского своим учителем, советское подполье в немецком концлагере жило по сучьим законам СССР: харизматического лидера пленных майора Ершова суки-подпольщики отправили в Бухенвальд, на верную смерть, потому что он был беспартийный, из раскулаченных. Комиссар Крымов только на Лубянке вспомнил, что помог в 1938-м посадить друга, немецкого коммуниста. С помощью Гроссмана мы совершаем экскурсию в газовую камеру и умираем вместе с хирургом Софьей Осиповной и маленьким Давидом. А потом умираем с тысячами детей, медленно умираем от голода в голодомор на Украине. Это было куда дольше. Гроссман готов простить тех, кто предавал в застенке, но не собирается списывать грехи с тех, кто вместо зернистой икры "боялся получить кетовую". "Подлый, икорный страх". Его вердикт: дети подземелья, весь XX век, и немцы, и русские. Морлоки, уже не люди. Он понял, что свобода не только в Слове, но и в деле: шить сапоги, печь булки, растить свой урожай. Это теперь называется "рыночная экономика". Он понял, что "буржуи", "кулаки", лавочники, середняки были правы. Это тогда только Солженицын понимал. Заговор. Заговор русской литературы против русской чумы.
Нобелевскую премию не дают посмертно, иначе русские писатели и поэты разорили бы Нобелевский комитет.
Лев, я перенёс Ваше сообщение сюда, так как есть уже специально
открытая тема, и только после этого заметил, что такая статья уже естъ.
См. выше. Ким
Лев- Специалист
- Возраст : 97
Страна : Город : Беер-Шева
Район проживания : ул.Красина14,Садовая 6,Училищная(Коростояновой), Мира 6
Место учёбы, работы. : Школа № 2 до июня 1941го года,Маш.техник ум,з-д &quot;Прогресс&quot;.
Дата регистрации : 2008-03-23 Количество сообщений : 284
Репутация : 59
Re: Василий Гроссман
Предательница
Татьяна Менакер, Сан-Франциско
Юная школьница, награжденная за победу на музыкальном конкурсе трехдневной поездкой, приезжает в Москву в зимние каникулы 1964 года. В восторге и возбуждении она ходит по Кремлю и московским музеям. Но вершина счастья наступает, когда ей удается достать билеты на балет «Лауренсия» с Константином Лавровским и Ниной Сорокиной в только что построенном Кремлевском Дворце съездов.
Это был ее последний вечер в Москве. Днем она позвонила дяде Васе, троюродному брату мамы . Он так хотел, чтобы она приехала его навестить, почти умолял. Но когда она сравнила балет в роскошном, величественном Дворце съездов, с перспективой вечера со старым, одиноким человеком, в его квартире, заставленной книгами, она отказалась. Это решение будет отравлять ее память болезненным чувством вины и позора многие годы.
Чтобы понять ее драму, мы должны вернуться в дореволюционую Россию, когда несколько молодых евреев уехали учиться во Францию, оставив жен в маленьком городе Бердичеве. Одним из студентов был мой дедушка. Пока он изучал медицину в Сорбонне, моя бабушка содержала его на царские рубли, заработанные акушерским ремеслом. В 1905 году она принимала роды. Ее родственница Екатерина Савельевна разрешилась мальчиком, который впследствии стал известным писателем. Его звали Василий Гроссман.
Во время войны Гроссман был вторым после Эренбурга по знаменитости и влиянию военным корреспондентом. Его роман «За правое дело» был выдвинут на Сталинскую премию.
Когда он навещал нас в ленинградской квартире, моя бабушка превращалась энергичную молодую женщину и радовалась, имея возможность проводить его к трамваю.
Гроссмана всегда окружала таинственная стена недосказанности и секретности. Если мама брала меня в Москву, меня постоянно выгоняли из комнаты, чтобы я не слушала разговоры.
.
Из архива Ирины Новиковой
Я знала, что он был известным писателем. У нас на полках стояли его большие романы, изданные многотысячными тиражами, но аура трагедии и печали, окружавшая его, никогда не была объяснена мне при его жизни.
Даже сегодня, когда я уже старше, чем он, и узнаю о его жизни всё больше и больше, я понимаю, что мое маленькое предательство было одним из многих нечаянных ударов, сумевших сломать его.
Как военный корреспондент Василий Гроссман участвовал в освобождении Треблинки, второго по величине концентрационного лагеря в Европе. Разница между Треблинкой и Освенцимом была в том что в Освенциме люди могли выжить, работая на нужды Германии. Треблинка была только местом казней – лагерем смерти.
Гроссман написал «Треблинский ад» - самое сильное и трагическое из всего, что было написано о Холокосте. Его голос приобретает библейскую мощь, когда он спрашивает: «Каин, где все эти люди, что ты привез сюда?».
Он едет в освобожденный Бердичев, чтобы узнать: его мать Екатерина Савельевна была убита вместе с другими евреями города. Из-за туберкулеза костей она ходила на костылях и не могла бежать. Гроссман был нежно и до отчаяния любящим сыном. Страницы о материнской любви в книге «Жизнь и судьба» принадлежат к лучшим в мировой литературе. Прощальное предсмертное письмо сыну доктора Анны Штрум сегодня как классическую прозу читают актеры мировой сцены.
Пронзительным взором художника наблюдал Гроссман в близких ему семьях трагедии, столь обычные на войне – смерть сыновей. Позже он напишет: «Весь мир виноват перед матерью, у которой убили сына».
К сожалению, этот мой дальний родственник обладал качествами, опасными для жизни в Советском Союзе. Во-первых, он был талантлив, во-вторых, имел совесть. Недаром его прозвали «камертоном совести» Союза советских писателей.
Попробуйте жить, когда невинных людей вокруг тебя, твоих друзей, писателей преследуют, арестовывают и уничтожают каждый день: Бабель, Катаев, Зарудин. Даже война стала для Гроссмана странным облегчением, потому что приостановила сюрреалистическую волну арестов и казней.
Сталин приказал создать Еврейский Антифашистский комитет. На войну ему были нужны деньги американских евреев. В конце войны члены ЕАК Эренбург и Гроссман создали «Черную книгу» - коллекцию чудовищных свидетельств Холокоста на украинских и русских территориях.
. Рост параноидального антисемитизма Сталина приводит к убийству Михоэлса и почти всей верхушки Еврейского Антифашистского комитета. «Черную книгу» уничтожают вместе с подготовительными материалами.
После смерти Сталина люди начинают возвращаться из лагерей. Гроссман, который был очень близок с моей бабушкой (его письма к ней я чудом смогла вывезти из Советского Союза и к ним еще вернусь) просил помочь их общим, выпущенным из лагерей и ссылок друзьям. Сколько трагических историй он выслушал!
Возвращается Татьяна Николаевна Горнштейн, высокая дама, философ международной известности. К ней в Ленинград в 1936 году приезжал знакомиться знаменитый философ венской школы Витгенштейн. Ее муж, профессор философии, был расстрелян на Соловках, а сама она выжила только потому, что работала медсестрой в лагерной больнице. Она рассказывала Гроссману об ученых – математиках и физиках, о писателях, которые умирали в ее лагерной больнице от цинги и голодного поноса, умоляя ее сохранить их рукописи.
Невозможно представить душу Гроссмана, душу человека, который не отвел глаза, а увидел и пропустил сквозь сердце столько чудовищных историй о сталинских и гитлеровских злодеяниях за такое короткое время. В книге «Всё течет» он пишет о голоде на Украине (после насильственных реквизиций зерна и скота), уничтожившем 3 миллиона человек и доведшем крестьян до людоедства.
После войны Гроссман пишет свой главный роман «Жизнь и судьба» - беспощадный обвинительный акт сталинскому и гитлеровскому режимам. Маленькая проблема: в садистском государстве талантливый писатель, да еще с совестью, никогда не мог жить долго. За ним постоянно следили. Советские функционеры понимали, как опасен может быть писатель, вырвавшийся из-под контроля. Честная книга, опубликованная на Западе, может изменить умонастроения полезных идиотов (как их называл Ленин) в американских университетах и повлиять на их политическую позицию.
Сначала Гроссмана вызвали к министру культуры Фурцевой. Бывшая ткачиха, она посылала знаменитых безработных пианистов трудиться на ткацкую фабрику. Она же посоветовала Гроссману поменять тему творчества. Например, написать книгу о славных достижениях советской ткацкой индустрии. Гроссман пришел домой в ярости: «Она будет меня учить, как писать книги!».
Бедный дядя Вася! После всего, что он видел, он всё еще был настолько наивен, что поверил: его «Жизнь и судьба» будет опубликована в Советском Союзе! Он страдал такой верой в людей, что, похоже, надеялся на гуманизацию гиен! Неужели не читал он своих собственных книг?
После того, как книга была представлена серому кардиналу Суслову, главному идеологу Политбюро, тот вызвал Гроссмана и сказал, что в ближайшие 250 лет книга опубликована не будет.
Бригада КГБ пришла с обыском в квартиру Гроссмана. Чекисты забрали все экземпляры рукописи «Жизнь и судьба», копирку, даже ленту от печатной машинки. Машинистку арестовали и допрашивали. Обыскали дачу его родственников. Перекопали весь огород на их даче в надежде найти еще одну копию книги.
Люди вокруг Гроссмана испугались. Его единственная дочь Катя, которую он баловал и содержал, на которую тратил уйму денег в конце жизни, перестала ему звонить. Друзья стали исчезат
Настоящие писатели – ужасно одинокие люди. Вообще писательство сродни вредному производству. В отличие от актеров или дирижеров, у писателей нет аплодирующей, восторженной публики в переполненном зале. Только критика, публичные оскорбления и плевки в лицо. Даже когда писатели побеждают, они часто не узнают об этом. Их единственная поддержка (не всегда) – их семьи.
Гроссман столкнулся с катастрофой. Детище его многолетнего труда, огромный роман «Жизнь и судьба» был конфискован. На вершине своей писательской карьеры, пятидесяти пяти лет от роду он был изгнан со своего поприща. Любые публикации его работ были запрещены. Как однажды горько обмолвился Исаак Бабель: «Я освоил новый литературный жанр – молчание».
Его дочь и многие из его друзей, испугавшись, от него отвернулись. Надежда Гроссмана на социализм с человеческим лицом рухнула.
Все трагедии, прошедшие через его сердце, - Треблинка, нацистские казни, сталинские массовые убийства, аресты и преследования, наконец, его добили. Даже эта девочка, внучка его тетки и любимого друга, что приехала из Ленинграда, отказалсь придти к нему и сказать несколько добрых слов. Уже страдая от смертельной болезни, Гроссман умер через восемь месяцев после моей поездки в Москву.
КГБ не нашло всех экземпляров его книги. «Жизнь и судьба» была напечатана на Западе вместе с другими произведениями Гроссмана все еще при жизни главного идеолога Политбюро Суслова. Сегодня гроссмановские тексты и цитаты множественно используются историками, политологами и писателями пишущими о ХХ веке и о Советском Союзе.
Каждый раз натыкаясь на упоминания о нем в стольких разных книгах я чувствую болезнный прилив памяти, слова, которые я так хотела ему сказать: «Дядя Вася, а мы вас в школе проходили!» - его голос по телефону, умоляющий меня придти, мой жестокий отказ, и ослепительно освещенная сцена во Дворце съездов с Сорокиной и Лавровским, танцующими Большой финал «Лауренсии».
Татьяна Менакер, Сан-Франциско
Юная школьница, награжденная за победу на музыкальном конкурсе трехдневной поездкой, приезжает в Москву в зимние каникулы 1964 года. В восторге и возбуждении она ходит по Кремлю и московским музеям. Но вершина счастья наступает, когда ей удается достать билеты на балет «Лауренсия» с Константином Лавровским и Ниной Сорокиной в только что построенном Кремлевском Дворце съездов.
Это был ее последний вечер в Москве. Днем она позвонила дяде Васе, троюродному брату мамы . Он так хотел, чтобы она приехала его навестить, почти умолял. Но когда она сравнила балет в роскошном, величественном Дворце съездов, с перспективой вечера со старым, одиноким человеком, в его квартире, заставленной книгами, она отказалась. Это решение будет отравлять ее память болезненным чувством вины и позора многие годы.
Чтобы понять ее драму, мы должны вернуться в дореволюционую Россию, когда несколько молодых евреев уехали учиться во Францию, оставив жен в маленьком городе Бердичеве. Одним из студентов был мой дедушка. Пока он изучал медицину в Сорбонне, моя бабушка содержала его на царские рубли, заработанные акушерским ремеслом. В 1905 году она принимала роды. Ее родственница Екатерина Савельевна разрешилась мальчиком, который впследствии стал известным писателем. Его звали Василий Гроссман.
Во время войны Гроссман был вторым после Эренбурга по знаменитости и влиянию военным корреспондентом. Его роман «За правое дело» был выдвинут на Сталинскую премию.
Когда он навещал нас в ленинградской квартире, моя бабушка превращалась энергичную молодую женщину и радовалась, имея возможность проводить его к трамваю.
Гроссмана всегда окружала таинственная стена недосказанности и секретности. Если мама брала меня в Москву, меня постоянно выгоняли из комнаты, чтобы я не слушала разговоры.
.
Из архива Ирины Новиковой
Я знала, что он был известным писателем. У нас на полках стояли его большие романы, изданные многотысячными тиражами, но аура трагедии и печали, окружавшая его, никогда не была объяснена мне при его жизни.
Даже сегодня, когда я уже старше, чем он, и узнаю о его жизни всё больше и больше, я понимаю, что мое маленькое предательство было одним из многих нечаянных ударов, сумевших сломать его.
Как военный корреспондент Василий Гроссман участвовал в освобождении Треблинки, второго по величине концентрационного лагеря в Европе. Разница между Треблинкой и Освенцимом была в том что в Освенциме люди могли выжить, работая на нужды Германии. Треблинка была только местом казней – лагерем смерти.
Гроссман написал «Треблинский ад» - самое сильное и трагическое из всего, что было написано о Холокосте. Его голос приобретает библейскую мощь, когда он спрашивает: «Каин, где все эти люди, что ты привез сюда?».
Он едет в освобожденный Бердичев, чтобы узнать: его мать Екатерина Савельевна была убита вместе с другими евреями города. Из-за туберкулеза костей она ходила на костылях и не могла бежать. Гроссман был нежно и до отчаяния любящим сыном. Страницы о материнской любви в книге «Жизнь и судьба» принадлежат к лучшим в мировой литературе. Прощальное предсмертное письмо сыну доктора Анны Штрум сегодня как классическую прозу читают актеры мировой сцены.
Пронзительным взором художника наблюдал Гроссман в близких ему семьях трагедии, столь обычные на войне – смерть сыновей. Позже он напишет: «Весь мир виноват перед матерью, у которой убили сына».
К сожалению, этот мой дальний родственник обладал качествами, опасными для жизни в Советском Союзе. Во-первых, он был талантлив, во-вторых, имел совесть. Недаром его прозвали «камертоном совести» Союза советских писателей.
Попробуйте жить, когда невинных людей вокруг тебя, твоих друзей, писателей преследуют, арестовывают и уничтожают каждый день: Бабель, Катаев, Зарудин. Даже война стала для Гроссмана странным облегчением, потому что приостановила сюрреалистическую волну арестов и казней.
Сталин приказал создать Еврейский Антифашистский комитет. На войну ему были нужны деньги американских евреев. В конце войны члены ЕАК Эренбург и Гроссман создали «Черную книгу» - коллекцию чудовищных свидетельств Холокоста на украинских и русских территориях.
. Рост параноидального антисемитизма Сталина приводит к убийству Михоэлса и почти всей верхушки Еврейского Антифашистского комитета. «Черную книгу» уничтожают вместе с подготовительными материалами.
После смерти Сталина люди начинают возвращаться из лагерей. Гроссман, который был очень близок с моей бабушкой (его письма к ней я чудом смогла вывезти из Советского Союза и к ним еще вернусь) просил помочь их общим, выпущенным из лагерей и ссылок друзьям. Сколько трагических историй он выслушал!
Возвращается Татьяна Николаевна Горнштейн, высокая дама, философ международной известности. К ней в Ленинград в 1936 году приезжал знакомиться знаменитый философ венской школы Витгенштейн. Ее муж, профессор философии, был расстрелян на Соловках, а сама она выжила только потому, что работала медсестрой в лагерной больнице. Она рассказывала Гроссману об ученых – математиках и физиках, о писателях, которые умирали в ее лагерной больнице от цинги и голодного поноса, умоляя ее сохранить их рукописи.
Невозможно представить душу Гроссмана, душу человека, который не отвел глаза, а увидел и пропустил сквозь сердце столько чудовищных историй о сталинских и гитлеровских злодеяниях за такое короткое время. В книге «Всё течет» он пишет о голоде на Украине (после насильственных реквизиций зерна и скота), уничтожившем 3 миллиона человек и доведшем крестьян до людоедства.
После войны Гроссман пишет свой главный роман «Жизнь и судьба» - беспощадный обвинительный акт сталинскому и гитлеровскому режимам. Маленькая проблема: в садистском государстве талантливый писатель, да еще с совестью, никогда не мог жить долго. За ним постоянно следили. Советские функционеры понимали, как опасен может быть писатель, вырвавшийся из-под контроля. Честная книга, опубликованная на Западе, может изменить умонастроения полезных идиотов (как их называл Ленин) в американских университетах и повлиять на их политическую позицию.
Сначала Гроссмана вызвали к министру культуры Фурцевой. Бывшая ткачиха, она посылала знаменитых безработных пианистов трудиться на ткацкую фабрику. Она же посоветовала Гроссману поменять тему творчества. Например, написать книгу о славных достижениях советской ткацкой индустрии. Гроссман пришел домой в ярости: «Она будет меня учить, как писать книги!».
Бедный дядя Вася! После всего, что он видел, он всё еще был настолько наивен, что поверил: его «Жизнь и судьба» будет опубликована в Советском Союзе! Он страдал такой верой в людей, что, похоже, надеялся на гуманизацию гиен! Неужели не читал он своих собственных книг?
После того, как книга была представлена серому кардиналу Суслову, главному идеологу Политбюро, тот вызвал Гроссмана и сказал, что в ближайшие 250 лет книга опубликована не будет.
Бригада КГБ пришла с обыском в квартиру Гроссмана. Чекисты забрали все экземпляры рукописи «Жизнь и судьба», копирку, даже ленту от печатной машинки. Машинистку арестовали и допрашивали. Обыскали дачу его родственников. Перекопали весь огород на их даче в надежде найти еще одну копию книги.
Люди вокруг Гроссмана испугались. Его единственная дочь Катя, которую он баловал и содержал, на которую тратил уйму денег в конце жизни, перестала ему звонить. Друзья стали исчезат
Настоящие писатели – ужасно одинокие люди. Вообще писательство сродни вредному производству. В отличие от актеров или дирижеров, у писателей нет аплодирующей, восторженной публики в переполненном зале. Только критика, публичные оскорбления и плевки в лицо. Даже когда писатели побеждают, они часто не узнают об этом. Их единственная поддержка (не всегда) – их семьи.
Гроссман столкнулся с катастрофой. Детище его многолетнего труда, огромный роман «Жизнь и судьба» был конфискован. На вершине своей писательской карьеры, пятидесяти пяти лет от роду он был изгнан со своего поприща. Любые публикации его работ были запрещены. Как однажды горько обмолвился Исаак Бабель: «Я освоил новый литературный жанр – молчание».
Его дочь и многие из его друзей, испугавшись, от него отвернулись. Надежда Гроссмана на социализм с человеческим лицом рухнула.
Все трагедии, прошедшие через его сердце, - Треблинка, нацистские казни, сталинские массовые убийства, аресты и преследования, наконец, его добили. Даже эта девочка, внучка его тетки и любимого друга, что приехала из Ленинграда, отказалсь придти к нему и сказать несколько добрых слов. Уже страдая от смертельной болезни, Гроссман умер через восемь месяцев после моей поездки в Москву.
КГБ не нашло всех экземпляров его книги. «Жизнь и судьба» была напечатана на Западе вместе с другими произведениями Гроссмана все еще при жизни главного идеолога Политбюро Суслова. Сегодня гроссмановские тексты и цитаты множественно используются историками, политологами и писателями пишущими о ХХ веке и о Советском Союзе.
Каждый раз натыкаясь на упоминания о нем в стольких разных книгах я чувствую болезнный прилив памяти, слова, которые я так хотела ему сказать: «Дядя Вася, а мы вас в школе проходили!» - его голос по телефону, умоляющий меня придти, мой жестокий отказ, и ослепительно освещенная сцена во Дворце съездов с Сорокиной и Лавровским, танцующими Большой финал «Лауренсии».
Kim- Администратор
- Возраст : 67
Страна : Район проживания : K-libknehta
Дата регистрации : 2008-01-24 Количество сообщений : 5602
Репутация : 4417
Страница 1 из 1
Права доступа к этому форуму:
Вы не можете отвечать на сообщения
Вс 17 Ноя - 19:01:39 автор Borys
» Мои воспоминания
Пн 28 Окт - 12:39:12 автор Kim
» Ответы на непростой вопрос...
Сб 19 Окт - 11:44:36 автор Borys
» Универсальный ответ
Чт 17 Окт - 18:31:54 автор Borys
» Каких иногда выпускали инженеров.
Чт 17 Окт - 12:12:19 автор Borys
» Спаситель еврейских детей
Ср 25 Сен - 11:09:24 автор Borys
» Рондель Еля Шаєвич (Ізя-газировщик)
Пт 20 Сен - 7:37:04 автор Kim
» О б ь я в л е н и е !
Сб 22 Июн - 10:05:08 автор Kim
» И вдруг алкоголь подействовал!..
Вс 16 Июн - 16:14:55 автор Borys
» Давно он так над собой не смеялся!
Сб 15 Июн - 14:17:06 автор Kim
» Последователи и потомки Авраама
Вт 11 Июн - 8:05:37 автор Kim
» Холокост - трагедия европейских евреев
Вт 11 Июн - 7:42:28 автор Kim
» Выдающиеся люди
Вс 9 Июн - 7:09:59 автор Kim
» Израиль и Израильтяне
Пн 3 Июн - 15:46:08 автор Kim
» Глянь, кто идёт!
Вс 2 Июн - 17:56:38 автор Borys